Лицо Уэйбурна конвульсивно дернулось, мышцы тела напряглись. Годфри, которому он продолжал сжимать плечо, поморщился от боли.
- Господи, чего еще вам не хватает? Свидетеля?
Питт постарался сохранить спокойствие. Откуда этому человеку разбираться в строгих порядках полицейского расследования? Один его сын убит, другой не может прийти в себя после извращенных знаков внимания, а виновник этого по-прежнему находится под одной с ним крышей. Почему Уэйбурн должен внимать голосу рассудка? Сердце его обливается кровью. Вся его семья в том или ином виде подверглась насилию, стала жертвой подлого предательства.
- Прошу меня простить, сэр. - Питт приносил извинения за всё преступление, за его грязную сущность, за свое собственное вторжение в него, за грядущие страдания. - Я буду действовать как можно более быстро и деликатно. Благодарю вас, Годфри. Всего хорошего, сэр Энсти. - Развернувшись, он вышел из библиотеки в гостиную, где ждала горничная, по-прежнему в безмятежном неведении, держа в руке его шляпу.
Питт испытывал разочарование, сам не зная почему. Имеющихся данных было недостаточно для ареста Джерома, однако скрывать и дальше все это от Этельстана было уже невозможно. По словам Джерома, сам он в тот вечер был на концерте, и у него не было никаких мыслей относительно того, куда собирался направиться Артур Уэйбурн. Вероятно, тщательная проверка подтвердит его алиби. Не исключено, его видел какой-либо знакомый, а если он возвращался домой не один - например, со своей женой, - будет крайне сложно доказать, что затем он отправился в какое-то неизвестное место и убил Артура Уэйбурна.
Вот в чем заключалось самое слабое место расследования. Пока что не было никаких мыслей насчет того, где произошло преступление. Вне всякого сомнения, нужно было сделать еще очень много, прежде чем получить основания для ареста.
Инспектор ускорил шаг. Можно было представить Этельстану отчет, продемонстрировать прогресс, однако до полной определенности было еще очень далеко.
Этельстан курил превосходную сигару, и весь его кабинет был пропитан ее ароматом. Отполированная до блеска мебель сияла в свете газового рожка, а на сверкающей бронзовой дверной ручке не было ни пятнышка от пальцев.
- Присаживайтесь, - любезно предложил суперинтендант. - Рад, что мы близки к закрытию этого дела. Очень грязного, очень болезненного. Итак, что вам сказал сэр Энсти? Он говорил, речь идет о решающей улике. Что это было?
Питт был удивлен. Он даже не подозревал о том, что Этельстану известно о звонке Уэйбурна.
- Нет, - быстро ответил он. - Не совсем так. Определенно, улика важная, однако ее недостаточно для того, чтобы произвести арест.
- Так что же это? - нетерпеливо сказал Этельстан, подаваясь вперед. - Не тяните кота за хвост, Питт!
Инспектор поймал себя на том, что ему по какой-то необъяснимой причине не хочется повторять Этельстану эту печальную, хлипкую историю. Она была ничем и в то же время всем - чем-то неопределенным и в то же время неоспоримым.
Этельстан раздраженно забарабанил пальцами по бордовой кожаной поверхности стола.
- Младший брат убитого, Годфри, - осторожно начал Питт. - Он говорит, что наставник Джером вел себя с ним чересчур фамильярно, трогал его так, как это делают гомосексуалисты. - Сделав глубокий вдох, он медленно выпустил воздух. - И не раз. Конечно, в свое время мальчик ни словом не обмолвился об этом, потому что…
- Конечно, конечно. - Этельстан остановил его взмахом своей пухлой руки. - Вероятно, тогда он не понял, что это значило, - все это приобрело смысл только в свете гибели его брата. Ужасно… бедный мальчик. Ему потребуется какое-то время, чтобы прийти в себя. Так… - Суперинтендант провел ладонью по столу, словно закрывая что-то, в то время как в другой его руке по-прежнему дымилась сигара. - По крайней мере, теперь мы сможем навести порядок. Не теряя ни минуты, поезжайте и арестуйте этого человека. Несчастный! - Его лицо скривилось от отвращения; он презрительно фыркнул, выпуская носом дым.
- Для ареста этого еще недостаточно, - возразил Питт. - Возможно, Джером сможет предоставить алиби на весь тот вечер.
- Чепуха! - заметил Этельстан. - Говорит, что был на каком-то концерте. Пошел туда один, никого не встретил: вернулся домой уже после того, как его жена легла спать, и не стал ее будить. Абсолютно никакого алиби! Он мог быть где угодно.
Питт внутренне напрягся.
- Откуда вам это известно? - Сам он знал далеко не все из этого, и Этельстану он ничего не говорил.
Уголки губ суперинтенданта тронула легкая усмешка.
- Гилливрей, - сказал он. - Отличный парень. Его ждет большое будущее. И у него хорошие манеры. Он ведет расследование культурно, занимается только тем, что действительно имеет значение - сразу подходит к самой сути дела.
- Гилливрей, - повторил Питт, чувствуя, как у него напрягаются мышцы затылка. - Вы хотите сказать, Гилливрей проверил слова Джерома о том, как тот провел вечер?
- Вам он ничего не сказал? - небрежно произнес суперинтендант. - А должен был. Готов бежать впереди паровоза - не могу его в этом винить. Проникся сочувствием к несчастному отцу - очень некрасивое дело. - Он нахмурился, в свою очередь выражая сочувствие. - И все же я рад, что оно завершено. Можете отправляться производить арест. Возьмите с собой Гилливрея. Он заслужил эту честь!
Питт почувствовал, как у него в груди вскипают ярость и чувство безысходности. Возможно, Джером виновен, однако пока что улик недостаточно. По-прежнему оставалось множество неисследованных вариантов.
- Обвинения против Джерома слишком шаткие, - резко сказал Питт. - Мы даже не знаем, где произошло преступление! Нет никаких косвенных улик, нет ничего, что опровергало бы утверждение Джерома о том, что он находился именно там, где, по его словам, находился. Где происходили эти встречи - дома у Джерома? А где в это время была его жена? И, - начнем с этого, - почему Артуру Уэйбурну понадобилось принимать ванну у Джерома дома?
- Ради всего святого, Питт! - недовольно перебил его Этельстан, стискивая сигару с такой силой, что та согнулась. - Это все детали! Их можно будет прояснить. Возможно, они где-то снимали комнату…
- С ванной? - язвительно уточнил Питт. - Мало какая дешевая комната внаем может похвастаться отдельной ванной, где можно без помех совершить убийство!
- Это ведь будет нетрудно выяснить, так? - отрезал суперинтендант. - В этом и заключается ваша работа - раскапывать подобные вещи. Но сначала вы должны арестовать Джерома и поместить его туда, откуда он не сможет сбежать, чтобы наделать новых гадостей. В противном случае не успеем мы опомниться, как он окажется на борту парохода, пересекающего Ла-Манш, и мы его больше никогда не увидим! Итак, отправляйтесь выполнять свою работу. Или я должен послать вместо вас Гилливрея?
Спорить было бесполезно. Это сделает либо Питт, либо кто-то другой. И несмотря на то что дело было еще далеко не закрыто, в словах Этельстана была правда. Возможны и другие ответы, хотя Питт чувствовал нутром, что это маловероятно. Джером подходит по всем статьям: образ и обстоятельства его жизни обусловливали чувство пустоты, искривление сознания. Недоставало только физической потребности - но никто не мог объяснить, из чего она вырастает и кого соблазняет.
А если Джером один раз пошел на убийство, он, почувствовав, что полиция идет по следу, мог впасть в панику, обратиться в бегство или, что того хуже, убить снова.
Питт встал. Ему было нечего противопоставить начальнику, но, с другой стороны, возможно, сражаться также было и не из-за чего.
- Да, сэр, - тихо произнес он. - Завтра я возьму Гилливрея и отправлюсь за Джеромом - с утра пораньше, но только так, чтобы не поднимать ненужного шума. - Он искоса взглянул на суперинтенданта, но тот не увидел в его словах ничего веселого.
- Хорошо, - сказал Этельстан, с удовлетворением откидываясь назад. - Вот и отлично. Будьте поделикатнее - семье пришлось такое пережить. Разберитесь со всем побыстрее. Предупредите патрульного полицейского, чтобы он ночью присматривал за домом Джерома, хотя я и не думаю, что тот вздумает бежать. Мы еще не подошли достаточно близко.
- Да, сэр, - сказал Питт, направляясь к двери. - Да, сэр.
Глава 4
На следующее утро Питт отправился арестовывать Джерома. Гилливрей шагал рядом с ним пружинистой походкой, радостный и довольный. Питт ненавидел своего помощника за подобное поведение. Арест человека, подозреваемого в таком сугубо личном преступлении, являлся лишь серединой трагедии, которая с этого момента обнажала перед широкой публикой все свои самые сокровенные тайны. Инспектору хотелось сказать что-нибудь такое, что разбило бы вдребезги уютное, безмятежное самодовольство Гилливрея, что-нибудь такое, чтобы тот ощутил в груди настоящую невыносимую боль.
Однако ему на ум не шли слова, способные отразить действительность, поэтому он шел молча, все убыстряя шаг своих длинных, нескладных ног, вынуждая Гилливрея недовольно семенить следом, чтобы не отставать. Однако это мало удовлетворяло его.
Лакей, открывший полицейским дверь, всем своим видом выразил удивление. У него был вид хорошо воспитанного человека, у которого на глазах кто-то совершает вопиющую бестактность, однако его собственные понятия о правилах приличия заставляют его сделать вид, будто он ничего не заметил.
- Да, сэр? - спросил лакей, не впуская их в дом.
Питт уже решил, что нужно будет сначала поставить в известность Уэйбурна, прежде чем производить арест; так будет проще, а также более вежливо, и, возможно, впоследствии этот жест окупится сторицей - до конца было еще далеко. Имелись серьезные подозрения, оправдывающие необходимость ареста. Существовало только одно разумное решение, однако впереди предстояли еще долгие часы расследования, прежде чем можно будет рассчитывать на какие-либо доказательства. Необходимо было выяснить еще множество деталей, как, например, то, где было совершено преступление, и почему именно в тот момент. Что именно ускорило развитие событий и привело к акту насилия?
- Нам необходимо переговорить с сэром Энсти, - ответил Питт, глядя лакею в глаза.
- Вот как, сэр? - Лицо слуги оставалось равнодушным и безучастным, словно у фарфоровой совы. - Будьте добры, пройдите в дом. Я извещу сэра Энсти о вашей просьбе. В настоящий момент он завтракает, но, возможно, он примет вас, как только закончит.
Отступив в сторону, он дал полицейским войти, после чего закрыл за ними дверь плавным и бесшумным движением. В доме еще стоял запах траура, словно где-то по-прежнему оставались невидимые лилии и блюда с поминального стола. Приспущенные шторы создавали полумрак, снова напомнивший инспектору боль смерти, то, что Уэйбурн потерял сына, мальчика, только-только вышедшего из детства.
- Пожалуйста, скажите сэру Энсти, что мы готовы произвести арест, - сказал Питт. - Сегодня утром. И мы предпочли бы предварительно полностью ознакомить его с положением дел, - добавил он уже не так холодно. - Но мы не можем ждать.
Наконец лакей встрепенулся, теряя спокойствие. Питт ощутил бесконечное удовлетворение, увидев, как у него отвисла челюсть.
- Арест, сэр? Это связано со смертью мистера Артура, сэр?
- Да. Пожалуйста, сообщите сэру Энсти.
- Да, сэр. Разумеется. - Предоставив полицейским самим пройти в гостиную, лакей поспешил к дверям обеденного зала, постучал и вошел.
Уэйбурн появился практически тотчас же, с хлебными крошками в складках жилета, сжимая в руке салфетку, которую он сразу же отшвырнул, и слуга бесшумной тенью подобрал ее с пола.
Питт открыл дверь гостиной, пропуская Уэйбурна вперед. Как только все вошли и Гилливрей закрыл дверь, Уэйбурн нетерпеливо сказал:
- Вы собираетесь арестовать Джерома? Хорошо. Отвратительное дело, но чем быстрее мы с ним покончим, тем лучше. Я сейчас пошлю за ним. - Он резко дернул за шнурок колокольчика. - Вряд ли я буду вам здесь нужен. Я предпочел бы не присутствовать при этом. Весьма болезненно. Уверен, вы меня понимаете. Разумеется, я вам очень признателен за то, что вы поставили меня в известность в первую очередь. Надеюсь, вы выведете Джерома через черную дверь, да? Я хочу сказать, он ведь будет… как бы это сказать… в общем, э… я не хочу устраивать сцену. В этом нет… - Его лицо залилось краской, болезненно исказилось, словно он наконец проник в ужас преступления, ощутив его леденящий холод. - В этом нет никакой необходимости, - неуклюже закончил Уэйбурн.
Питт не нашел подобающих слов - на самом деле, если задуматься, вообще ничего хотя бы мало-мальски пристойного.
- Благодарю вас, - пробормотал Уэйбурн. - Вы поступили очень… тактично, принимая в расчет… ну… принимая в расчет все обстоятельства…
Инспектор не смог сдержаться. Он был не в силах притворяться, изображая неведение.
- Дело еще не закончено, сэр. Предстоит еще собрать доказательства, после чего будет суд.
Уэйбурн повернулся к нему спиной, возможно, в попытке отгородиться.
- Естественно. - Он наполнил свой ответ убежденностью, словно с самого начала сознавал это. - Естественно. Но, по крайней мере, этот человек покинет мой дом. Это будет началом конца.
В его голосе прозвучала настойчивость, и Питт не стал спорить. Возможно, все будет просто. Быть может, теперь, когда стала известна значительная часть правды, дальше все пойдет легко, хлынет потоком, и больше не придется добывать правду по крупицам. Может быть, Джером даже сознается в своем преступлении. Не исключено, что ноша стала для него настолько невыносимой, что он испытает облегчение, поняв, что надежды на спасение больше нет, откроет свою страшную тайну, отбросив молчание и всепоглощающее одиночество. Для многих именно эта ноша представляла самое страшное мучение.
- Да, сэр, - сказал Питт. - Мы заберем Джерома сегодня утром.
- Хорошо, хорошо.
Послышался стук дверь, и после ответа в гостиную вошел Джером. Гилливрей тотчас же передвинулся ближе к двери, на тот случай если наставник попытается бежать.
- Доброе утро. - Джером удивленно поднял брови. Если это была игра, то актер он был просто блестящий. В нем не было ни капли неуверенности, у него не бегал взгляд, не дрожала жилка, он даже не побледнел.
Зато лицо Уэйбурна блестело от пота. Он заговорил, уставившись на одну из десятка фотографий, висевших на стене.
- Полиция хочет встретиться с вами, Джером, - натянуто произнес он.
Развернувшись, Уэйбурн вышел; Гилливрей открыл перед ним дверь и закрыл ее за ним.
- Да? - спокойным тоном произнес Джером. - Не могу представить, что вам еще от меня понадобилось. Мне больше нечего добавить.
Питт никак не мог решить, то ли ему сесть, то ли оставаться стоять. Почему-то ему казалось, что если он сейчас устроится удобно, это будет непочтительно по отношению к трагедии.
- Сожалею, сэр, - наконец тихо промолвил инспектор. - Но сейчас у нас появились кое-какие новые улики, и мне не остается ничего другого, кроме как произвести арест. - Почему он до сих пор упорно не желал перейти прямо к делу? Этот человек надежно сидел на крючке, еще не чувствуя дыры в губе, не замечая лески, не догадываясь о долгом, безжалостном подъеме из воды.
- Вот как? - Это известие нисколько не заинтересовало Джерома. - Примите мои поздравления. Вы это хотели мне сказать?
Питту казалось, при каждой встрече с этим человеком он в кровь обдирает себе кожу, - и все же никак не мог заставить себя его арестовать. Быть может, все дело было в том, что у Джерома начисто отсутствовало чувство вины, он не испытывал ни страха, ни даже легкого беспокойства.
- Нет, мистер Джером, - ответил инспектор. Он должен принять решение. - У меня есть ордер на ваш арест. - Собравшись с духом, он достал из кармана официальную бумагу. - Морис Джером, я арестовываю вас за убийство Артура Уильяма Уэйбурна, совершенное вечером или ночью 11 сентября 1886 года. Я предупреждаю вас, что все, сказанное вами, будет записано, чтобы впоследствии быть представленным в суде в качестве доказательств.
Казалось, Джером ничего не понял; его лицо оставалось совершенно безучастным. Гилливрей напряженно застыл у дверей, наблюдая за ним, украдкой сжимая кулаки, словно готовясь к внезапному сопротивлению.
Какое-то мгновение Питт растерянно гадал, не повторить ли ему свое заявление. Но затем до него дошло, что, разумеется, сами слова были абсолютно понятны; просто наставник еще не успел в полной мере осознать их смысл. Потрясение оказалось слишком сильным, слишком неожиданным, и Джерому требовалось какое-то время, чтобы прийти в себя.
- Ч…ЧТО? - наконец выдавил наставник, все еще слишком ошеломленный, чтобы проникнуться настоящим страхом. - Что вы сказали?
- Я арестовываю вас за убийство Артура Уэйбурна, - повторил Питт.
- Это же какой-то абсурд! - Джерома охватил гнев от тупости следователя. - Неужели вы действительно считаете, что это я его убил? Во имя всего святого, зачем? Это совершенно бессмысленно. - Внезапно его лицо исказилось горечью. - А я-то считал вас честным человеком, инспектор. Вижу, я ошибался. Вы не глупы - по крайней мере, не настолько глупы. Следовательно, приходится предположить, что вы человек без принципов, соглашатель - или попросту трус!
Обвинения наставника больно ужалили Питта. Они были несправедливыми. Он арестовывал Джерома, потому что обилие улик не позволяло оставить его на свободе. Это решение было вынужденным; оно не имело никакого отношения к корыстным интересам самого инспектора. Было бы непростительной ошибкой оставлять Джерома на свободе.
- Годфри Уилбурн показал, что вы неоднократно приставали к нему, демонстрируя гомосексуальные наклонности, - строго произнес Питт. - Мы не можем оставить без внимания такое серьезное заявление.
Джером побледнел и как-то весь обмяк, словно осознав наконец в полной мере весь ужас своего положения.
- Это немыслимо! Это… это… - Он вскинул руки, словно собираясь закрыть лицо, но тотчас же безвольно их уронил. - О господи… - Наставник обернулся, но Гилливрей с решительным видом встал у двери.
Питт вновь почувствовал себя неуютно: разве не смог бы такой великолепный актер, настолько тонко и полно владеющий мастерством перевоплощения, гладко идти по жизни, изображая бесконечное обаяние? Джером сумел бы добиться для себя гораздо большего, чем то, чем он обладал сейчас; его влияние было бы огромным, если бы он приправил свое поведение дружелюбием или толикой юмора, вместо того чтобы ограждать себя стеной напыщенности, как он упорно вел себя с Питтом.
- Сожалею, мистер Джером, но мы вынуждены забрать вас с собой, - беспомощно произнес инспектор. - Для всех будет лучше, если вы без сопротивления последуете за нами. В противном случае вы только сделаете себе хуже.
Наставник поднял брови, давая волю изумлению и гневу.
- Вы угрожаете мне насилием?
- Нет, разумеется, - в бешенстве ответил Питт. Это предположение было нелепым и абсолютно несправедливым. - Я лишь хочу избавить вас от ненужных унижений. Вы предпочитаете, чтобы вас тащили силой, вырывающегося и вопящего благим матом, на глазах у кухарок и лакеев?