4
У достопочтенной миссис Клод Анкред был в Челси домик. Как жилище он представлял собой полную противоположность Анкретону. Здесь все было - свет и простота. Аллейна проводили в гостиную со свежевыкрашенной штукатуркой, современной мебелью и огромным окном во всю стену, из которого открывался вид на реку. Бледно-желтые гардины, усыпанные серебряными звездочками, - этот цвет, со светло-вишневым оттенком, господствовал во всей комнате. На стенах висели три картины - Матисс, Кристофер Вуд и, к немалому удовольствию Аллейна, Агата Трой. "Смотрю, тебя не забывают", - подмигнул он ей, и в этот самый момент в комнату вошла Дженетта Анкред.
Интеллигентная на вид женщина, подумал он. Она приветствовала его, как обыкновенного гостя, бросив взгляд на картину, сказала: "Видите, у нас есть общие друзья" - и заговорила о Трой и их встрече в Анкретоне.
Аллейн отметил, что во всей ее повадке есть нечто неуловимо ироническое. Ни на чем нельзя настаивать, ничто не следует подчеркивать, казалось, говорила она. Ничему не следует придавать чрезмерного значения. Категорические высказывания - глупость, от них всем сплошное неудобство. Это впечатление подчеркивалось легкостью интонации, лишенной каких-либо обертонов, выражением глаз, формой рта - миссис Клод Анкред все время воздвигала какие-то невысокие покачивающиеся барьеры, заставляющие сомневаться в полной искренности ее слов. О живописи она говорила со знанием дела, но словно бы несколько самоуничижительно. У Аллейна сложилось впечатление, что она всячески оттягивает начало разговора, ради которого он пришел сюда.
- Вы, разумеется, уже догадались, почему я попросил вас о встрече, - не выдержал он наконец.
- Вчера вечером заходил Томас. Он рассказал о вашей поездке в Анкретон. Какой неприятный оборот дела, верно?
- Мне бы очень хотелось знать, что вы обо всем этом думаете.
- Я? - с некоторым неудовольствием повторила она. - Боюсь, ничем не могу быть вам полезна. Я в Анкретоне всегда посторонняя, всего лишь зрительница. И пожалуйста, не надо говорить, что зрители-то видят игру лучше других. В этом случае зритель видит совсем мало.
- Пусть так, - рассмеялся Аллейн, - и все же что он думает?
Дженетта помолчала немного, глядя мимо Аллейна в большое окно.
- Мне кажется, - пробормотала она, - что почти наверняка все это чистый спектакль. Все, с начала и до конца.
- Убедите нас в этом, - сказал Аллейн, - и вся криминальная полиция навеки у ваших ног.
- Да вы сами посмотрите. Все эти мои свойственники - это же чистый гротеск. Нет, я очень привязана к ним, но вы даже и вообразить не можете, какой это гротеск. - Она замолчала и после некоторого раздумья добавила: - Впрочем, миссис Аллейн видела их всех. Наверное, рассказывала.
- Немного.
- Когда-то во всем виделся заговор. Полин заподозрила славного маленького австрийского доктора, который впоследствии стал большим человеком в большой клинике. В то время он помогал заниматься с детьми. Затем его место заняла бедная мисс Эйбл, которая, как Полин кажется, роняет ее значение в глазах Пэнти. Я вот все думаю: оставив сцену, не решила ли Полин, что ей необходимо найти новый выход для своих актерских инстинктов. И с другими точно также. Естественно, мисс Орринкурт вызывает у них неприязнь, а неприязнь и подозрительность есть нечто неотделимое от Анкредов.
- Что вы думаете о мисс Орринкурт?
- Я? Ну что сказать, красотка. Безупречный в своем роде экземпляр.
- А помимо красоты?
- А помимо вроде ничего и нет. За исключением, конечно, поразительной вульгарности.
Интересно, она на самом деле так думает или просто прикидывается, рассуждал сам с собой Аллейн. Ведь ее дочь так много теряет из-за Сони Орринкурт. Неужели она способна на такую объективность? Вслух же сказал:
- Вы ведь присутствовали при том, как на блюде для сыра обнаружилась вдруг книга о бальзамировании, верно?
- Ну да. - Миссис Анкред слегка поморщилась.
- Как думаете, кто бы мог положить ее туда?
- Боюсь, подозрения мои падают на Седрика. Хотя зачем это ему?.. Пожалуй, единственная причина заключается в том, что никто другой, мне кажется, этого придумать не мог. Жуткое дело.
- А анонимки?
- По-моему, одних и тех же рук дело. Не могу представить себе, чтобы кто-нибудь из Анкредов… В конце концов, они же не… ладно.
У нее была манера понижать голос так, словно она утрачивала веру в то, что сама же только что и сказала. У Аллейна возникло ощущение, что она обеими руками отталкивает саму мысль об убийстве - не столько из-за мерзостности самого этого акта, сколько из-за прегрешения против вкуса.
- Стало быть, на ваш взгляд, - продолжал он, - подозрения против мисс Орринкурт безосновательны и сэр Генри умер своей смертью?
- Именно так. Я уверена, что все это спектакль. Они знают, как все было на самом деле. А это всего лишь одна из их обычных "штучек".
- Но в такую версию как-то не очень укладывается банка с крысиным ядом, как по-вашему?
- Стало быть, существует другое объяснение.
- Единственное, что мне приходит в голову, - заметил Аллейн, - просто банку подбросили. Но, принимая такое предположение, следует согласиться и с чем-то не менее серьезным, а именно: кто-то пытается навлечь подозрение в убийстве на невинного человека. А это уже само по себе представляет собой…
- Да нет же, нет! - воскликнула миссис Анкред. - Вы просто не знаете Анкредов. Они погружаются в мир собственных фантазий, даже не задумываясь ни о каких последствиях. Эту несчастную жестянку могла положить в саквояж горничная, да мало ли каким образом она могла попасть туда. Может, годами валялась на чердаке. Подозрения Анкредов ничего не значат, ровным счетом ничего. Умоляю вас, мистер Аллейн, забудьте вы про всю эту чушь. Да, чушь опасную и дурацкую, но - совершенную чушь.
Она наклонилась вперед, стиснув руки. Во всем ее облике появилась напряженность, даже страстность, каких раньше не было.
- Если это и чушь, - сказал Аллейн, - то довольно зловещая.
- Да глупости все это, - настаивала она, - положим, недобрые, но все равно детские фокусы.
- Буду счастлив, коли так и ничего больше.
- Похоже, не очень-то вы в это верите.
- Открыт для убеждения, - небрежно бросил Аллейн.
- В таком случае я уж постараюсь убедить вас!
- В любом случае вы можете помочь мне, заполнив некоторые пропуски. Например, вы могли бы рассказать о встрече в гостиной, когда все вернулись из театра. Как все протекало?
Не отвечая на его вопрос прямо, она вернулась к своей прежней манере:
- Извините, ради Бога, за настойчивость. Глупо как-то навязывать свои представления другим людям. В таком случае они просто ощущают некое сопротивление. Но видите ли, я слишком хорошо знаю своих Анкредов.
- А я пытаюсь узнать своих. Так что там было после окончания праздничного застолья?
- Ну, двое гостей, пастор и местный сквайр, распрощались со всеми в зале. Прямо-таки рассыпались в благодарностях, славные люди. К тому времени мисс Орринкурт уже ушла к себе. Миссис Аллейн осталась с Фенеллой и Полом в театре. Остальные спустились в гостиную, где началась обычная семейная свара. На сей раз она вертелась вокруг этого жуткого надругательства над портретом. Потом подошли Пол и Фенелла, от которых мы узнали, что ущерба причинено не было. Естественно, все были возмущены. Могу сказать, что моя дочь, пребывающая еще в том возрасте, когда восхищаются героями, буквально влюбилась в вашу жену. Эти двое детей увлеклись идеей детективного расследования, вернее, тем, что рисуется им таковым. Миссис Аллейн не рассказывала вам?
Да, Трой все ему поведала, тем не менее Аллейн вновь выслушал историю о кистях и отпечатках пальцев. Хозяйка излагала ее в мельчайших деталях, приглашая гостя посмеяться и, на его взгляд, несколько преувеличивая значение этого эпизода. А вот когда Аллейн попросил ее припомнить подробности разговора в гостиной, она постаралась уклониться от всякой определенности. Ну, говорили о том, в какую ярость пришел сэр Генри, что он позволял себе за столом. Сэр Генри послал за мистером Рэттисбоном.
- В общем, это было очередное на редкость бурное застолье, - сказала она. - Все, кроме Седрика и Милли, были буквально потрясены завещанием, которое он огласил за ужином.
- Все? И ваша дочь, и мистер Пол Анкред тоже?
- Бедняжка Фен, - с несколько напускной небрежностью ответила она, - унаследовала анкредовский темперамент, но, к счастью, без его крайностей. Пола, благодарение Господу, это не коснулось, что отметить особенно приятно, ведь он вскоре будет моим зятем.
- А как вам кажется, в ходе этого разговора кто-нибудь выказывал особенную враждебность по отношению к мисс Орринкурт?
- Да все ворчали. Все, кроме Седрика. Но они все время на кого-нибудь ворчат. Так что не надо придавать этому значения.
- Миссис Анкред, - возразил Аллейн, - если бы вас вдруг лишили приличного состояния, нельзя сказать, что ваше недовольство не имело бы значения. И я уверен, что вы немного обиделись за свою дочь.
- Вовсе нет, - поспешно возразила она. - Как только Фен сказала мне о своей помолвке, я тут же поняла, что дед будет недоволен. Браки между кузенами - один из его пунктиков. Я не сомневалась, что он вычеркнет обоих. Мстительный был старик. К тому же Фен и не пыталась скрыть своей антипатии к мисс Орринкурт. Она говорила… - Мисс Анкред осеклась. Аллейн заметил, что руки у нее задрожали.
- Да?
- Она была совершенно откровенна. Этот союз оскорблял ее вкус. Вот и все.
- А что она думает обо всем этом деле, я имею в виду письма и все остальное?
- То же, что и я.
- Что вся история - просто плод воображения со стороны некоторых наиболее впечатлительных членов семьи?
- Да.
- Не возражаете, если я встречусь с ней?
Молчание, вдруг повисшее в комнате, длилось не более мгновения - краткая заминка в ровном звучании голосов собеседников, - и тем не менее Аллейну оно показалось красноречивым. Хозяйка словно бы поморщилась от неожиданной боли и взяла себя в руки, чтобы скрыть ее. Она наклонилась вперед и заговорила с особенной откровенностью:
- Мистер Аллейн, хочу попросить вас об одолжении. Оставьте, пожалуйста, Фенеллу в покое. Девушка она чрезвычайно ранимая и чувствительная. Чрезвычайно. По-настоящему. В этом смысле она отличается от Анкредов с их деланной чувствительностью. Вся эта неприятная возня вокруг ее помолвки, шок от смерти деда, а тут еще эта мрачная, жуткая история - в общем, все это совершенно выбило ее из колеи. Она оказалась случайной свидетельницей вашего звонка, когда мы уславливались об этой встрече, и даже это произвело на нее гнетущее впечатление. Я отослала ее, и Пола тоже. Прошу вас проявить понимание и оставить ее в покое.
Аллейн заколебался, подыскивая наиболее вежливую форму отказа, а также раздумывая, нет ли у ее нервозности более веских оснований, чем то, что он только что услышал.
- Поверьте, - настаивала она, - Фенелла вам ничем не поможет.
Не успел он ответить, в комнату вошла Фенелла в сопровождении Пола.
- Извини, мама, - поспешно проговорила она звонким голосом. - Я знаю, ты не хотела, чтобы я была здесь. Но так надо. Есть нечто такое, чего мистер Аллейн не знает, и я должна сказать ему это.
Глава 16
ПОСЛЕДНИЙ, ВНЕ ВСЯКИХ СОМНЕНИЙ, ВЫХОД СЭРА ГЕНРИ АНКРЕДА
1
Впоследствии, когда он рассказывал Трой о появлении Фенеллы, Аллейн заметил, что более всего его поразило тогда savoir-faire Дженетты Анкред. Ясно, что такого поворота событий она не ожидала и внутренне была потрясена. Тем не менее самообладание ей не изменило, какие изменила и легкая ирония, всегда ощутимая в ее изысканных манерах.
- Какой сюрприз, дорогая. Мистер Аллейн, это моя девочка Фенелла, а это мой племянник Пол Анкред.
- Извините за вторжение, - начала Фенелла. - Добрый день. Нельзя ли поговорить с вами? - Она протянула Аллейну руку.
- Только не сейчас, - возразила ее мать. - Мы с мистером Аллейном немного заняты. Нельзя ли немного отложить, дорогая?
Фенелла нетерпеливо, нервно сжимала его руку.
- Ну пожалуйста, - прошептала она.
- Почему бы нам ее не послушать, миссис Анкред? - предложил Аллейн.
- Это важно, мама. Честное слово.
- Пол, может, ты утихомиришь эту сумасбродку?
- Мне тоже кажется, что это важно, тетя Джен.
- Дорогие мои дети, ну откуда вам знать…
- Так уж получилось, тетя Джен. Мы вполне хладнокровно все обсудили. Мы отдаем себе отчет в том, что сказанное нами может получить широкий отклик и вызвать семейный скандал, - с чем-то похожим на удовлетворение продолжал Пол. - Не то чтобы эта перспектива нас так увлекала, но любой другой путь был бы нечестным.
- Мы становимся под сень закона, - громко проговорила Фенелла. - Было бы нелогично и нечестно пытаться обойти правосудие ради спасения лица семьи. Мы отдаем себе отчет, что имеем дело с довольно отталкивающей ситуацией. Но принимаем на себя ответственность, верно, Пол?
- Да. Нам это не нравится, но иначе нельзя.
- О Господи, - выдохнула Дженетта, - ну к чему весь этот пафос? Анкреды, настоящие Анкреды - оба!
- Ты ошибаешься, мама. Ты ведь даже не знаешь, что мы собираемся сказать. Это не театр, это дело принципа, можно даже сказать жертва.
- И вы, будучи в своих глазах людьми высоких принципов, готовы ее принести. Мистер Аллейн, - словно бы продолжала Дженетта, - в конце концов, с вами-то мы разговариваем на одном языке. Потому самым серьезным образом прошу вас отнестись к тому, что скажут эти смешные дети, с большой долей скепсиса.
- Мама, это важно.
- Ну что ж, послушаем, - сказал Аллейн.
Как он и ожидал, Дженетта уступила с юмором и достоинством.
- Ладно, если мы так уж нуждаемся в поучениях… Да вы хоть присядьте и бедному мистеру Аллейну позвольте сесть.
Фенелла повиновалась с какой-то неуловимой прелестью, столь свойственной всем Анкредам женского пола. Трой права, Фенелла - очаровательная девушка. Непринужденность матери дополнялась в ней наследственной красотой Анкредов, некоей аристократической утонченностью. Такая может сделать честь семье, подумал Аллейн.
- Мы с Полом, - сразу же начала Фенелла, глотая слова, - много говорили на эту тему. С тем самых пор, как получили письма. Поначалу мы решили, что не будем ни во что ввязываться. Люди, способные на такое, думалось нам, - это же нечто невообразимое, даже подумать страшно, что это мог сделать кто-то из домашних. Мы были абсолютно убеждены, что сказанное в письмах - гнусный обман.
- Именно это, - без выражения заметила ее мать, - я только что сказала мистеру Аллейну. Право, дорогая…
- Да, но это еще не все, - нетерпеливо прервала ее Фенелла. - Нельзя же просто пожать плечами и сказать: какой ужас. Извини, мама, но это совершенно в духе вашего поколения. Легкость в мыслях. В некотором роде можно сказать, что такое отношение к вещам приводит к войнам. Во всяком случае, так кажется нам с Полом. Верно, Пол?
- Мне кажется, тетя Джен, - решительно заявил Пол, у которого раскраснелись щеки, - Фенелла вот что хочет сказать: нельзя от всего отмахиваться со словами - мол, чепуха все это, яйца выеденного не стоит. Потому что это не так, все намного серьезнее. Если Соня Орринкурт не отравила деда, значит, в доме есть некто желающий, чтобы ее повесили за проступок, которого она не совершала, а это фактически равно утверждению, что в доме живет убийца. Верно, сэр? - Пол повернулся к Аллейну.
- Не обязательно, - возразил он. - Ложное обвинение может быть выдвинуто в уверенности, что это правда.
- Только не тем, - покачала головой Фенелла, - кто рассылает анонимки. К тому же, пусть такая уверенность и была, обвинение-то, мы это знаем, все равно ложное, и правильнее всего было бы так и сказать и… и… - она запнулась, сердито покачала головой и закончила, по-детски запинаясь, - заставить тех, кто это сделал, признаться, и пусть заплатят хорошенько.
- Может, выстроим все по порядку? - предложил Аллейн. - Вы утверждаете, что сказанное в письме - ложь. Откуда вам это известно?
Фенелла бросила на Пола взгляд, исполненный некоей отчаянной решимости, повернулась к Аллейну и выложила всю историю:
- Это было в тот вечер, когда миссис Аллейн и эта женщина поехали в аптеку и привезли детское лекарство. Седрик, Пол и тетя Полин ужинали где-то не дома, а я простудилась и вообще отказалась от еды. А до того занималась тем, что помогала тете Милли расставлять цветы в гостиной и убирала в кладовке, где держат вазы. Она расположена несколькими ступенями ниже коридора, ведущего из зала в библиотеку. Дед заказал для Сони орхидеи, и она зашла за ними. Выглядела, должна признать, неотразимо. На плечах меха, а сама словно сверкает. Она влетела в гостиную и, увидев охапку совершенно божественных орхидей, сказала этим своим жутким голосом в нос: "Маленькие какие-то, а? Даже на цветы не похожи, а?" Все, что она делала, все ее высказывания - это было так пошло, что я буквально вскипела. У меня была, повторяю, простуда, и чувствовала я себя омерзительно. Вся пылала. Говорила я что-то ужасное, что-то насчет замухрышки, которой бы только побольше урвать, и что следовало бы ей хотя бы элементарные приличия соблюдать. И еще я сказала, что одно ее присутствие в доме - оскорбление всем нам и что когда ей удастся-таки окрутить деда и заставить жениться, она пустится во все тяжкие со своими кошмарными приятелями, пока ему не хватит добропорядочности умереть, оставив ей все свои деньги. Да, мама, признаю, это было ужасно, но все это буквально рвалось из меня, никак не могла остановиться.
- Бедняжка, - пробормотала Дженетта Анкред.