- Этот Томпсон по кличке Ату, - говорит сержант Уитчем, чуть смочив губы разбавленным бренди, - был знаменитым конокрадом, вором и мошенником. Томпсон и еще один парень, с которым они иногда вместе работали, обчистил на кругленькую сумму одного фермера, пообещав устроить его на хорошую должность - старый трюк, а потом еще попал в полицейскую газету "В погоню!" из-за лошади, которую украл в Хартфордшире. Мне поручили заняться этим Томпсоном, и в первую очередь я, разумеется, должен был установить, где он находится. Так вот, жена Томпсона с маленькой дочкой жила в Челси. Я знал, что Томпсон находился где-то неподалеку, поэтому стал наблюдать за их домом (особенно внимательно по утрам, когда разносят почту), потому что решил, что Томпсон наверняка захочет им написать. И точно, одним прекрасным утром приходит почтальон с письмом для миссис Томпсон. Дверь открыла и забрала письмо девочка. На почтовых отделениях нам всегда охотно по могают, но от самих почтальонов никогда не знаешь, чего ожидать. Он может либо согласиться помочь, либо отказаться, это уж как повезет. В общем, перехожу я через дорогу и говорю: "Доброе утро. Здравствуйте". - "И вам того же!" - отвечает почтальон. "Вы только что доставили письмо для миссис Томпсон". - "Ну, доставил". - "Вы случайно не обратили внимания, какой на нем был штемпель?" - "Нет, - говорит. - Не обратил". - "Послушайте, - говорю я, - скажу вам откровенно. Я - простой торговец, и дело у меня небольшое. Этому Томпсону я занял денег, немного, но я не могу себе позволить их потерять. Я знаю, что деньги у него есть, и знаю, что он крутится где-то здесь неподалеку, и, если бы вы сказали мне, какой штемпель на этом письме, я был бы вам очень признателен. Вы бы очень помогли скромному торговцу, у которого каждый пенни на счету". - "Но я в самом деле не обратил внимания, - ответил он, - какой там штемпель. Все, что я знаю, это то, что в конверте были деньги… Думаю, соверен". Мне этого хватило, потому что, конечно же, я знал, раз Томпсон послал ей деньги, она должна была как-то сообщить ему, что получила их, и, скорее всего, пошлет ответ на его адрес. Я поблагодарил почтальона и продолжал ждать. Днем из дома вышла девочка. Разумеется, я направился за ней. Она зашла в магазин канцтоваров, и, думаю, вам не нужно говорить, как через витрину я наблюдал, что она там делает. Она купила писчей бумаги, несколько конвертов и перо. Я подумал про себя: "Пока все сходится!", проследил за ней до дома и стал ждать, понимая, что миссис Томпсон пишет Ату ответ, который, вероятнее всего, скоро отнесут на почту. Где-то через час снова выходит девочка, в руке - конверт. Я подошел к ней и что-то спросил - уж не помню что, - но адреса на конверте мне видно не было, потому что она держала его запечатанной стороной вверх. Но мне опять повезло, я заметил на конверте то, что мы называем "поцелуем", - капельку воска рядом с печатью, и мне этого, как вы понимаете, было достаточно. Я проследил за ней до почты, дождался, пока она сдаст письмо и пойдет домой, потом зашел внутрь и вызвал управляющего. Когда он явился, я сказал ему: "Я из сыскной полиции. Вам только что сдали письмо с "поцелуем", адресованное человеку, которого я ищу. Не позволите ли взглянуть на письмо, я хочу узнать его адрес". Он был очень любезен, высыпал из почтового ящика на стойку целый ворох конвертов, среди них и то самое, с "поцелуем". Адрес гласил: "Мистеру Томасу Пиджену. Почтовое отделение, Б., до востребования". Тем же вечером я отправился в Б. (это миль сто двадцать пути или около того) и на следующий день, с самого утра, зашел на почту, нашел начальника отделения, представился и сообщил, что мне нужно проследить за тем, кто придет за письмом на имя мистера Томаса Пиджена. Начальник со мной был очень вежлив, он сказал: "Мы будем рады помочь вам. Можете оставаться в отделении, и как только кто-нибудь обратится за этим письмом, мы тут же дадим вам знать". Я прождал три дня. Я уже начал думать, что за ним вообще никто не придет, но тут, слышу, клерк шепчет мне: "Эй! Господин сыщик! За письмом пришли". - "Задержите его на минуту", - шепчу я ему в ответ, а сам тем временем выхожу через черный ход на улицу и бегу к входу. Там - молодой парень, по виду конюх, держит за поводья лошадь. Пока он ждал у окошка письмо, поводья растянулись через всю мостовую. Я подхожу к лошади, поглаживаю ее по шее и говорю пареньку: "А ведь это кобыла мистера Джоунса!" - "Нет, не его". - "Нет? - я делаю вид, что удивляюсь. - А очень похожа на его кобылу". - "Никакая это не кобыла мистера Джоунса, - говорит он. - Это кобыла мистера такого-то из "Герба Уорвика"". Тут ему принесли письмо, он - в седло и ускакал. Я взял кеб, сел на козлы, рванул следом и добрался до "Герба Уорвика" так быстро, что во двор трактира мы с ним въехали одновременно, только я в одни ворота, а он в другие. Я зашел в буфет, там молодая женщина обслуживала, и заказал стакан разбавленного бренди. Парнишка явился сразу за мной и передал ей письмо. Она без особого интереса взяла письмо и, не сказав ни слова, сунула его за зеркало над каминной полкой. Что делать?
Стал я думать, как быть. Сижу, поглядываю на торчащий уголок письма, да только в голову так ничего и не пришло. Тогда я попробовал снять там комнату, но в городе проходила лошадиная ярмарка или что-то в этом роде, поэтому все оказалось занято. Пришлось мне подыскать жилье в другом месте. Прожил я там пару дней и не раз еще заглядывал в тот буфет, но письмо все время оставалось за зеркалом. Наконец я подумал: "А что если мне самому написать этому мистеру Томасу Пиджену?" Может, из этого что-то выйдет? Так я и сделал. Отправил ему письмо, только на конверте специально написал не "мистеру Томасу Пиджену", а "мистеру Джону Пиджену", поглядим, думаю, что это даст. Утром (помню, моросило тогда) я дождался, когда на улице покажется почтальон, зашел в "Герб Уорвика" и снова стал ждать. Наконец заходит он с моим письмом и говорит девушке за стойкой: "Мистер Джон Пиджен у вас остановился?" - "Нет. Хотя, подождите… - отвечает девушка и достает первое письмо из-за зеркала. - Нет, у нас был Томас Пиджен, ваш Пиджен у нас не останавливался. А не могли бы вы оказать мне любезность и отправить это письмо, а то на улице дождь". Почтальон согласился, она положила письмо в другой конверт, подписала и отдала ему. Тот сунул его в шляпу и ушел.
Узнать новый адрес было нетрудно. Письмо было направлено "мистеру Томасу Пиджену. Почтовое отделение, Р., Нортгемптоншир. До востребования". Я сразу же выехал в Р., на почте все объяснил в тех же словах, что и в Б., и снова мне пришлось ждать три дня, пока за ним не явился парень, и опять на лошади. - "Есть письма мистеру Томасу Пиджену?" - "А вы откуда?" - "Из "Новой таверны", рядом с Р.". Забрал он письмо и ускакал легким галопом.
Я навел справки насчет "Новой таверны" рядом с Р. и, узнав, что трактир этот стоит на отшибе, в паре миль от почты, у лошадиного тракта, решил сходить посмотреть, что там и как. Нашел я его, где мне и сказали, ну и заглянул осмотреться. Хозяйка оказалась в буфете. Я - прямиком к ней и начинаю как-то разговор завязывать. Спросил у нее, как идут дела в таком уединенном месте, поговорил про дождливую погоду и так далее. Рядом с буфетом там отдельная комната была, то ли гостиная, то ли кухня, так вот, через приоткрытую дверь я заметил, что в ней у камина сидят трое мужчин. И один из них точно совпадал с описанием Ату Томпсона, которое у меня имелось.
Я подсел к ним. Попытался приятную беседу завести, но они явно не были настроены со мной разговаривать… Посмотрели на меня подозрительно, потом переглянулись. Ну, я тем временем тоже окинул их взглядом. Все трое были крупнее меня, рожи страшные, вот я и подумал, что место тут глухое, до ближайшей железнодорожной станции две мили, не меньше, да и ночь надвигается, так что глоток бренди мне не повредит. Заказал я бренди. Сижу себе спокойно у камина, потягиваю, значит, бренди, через какое-то время Томпсон встает и направляется к двери.
Самое интересное то, что я не был полностью уверен, Томпсон ли это, раньше-то никогда его не видел. Мне нужно было убедиться, не ошибаюсь ли я. Но тогда мне ничего не оставалось, кроме как пойти за ним и действовать по обстоятельствам. Оказалось, что он разговаривает с хозяйкой во дворе. Потом выяснилось, что местный нортгемптонский офицер тоже искал его по какой-то другой причине, а поскольку у офицера этого лицо в оспинах, как и у меня, и Томпсон это знал, он решил, что я - это тот офицер и есть. Как я уже сказал, он разговаривал с хозяйкой во дворе. Я подошел к нему сзади, положил руку на плечо - вот так - и говорю: "Бесполезно, Ату Томпсон. Я - офицер из Лондона, и мне известно, кто вы. Вы арестованы за уголовное преступление!" - "Дьявол!" - только и сказал Ату.
Мы вернулись в дом, но там нас встретили двое его дружков. Видели бы вы, что тут с ними сделалось! Поверьте, мне совсем не понравилось, как они на меня смотрели. "Эй, а ну отпустите его! Что вы с ним собираетесь делать?" - "Я скажу вам, что собираюсь с ним делать. Можете не сомневаться, сегодня же я отвезу его в Лондон. Только не думайте, что я тут один, и вам удастся помешать мне. Занимайтесь своими делами и не суйте нос, куда не надо. Ваши лица мне хорошо знакомы, так что мой вам совет: делайте то, что говорю, целее будете". На самом деле, я их тогда впервые в жизни увидел, но наглость моя, похоже, сработала, они поутихли и держались в стороне, пока Томпсон собирался. Но тут я подумал, что уходить мы будем вечером, когда уже стемнеет, и наверняка они пойдут следом и попытаются както своего дружка спасти. Поэтому я пошел к хозяйке. "Сколько у вас работает мужчин, миссис?" - спрашиваю. "Ни одного", - отвечает она и вздыхает. "Но у вас ведь есть конюх?" - "Да, конюх есть". - "Позовите". Через какое-то время он явился. Растрепанный, нечесаный молодой человек. "Послушайте меня внимательно, молодой человек, - говорю я. - Я - офицер полиции из Лондона. Фамилия этого человека - Томпсон. Он арестован за уголовное преступление. Я собираюсь отвести его на железнодорожную станцию и именем королевы прошу вас оказать мне помощь. Но хочу вас предупредить, мой друг, если откажетесь, у вас будут такие неприятности, что вам и не снились!" Вы бы видели, как у него глаза на лоб полезли. "Ну все, Томпсон, пошли", - и достаю наручники. Но тут Томпсон раскричался: "Нет! Не надо! Я и так с вами тихо пойду, но этих штук носить не желаю!" - "Слушайте, Ату Томпсон, - сказал я, - если вы обещаете себя хорошо вести, я тоже буду с вами по-хорошему. Дайте слово, что не будете глупить, и я не стану надевать на вас наручники". - "Обещаю, - говорит Томпсон. - Только напоследок хочу стакан бренди выпить". - "Ну и я еще от одного не откажусь", - говорю. "И нам еще два бренди, миссис, - просят его дружки. - Эй, господин ищейка, и человека своего угостите". Я согласился, так что мы все посидели еще немного, а потом я и конюх благополучно довели Ату Томпсона до станции, и уже вечером я привез его в Лондон. Его потом оправдали из-за каких-то неточностей в уликах, так что, я думаю, он до сих пор вспоминает меня и, должно быть, считает самым добрым сыщиком во всей Англии.
История эта заканчивается под всеобщие аплодисменты. Инспектор Уилд, покурив немного в задумчивости, устремляет взгляд на хозяина и говорит следующее:
- А у меня занятный случай был с Файки, которого осудили за подделку облигаций Юго-Западной железнодорожной компании… На днях это было… Что? Хотите услышать? С удовольствием расскажу.
До меня дошли сведения, что Файки с братом открыли свое дело, вон там, - и инспектор делает неопределенный жест, который может означать любое место на суррейской стороне Темзы. - Они скупали подержанные экипажи. Так вот, как я ни старался добраться до него, чего только не пробовал - все впустую. Наконец, я под вымышленным именем написал ему письмо, что, мол, хочу продать ему лошадь и легкий экипаж, заеду завтра, чтобы он мог их осмотреть и назначить цену. Много я не возьму, написал я, сговоримся по обычной цене. Потом мы со Строу съездили к одному моему приятелю, который занимается прокатом лошадей и экипажей, и взяли у него на день хорошую коляску. Не коляска, а загляденье. Настоящий шикарный выезд! Ну, захватив по дороге другого моего знакомого (не из полиции), направились мы к Файки. Там оставили моего товарища в коляске рядом с пабом, чтобы он за лошадью присмотрел, значит, а сами пошли в мастерскую, которая была чуть дальше по улице. Заходим, видим - там несколько молодцов работают, и все здоровые, как на подбор. Гляжу я на них и думаю: нам с ними никак не совладать, слишком уж их много. Нужно как-то нашего голубка выманивать на улицу. Ну, я и спрашиваю: "Мистер Файки на месте?" - "Нету его". - "А скоро должен быть?" - "Вряд ли". - "Понятно. А брата его случайно здесь нет?" - "Я его брат и есть". - "Очень хорошо, понимаете, какая штука выходит. Я вчера послал ему письмо, что хочу продать коляску. Специально ради этого приехал, а его, оказывается, нет на месте". - "Нету его, что я могу поделать? Но вас ведь не затруднит в другой раз заехать, не так ли?" - "Вообще-то затруднит. Мне нужно продать товар, и я не собираюсь растягивать это дело. Может быть, найдете все-таки своего брата?" Сначала он сказал, что нет, не найдет, потом, что вряд ли, а потом: "Пойду попробую". Поднялся он наверх, там что-то вроде второго этажа было, и через минуту спускается мой красавчик, без сюртука в рубашке одной.
"Похоже, - говорит он, - вы и впрямь сильно торопитесь". А я: "Да, в самом деле, я действительно очень тороплюсь, так что, думаю, не пожалеете вы, что со мной связались. Товар вам светит первосортный, и по смешной цене". - "Вообще-то, - продолжает он, - я прямо сейчас не готов покупать. А где коляска-то ваша?" - "Так на улице дожидается, где ж ей еще быть? Давайте пойдем, посмотрим". В общем, подозрений я у него не вызвал, поэтому мы вышли на улицу. И знаете, что тут произошло? Ни за что не догадаетесь. Когда мой друг (который в управлении колясками смыслит не больше дитяти малого) пустил лошадь рысью по улице, чтобы показать ее в ходу, лошадь понесла! Я такой гонки в жизни не видел.
Потом, когда жеребец наконец успокоился и коляска остановилась, мы принялись за осмотр. Файки несколько раз обошел вокруг коляски с видом важным, как судья, ну и я, понятное дело, не отставал. "Ну, так что, сэр? - спрашиваю. - Как видите, товар стоящий!" - "Да, в общем, неплохо смотрится", - отвечает он. "Еще бы! - поддакиваю я. - Да вы на лошадь только взгляните, - это я заметил, что он на нее как раз смотрит. - Ей еще и восьми нет!" - говорю и поглаживаю ей передние ноги с таким видом, будто всю жизнь только то и делаю, что лошадьми занимаюсь, хотя, провалиться мне на этом месте, сэр, если в мире сыщется хоть один человек, который хуже разбирается в лошадях, чем я! "Еще и восьми нет, да?" - переспрашивает он. "Нет и восьми", - повторяю. "Ну что ж, - говорит, - хорошо. Сколько вы просите?" - "Торговаться я не хочу, за все вместе двадцать пять фунтов!" - "Недорого!" - соглашается он, а сам ко мне присматривается. Я ему: "Видите? Я же вам говорил, что не пожалеете. Ну ладно, не будем толочь воду в ступе. Я хочу продать и цену свою назвал. Чтоб вы меньше сомневались, могу половину суммы взять сейчас наличными, а за вторую половину принять чек". - "Да, это не дорого", - повторяет он, а я ему: "Конечно же, не дорого. Да вы садитесь, попробуйте сами, как она в ходу, что б у вас последние сомнения отпали. Давайте, попробуйте!"
Садится он, значит, в коляску, и мы тоже садимся вместе с ним. Едем по той дороге, где в одном пабе у окна сидит железнодорожный клерк, который должен его опознать. Но клерк засомневался и не смог точно сказать, он это или не он… Почему? Потому что Файки наш бакенбарды сбрил. "Неплохая лошадка, - говорит он. - Рысью недурно идет. Да и у коляски ход мягкий". - "Кто бы сомневался! - замечаю. - Ну да ладно, мистер Файки. Не хочу больше отнимать ваше драгоценное время, поэтому скажу начистоту. Я - инспектор Уилд, и я вас арестовываю". - "Что-что?" - даже растерялся он. "Все верно, вы не ослышались", - подтверждаю. "Ах, чтоб тебя разорвало!" - только и смог промямлить он.
Поверите ли, я еще никогда не видел, чтобы человек так удивлялся. "Надеюсь, сюртук хоть разрешите мне надеть?" - спрашивает он. "Конечно", - разрешаю, а он тогда мне: "Так он у меня на работе остался, давайте вернемся". - "Ну уж нет, - возражаю я, - сегодня я уже там был, и нету у меня никакого желания туда возвращаться. Давайте-ка лучше пошлем кого-нибудь за ним". В общем, понял он, что затея эта у него не выгорит, поэтому послал кого-то за своим пальто, когда его принесли, надел, и мы преспокойненько и с удобством доставили его в Лондон.
Когда это воспоминание еще живо обсуждается, несколько офицеров предлагают своему коллеге с гладким, свежим и странно простодушным лицом рассказать "историю про Мясника".
Офицер с гладким, свежим и странно простодушным лицом, бесхитростно улыбаясь, мягким, вкрадчивым голосом начинает рассказывать:
- Лет шесть назад в Скотленд-Ярд сообщили, что на одном из оптовых складов в Сити происходят крупные хищения батиста и шелка. Нам поступило указание разобраться, что там происходит, и Строу, Фендолл и я приступили к работе.
- Что же, вы, получив указание, - интересуемся мы, - устроили у себя нечто вроде совещания кабинета министров?
Гладколицый офицер доверительным голосом отвечает:
- Да-да, так и было. Мы долго совещались, обговаривали все, до мелочей. Было известно, что скупщики продавали товар по явно заниженной цене, намного дешевле, чем если бы он попадал к ним честным путем. Они содержали два собственных магазина, перворазрядных заведения, один в Вест-Энде, второй - в Вестминстере. Мы долго за ними наблюдали, обхаживали со всех сторон, и в конце концов нам удалось выяснить, что краденый товар сбывается в небольшом трактире в районе Смитфилда, недалеко от церкви Святого Варфоломея. Туда складские грузчики, они же воры, везли украденное, и там договаривались о встречах с посредниками. В этом трактире в основном останавливались приезжие деревенские мясники, не сумевшие устроиться в городе, и мы решили - ха-ха-ха! - что я сам наряжусь мясником и поселюсь там!
Чтобы поручить это задание именно этому офицеру, нужно было обладать поистине гениальным чутьем, потому что он был буквально создан для этой роли. Даже рассказывая об этом, он превратился в засаленного, сонливого, робкого, недалекого, бесхитростного и доверчивого молодого добрякамясника. Когда он пригладил волосы, они стали выглядеть так, словно он смазал их почечным салом, а щеки его заблестели, как у человека, привычного к мясной пище.