Когда к ней обращались с расспросами, она коротко отвечала, что ее имя - Михал и что она бежала из монастыря от жестокого обращения, что почему-то никого не удивляло. Словом, Мадленка не сомневалась, что ей удастся без особых приключений добраться до князя и поведать ему всю правду без утайки, если бы не ноги, которые невыносимо ныли. Не раз и не два она проклинала свое легкомыслие и последними словами честила крестоносца за то, что в порыве жалости отдала ему лошадь, которая могла бы ей самой пригодиться, а рыцарю теперь все равно без надобности, ибо он наверняка уже преставился от ран и лежит где-то на дороге добычей для воронья.
Что такое, в сущности, человек без лошади? Да ничто. Пешими разгуливали только нищие да убогие; у любого крестьянина, даже самого захудалого, была своя кляча, а она, Магдалена Соболевская, единственно по неразумию осталась на своих двух. А ведь как помогла бы ей эта лошадь!
"Ну да ладно, - сурово обратилась к самой себе Мадленка, - плачь не плачь, сказал палач, теперь все едино. Да и нечего жалеть о добром деле - так обычно дедушка говорил, а дедушка всегда прав".
Пурпурное солнце половиной своего диска завалилось за окоем, окрасив облака розоватым багрянцем. Мадленка, сидя на обочине (никакой не было возможности двинуться дальше), допила вино и решила, что умрет здесь, но не сойдет с места. В полной безысходности она помолилась всевышнему, чтобы он дал ей мужества ради Михала, убиенного безвинно, и престарелых родителей, пребывающих в Каменках. Солнце зашло, и почти, сразу же стало совсем темно. Мадленка вздохнула, сунула пустую сумку под голову, проверила мизерикордию (с нею было куда легче управляться, чем с громоздким мечом), свернулась калачиком и заснула.
Проснулась она оттого, что, во-первых, было уже совсем светло, и, во-вторых, что-то неприятно щекотало в носу. Мадленка чихнула, перевернулась на бок и смутно услышала чей-то громкий хохот.
Первым побуждением Мадленки было немедленно подняться и навесить шутникам затрещин, но по ряду причин она остереглась это сделать. Муж благоразумный, вычитала Мадленка в какой-то старинной затрепанной книжке, действует по велению рассудка, а чувства оставляет на потом. Судя по хохоту, ее обступило никак не менее пяти-шести человек, а Мадленка вовсе не считала себя Голиафом.
Чуть приоткрыв один глаз, она увидела щегольские сапоги и, чуть выше, польские мечи в ножнах, что ее насторожило и успокоило одновременно. Однако то, что над ней смеялись, пришлось ей так не но душе, что она решила отбить у шутников охоту скалить зубы. Поэтому Мадленка притворилась, что спит, и, когда рука с травинкой, давеча щекотавшей ее, приблизилась снова, резво вскочила на ноги, крепко вцепилась в своего оскорбителя и замахнулась на него кинжалом.
- Кровь Христова! - взвыл оскорбитель, пытаясь вырваться.
Это был светловолосый, совсем молодой парень довольно приятной наружности, с вздернутым носом, усыпанным веснушками, широко расставленными светлыми глазами и щеками, покрытыми пушком. Его спутники отпрянули, кое-кто даже схватился за оружие, но Мадленка, довольная произведенным эффектом, уже опустила кинжал и разжала руку, державшую обидчика.
- Кто таков? - сурово спросила она.
- А ты кто? - рассердился юноша. - Какое ты имеешь право…
Мадленка не успела ответить, потому что двое или трое человек ринулись на нее со всех сторон, норовя отобрать кинжал. Выходило как-то совсем нечестно, поэтому Мадленка решила дать себе волю - одного полоснула ниже уха, другого боднула головой в лицо, а третьему, оказавшемуся сильнее и упорнее прочих - он перехватил ее запястье с мизерикордией и стал выворачивать его, - от души вцепилась зубами в руку.
- Полно, Каролек, оставь его! - велел веснушчатый, надрываясь от смеха. - Оставь его, говорю тебе!
Каролек отцепился от Мадленки и, бурча нечто невнятное и оскорбительное для слуха, отошел зализывать раны. Мадленка сплюнула - во рту появился противный солоноватый привкус, но она была горда, что сумела постоять за себя.
Ты с ума сошел! - обратился веснушчатый к Мадленке. - Зачем ты укусил моего слугу?
- А зачем он на меня полез? - возмутилась Мадленка. - Я, между прочим, польский шляхтич, а не какой-нибудь там оборванец.
- Оно и видно, - проворчал тот, у кого из уха хлестала кровь.
- Видно, что тебя произвели в кардиналы, - хихикнула Мадленка, - то-то ты весь в красном! Не суди по одежде, и не судим будешь!
Веснушчатый рассмеялся.
Так как тебя зовут, храбрый отрок? - спросил он важно, хотя вряд ли был много старше Мадленки.
- Михал, - отозвалась Мадленка не моргнув глазом, - Михал мое имя.
- А дальше как?
- Краковский, - мгновенно сориентировалась Мадленка. Как наверняка помнит благосклонный читатель, Краковом звался любимый город Мадленки.
- И что же ты делаешь на землях благородного князя Доминика? - пытливо продолжал веснушчатый.
- Дело у меня до него, - без малейших обиняков заявила Мадленка. - Очень важное, о котором князю знать потребно, а кроме меня, сообщить ему некому.
- Де-ело? - недоверчиво протянул тот, кого Мадленка цапнула за руку, как собачонка. - Да ты совсем наглец, юноша, как я погляжу. Неужели ты думаешь, у князя найдется время для того, чтобы принимать всех голодранцев, которые являются к нему со своими жалобами?
Мадленка растерянно захлопала глазами, но тотчас оправилась.
- Что ж, может быть, если судить по-твоему, ты прав. Мое богатство - честное имя и чистая совесть; ну-ка, скажи, можешь ли ты похвастаться этим, а?
Укушенный потемнел лицом, что косвенно указывало на отсутствие как имени, так и совести.
- А князя я увижу так или иначе, - спокойно добавила Мадленка. - Ему все равно придется узнать, что творится на его землях.
На это укушенный уже ничего не сказал.
- Ладно, поехали с нами, - великодушно разрешил веснушчатый. - Мы как раз возвращаемся и княжеский замок,
Мадленка вся просияла.
- Это очень мудрое решение, ваша милость. Век проживу, не забуду вашей доброты!
- А ты и впрямь шляхтич? - полюбопытствовал юноша, когда они вернулись на дорогу, где их ждали оседланные лошади, которых стерегли несколько верховых. - Не обессудь, но ты не очень-то похож.
Мадленка выпятила колесом грудь.
- Меч ношу, по-латыни, по-немецки и флорентийски разумею. Какие тебе еще нужны доказательства?
- Даже по-флорентийски? - хмыкнул светловолосый и поглядел на рыжего спутника не без почтения.
- А то как же! - уверенно сказала Мадленка.
- А я латыни не люблю, - признался ее собеседник. - Не дается она мне, проклятая. Как услышу какой-нибудь ablativus, творительный падеж, так прямо скулы сводит.
- Ну ты и неуч! - засмеялась Мадленка и хлопнула юношу по плечу, от чего он даже на месте подскочил. - Но знаешь что я тебе скажу: не всем дано к языкам разумение, зато есть и другие, ничем не хуже этого. Может, в тебе великий ратный талант скрывается - как знать? У всякого человека свое предназначение есть.
Тут подоспели их спутники, и разгорелся спор по поводу того, куда Мадленке деваться. Лишней лошади у разъезда, а Мадленка уже поняла, что это разъезд князя Доминика, не было, а уступить свою никто не желал, Мадленка же уперлась и заявила, что пешком не пойдет ни за какие коврижки. Вмешался недоросль, велел укушенному Каролеку освободить лошадь для "знатного шляхтича". Каролек повиновался с хмурым видом.
- Чтоб ты свернул себе шею, - сказал он тихо и отчетливо, когда Мадленка поднималась в седло.
- А тебе всего, что ты ближним своим желаешь! - ответствовала Мадленка, и кавалькада, за которой следовал пеший слуга, некрупной рысью поскакала к замку князей Диковских.
Глава восьмая,
в которой Мадленка оказывается в затруднительном положении
Дорогой Мадленка разговаривала со своим новым знакомым. Хоть он и был моложе своих сопровождающих, по почтению, какое ему оказывалось, было видно, что он над ними главный, и поэтому Мадленка решила, что для ее целей будет полезнее, если именно он введет ее к князю, а никто другой.
Она узнала, что князь Доминик хотя и не первой молодости (тридцати двух лет всего), но весьма любим своими подданными, уважаем шляхтой, крестоносцам внушает трепет, строг, но справедлив чрезвычайно. Последнее обстоятельство в особенности внушило Мадленке надежду. Три года назад князь овдовел - жена его умерла в родах; недавно он собрался было жениться снова и даже сватов послал, да тут скончалась его мать, высокородная княгиня Эльжбета. Случилось это в самом начале марта, и двор до сих пор соблюдает траур.
К матери князь был привязан чрезвычайно, ведь отец его давно умер и княгине пришлось растить сына одной. Женщины краше и благочестивее ее было не сыскать в целом свете; и слыша, каковскими словами ее расписывает недоросль, Мадленка даже тихо вздохнула от зависти. Интересно, что будут говорить о ней самой, когда она умрет? Точно что не красавица; пожалуй, что благочестива, добра к людям и животным - ну, про последнее вряд ли кто упомянет. И сгинет она бесследно, и только всевидящий Бог один будет помнить, что когда-то существовала такая рыжая Мадленка на белом свете.
- А про что ты хочешь с князем говорить? - полюбопытствовал Мадленкин спутник, когда про самого Доминика уже все было сказано.
Мадленка метнула на юношу короткий взгляд. - Есть дело, - сказала она. - Не обижайся, но я только князю одному имею право сказать, и никому более. Так уж получилось.
- Если это про нападение крестоносцев, то ты опоздал, - заметил собеседник лже-Михала.
- Нападение? Крестоносцев? - поразилась Мадленка. - Ты это про что?
- Да страшное дело, - вмешался один из верховых. - Князь из-за него сон и покой потерял. Убили настоятельницу монастыря святой Клары, мать Евлалию, и много другого народу, добро похитили и сбежали. Теперь они почитай что в Торне, а то и самом Мальборке укрылись. Звери, не люди.
В голове у Мадленки происходило нечто неописуемое.
- Мать Евлалию? Крестоносцы? - заикаясь, пролепетала она. - А откуда это известно?
- А они не всех убили, - отвечал все тот же усатый верховой с подвижным лицом. - Уцелела одна девушка, бог ее спас. Помочь она другим не смогла, зато все видела. Она-то явилась вчера к князю и все ему рассказала. Князь отослал повсюду дозоры, проверить, не появятся ли где крестоносцы, - тут верховой припечатал их выразительным словом, - псы поганые. Ну вот, мы и отправились, а на обратном пути тебя у дороги увидели, ты чисто как мертвый лежал. ан нет, оказалось, живехонек.
Верховой продолжал говорить, но Мадленка уже не слушала его. "Уцелела одна девушка. Одна девушка… Урсула? Господи, не может быть. Я же сама, своими руками похоронила ее. Не может быть".
- А как ее звали, эту девушку? - быстро спросила Мадленка. - Ну, ту, что все видела? Верховой наморщил лоб.
- Звали? А, чудное такое имя. Мадленка Соболевская, вот как. Она должна была вступить в монастырь, ну, настоятельница и забрала ее с собой. Только она одна и уцелела.
Все поплыло перед глазами Мадленки. Она посерела лицом и крепко вцепилась в луку седла.
- Магдалена Соболевская! - вырвалось у нее в отчаянии.
Точно так, - отозвался верховой. - Вчера она добралась до нас еле живая. Двор гудит, шляхта негодует, все вверх дном. Хотят в Краков к самому королю послать, просить, чтобы разрешил воевать с немцами. Неслыханное дело!
Да уж, это было точно.
"А может, они шутят? - мелькнула в мозгу Мадленки спасительная мысль. - Узнали, что я не я - что я Мадленка - шутят - это шутка - это…" Но она поглядела в лицо верховому, поглядела на серьезный профиль юноши, ехавшего бок о бок с ней. Нет, эти не шутили. Тогда что? Что? Что? "Господи, дай мне сил".
- А хлопец-то побледнел даже, - молвил участливо верховой, поглядев в лицо сникшей Мадленке.
- Ужасное злодеяние, - молвила Мадленка, еле ворочая языком. - Мать Евлалия… я слышал о ней…
- Да, - подхватил другой (тот, кого Мадленка боднула лбом в лицо), - мы тоже хорошо ее знали. Она же совсем недавно гостила у князя, с матерью его была, когда та умирала. Упокой, господи, ее душу, - и всадник набожно перекрестился.
"Но я? Мне-то что делать? - думала бедная Мадленка. - Кто я? Где я?"
От таких мыслей в пору было сойти с ума.
- Значит, это все крестоносцы, - пробормотала она.
- Да. Панна Соболевская их очень хорошо разглядела. Налетели тучей, перебили всех и умчались.
- А князь что говорит?
- Что? Что крестоносцам плохо будет. Попался нам тут недавно один, без пропускного свидетельства ехал. Князь за него выкуп затребовал, да, видно, зря. Казнить его надо было прилюдно, чтобы прочим неповадно было, - так я считаю.
"Но крестоносцы-то тут ни при чем".
Мадленка встряхнулась. Они подъезжали к замку, и она внезапно ощутила прилив сил.
"Все это ложь. Паутина лжи, детище лукавого. Но я разорву ее. Во имя всего, что мне дорого; и бог не оставит меня. Не для того он провел меня через кровь близких и смертельные опасности к этому месту".
Мадленка спешилась во дворе, и подбежавший слуга вмиг принял лошадь.
- Эй, Михал! - крикнул веснушчатый. - Далеко не уходи, я доложу о тебе князю и скажу, когда он сможет тебя видеть.
- Благодарствую, - чинно ответствовала Мадленка. Потом, спохватившись, продолжала: - Простите великодушно, запамятовал ваше имя, любезный господин.
В светлых глазах юноша мелькнули искорки.
- А ты его и не спрашивал, - отозвался он весело. - Я Август, князь Август Яворский, племянник Доминика.
Это было уже слишком. Бедной Мадленке почудилось, что земля уходит у нее из-под ног. Она всплеснула руками и стремительно бросилась бежать, пока не скрылась за углом.
- Эк живот-то схватило у бедняги, - посочувствовал усатый верховой.
Глава девятая,
в которой Мадленка лакомится пирогом
Верховой не ошибся: целью Мадленки был именно нужник.
Нос (то есть запах) привел лже-Михала к укромной будке, лепившейся на некотором отдалении от жилых строений. Оттуда как раз выходил какой-то паж с физиономией, на которой большими буквами было написано невиданное блаженство. Мадленка юркнула мимо него в заветное убежище и прикрыла дверь.
Сам нужник, то есть, так сказать, его сердце, представлял из себя длинную яму, поперек которой были зачем-то проложены доски. О том, как здесь пахло, наверное, лучше умолчать. Впрочем, в данную минуту нужник Мадленку не интересовал.
Девушка распустила веревку, поддерживающую штаны вместо пояса, поглядела внутрь и для верности даже пощупала. Она подозревала, что бог сыграл с ней скверную шутку и в отместку за то, что она вопреки естеству переоделась в мужскую одежду, превратил ее в мальчика. Тогда бы хоть как-то объяснилось появление второй панночки Соболевской, которой первая, то есть подлинная Мадленка, попросту перестала быть. Мадленка знала, что в воле божией совершать и не такие чудеса.
К своему неимоверному облегчению, она обнаружила, что со вчерашнего дня ничего не переменилось, что она по-прежнему девочка, а не мальчик, хоть и зовет себя Михалом. Тут Мадленка напоролась на острие одной из двух стрел, которые по-прежнему таскала под курткой, и чуть не вскрикнула. Вдобавок она внезапно почувствовала, что в будке темно, неуютно и амбре как-то не того-с, так что лучше убраться отсюда, да поскорее. В дверь уже ломились страждущие, и Мадленка, наскоро заправившись, уступила им место.
"Я - это я. Я - это Мадленка Соболевская. А та, другая - самозванка, и я ее разоблачу".
С такими мыслями Мадленка отправилась в прогулку по замку князя Доминика. Сам замок оказался огромен, хотя более раскинулся вширь, чем ввысь. Две стены укреплений и ров, заполненный зеленоватой водой, делали его, на взгляд Мадленки, совершенно неприступным.
"Ого! Немудрено, что князь Доминик не боится крестоносцев".
Особенно восхитил Мадленку огромный "огнеплюй" - тяжелая чугунная пушка, выставившая свое рыло в небо. Мадленка поцокала языком и обошла махину кругом. От деда она слышала о таких диковинах, посылающих ядра с порохом на огромное расстояние. Правда, огнеплюи пока очень несовершенны и все норовят взорваться при первом выстреле. Дед говорил, что тут нужна тонкая наука, чтобы разобраться что к чему, а покамест придется обходиться старыми добрыми баллистами и катапультами.
- Ваша милость! - настойчиво произнес чей-то голос не то в третий, не то в тринадцатый раз над ухом у Мадленки.
Мадленка подпрыгнула на месте и резко повернулась к говорившему. Им оказался аккуратный юноша, чистый лицом, с виноватыми добрыми глазами и впалой грудью.
- Вы Михал Краковский? Князь Август велел мне позаботиться о вас. Я Дезидерий, слуга его княжеской милости.
Ага, подумала Мадленка. Знаем мы вашу милость. Разбойник, и ничего более. Надо быть осторожной и держаться начеку; кто его знает, с какой целью он подослал этого Дезидерия. Человек с такой честной физиономией наверняка не может не быть злодеем.
- Дезидерий, - сказал "Михал" вслух, - я давно в дороге.
Намек был понят мгновенно, и минут десять спустя в одной из многочисленных комнат замка Мадленка уписывала превосходный обед. Дезидерий стоял рядом и по знаку Мадленки подносил все новые и новые блюда, дивясь про себя прожорливости княжеского протеже.
- Вы откуда изволили прибыть - из Кракова? - спросил Дезидерий между уткой с яблоками и мясным пирогом.
Вопрос не понравился Мадленке, тем более что она сама не знала, как на него ответить, чтобы не возбудить подозрений.
- Я из монастыря, - коротко сказала она. - А где князь Август?
- Занят.
Мадленка вздохнула и отпила вина, мучительно соображая. Во-первых, следовало отбить у Дезидерия охоту к расспросам; во-вторых, неплохо бы его самого порасспрашивать. В-третьих, в замке происходит непонятно что, и поэтому следовало действовать особенно осмотрительно. Верить же никому нельзя. Взять хотя бы Августа: такой симпатичный отрок, и лицо открытое, располагающее, а вот поди ж ты - напал на крестоносцев, и не исключено, что засада в лесу тоже его рук дело. Откуда только взялась эта самая лже-Мадленка (тут лже-Михал яростно закашлялся), совершенно непонятно.
- Он известит вас, когда вы сможете увидеть князя Доминика, - подал голос верный Дезидерий.
Мадленка решилась.
- Хороший ты человек, Дезидерий, и хозяин твой тоже (Дезидерий согласно наклонил голову), дай ему Бог здоровья и всяческого благополучия, и тебе тоже. Но, наверное, после того, что произошло с матерью Евлалией, и вся эта суматоха, и вот та девушка… Как бишь ее?
- Магдалена Соболевская, - подсказал хлопец услужливо.
- Вот-вот, - поддакнула. Мадленка, дернув щекой, - и эти крестоносцы, которые бесчинствуют, презирая христиан… - Тут Мадленка икнула и прикрыла рот ладонью. - А что произошло все-таки? - спросила она внезапно с преувеличенным любопытством, снижая голос до шепота. - Что, богатство настоятельница с собой везла огромное? Садись, Де-шдерий, да расскажи мне, а то я, признаться, ничегошеньки не понял.
В глазах Дезидерия мелькнуло уважение. "Этот, хоть и с князем, говорят, запанибрата, перед нашим братом не ломается, не чинится", - подумал он и, не заставляя долго себя упрашивать, сел на предложенное место.