- Ты знала сэра Бертрама Эстли, не правда ли, - он обошелся без вопросительных ноток, потому что не принял бы отрицательного ответа.
Дочь стояла лицом к нему, когда говорила, но при этом разглядывала кружевную салфетку, которая лежала на столике. Тема тривиальная, не стоящая того, чтобы затевать разговор.
- Немного. В светском обществе время от времени приходится встречаться со всеми. - Она не полюбопытствовала, почему он упомянул Берти.
- Каким он был человеком?
- Приятным в общении и обходительным, насколько я могу судить, - ответила Кристина с легкой улыбкой. - Но очень обыкновенным.
Говорила она с такой уверенностью, что генерал не мог не поверить ей. И однако, он знал, что вращается она в кругах, где кротость и бесхитростность не в цене. В ее возрасте он был куда более наивным… возможно, и теперь ничего не изменилось?
- А как насчет Бью Эстли?
Она на мгновение замялась. К щекам прилила кровь, или причина в отблесках каминного огня?
- Обаятельный, - ответила она бесстрастным голосом. - Очень общительный, хотя должна признать, что не так уж хорошо его знаю. Так что суждение мое поверхностное. Если ты ждешь от меня глубокомысленной оценки, папа, боюсь, мне придется тебя разочаровать. Я понятия не имела, что сэра Берти отличали извращенные вкусы. Я нисколько не сомневалась, что он нацелился на эту глупышку Вулмер и собирается жениться на ней. И поскольку ни о деньгах, ни о знатном происхождении речь не шла, мне представлялось, что причина - в физическом влечении. - Она посмотрела на отца. - Извини, если шокирую тебя. Иногда я нахожу, что ты невероятный ханжа!
Брэндон понимал, что давал для этого повод, но слова дочери больно укололи. Он не хотел защищаться, но при этом осознавал, что должен. Она не имела права говорить с ним столь неуважительно.
- Тогда или он отправился в Девилз-акр не по предлагаемой причине… или ему были свойственные иные вкусы, - голос прозвучал сухо.
Кристина рассмеялась и взяла со столика фарфоровую вазочку. Какие же у нее красивые пальцы, отметил генерал, маленькие и тонкие.
- Я думала, ты придешь в ярость. А вместо этого выясняется, что у тебя есть чувство юмора.
- Чувство абсурда, - поправил Балантайн, довольный собой. - Если Берти Эстли с таким усердием ухаживал за мисс Вулмер, как ты предполагаешь, мне трудно поверить, что при этом он удовлетворял в Девилз-акр совсем другие желания. Или мисс Вулмер отказала ему?
Кристина фыркнула.
- Наоборот. Она схватилась за него, как утопающая - за соломинку. И ее мать тоже. Если бы не эта смерть, они бы уже заловили бедного Берни! Ее же так много, прямо-таки бочка сливок.
- А "бедный Берни" этому противился?
Вновь она замялась, ее пальчики гладили фарфор.
- Честно говоря, понятия не имею. Как уже сказала, я знаю их только по коротким встречам в обществе. Их отношения меня совершенно не интересовали. - Она поставила вазочку на столик, улыбнулась и направилась к камину. В отсветах огня на какие-то мгновения ярко засверкало ее атласное платье, потом Кристина вновь ушла в тень.
- Ты что-нибудь слышала о других жертвах? - Едва этот вопрос сорвался с губ, генерал понял его нелепость и пожалел, что озвучил. - Помимо Макса, разумеется, - торопливо добавил он, чтобы совсем уж не противоречить логике.
Возможно, какое-то воспоминание о службе Макса в их доме шевельнулось в Кристине. Она шумно сглотнула. Генерал почувствовал себя виноватым за то, что упомянул лакея.
- Немного, - осторожно ответила она. - Вроде бы один - врач, а второй - учитель, или что-то в этом роде… Не совсем мой социальный круг, папа. Есть же такая поговорка: в нужде с кем не поведешься, - она нервно рассмеялась. - Может, у них на всех был один грех. Может, играли в карты или кости в Девилз-акр и проигрались. Я вроде бы слышала, что Берти Эстли играл. Не заплатить долг - по социальным меркам грех чудовищный, ты знаешь. Тебе же этому научили в офицерских столовых?
- Тех, кто не платил, исключали из клуба, - сухо ответил генерал, пристально наблюдая за дочерью. - Но их не убивали и не… - он не решился произнести "кастрировали", постеснялся, а потом устыдился своего стеснения. Почему он постоянно ищет эвфемизмы, как какая-то старуха? Почему должен говорить об этом только шепотом? - И не кастрировали, - закончил он.
Дочь, похоже, не обратила внимания на это слово. Отблески огня окрашивали ее лицо розовым. Генерал не заметил, чтобы она покраснела еще сильнее.
- В Девилз-акр мы имеем дело не с офицерами и джентльменами, папа, - не без сарказма указала она. - Исключение из клуба - не их метод.
Разумеется, она права. В данном случае это даже не угроза. Этим заставить должника расплатиться не удастся. Проигравшие просто переберутся в другое место… даже не в Акре; трущобных районов в городе хватало. И человек, которому должны, не будет об этом распространяться: он потеряет лицо, а уж тогда ему точно никто не будет отдавать долги.
- Если на то пошло, - Кристина повернулась к нему лицом, - я подумала, что этот метод наиболее эффективный. И даже удивлена, что потребовалось убить четверых, чтобы донести до кого-то свою мысль.
- Это более чем удивительно, - медленно проговорил генерал, обдумывая слова Кристины и чувствуя, как холодеет кровь. - Просто невероятно.
Дочь уже не смотрела на него. Теперь свет камина подчеркивал стройность ее фигуры. Она практически не изменилась с семнадцати лет, но генерал чувствовал, что теперь их разделяет пропасть. Или всегда разделяла, но в своем самодовольстве он полагал, что знает ее, раз уж она его дочь?
- Карточный долг не вызывает такой яростной ненависти, - он вернулся к теме, которую еще не считал исчерпанной.
- Может, они безумцы? - Кристина пожала плечами. - Кто знает? Действительно, это крайне неприятная история, папа. Должны ли мы ее обсуждать?
Извинение едва не сорвалось с языка, но в последний момент Балантайн передумал.
- Ты находишь, что можешь выкинуть ее из головы? - спросил он. - У меня не получается.
- Вероятно. - Теперь она отлично имитировала ледяное пренебрежение Огасты. - Да, я могу. Я в отличие от тебя не нахожу визиты добропорядочных граждан в трущобные кварталы столь завораживающими. Предпочитаю общество, в котором выросла и воспитана.
- Я думал, ты находишь его скучным. - Он удивился, до чего резким стал его язык. - Ты часто сама говорила об этом.
Она чуть вскинула подбородок и отошла на пару шагов.
- Ты предлагаешь мне заглянуть в Девилз-акр, чтобы поискать там разнообразия, папа? - В голосе зазвенели ледяные нотки. - Не думаю, что кто-нибудь такое одобрит. И мама придет в ужас. - Она подошла к веревке звонка, дернула. - Боюсь, как и большинству других женщин, мне придется мириться со скукой и рутиной повседневной жизни. Но я нахожу твои нравоучения невыносимо помпезными. Ты не имеешь ни малейшего понятия, чем вызваны эти убийства, и я не понимаю, почему тебе хочется продолжать говорить о них. Разве что от этих разговоров у тебя возникает чувство превосходства. У меня больше нет желания мусолить эту тему. Как и говорит мама, это невероятно гадко.
На звонок появился лакей.
- Пожалуйста, попроси подать мою карету, Страйд. Я уезжаю домой.
Балантайн испытывал и облегчение, и чувство потери, когда смотрел ей вслед. Что, мужчины все воспринимают не так, как женщины? Или причина в том, что они принадлежат к разным поколениям? Возникало ощущение, что остается все меньше людей, с которыми он мог говорить, чувствуя, что они обсуждают что-то значимое, а не просто обмениваются фразами, не слушая друг друга и не обращая внимания на собеседника.
Почему ему захотелось поговорить об этих убийствах с Кристиной? Или с кем-то еще? Есть тысяча тем для обсуждения, приятных и интересных… даже удивительных. Почему Девилз-акр?.. Потому что он помнил часть того, о чем говорил Брэндон-младший, - бедность, боль… Генерал мог понять ненависть, побудившую кого-то убить Макса… пусть дикое надругательство над трупом оставалось за пределами его восприятия. Он мог бы и сам убить этого человека, но прострелив ему голову. Однако, возможно, если бы Макс сделал проституткой его жену или дочь, он почувствовал бы желание не просто убить его, но и лишить его мужского достоинства, средства его могущества и символа нанесенного им оскорбления… Тогда восторжествовала бы справедливость.
Балантайн не мог изгнать эти мысли из головы. И ни с кем не мог их обсудить, не вызывая злости или обвинений в самодовольной глупости или пустых нравоучениях. Таким его семья, женщины, которых он любил, видели его? Бесчувственным и помпезным, одержимый мерзкими убийствами в районе, о котором он ничего не знал?
Конечно же, Шарлотта его таким не воспринимала. Она с таким интересом слушала его… Или только из доброты душевной? Генерал вспомнил письма солдата из армии Веллингтона, которые так тронули ее. Как светилось ее лицо! Неужели только из вежливости? Какая ужасная, ужасная мысль…
Балантайн поднялся и решительным шагом вышел из гостиной, направляясь в библиотеку. Взял лист бумаги и написал тактичное письмо Эмили Эшворд с просьбой сообщить сестре, что та может забрать солдатские письма и ознакомиться с ними в любое удобное ей время. Отослал письмо с лакеем, прежде чем успел решить для себя, что поступает глупо.
На следующий день, едва наступило время визитов, горничная сообщила генералу, что мисс Эллисон ждет в утренней комнате и спрашивает, сможет ли генерал ее принять.
Волнение охватило Брэндона; он почувствовал, как кровь прилила к лицу. Нелепо: она пришла за письмами. Ничего личного. И уйдет, как только получит их.
- Да. - Он сглотнул и попытался встретиться взглядом с горничной, чтобы показать, что ничего особенного не происходит. - Конечно. Она пришла, чтобы взглянуть на некоторые исторические документы, поэтому проводите ее в библиотеку, а потом принесите чай.
- Хорошо, сэр. - Горничная нашла все это странным, но на ее лице ничего не отразилось.
Генерал поднялся, одернул пиджак. Руки сами собой поднялись к галстуку. Узел на месте, крепко затянут. Он чуть распустил его и подошел к зеркалу, чтобы убедиться, что завязан галстук должным образом.
Шарлотта ждала его в библиотеке. Повернулась, и ее губы разошлись в улыбке, едва генерал переступил порог. Он не заметил теплого красного цвета ее уличного платья или промокших ботов. Видел только ее сияющее лицо.
- Добрый день, генерал, - быстро поздоровалась она. - Я очень вам признательна за разрешение почитать письма. Надеюсь, мой приход не помешал вам?
- Нет… отнюдь. - Ему бы хотелось, чтобы Шарлотта обращалась к нему по имени, но такую просьбу она могла счесть за фамильярность. Чтобы не смущать ее, не оставалось ничего другого как держаться с достоинством. Так что лицо его осталось бесстрастным. - На ближайшее время никаких встреч у меня нет. - Он собирался выпить чая с Робертом Карлтоном, но это не имело значения. Они старые друзья, так что такую договоренность он мог и нарушить.
- Как это великодушно с вашей стороны. - Шарлотта продолжала улыбаться.
- Пожалуйста, присядьте, - предложил Балантайн, указав на большое кресло у камина. - Я попросил служанку принести чай. Надеюсь, вы согласитесь выпить чашечку?
- Да, конечно, благодарю вас. - Она села и положила ноги на решетку. Только тут генерал заметил, что боты у нее совсем промокли и довольно потрепанные. Отвернулся, потом направился к книжному шкафу и достал письма.
Полчаса они изучали их вместе. Служанка принесла чай, Шарлотта наполнила чашки, а потом они вернулись в совершенно чужой им мир Испании начала века. Солдат писал с такой честностью, что они понимали его мысли, ощущали эмоции, чувствовали близость других людей и битвы, выдерживали с ним бесконечные марши по сожженным солнцем холмам, голод, долгие часы ожидания, за которыми следовал внезапный страх…
Наконец Шарлотта откинулась на спинку кресла, с широко раскрытыми глазами, все еще полными видений далекого мира.
- Знаете, этими письмами солдат подарил мне часть своей жизни. Я чувствую себя такой богатой! Большинство людей втиснуты в рамки одного места и времени, а я удостоилась чести увидеть другое, да так ярко, словно побывала там и вернулась, не получив ран и не понеся никаких расходов.
Генерал смотрел на ее лицо, светящееся удовольствием, и, что странно, чувствовал глубокую удовлетворенность. Ощущение одиночества исчезло, как уходит ночь, когда земля поворачивается к солнцу.
Внезапно он понял, что улыбается ей. Инстинктивно протянул руку и на мгновение коснулся руки Шарлотты. Ее тепло мгновенно разлилось по всему его телу. Тут же Балантайн с неохотой убрал руку. Он мог позволить себе одно мгновение, но боялся продлить его.
Однако мог ли он сказать, что честен сам перед собой? Порушил бы момент, чтобы вернуться к расхожим и придуманным кем-то другим банальностям?
- Я рад, - признался он. - Для меня эти письма тоже многое значат. Я почувствовал, будто знаю этого солдата лучше, чем большинство людей, с которыми я вижусь и разговариваю, жизнь которых, как я думал, понимаю.
Глаза Шарлотты оторвались от его глаз, и она глубоко вдохнула. Он смотрел на округлости ее тела, грациозную шею, нежную линию щеки.
- Жизнь рядом с людьми не означает, что ты их знаешь, - задумчиво ответила она. - Тебе лишь известно, как они выглядят.
Генерал подумал о Кристине.
- Человеку свойственно верить, что других людей волнует то же самое, - продолжила она. - И он испытывает шок, когда выясняется, что это не так. Я не могу выбросить из головы убийства в Девилз-акр, но большинство моих знакомых предпочитают ничего о них не слышать. Обстоятельства напоминают нам о бедности и несправедливости, а это больно. - Она чуть повернулась, чтобы встретиться с ним взглядом, и ощутила легкое смущение. - Извините… вы находите недостойным упоминание этих убийств?
- Я нахожу оскорбительным и путающим тот факт, что кто-либо готов их игнорировать, - искренне ответил генерал.
Сочтет ли Шарлотта его помпезным, как и Кристина? Она же лишь на несколько лет старше его дочери. Осознание этого пронзило генерала неожиданным и резким уколом боли. Лицо раскраснелось, он почувствовал себя неловко. Умиротворенность последнего часа как ветром сдуло. Конечно же, он просто смешон.
- Генерал Балантайн. - Шарлотта заговорила очень серьезно, рука касалась его рукава. - Вы просто не хотите меня огорчать? Вы уверены, что я не оскорбила вас, затронув эту тему?
Он откашлялся.
- Разумеется, уверен. - Откинулся назад, максимально вжался в прямую спинку стула, чтобы не чувствовать ее тепла, не вдыхать слабый аромат лаванды и чистых волос, сладость ее кожи. Дикие желания разбушевались в нем, и он пытался подавить их железной волей рассудка. Услышал свой голос, словно доносящийся издалека. - Я пытался это обсуждать. Брэнди очень озабочен случившимся, Алан Росс тоже. Но женщин это отталкивает. - Вот она, помпезность.
Но Шарлотта вроде бы ничего такого не заметила.
- Разумеется, Кристину это расстраивает. - Молодая женщина смотрела на свои руки, лежащие на коленях. - В конце концов, она знала сэра Бертрама Эстли и знает мисс Вулмер, на которой тот собирался жениться. Для нее случившееся более болезненно, чем для вас или меня. И вполне естественно, что полиция задается вопросом: а вдруг сэр Бью Эстли ненавидел брата достаточно сильно, чтобы убить его, поскольку наследовал и титул, и состояние? И, кстати, мисс Вулмер от него в восторге: находит его таким обаятельным… Кристина, которая хорошо с ним знакома, конечно же, ему сочувствует. Он оказался в крайне щекотливом положении. И утрата брата, и подозрения, которые не преминут высказать жестокосердные люди.
Балантайн обдумал ее слова. Кристина никакого сочувствия не выказывала. Более того, у него создалось впечатление, что вся эта история ей неприятна. Шарлотта приписывала его дочери эмоции, которых у той не было и в помине.
- Да еще этот Макс Бертон служил в вашем доме лакеем, - продолжила Шарлотта. - Хотя его дальнейшая жизнь вас совершенно не касается, неприятно осознавать, что человек, которого знаешь, встретил такой конец.
- Как вы узнали, что это тот самый человек? - удивленно спросил генерал. Он не помнил, чтобы в газетах упоминались убийства на Калландер-сквер или предыдущая карьера Макса. И Бертон - не такая уж редкая фамилия.
Шарлотта зарделась и отвела взгляд.
Балантайн сожалел о том, что смутил ее, однако полагал важным, что наедине они могут говорить честно, ничего не скрывая друг от друга.
- Шарлотта?
- Боюсь, я слушала сплетни, - чуть настороженно ответила она. - Мы с Эмили пытаемся привлечь внимание некоторых влиятельных людей к положению тех, кто вовлечен в проституцию, особенно детей. Вероятно, законодательно сделать что-либо невозможно, но можно так сформировать общественное мнение, что у пользующихся услугами малолеток земля начнет гореть под ногами.
Теперь она решилась встретиться с ним взглядом, готовая к возражениям. Но он не нашел для этого ни единого довода. Наоборот, ощутил радость, потому что встретил женщину, которая думала так же, как и он.
- Моя дорогая, у меня нет на это ни малейшего желания!
В глазах Шарлотты мелькнуло недоумение.
- Простите?
- Разве вы не ожидали, что я попытаюсь убедить вас изменить свою точку зрения, начну вас осуждать?
Ее лицо расслабилось, засияло улыбкой, и, к своему ужасу, генерал почувствовал, что ему с невероятной силой хочется прикоснуться к ней. Единства разумов уже не хватало; одна только речь не могла передать то, что он сейчас чувствовал. Какие-то эмоции, так долго дремавшие в нем, вдруг забурлили и прорвали сдерживающие барьеры, нарушив привычное ему душевное равновесие. Как же хотелось, чтобы эта вторая половина дня растянулась до бесконечности, не обрываясь вечером, удерживая от возвращения Огасту, которая принесла бы с собой привычный порядок… и одиночество…
Шарлотта смотрела на него. Она прочитала эти мысли на его лице? Свет ушел из ее глаз, она отвернулась и спокойно ответила:
- По этому вопросу - нет. Я знаю, что права. Но есть много других, по которым я соглашусь с вами, если вы найдете, что правота не на моей стороне. Я и сама знаю свои недостатки.
Балантайн не понимал, о чем она говорит, и не решился спросить. Но не думал, что говорит она для того, чтобы произвести эффект, из ложной скромности. Ее действительно мучило чувство вины.
- Недостатки есть у всех, дорогая моя, - мягко сказал он. - В тех, кого мы любим, их перевешивают достоинства, и это главное. А те качества, которые не так чтобы хороши, мы предпочитаем не замечать. Мы их знаем, но они нам не мешают. Будь люди без слабостей и устремлений, разве они смогли бы оценить то, что мы можем им предложить?
Шарлотта резко поднялась, и на мгновение он подумал, что у нее на глазах выступили слезы. Она знала, о чем он думал, что пытался сказать… и одновременно не сказать? Он ее любил. Наконец-то эта мысль четко сформировалась в голове.
Но генерал никоим образом не имел права смущать ее. При любых обстоятельствах от него ждали достойного поведения. Он расправил плечи и выпрямил спину.
- Вы с Эмили занимаетесь нужным и благородным делом. - Он молил Бога, чтобы голос его звучал естественно, не отстраненно, не слишком покровительственно.