- Тут важно то, как она восприняла все это, - продолжала Фенелла, не сводя взгляда с Аллейна. - Должна признать, восприняла совсем неплохо. Легко вам говорить, сказала она, а вот попробовала бы сама по себе, без костылей жить и без всякой надежды добиться чего-то в своем деле. Знаю, говорит, на сцене я ничего не умею, разве что в шоу каком, на подхвате, выступать, да и то недолго. Я помню, что она сказала, слово в слово. Пошлейший театральный слэнг. Вот как это звучало: "Знаю я, что все вы думаете. Вы думаете, что я просто завожу Нодди, чтобы выудить из него как можно больше. Думаете, что, когда мы поженимся, я займусь чем-нибудь эдаким. Слушайте, все это я уже проходила, и кому, как не мне, судить о своем положении". А потом она сказала, что всегда считала себя Золушкой. И еще сказала, что и не ожидала, будто я пойму, каково это для нее - стать леди Анкред. Она была на редкость откровенна, прямо как ребенок. Она говорила, что лежит, бывало, ночью в постели и воображает, как будет называть в магазине свое имя и адрес и каково это будет услышать в ответ: "миледи". "Шикарное дело, подумать только! Вот это да, малыш!" Мне даже кажется, она забыла о моем присутствии, а самое удивительное заключается в том, что я на нее уже не злилась. Она задавала мне разные вопросы относительно старшинства, например, следует ли ей на приеме идти впереди леди Баумштайн. Бенни Баумштайн - жуткий тип, владелец "Солнечного диска", это шоу такое. Она там как-то выступала. Когда я сказала, что да, конечно, она впереди, Соня залопотала что-то, словно девчонка-пастушок, сгоняющая коров в стадо. Конечно, все это выглядело диковато, но в то же время настолько естественно, что я даже зауважала ее. Она сказала, что "акцент" у нее - ее собственное слово - не такой уж резкий, и она надеется, что Нодди обучит ее более изысканному языку. - Фенелла перевела взгляд с матери на Пола и беспомощно покачала головой. - Спорить было бессмысленно, - сказала она, - я просто уступила. Все это было ужасно и в то же время забавно, а главным образом по-настоящему жалко. - Фенелла снова посмотрела на Аллейна: - Не знаю уж, поверите ли вы всему этому.
- Вполне, - кивнул Аллейн. - При нашей с ней встрече она сразу ощетинилась, выглядела злой и раздраженной, и все-таки я тоже заметил в ней что-то подобное тому, о чем вы говорите. Упрямство, наивность, искренность - все вместе. И это всегда обезоруживает. Такими иногда воры-карманники бывают.
- Странно, - продолжала Фенелла, - но я почувствовала, что у нее есть свои представления о чести. И хоть сама мысль о ее браке с дедом вызывала у меня отвращение, я убедилась, что играет она по правилам - своим, конечно. А самое главное, мне показалось, что титул для нее гораздо важнее денег. Она была нежна, она была полна признательности за то, что дед собирается одарить ее титулом, и никому не позволила бы воспрепятствовать этому намерению. Я все не сводила с нее глаз, и в какой-то момент она взяла меня за руку, и, верьте - не верьте, мы пошли наверх вместе, словно школьные подружки. Она пригласила меня в свои страшноватые покои, и, поверите ли, я сидела у нее на постели, пока она обливалась довоенными духами, красилась и переодевалась к ужину. Затем мы перешли ко мне, и уже она сидела на моей постели, пока я переодевалась. Все это время она ни на секунду не закрывала рта, а я была словно в трансе. Все это было, знаете ли, весьма необычно. Мы спустились вниз, все еще об руку. И застали там тетю Милли, она ругалась, что никак не может найти деловых и детских лекарств. Мы оставили то и другое в домашней оранжерее, и самое странное, - задумчиво закончила Фенелла, - заключается в том, что хоть ее отношения с дедом по-прежнему вызывали у меня яростное сопротивление, мужество и решимость Сони не могли не завоевать моей симпатии. И знаете ли, мистер Аллейн, я поклясться готова, что она не сделала деду ничего плохого. Вы мне верите? И как, на ваш взгляд, то, что я рассказала, действительно важно, как кажется нам с Полом?
Аллейн, который все это время наблюдал за тем, как Дженетта Анкред постепенно освобождается от напряженности и краска возвращается на лицо, отвлекся и согласно закивал:
- Очень может быть. По-моему, вы очистили чрезвычайно замусоренный угол.
- Замусоренный угол? - переспросила Фенелла. - То есть вы хотите сказать?..
- Что-нибудь еще?
- Теперь очередь Пола. Давай, Пол.
- Дорогая, - проговорила Дженетта Анкред, и эти четыре слога, произнесенные ее низким голосом, прозвучали как новое предупреждение, - тебе не кажется, что свою позицию ты уже высказала? Может, хватит?
- Нет, мама, не хватит. Пол.
Пол начал довольно напряженно и чуть ли не с извинений:
- Боюсь, сэр, все то, что я собираюсь сказать, покажется самоочевидным, а может быть, и напыщенным, но мы с Фен много говорили на эту тему и пришли к определенному выводу. С самого начала было ясно, что в анонимках подразумевается Соня Орринкурт. Она - единственная, кто не получил письма, и она же - единственная, кто более всего выигрывает от смерти деда. Но письма написаны до того, как в ее саквояже нашлась эта банка с крысиной отравой, да и до того, как ей хоть что-то могли вменить. Так что, если она ни в чем не виновата, а я согласен с Фенеллой, что так оно и есть, это может значить одно из двух. Либо автор анонимки знает что-то, с его - или ее - точки зрения, подозрительное и никому другому не известное; либо письмо было написано из чистой злобы, с намерением, называя вещи своими именами, послать эту женщину на виселицу. В таком случае, как мне кажется, банка с отравой была подброшена нарочно. И еще мне - нам с Фен - кажется, что этот же самый человек положил книгу про бальзамирование трупов на блюдо для сыра, потому что опасался, что все про нее забудут, и решил сунуть ее нам прямо под нос в самой вызывающей, какую только мог придумать, форме.
Он замолчал и нервно посмотрел на Аллейна, который проговорил:
- Что ж, звучит, по-моему, в высшей степени здраво.
- В таком случае, сэр, поспешно заговорил Пол, - по-моему, вы должны согласиться с важностью следующего момента. Я все про ту же дурацкую историю с книгой в блюде для сыра. С самого начала могу сказать, что она бросает довольно сомнительный свет на моего кузена Седрика. По сути дела, если мы только не ошибаемся, приходится говорить о покушении на убийство с его стороны.
- Пол!
- Извини, тетя Джен, но мы решили идти до конца.
- Даже если ты прав - а я убеждена, что это не так, - ты подумал о последствиях? Газеты. Скандал. Ты подумал о бедной Милли, которая души не чает в этом несчастном?
- Извини, - упрямо повторил Пол.
- Это бесчеловечно, - прорыдала его тетя, вздымая руки.
- Знаете что, - примирительно заговорил Аллейн, - коли на то пошло, давайте-ка поговорим об этом семейном обеде. Кто и чем был занят перед тем, как появилась эта книга?
Кажется, этот вопрос поверг присутствующих в замешательство.
- Да просто сидели, - нетерпеливо бросила Фенелла. - Ждали, пока кто-нибудь скажет, что обед окончен, можно расходиться. Хозяйка в Анкретоне - тетя Милли, но тетя Полин (это мать Пола) считает, что, когда она там, эти обязанности переходят к ней. Она - надеюсь, ты не обидишься, Пол, милый, - она ревниво к этому относится, а в тот день только и ждала, пока тетя Милли как-нибудь незаметно не даст знать, что можно встать. Ну а тетя Милли, мне кажется, тянула из чистой зловредности. В общем, мы сидели, каждый на своем месте.
- Соня что-то ерзала все время, - вставил Пол, - и вроде как вздыхала.
- Тетя Десси сказала, что неплохо, если б на обеденный стол не ставили блюда, напоминающие по виду обмелевший деревенский пруд. Тетя Милли обозлилась и заметила с коротким смешком, что Десси совершенно не обязана оставаться в Анкретоне.
- А Десси, - подхватил Пол, - заметила, что, как ей стало известно, Милли и Полин тайком держат в консервных банках мальков.
- Все разом заговорили, Соня пожаловалась: "Извините, но нельзя же так, хором", а Седрик усмехнулся, встал и прошел к буфету.
- И вот тут-то мы подходим к главному, сэр, - решительно заявил Пол. - Сыр обнаружил мой кузен Седрик. Он отошел к буфету, вернулся с книгой и бросил ее из-за спины моей матери на ее тарелку. Естественно, она была шокирована.
- Вскрикнула, и ей сделалось плохо, - добавила Фенелла.
- Похороны и все прочее немного вымотали маму, - печально пояснил Пол. - Ей действительно стало плохо, тетя Джен.
- Да, дорогой мой мальчик, я знаю.
- Она испугалась.
- Естественно, - пробормотал Аллейн, - не каждый день тебе в тарелку падают книги о бальзамировании трупов.
- Все мы набросились на Седрика, - продолжал Пол. - А на саму книгу никто и внимания не обратил. Просто сказали, что не так уж это и смешно - пугать людей. И вообще от него воняет.
- Помню, я смотрела на Седрика, - сказала Фенелла. - Было в нем нечто странное. Он не сводил глаз с Сони. А потом, когда все мы пошли проводить тетю Полин до двери, он вдруг, как за ним водится, вскочил и заявил, что кое-что вспомнил и принялся листать книгу. Потом подбежал к двери и начал вслух читать про мышьяк.
- А уже потом кто-то вспомнил, что видел, как Соня разглядывала эту книгу.
- Но голову на отсечение даю, - вставила Фенелла, - она и понятия не имела, зачем он затеял все это. Тетя Десси проглотила какую-то таблетку, высморкалась и сказала: "Довольно, довольно, остановись! Я больше не могу этого слушать", а Седрик промурлыкал: "Да что в этом такого, Десси, радость моя? Почему бы нашей славной Соне не послушать, как будут бальзамировать ее жениха?" - а Соня разрыдалась, сказала, что все мы ее преследуем, и вылетела из гостиной.
- Дело в том, сэр, что, если бы Седрик не повел себя таким образом, никто бы и не подумал хоть как-то связать книгу с анонимками. Понимаете?
- Да, ясно.
- И еще кое-что, - добавил Пол с оттенком некоторого торжества в голосе. - Почему Седрик заглянул в это блюдо для сыра?
- Наверное, потому, что ему захотелось немного сыра.
- А вот и нет! - победоносно заявил Пол. - Вот тут-то мы его поймали, сэр. Дело в том, что он не прикасается к сыру. Терпеть его не может.
- Так что сами видите, - заключила Фенелла.
2
Пол проводил Аллейна до выхода и, поколебавшись немного, спросил, нельзя ли немного пройтись с ним. Они двинулись по Чейни-Уок, наклонив головы против пронизывающего ветра. По небу летели перистые облака, с реки доносились оглушающие гудки пароходов. Пол, опираясь на палку, но не замедляя шага, некоторое время молчал.
- Все верно, думаю, - наконец заговорил он, - наследственность всегда сказывается. - И в ответ на взгляд Аллейна неторопливо продолжил: - Вообще-то я собирался рассказать вам эту историю совсем иначе. Прямо, без всяких виньеток. И Фен тоже. Может, все дело в том, что тетя Джен была против. Или в том, что в трудную минуту мы не можем избавиться от чувства аудитории. Я слушал сам себя, и казалось, что делаю примерно то же, что и вон тот. - Пол неопределенно мотнул головой в восточную сторону: - Видите, бравый молодой офицер ведет своих людей? Вроде все нормально, и с ними, и со мной, но как подумать, в пот бросает. Не говоря уж том, с каким важным видом мы выложили все в присутствии тети Джен.
- А по-моему, вы вполне тактично изложили то, что хотели.
- Слишком тактично, - мрачно возразил Пол. - Поэтому я и решил, что стоит без всяких прикрас сказать, что мы совершенно уверены в том, что это Седрик состряпал всю историю с ядом, чтобы попытаться оспорить завещание. И мы считаем, что нельзя ему этого спускать. Ни в коем случае.
Аллейн ответил не сразу, и Пол нервно проговорил:
- Наверное, было бы в высшей степени бестактно с моей стороны спрашивать, считаете ли вы, что мы поступили правильно?
- Этически - да, - кивнул Аллейн. - Но по-моему, вы упустили кое-какие нюансы. В отличие от своей тетки.
- Это верно. Тетя Джен очень разборчива. Она буквально ненавидит полоскать грязное белье на публике.
- И не без оснований, - заметил Аллейн.
- Тем не менее всем нам приходится с этим мириться, - вздохнул Пол. - Но я другое имел в виду. Правы мы или заблуждаемся в своих выводах?
- На это мне следовало бы дать формальный и уклончивый ответ, - сказал Аллейн. - Но буду откровенен. Возможно, я заблуждаюсь, но, судя по свидетельствам, которые нам удалось собрать на данный момент, ваши заключения сколь остроумны, столь и почти полностью ошибочны.
Сильный порыв ветра унес его слова в сторону.
- Что-что? - холодно, без всякого выражения переспросил Пол. - Боюсь, я не расслышал…
- Ошибочны, - с нажимом повторил Аллейн. - Насколько я могу судить, совершенно ошибочны.
Пол резко остановился и, укрывая лицо от ветра, посмотрел на Аллейна не то чтобы с испугом, но с сомнением, словно все еще надеялся, что недослышал.
- Но как же это… не понимаю… нам казалось… все так сходится…
- По отдельности, возможно, и сходится.
Они продолжили путь, и Аллейн с трудом расслышал взволнованный голос:
- Может, объясните? - И почти тут же уловил встревоженный взгляд спутника. - Впрочем, вряд ли в этом есть какой-то смысл, - добавил Пол.
Аллейн на мгновение задумался, затем взял Пола под руку и увлек в переулок, где ветер задувал не с такой силой.
- Глупо как-то вступать в перебранку в такую погоду, - сказал он, - но, полагаю, вреда от кое-каких пояснений не будет. Совершенно не исключено, что, если бы после смерти вашего деда не поднялась вся эта туча пыли, мисс Орринкурт вполне могла бы стать леди Анкред.
- Не понимаю. - Пол даже рот раскрыл от изумления.
- Не понимаете?
- О Боже, - прохрипел Пол, - неужели вы имеете в виду Седрика?
- Да, и порукой тому сам сэр Седрик, - сухо ответил Аллейн. - Он говорил мне, что всерьез думает о браке с ней.
После продолжительного молчания Пол медленно выговорил:
- Да, конечно, они очень близки. Но я и представить себе не мог… Нет, это уж слишком… Извините, сэр, но вы уверены…
- Разве что он все придумал.
- Чтобы замести следы, - подхватил Пол.
- Слишком уж все это сложно, и к тому же она легко может поймать его на лжи. А по ее поведению вполне можно заключить, что они вроде как понимают друг друга.
Пол прижал переплетенные пальцы к губам и протяжно присвистнул.
- А может, он заподозрил ее и решил проверить свои подозрения?
- Тогда это была бы совершенно другая история.
- Такова ваша теория, сэр?
- Теория? - рассеянно повторил Аллейн. - Нет у меня никаких теорий. Я еще не все разложил по полочкам. Ладно, не буду вас держать на холоде. - Он протянул Полу руку. У того ладонь была как лед. - Всего хорошего.
- Еще один вопрос, сэр. Только один, обещаю, последний. Моего деда убили?
- О да, - сказал Аллейн. - Да. Боюсь, в этом нет никаких сомнений. Он был убит. - Аллейн двинулся по переулку. Пол, дуя на свои замерзшие ладони, смотрел ему вслед.
3
На парусиновую перегородку, державшуюся на шестах, падали слабые отблески света от висящих внутри фонарей, образующих нечто вроде круга. Один из них, видимо, касался стенки, потому что стоящий снаружи дежурный сельский констебль ясно различал тень от провода и источник света.
Он тревожно посмотрел на неподвижную фигуру своего напарника, полисмена из Лондона, на котором была короткая накидка с капюшоном.
- Чертовски холодно, - пробормотал он.
- Точно.
- Как думаешь, это надолго?
- Откуда мне знать?
Констебль с удовольствием бы поговорил. Это был моралист и философ, известный в Анкретоне своими высказываниями о политиках и независимыми взглядами в вопросах религии. Но беседе равно мешали неразговорчивость напарника и тревожное осознание того, что любое сказанное слово будет услышано поту сторону перегородки. Он переступил с ноги на ногу, гравий заскрипел под ногами. Изнутри доносились какие-то звуки - голоса, приглушенные удары. В дальнем конце, где-то в вышине, словно парящие в ночи и по-театральному подсвеченные снизу, стояли на коленях три ангела. "Длинными ночными сменами, - говорил самому себе констебль, - да осенят меня своими крыльями Твои ангелы".
Изнутри, но словно бы прямо из-за спины, донесся голос главного инспектора из Ярда:
- Ну что, Кертис, готовы?
На полотне перегородки заколебалась чья-то тень.
- Вполне, - сказал кто-то.
- В таком случае прошу вас, мистер Анкред, ключ.
- Э-э… гм… да. - Это был бедный мистер Томас Анкред.
Констебль прислушивался, хоть и против воли, к последующим звукам, слишком знакомым, - ему уже приходилось их слышать в день похорон, когда он пришел пораньше посмотреть, все ли в порядке, а его кузен, могильщик, занимался своим делом. Забито крепко, очень тяжелый замок. Придется капнуть немного машинного масла. Такие замки редко используют. Холодный воздух прорезал какой-то скрежет, от которого у него буквально кровь в жилах застыла. "Петли проржавели", - подумал он. Пятна света куда-то исчезли, и вместе с ними замолкли голоса. Впрочем, они все еще доносились до него, но звучали теперь глухо. За изгородью, в темноте, вспыхнула спичка. Должно быть, это водитель длинного черного лимузина, припаркованного на проселке. Констебль и сам был не прочь сейчас выкурить трубку.
Голос главного инспектора, отразившийся на сей раз не от полотняной, но от каменной стены, отчетливо произнес:
- А ну-ка, Бейли, включите ацетиленовые лампы.
- Слушаю, сэр. - Ответ прозвучал так близко, что констебль чуть не подпрыгнул. По ту сторону полотна вновь вспыхнул свет, сопровождаемый на сей раз каким-то пронзительным шипением. В ветвях деревьев, окружающих кладбище, метались изломанные тени.
Раздались звуки, которых констебль ожидал с каким-то тошнотворным нетерпением. Скрип дерева по камню, за ним неровное шарканье и тяжелое прерывистое дыхание. Он откашлялся и исподтишка посмотрел на своего напарника.
Пространство за перегородкой вновь наполнилось невидимыми фигурами.
- Давайте-ка сюда. На козлы. Вот так. - Снова скрип дерева, затем все умолкло.
Констебль засунул руки глубоко в карманы и посмотрел наверх, где покачивались три ангела и уходил в небо шпиль церкви Святого Стефана. "На колокольне, должно быть, летучие мыши, - подумал он. - Чудно, что именно такие вещи приходят вдруг в голову". В анкретонском лесу заухала сова.
По ту сторону перегородки вновь началось движение.
- Если никто не возражает, я бы подождал снаружи, - раздался чей-то сдавленный голос. - Я никуда не уйду, вы можете позвать меня, если понадоблюсь.
- Да, конечно.
Откинулся полог, и на траву упал треугольник света. Какой-то мужчина сделал шаг вперед. На нем было тяжелое пальто, шея завернута шарфом, шляпа надвинута низко, закрывая лицо, но голос мужчины констебль узнал и неловко переступил с ноги на ногу.
- А, это вы, Брим, - сказал Томас Анкред. - Холодно-то как, а?
- Перед рассветом всегда особенно морозит, сэр.
Наверху ожили церковные часы и мелодично прозвонили два ночи.
- Не очень-то все это мне нравится, Брим.
- Да, сэр, унылое, должно быть, зрелище.
- Унылое - не то слово.