Поднявшись на место для дачи показаний, Питт назвал свое имя и род занятий. Хотя Шарлотта отутюжила его пиджак прямо перед тем, как он вышел из дома, пиджак уже сидел криво, узел галстука перекосился, и, как обычно, Питт то и дело проводил рукой по волосам, поднимая их дыбом. Столько времени потрачено впустую! Одному небу известно, какие тяжести напихал Питт в карманы, что те так отвисли. Судя по виду, камни.
- Вы осмотрели тело? - спросил Лэнд.
- Да, сэр.
- И на нем не было никаких указаний на то, кому оно принадлежит? Как же вы узнали, чье оно?
Питт вкратце рассказал о поисках, о том, как исключалась одна возможность за другой. По его словам получалось, что это была рядовая будничная работа, с которой справился бы любой человек, обладающий здравым смыслом.
- Понятно, - кивнул Лэнд. - И в какой-то момент сэр Энсти Уэйбурн опознал тело своего сына?
- Да, сэр.
- Что вы сделали потом, мистер Питт?
Лицо Томаса оставалось безучастным. Одна только Шарлотта знала, что виной всему внутренние переживания, прогнавшие свойственное ее мужу выражение живого интереса к происходящему. Всем остальным инспектор казался лишь равнодушно-холодным.
- На основании информации, полученной от полицейского врача, - у Питта был большой опыт дачи показаний в суде, и он не собирался пересказывать сплетни, - я начал изучать круг знакомых Артура Уэйбурна.
- И что вы выяснили?
Каждое слово приходилось из него вытягивать, по своей воле Питт ничего не говорил.
- За пределами узкого домашнего круга я не нашел ни одного человека, подходящего под то описание, которое у нас было. - Какой осторожный ответ, какая обтекаемая, уклончивая формулировка! Питт ни одним словом даже не намекнул на то, что в деле каким-то образом были замешаны сексуальные утехи. С таким же успехом он мог говорить о финансах или каком-то другом занятии.
Брови прокурора взметнулись вверх, его голос изобразил удивление.
- Ни одного человека, мистер Питт? Вы уверены?
Томас скривил губы.
- Полагаю, вам следует допросить сержанта Гилливрея, который сообщит все интересующие вас сведения, - с плохо скрываемой язвительностью сказал он.
Даже под вуалью Шарлотта на мгновение закрыла глаза. Значит, он предоставляет Гилливрею рассказать об Альби Фробишере и проститутке, больной сифилисом. Гилливрей будет доволен. Он станет знаменитостью.
Почему он так поступил? Рассказ Гилливрея будет более цветистым, убедительным, изобилующим подробностями. Или же Питт просто не хотел иметь никакого отношения к происходящему, и для него это было бегством - по крайней мере от необходимости произнести эти слова самому, как будто от этого будет какая-то разница? Произнесенные Гилливреем, обвинения станут еще более страшными.
Шарлотта подняла взгляд. Стоя на месте для дачи свидетельских показаний, муж казался ужасно одиноким, и она ничем не могла ему помочь. Он даже не знал, что она здесь, в зале, и понимает все его страхи, поскольку сам он еще не до конца был убежден в виновности Джерома.
Что в действительности представлял собой Артур Уэйбурн? Подросток из благородной семьи стал жертвой убийства. Сейчас никто не осмелится сказать о нем ничего плохого, никому не хочется раскапывать грязную и некрасивую правду. И Морис Джером, вероятно, это прекрасно понимает, чем и объясняется циничное выражение его лица.
Шарлотта снова посмотрела на Питта. Ее муж продолжал давать показания. Лэнду по-прежнему приходилось вытягивать из него слово за словом.
У Джайлса не было никаких вопросов к свидетелю. Он был достаточно искусен в своем ремесле и понимал, что лучше не пытаться поставить под сомнение показания полицейского инспектора, поскольку это только, наоборот, придаст им дополнительный вес.
Затем настал черед полицейского врача. Он держался спокойно, уверенный в фактах, нисколько не смущенный величественным могуществом судебного заседания. Ни черная мантия и завитой парик судьи, ни громовой голос прокурора не произвели на него никакого впечатления. Под внешней помпезностью скрывались обыкновенные человеческие тела. А врач уже насмотрелся на человеческие тела, обнаженные, вскрытые. Ему были слишком хорошо знакомы их слабости, недостатки, потребности.
Шарлотта попыталась представить себе членов суда в белых саванах, без черных мантий, наделяющих их достоинством, уходящим в глубь столетий, и внезапно это показалось ей смешным. У нее мелькнула мысль, не потеет ли у судьи голова под тяжелым париком, не чешется ли?
Быть может, белые саваны тоже будут вводить в заблуждение, как и парики и мантии?
Полицейский врач продолжал говорить. У него было приятное лицо, сильное, но не высокомерное. Он выкладывал правду, ни о чем не умалчивая. Но он излагал только голые факты, воздерживаясь от эмоций и оценок. Артур Уэйбурн подвергался гомосексуальному насилию. По залу пробежала волна отвращения. Несомненно, всем присутствующим это и так уже было известно, но все равно это было наслаждение - своеобразный катарсис, возможность выражать свои чувства и упиваться этим. В конце концов, для чего еще все эти люди пришли сюда?
Недавно Артур Уэйбурн заразился сифилисом. Еще одна волна отвращения - на этот раз приправленная дрожью возмущения и страха. Эта болезнь, она ведь заразна! Кое-что о ней было известно, и порядочным людям она не угрожала. И все же была в этом заболевании какая-то тайна, и сейчас присутствующие в зале соприкоснулись с ней настолько близко, что на них повеяло ледяным холодом настоящей опасности. От этой болезни не было исцеления.
Затем последовало удивление. Джайлс поднялся со своего места.
- Доктор Катлер, вы говорите, что Артур Уэйбурн недавно заразился сифилисом?
- Да, совершенно верно.
- Никаких сомнений быть не может?
- Никаких.
- Вы не могли ошибиться? Это не могло быть какое-то другое заболевание со схожими симптомами?
- Нет, это исключено.
- От кого заразился Артур Уэйбурн?
- Этого я не могу знать, сэр. Но только, разумеется, это должен был быть человек, сам страдающий от данного заболевания.
- Вот именно. То есть нельзя определить, кто заразил Артура Уэйбурна, но можно твердо сказать, кто этого не делал?
- Естественно.
По залу пробежало волнение. Судья подался вперед.
- Все это очевидно, мистер Джайлс, даже для самого последнего тупицы. Если вы хотите сказать что-либо по существу, сэр, пожалуйста, не тяните время!
- Да, ваша честь. Доктор Катлер, вы проводили обследование моего подзащитного с целью установить, болел ли он когда-либо сифилисом?
- Да, сэр.
- Есть ли у него эта болезнь?
- Нет, сэр, нету. Как нет и других заразных болезней. Он полностью здоров, насколько только может быть здоров человек, испытывающий подобный стресс.
Наступила тишина. Скривив лицо, судья с видимым недовольством смотрел на врача.
- Насколько я понял, сэр, вы утверждаете, что подсудимый не мог заразить жертву, Артура Уэйбурна? - наконец ледяным тоном спросил он.
- Совершенно верно, ваша честь. Это просто невозможно.
- В таком случае кто это сделал? От кого заразился Артур Уэйбурн? Или это заболевание у него наследственное?
- Нет, ваша честь, болезнь была у него в начальной стадии, что бывает только тогда, когда она получена половым путем. Врожденный сифилис дал бы совершенно другие симптомы.
Тяжело вздохнув, судья с многострадальческим выражением лица откинулся назад.
- Понятно. И, конечно, вы не можете сказать, от кого заразился Артур Уэйбурн? - Он шумно высморкался. - Хорошо, мистер Джайлс, похоже, я понял вашу мысль. Будьте добры, продолжайте.
- У меня все, ваша честь. Благодарю вас, доктор Катлер.
Однако прежде чем врач успел удалиться, Лэнд вскочил с места.
- Одну минуточку, доктор! После этого полицейские следователи просили вас подтвердить диагноз в отношении другого человека, больного сифилисом?
Катлер сухо усмехнулся.
- И не одного.
- Я имею в виду человека, имеющего непосредственное отношение к этому делу, - настаивал Лэнд.
- Мне ничего не говорили - это было бы попыткой оказать давление. - Похоже, врач находил удовольствие в своем обструктивно-буквальном подходе.
- Я имею в виду Абигайль Винтерс! - Прокурор начинал терять терпение. С его точки зрения, позиция обвинения была незыблемой, однако сейчас его выставляли неумелым на глазах у всех, и это ему совсем не нравилось.
- Да, я действительно обследовал Абигайль Винтерс, - подтвердил Катлер, - и она действительно больна сифилисом.
- В заразной форме?
- Несомненно.
- А какая у этой Абигайль Винтерс профессия - или ремесло, если вам так больше нравится?
- Понятия не имею.
- Не будьте наивным, доктор Катлер. Вам не хуже меня известно, чем эта женщина зарабатывает на жизнь!
На широких губах Катлера появилась тень улыбки.
- Боюсь, сэр, тут у вас надо мной преимущество.
В зале раздались смешки, и лицо Лэнда залилось краской. Даже глядя на прокурора сзади, Шарлотта увидела, как у него покраснела шея. Она была рада, что вуаль скрывает выражение ее собственного лица. Здесь было не место и не время веселиться.
Лэнд открыл было рот и снова закрыл его.
- Вы свободны! - наконец в бешенстве выдавил он. - Я хочу пригласить сержанта Харкурта Гилливрея.
Заняв место для дачи показаний, Гилливрей назвал свое имя и профессию. Он выглядел свежевымытым и опрятным, причем создавалось впечатление, что ему удалось добиться этого без особых усилий. Сержант запросто мог бы сойти за благородного джентльмена, если бы не беспокойная дрожь в руках и легкий, но красноречивый налет сознания собственной важности. Истинного джентльмена никогда не волнует, в каком свете видят его окружающие, ему это нисколько не важно - и в любом случае ему нет до этого никакого дела.
Гилливрей подтвердил показания Питта. Затем Лэнд расспросил его о том, как он разыскал Альби Фробишера, разумеется, не заставляя пересказывать показания самого Фробишера. В свое время вызовут и Альби, и он повторит свой рассказ - что будет гораздо более убедительно.
Шарлотта сидела неподвижно. Все было так логично, так хорошо стыковалось между собой. Слава Богу, хоть Эжени не присутствовала при всем этом. Как свидетель она могла находиться в зале только после того, как даст показания.
Гилливрей рассказал о том, как продолжал вести расследование дальше. Он ни словом не упомянул об участии Питта, не сказал, что выполнял прямой приказ своего начальника, который к тому же, основываясь на своей интуиции, обозначил круг поисков. Стоя совершенно неподвижно и глядя судье в лицо, сержант рассказал, как разыскал Абигайль Винтерс и как обнаружил, что у нее есть болезнь, которая, как показало медицинское обследование, является сифилисом.
Место для дачи показаний Гилливрей покидал, пунцовый от гордости. Двести пар глаз провожали взглядом его прямую спину и расправленные плечи, пока он направлялся к своему месту.
Шарлотта мысленно проклинала его - за самодовольство, за то, что он считал свое расследование достижением, а не трагедией. Он должен был бы чувствовать, как у него в груди поднимается недоумение и боль.
Судья объявил перерыв на обед, и Шарлотта смешалась с толпой, покидающей зал, надеясь на то, что муж ее не заметит. Теперь она гадала, не станет ли тщеславие, заставившее ее надеть черную шляпку, ее погибелью.
На самом деле это произошло только тогда, когда она вернулась в здание суда - пораньше, чтобы успеть занять свое место.
Пройдя в коридор, Шарлотта сразу же увидела Питта и остановилась. Затем, сообразив, что этим только привлечет к себе внимание, гордо подняла голову и направилась к двери в зал заседаний.
Томас неизбежно должен был ее заметить. Она была во всем черном и в просто потрясающей шляпе. Такую женщину Питт заметил бы где угодно.
Шарлотта подумала было о том, чтобы склонить голову, но затем отказалась от этой мысли. Это было бы неестественно и вызвало бы у Томаса подозрения.
И даже так он узнал ее не сразу.
Почувствовав его сильную руку у себя на плече, Шарлотта вынуждена была остановиться. Застыв на месте, она обернулась и посмотрела мужу в лицо.
- Шарлотта! - Питт не мог поверить собственным глазам, его лицо приняло смешное выражение. - Шарлотта? Помилуй Бог, что ты здесь делаешь? Ты ничем не можешь помочь!
- Я хочу быть здесь, - не повышая голоса, решительно заявила Шарлотта. - Не устраивай сцену у всех на виду.
- Мне нет никакого дела до того, черт побери, кто на нас смотрит! Отправляйся домой. Тебе здесь не место!
- Здесь Эжени - полагаю, у меня есть веская причина остаться. Быть может, ей понадобится мое участие.
Питт заколебался. Шарлотта ласково взяла его за руку.
- Разве ты не хочешь, чтобы я ей помогла, если это будет в моих силах?
Томас не нашел, что ответить, и Шарлотта это почувствовала. Одарив его обворожительной улыбкой, она проскользнула в зал заседаний.
Первым свидетелем, которого заслушали в вечернюю сессию, был Энсти Уэйбурн. Внезапно весь зал прочувствовал трагедию. Присутствующие затихли, и только кое-где звучал сочувственный шепот. Все печально кивали, проникаясь сознанием соприкосновения со смертью.
Уэйбурн мало что смог добавить по существу - он только подтвердил, что опознал тело своего сына, вкратце описал его недолгую жизнь с ее повседневными мелочами, рассказал о занятиях мальчиков с наставником. Джайлс спросил у него, как он взял на работу Джерома, упомянув про отличные рекомендации своего подзащитного и про то, что ни у одного из его прежних работодателей не было причин на него жаловаться. Высокая профессиональная квалификация Джерома не вызывала сомнений; дисциплина у него на занятиях была строгой, но не жестокой. Нельзя сказать, что Артур или Годфри особенно любили своего наставника, однако - и Уэйбурн вынужден был это признать - ни тот, ни другой не выражали никаких претензий, помимо свойственного всем подросткам недовольства необходимостью подчиняться старшим.
На вопрос о своем личном отношении к Джерому Уэйбурн не смог ответить внятно. Случившееся глубоко его потрясло. Он не имел представления о том, что происходило с его сыновьями. Свое выступление сэр Энсти закончил словами, что больше ничем не может помочь следствию. Судья отпустил его.
Следующим вызвали Годфри Уэйбурна. По залу пробежал ропот возмущения, направленного против Джерома: это по его вине такому ребенку приходилось пройти через это мучительное испытание.
Джером сидел неподвижно, уставившись прямо перед собой, словно Годфри был совершенно незнакомым человеком, который нисколько его не интересовал. Не посмотрел он и на Лэнда, когда тот заговорил.
Показания Годфри были краткими. Мальчик повторил то, что говорил Питту, все в общих словах - что звучало очень расплывчато для всех, кто не знал наперед, о чем идет речь.
Даже Джайлс обошелся с ним тактично, не заставляя повторять болезненные подробности.
Первый день завершился достаточно рано. Шарлотта не представляла себе, что заседание прервется тогда, когда у Питта был в самом разгаре рабочий день. Поймав извозчика, молодая женщина поехала домой. Она пробыла там больше двух часов и успела переодеться в более скромное платье, когда наконец вернулся Томас. Шарлотта стояла у плиты, разогревая ужин. Она ждала взрыва, но его не последовало.
- Откуда у тебя эта шляпка? - спросил Питт, усаживаясь на стул.
Шарлотта облегченно улыбнулась. Только сейчас она почувствовала, как же вся напряглась в ожидании гнева мужа. Это причинило бы ей необъяснимую боль. Ткнув ножом мясо, она зачерпнула ложкой бульон, подула, остужая его, попробовала. Как правило, Шарлотта недосаливала все блюда, но сегодня ей хотелось, чтобы ужин удался на славу.
- Мне ее отдала Эмили, - сказала она. - А что?
- С виду дорогая.
- И это все? - Обернувшись, Шарлотта посмотрела на мужа, наконец улыбнувшись.
Питт не моргнув выдержал ее взгляд, прекрасно понимая, что это означает.
- И красивая, - добавил он, после чего сказал, сияя: - Очень красивая! Но Эмили шляпка тоже шла. Почему она отдала ее тебе?
- Увидела такую, которая ей больше понравилась, - честно призналась Шарлотта. - Хотя, разумеется, Эмили сказала, что купила шляпку для похорон, а затем услышала нелицеприятные вещи о покойной.
- И она отдала ее тебе?
- Ты же знаешь Эмили. - Отхлебнув бульон, Шарлотта добавила соли, чтобы удовлетворить требовательный вкус Питта. - Когда будет давать показания Эжени?
- Когда в дело вступит защита. Возможно, завтра до этого еще не дойдет - скорее всего, послезавтра. Тебе необязательно присутствовать.
- Да, наверное. Но я хочу. Я не люблю, когда мое мнение складывается только наполовину.
- Дорогая, когда это у тебя не было четкого, полного мнения? По какому бы то ни было вопросу?
- Ну хорошо, - тотчас же ответила Шарлотта, - в таком случае, если у меня будет мнение, я хочу, чтобы оно было основано на полной информации.
У Томаса не было ни сил, ни желания спорить. Если Шарлотта хочет присутствовать в суде, это ее собственное решение. В каком-то смысле было утешением, что, если он разделит с ней ношу знаний, его одиночество бесследно растает. Питт ничего не мог изменить, но, по крайней мере, он мог прикоснуться к жене, и та без слов, без каких-либо объяснений поймет, что он чувствует.
На следующий день первым свидетелем был Мортимер Суинфорд. Вся суть его показаний свелась к тому, чтобы заложить фундамент для появления Титуса. Суинфорд подтвердил, что Джером в качестве наставника занимался с его сыном и дочерью. Эти занятия начались вскоре после того, как Джерома взял на работу Энсти Уэйбурн, доводившийся родственником жене Суинфорда. На самом деле именно Уэйбурн порекомендовал ему Джерома. Нет, он ни о чем не подозревал, считая Джерома безупречно порядочным человеком. Его послужной список был просто великолепным.
Титуса продержали всего несколько минут. Он стоял на месте для дачи показаний, расправив плечи, серьезный, но охваченный в первую очередь не страхом, а любопытством. Шарлотта сразу же прониклась к мальчишке симпатией, поскольку ей показалось, что он искренне огорчен случившимся и крайне неохотно рассказывает об этих тревожных вещах, в которые до сих пор не мог поверить.
После перерыва на обед атмосфера в зале полностью переменилась. Сочувствие, рассудительная тишина исчезли, сменившись возбужденными перешептываниями и шелестом одежды. Присутствующие нетерпеливо заерзали на местах, предвкушая возможность утолить свое похотливое любопытство, не заглядывая в чужие окна и не подсматривая в замочную скважину.