- Эта дорога, - усмехнувшись, заговорил рыцарь, - ведет в славную крепость Мариенбург, которую вы, жалкие люди, называете Мальборком.
- А, дьявол! - вырвалось у Мадленки. Для любого поляка той поры слова "Мальборк" и "смерть" значили примерно одно и то же. - Ты не врешь? А на другом конце что?
- Замок князя Доминика Диковского, - нехотя ответил рыцарь.
- И что ты там забыл? - спросила Мадленка неприязненно.
- Я вез выкуп за брата Филибера де Ланже, - объяснил рыцарь, - но подлые поляки напали на нас из засады. Лучше мне было умереть, чем снести такой позор.
От подобной наглости у Мадленки захватило дух. Всем полякам было отлично известно, что именно крестоносцы всегда норовят ударить в спину, не то что благородные польские шляхтичи; и нате вам, какой-то недобитый немецкий рыцарь осмеливается утверждать обратное! Но, поглядев в синие глаза, Мадленка немного смягчилась.
- Да, не повезло тебе, - осторожно сказала она. - И другу твоему не повезло.
- Верно. Я должен тебя поблагодарить. Мадленка наморщила нос. Тон ее собеседника безотчетно не нравился ей.
- За что? - сердито спросила она.
- Ведь это ты избавил мою лошадь от страданий. Я хотел сам добить ее, но не смог.
- А… - Мадленка мотнула головой и почесала за ухом. - Так это была твоя лошадь?
- Да.
- Мне очень жаль, - искренне сказала Мадленка. - Такое прекрасное животное было, просто чудо!
Впервые за то время, что они разговаривали, рыцарь позволил себе подобие улыбки.
- Рад, что ты это оценил, юноша. А теперь тебе придется добить меня.
Кожа на скулах Мадленки натянулась, и она метнула на раненого косой взгляд. От деда она усвоила, что добивать раненого врага - постыдно и бесчестно, а безоружного - тем более.
- Нет, - коротко сказала Мадленка. - Я не могу. Прости.
- А обворовывать умирающего можешь? - резко спросил рыцарь, и глаза его потемнели.
- Клинок - всего лишь железо, - нехотя молвила Мадленка и, подумав, добавила: - А жизнь дается от Бога. Как я могу?..
Наступило долгое молчание.
- Пожалуйста, убей меня, - тихо попросил рыцарь. - Ты только избавишь меня от ненужных мучений. - И добавил с жесткой усмешкой: - Я бы наверняка оказал тебе эту услугу.
Мадленка вспыхнула, вскочила с камня, схватив самострел, и замерла. Потом отшвырнула оружие и снова опустилась на камень.
- Не искушай меня, рыцарь, - хрипло сказала она. - Недавно я своими руками вырыл могилу самому близкому мне человеку, и теперь меня не так легко испугать.
- Хорошо, - спокойно сказал крестоносец, - если ты такой трус, - он голосом презрительно подчеркнул слово "трус", - вытащи стрелу, что застряла у меня в боку, чтобы я мог умереть. Поверь, я буду вечно тебе благодарен за это, юноша.
Мадленка побледнела. Ей живо вспомнилось, как она извлекала стрелы из тела своего брата, - однако в глазах рыцаря застыла такая мольба, перед которой она не могла устоять. И, в конце концов, он был прав: лучше всего было бы ему умереть.
- Хорошо, - сказала Мадленка и подошла к нему. - Я выдерну стрелу, только не надо меня благодарить. И убери руку.
Губы рыцаря шевельнулись. Он прошептал что-то вроде "господь мой…" и умолк. Мадленка, нахмурив брови, села на землю, упершись ногами, и схватилась за древко стрелы. Оно было мокрое от крови, и Мадленка определила, что острие глубоко застряло в теле.
- Что ж, рыцарь, - сказала она, - я сделаю это, но только потому, что ты сам захотел. Так что не обессудь.
- Вытащи стрелу, - сказал крестоносец одними губами.
- Хорошо, - спокойно сказала Мадленка. - Как тебе будет угодно.
И с силой рванула древко.
Кровь ручьем хлынула из раны, рыцарь как-то странно всхлипнул и откинулся назад. Струйка крови побежала из его рта. Он закрыл глаза и стал валиться на бок.
Мадленка поднялась, совершенно ошеломленная. В руках она держала в точности такую же стрелу, как те, что убили ее брата.
Глава шестая,
в которой происходит еще меньше
Это был ключ к отгадке, и он наконец-то оказался у нее в руках. Впрочем, для пущей ясности этому ключу кое-чего недоставало, а точнее того, кто в настоящий момент корчился у ее ног.
Мадленка приняла решение моментально. Она бросилась к остаткам хлеба, выдрала мякиш и стала озираться вокруг, ища какое-нибудь целебное растение. Поблизости не оказалось ничего, кроме самого обыкновенного подорожника, но Мадленке и этого было достаточно. Она в спешке накрошила листьев подорожника, смешала их с мякишем и, перевернув синеглазого на спину, стала быстро залеплять его раны. Увы, таков был уровень современной ей медицины. (Кто читал "Огнем и мечом" Сенкевича, наверняка вспомнит, как раны тамошнего витязя лечили, заталкивая в них хлеб, намятый и вовсе с паутиною.)
- Эй, - говорила она, исполняя свою нелегкую работу, - ты, как тебя там, звезда морей, воин солнца, не смей умирать! Мне еще порасспросить тебя надо.
Кровь перестала течь, однако рыцарь не двигался. Мадленка подождала немного, приложила ухо к груди крестоносца, но сквозь доспехи трудно было разобрать, бьется под ними что-нибудь или нет. Мадленка потрогала рыцаря за щеку - щека была теплая, даже горячая. Она встряхнула его руку, уловила у запястья слабое биение и обрадовалась.
- Я молодец! - объявила она, ибо больше похвалить ее было некому.
Но прошло немало времени, прежде чем рыцарь открыл глаза и посмотрел вокруг себя безучастным взором. Когда же он увидел возле себя ненавистного рыжего отрока, весело скалившего торчащие в разные стороны зубы, на лице рыцаря отразилось такое бешенство, смешанное с отчаянием, что Мадленка испугалась. Он приподнял голову и посмотрел на рану на боку, забитую мякишем, после чего негромко и выразительно стал ругать своего благодетеля и спасителя последними словами, которые одинаковы во все решительно эпохи.
- И ни к чему так отчаиваться, - заявила Мадленка, когда рыцарь умолк и, подавившись кровью, закашлялся. - Смерть твоя у тебя еще впереди, и, может статься, ты до заката не доживешь, так что зря убиваешься, поверь мне.
- Значит, ты решил взять выкуп! - процедил сквозь зубы синеглазый, когда перестал кашлять.
- Выкуп? - растерялась Мадленка. - Какой к дьяволу выкуп?
- Я же сказал, я уничтожил Белый замок, - угрюмо сказал крестоносец.
- И что мне с этого? - вне себя вскричала Мадленка. - Что ты этим хочешь сказать?
- Я истребил всех его жителей, - продолжал рыцарь ровно. - Всех, - подчеркнул он, - даже детей и стариков.
- Да? - сухо сказала Мадленка. - Не хотел бы я иметь тебя своим врагом.
- О, - отозвался рыцарь, - смотри-ка, а ты не так уж глуп. Тем не менее многие мечтают сжечь меня живьем, например воевода Лисневский, ведь жена владельца замка была его сестрой. Так что же - ты решил доставить меня ему?
- Чтоб тебе пусто было!.. - разозлилась Мадленка, уразумев, куда он клонит. - Мне от тебя ничего не нужно! Ни Белый замок, ни воевода Лисневский! Я даже отпущу тебя на все четыре стороны, если ты пожелаешь. Я слышу, тут где-то поблизости бродит лошадь, наверное, одна из ваших. Я ее поймаю, посажу тебя в седло, и скачи в свой Мальборк или хоть к самому дьяволу в лапы.
- А ты бы мог получить за меня много денег, - бесстрастно заметил синеглазый. - Очень много.
- Ну да, и будет мне великая честь, что я раненого сдал его врагам! - огрызнулась Мадленка. - Бессовестные вы, рыцари, право, бессовестные, если можете предположить такое!
Так что тебе от меня нужно? - спросил рыцарь после недолгого молчания.
- Мне нужно знать, - заговорила Мадленка, волнуясь, - кто напал на вас.
- И это все? - презрительно спросил рыцарь, скривив красный от крови рот. Он сплюнул в сторону и продолжал: - Могу я узнать, отрок, зачем тебе это надо?
- Нет, ну с тобой потеряешь всякое терпение! - вспылила Мадленка. - Какая тебе разница, в конце концов? Я пытаюсь спасти тебе жизнь, между прочим!
Однако на синеглазого этот довод не произвел ровным счетом никакого впечатления.
- Я вассал господа, - сказал он хладнокровно, - и более ничей. Я не приемлю благодеяний ни от врагов, ни от друзей.
- Ха! - фыркнула Мадленка. - Плохой же ты друг, однако, если товарища своего готов в беде бросить, когда он ждет, что ты выкуп за него привезешь. Ведь если ты умрешь, умрет и он, разве не так? Ты что, бусурман несчастный, этого хочешь?
Щеки рыцаря немного порозовели. Он закрыл глаза, а когда вновь открыл их, Мадленка подивилась сквозившей в них решимости.
- А знаешь, как ни странно, ты прав, - признался он. - Я ведь совсем забыл о нем.
- Ну вот! - обрадовалась Мадленка. - Толку от тебя не добьешься. Говори, кто давеча напал на вас, и ты больше меня не увидишь, обещаю. Захочешь умереть - можешь расковырять рану, я не стану тебе мешать, и бог тебе судья. Ну?
Синеглазый вздохнул.
- Утром на нас напали поляки, - сказал он без особого выражения.
- Я уже слышала, - нетерпеливо отозвалась Мадленка. - А кто именно, ты не разглядел? Чей это был отряд?
- Еще как разглядел, - отвечал рыцарь, - это были люди князя Августа Яворского.
- Князя Августа? - переспросила Мадленка оторопело. - А кто это?
- Племянник князя Доминика, сын его сводной сестры Гизелы… кажется. Мы защищались, но их было слишком много.
Мадленка ударила себя ладонью по лбу. Князь Август. Племянник князя Доминика. Польский шляхтич - однако же, судя по всему, не счел ниже своей чести ограбить крестоносцев. Нет, не будем торопиться, не будем. Попробуем все начать сначала. Так. Крестоносцы - лжецы, это всем известно. Но этому-то какой смысл лгать? Не мог же он сам в себя всадить стрелу для разнообразия, - а стрела была точь-в-точь такая, как те, ну, те самые, она сама видела.
- Что это за дрянь ты засунул в хлеб? - спросил синеглазый, осторожно трогая свою рану.
- Это? А, это подорожник, - рассеянно ответила Мадленка. - Очень хорошо заживляет раны.
Нет, крестоносец всей правды никогда не скажет, и на слова его полагаться нельзя. Надо идти к князю Августу, надо разыскать кузнеца, который делает такие чудные наконечники. Мадленка взяла в руки стрелу, извлеченную из тела крестоносца, и стала ее разглядывать. Синеглазый смотрел на странного отрока с любопытством, но без прежней ненависти.
- Где князь Август теперь? - спросила сквозь зубы Мадленка.
- У дяди своего Доминика гостит, а где же еще? Интересно, отметила про себя Мадленка. Очень интересно. И то, что у дяди, и то, что рыцарям ордена это отлично известно. Ох, не зря дед говорил, что крестоносцы - лучшие на свете воины и что сражаться на их стороне он почел бы великой честью, кабы сердце не говорило ему обратного.
- А своей вотчины у него что, нет?
- Была, - сказал синеглазый коротко. - Но мы ее отвоевали.
Мадленка скользнула по нему взглядом и подумала, что это более чем возможно. Она подобрала окровавленную стрелу и стала вертеть ее в руках.
- Странная стрела, - заметила она.
- Саrrеаu, - пробормотал рыцарь.
- Что? - болезненно вскрикнула Мадленка.
- Это французское слово, - пояснил синеглазый. - Четырехгранная арбалетная стрела, которая пробивает доспехи. Ты и впрямь намерен меня отпустить?
- Угу, - рассеянно подтвердила Мадленка. - А стрелой тебя кто ранил? Ты не видел?
- Графский кнехт Доброслав, - ответил рыцарь и прибавил по адресу оного кнехта, сиречь оруженосца, несколько нехороших выражений.
Мадленка наморщила нос. То, что говорил синеглазый, ей не нравилось, ох как не нравилось. Получалось, что в лесу на них напали свои и свои же, поляки, убили Михала. Не обязательно князь Август, но кто-то из его окружения, пользующийся такими же стрелами. Как-то нехорошо и нескладно выходило все это.
- А ты не мог ошибиться? - спросила Мадленка. - Может, это и не князь Август был вовсе, а кто-то другой?
Боэмунд фон Мейссен усмехнулся такой неприятной улыбкой, что Мадленка осеклась.
- Нет, - твердо сказал он, - это был молодой Август. Я своих врагов хорошо знаю и ни с кем бы его не спутал.
Значит, все-таки придется начать с князя Августа. Если стрелы и впрямь его и если он и в самом деле не побоялся ради денег напасть на крестоносцев, более чем вероятно, что именно он позавчера подстерег их караван, польстившись на богатства Мадленки. И тогда… Бог да хранит князя Августа, потому что она убьет его, и пусть с ней делают потом, что хотят. Только бы знать наверняка, он ли это был или кто-то другой.
- Ладно, это я выясню, - сказала Мадленка, не замечая, что говорит вслух. - Ты мне все сказал? - обратилась он к крестоносцу. - Ничего не утаил?
- Ничего.
- Поклянись.
- Не буду, - совершенно отчетливо ответил крестоносец и поглядел Мадленке в глаза.
- Ну и пес с тобой, - легко согласилась Мадленка. - Сиди здесь, я коня приведу.
- Это конь брата Герхарда, он тебе не дастся, - заметил синеглазый, морщась от боли в боку. Мадленка выпрямилась и снисходительно поглядела на него сверху вниз.
- Не хочется мне тебя разочаровывать, рыцарь, но умом ты совсем не вышел. Меня все лошади любят.
Крестоносец ничего не ответил и закрыл глаза. Мадленка свистнула по-особому и нырнула в кусты, на слух определив, где именно рядом бродит отбившаяся лошадь.
Рыцарь, оставшись в одиночестве, выжидал некоторое время, собираясь с силами, а потом попробовал дотянуться до своего меча, который поблескивал в траве метрах в четырех от лежащего. Стиснув зубы, рыцарь пополз туда и почти ухватился за острие, расположенное ближе к нему, когда вернулась Мадленка, ведя в поводу великолепного серого в яблоках коня. Она укоризненно посмотрела на рыцаря, прищелкнула языком и покачала головой. Синеглазый смирился и лег, прижавшись щекой к протянутой к мечу руке.
- Не-ет, правду говорят наши: нельзя доверять крестоносцам, - заявила Мадленка. - Вот твоя лошадь.
Рыцарь повернулся, оперся о валун и сел. Лицо его было очень бледно, пот градом катился по лбу.
- И ты меня отпустишь? - недоверчиво спросил он. - Просто так?
- А почто ты мне дался? - довольно вежливо спросила Мадленка.
- Может быть, однажды ты пожалеешь об этом, - заметил рыцарь задумчиво.
- Пф, - фыркнула Мадленка. - Не хочу тебя обижать, потому что грех обижать умирающего, но для вассала господа в тебе слишком мало смирения. - На скулах рыцаря проступили желваки. Он сглотнул слюну, но ничего не сказал. - Я же не прошу вечно поминать меня в твоих молитвах, комтур! - ехидно добавила она.
Мадленке пришлось помочь раненому подняться с земли, однако тяжелее всего оказалось для Боэмунда фон Мейссена попасть в стремя. Ему удалось сделать это только с третьей попытки, - но когда Мадленка увидела его в седле, она сразу же почувствовала облегчение. Зла на него она не держала и не видела причин, почему бы ему желать ей зла. В конце концов, она даже оставила ему лошадь, хотя ноги у нее самой дьявольски болели.
- Мое знамя, - потребовал рыцарь. - И меч. И верни мне мой кинжал.
- Ни меча, ни кинжала не получишь, - уперлась Мадленка, - сам знаешь почему. - Она подобрала хоругвь и отвязала ее от древка. - А знамя держи.
- До Торна далеко, - настаивал синеглазый, - Меня могут убить в дороге. - Он даже унизился до мольбы: - Я крестоносец, юноша, я не могу без меча.
Мадленка пожала плечами.
- Если тебя убьют, рыцарь, значит, такова твоя судьба, и, кроме того, я не думаю, что тебе при твоих ранах дадут воспользоваться мечом. Послушай лучше моего совета, сними свой никчемный белый плащ с черным крестом и надень его подкладкой кверху, никто тебя и не тронет.
Из последующих слов рыцаря, весьма энергичных, Мадленка заключила, что он очень хотел бы видеть ее там, где она желала бы оказаться в последнюю очередь. Не слушая больше крестоносца, Мадленка спрятала стрелу, подобрала сумку с остатками еды и зашагала по дороге туда, где должны были располагаться владения князя Доминика.
Мадленка не успела сделать и десяти шагов, когда услышала окрик:
- Эй!
Обернувшись, она увидела все того же раненого рыцаря, сидевшего на своей серой в яблоках лошади.
Надо признать, что на боевом скакуне он смотрелся гораздо выигрышнее, чем в луже крови на земле. Мадленке показалось даже, что он внял ее совету и перевернул плащ изнанкой кверху.
- Я же сказал, я не приемлю благодеяний! - крикнул рыцарь.
- И что это значит?
- Чтоб тебе сдохнуть от чумы! - выкрикнул синеглазый. - Знай, что если ты когда-нибудь мне попадешься, я велю повесить тебя за горло!
Замечу, что это было весьма существенное уточнение, ибо в описываемую эпоху были распространены также способы подвешивания за ноги, за волосы и даже, пардон - ну да, вы, конечно же, сообразительней меня - за половые органы.
Поскольку синеглазый успел порядком надоесть Мадленке своей мелочностью и она уже узнала от него все, что хотела знать, моя героиня ни секунды не колебалась с ответом.
- Чтоб тебе сдохнуть от проказы! - заорала она но всю силу своих легких. - Если ты мне попадешься, то я не стану даже тратить время на то, чтобы плюнуть тебе в лицо!
И, повернувшись спиной к Боэмунду фон Мейссену, пошла прочь.
Глава седьмая,
в которой приводятся весьма любопытные соображения насчет истинного и ложного богатства
Дорога становилась все шире и шире, другие дороги вливались в нее, и Мадленка, убежденная в правильности избранного ею направления, шла прямо, никуда не сворачивая. Мало-помалу стали попадаться люди; двое стариков-нищих, к которым она обратилась, подтвердили, что этот путь точно приведет ее в замок князя Доминика Диковского. Нищие, видимо, принявшие шустрого рыжего мальчишку за своего, посоветовали ему изобразить увечье или измазаться грязью, если он и впрямь хочет поживиться в замке, ибо князь, хоть и богат несметно, денег за так не подает.
Мадленка учтиво поблагодарила за ценные сведения и отправилась дальше. Отнюдь не все, кто ей повстречался, были так просты в обращении, как эти убеленные сединами, все потерявшие в набег татар кроткие старики; однажды Мадленку едва не прибили пьяные крестьяне, а другой раз какие-то бродяги попытались отнять у нее сумку с едой, но Мадленка выхватила из рукава мизерикордию и рукоятью ударила обидчика - маленького кривоногого человечка - в глаз. Бродяга взвыл, а Мадленка пустилась бежать со всех ног и с той поры на всех, кто приближался к ней, глядела исподлобья -дескать, не тронь, а то зарежу.