Раздавшийся в эту минуту лай собаки, лежавшей рядом, разрушил грезы Марселя. Легкий топот, приглушенный шуршанием листьев под ногами, заставил молодого человека оглянуться, и он увидел бежавшую к нему по лесной тропинке крошечную таксу с лентой, повязанной бантом на ее шее. Позади нее, на некотором расстоянии, шла дама в глубоком трауре. Марсель не успел рассмотреть ее, поскольку в ту же минуту маленькая собака в бешенстве подбежала к его легавой, собираясь наброситься на нее. Раздался нежный голос: "Боб! Боб!" Но и это не подействовало, и собака Марселя поднялась на задние лапы, собираясь броситься на своего миниатюрного противника.
– Боб!.. О боже! – воскликнула в тревоге дама, бросаясь к месту происшествия.
Марсель услышал звучавшую в голосе мольбу и увидел пару чудных глаз, сверкавших на бледно-матовом лице. Не медля больше, он кинулся к своей собаке и, схватив за ошейник, оттащил назад. Затем, взяв на руки таксу, еще дрожавшую от испуга, но совершенно невредимую, с улыбкой поднес ее даме.
– Успокойтесь, сударыня, ваша сердитая собачка жива и здорова, хотя подвергалась большой опасности! Прошу извинения, но согласитесь, что не мы были зачинщиками ссоры.
Дама взяла на руки собачку и шлепнула ее, приговаривая сердито:
– Ах ты негодная! Моська лает на волка!
Теперь Марсель мог свободно разглядеть ее. Красота незнакомки поразила его, и он невольно залюбовался прекрасным личиком, золотистыми волосами, кроткими, полными неги карими глазами и красиво очерченными пунцовыми губами. Она дышала такой девственной чистотой, что всякий принял бы ее за юную девушку, если бы глубокий траур не выдавал в ней вдову. Взглянув на незнакомца, она сказала с очаровательной улыбкой:
– Благодарю вас, сударь, за вмешательство. Сожалею о вашей бедной собаке, которая поплатилась только за то, что собиралась защищаться.
– Сударыня, нельзя ставить на одну доску это прелестное крошечное животное и этого бродягу, привыкшего к шипам и колючкам. Но мне крайне неприятно, что это происшествие испортило вам прогулку… Вы можете свободно гулять в этом месте. Я привяжу свою собаку.
– Судя по вашим словам, – проговорила молодая вдова, – я нахожусь на вашей земле… Прошу извинить меня. Я приехала сюда с братом лишь два дня тому назад и еще не успела осмотреться… Я не знаю никого, кто мог бы объяснить, где мне дозволено гулять…
– Сударыня, вы можете гулять где вам вздумается… Вы, вероятно, живете на вилле "Утес"?
– Да, сударь…
– Так вам удобнее всего гулять в этом лесу. Здесь вы редко кого-нибудь встретите. Приходите когда вам вздумается.
Она пробормотала смущенно:
– Благодарю вас…
И, поклонившись, медленно удалилась грациозной походкой. Марсель долго следил за ней, очарованный, потом подозвал собаку, приласкал ее, как будто извиняясь за несправедливое отношение, и молча направился домой. Пообедав, он долго курил в саду, потом лег спать, и в эту ночь его впервые не тревожил образ рыжей соблазнительницы.
На следующий день молодой человек остался дома. Он работал в своей лаборатории, когда дверь шумно распахнулась, и на пороге появился Бодуан.
– Как вы сюда попали? – спросил Марсель. – Вас, вероятно, отец прислал?
– Да, сударь, и вся семья шлет вам сердечный привет… Я пока останусь у вас.
– Для чего?
– Я буду вам прислуживать.
– Ну ладно, милый Бодуан, устраивайтесь тут. Ваше присутствие, полагаю, не будет лишним. Здешние жители очень симпатичны, но не особенно смышлены…
– Мы тут все устроим, месье Марсель, – заверил молодого Барадье преданный слуга.
Он обошел лабораторию, внимательно осматривая все предметы, лежавшие на столе, и реторты на полке.
– Так это ваш рабочий кабинет, месье Марсель? Кто же его убирает?
– Никто. Я никого не пускаю сюда, – последовал ответ.
– Да, это видно. Но теперь я буду мыть ваши приборы… Я умею с ними обращаться… Что же, вы продолжаете опыты генерала?
– Я еще не успел приняться за них, у меня была другая работа… Но собираюсь приступить к ним на днях… И я рад, что вы приехали, Бодуан: мне нужен опытный помощник… А вот, смотрите, какие нежные зеленый, розовый и голубой оттенки я получил на днях!
Он держал в руках мотки шерсти, любуясь их красивым цветом.
– Бедный генерал Тремон навел меня на эти опыты. Вот если бы он ограничился техническими исследованиями, то был бы жив и здоров и нажил бы, вероятно, большое состояние. Но он относился с пренебрежением к изобретениям, предназначенным служить промышленности. Он думал лишь о государстве, хотел служить ему одному… А теперь, милейший Бодуан, идите устраивайтесь в своей комнате. Сегодня же вы приступите к исполнению своих обязанностей.
Марсель остался в лаборатории один, но работать он не мог, какая-то смутная тревога охватила все его существо. Он уселся возле открытого окна в широкое кожаное кресло и, отдавшись своим думам, блуждал взглядом по зеленым холмам, будто надеясь увидеть там тонкий, изящный силуэт дамы в трауре. Наконец в пять часов он спустился в сад, миновал клумбы, засаженные розовыми кустами, и подошел к реке полюбоваться хрустально чистой водой, как вдруг звонок у калитки вывел юношу из задумчивости. Он оглянулся и увидел направлявшегося к нему в сопровождении привратника красивого, изящно одетого молодого человека высокого роста, с голубыми глазами и русыми, изящно завитыми усами. Подойдя к Марселю, тот снял шляпу, отвесил почтительный поклон и сказал с итальянским певучим акцентом:
– Имею ли я удовольствие говорить с господином Марселем Барадье?
– Да, сударь, – ответил Марсель, с любопытством вглядываясь в незнакомца. – Чем обязан честью вашего посещения?
Молодой человек бросил взгляд на удалявшегося привратника, затем произнес несколько высокомерно:
– Позвольте, сударь, представиться. Я граф Чезаро Агостини, из рода князей Бривиеска. Я живу с сестрой на вилле "Утес". Я пришел поблагодарить вас за ваше внимание, за любезное разрешение гулять в вашем лесу…
– В этом нет ничего особенного, – ответил молодой Барадье. – Случай свел меня с вашей сестрой. Она здесь никого не знает… Мне показалось, что она ищет уединения… Я счел своим долгом предложить ей то, что мог, вот и все.
Граф Чезаро грациозно поклонился, причем красивое лицо его омрачилось.
– Сестра моя действительно грустит, – сказал он со вздохом, – она пережила тяжелое горе… Самоотверженно она ухаживала за больным мужем, который был значительно старше ее… Он умер некоторое время назад… Для поправки здоровья она приехала сюда, рассчитывая найти тут покой и тишину… Нам очень расхвалили воды Ара, но больше всего мы рассчитываем на действие чистого воздуха, в котором сестра моя нуждается больше всего после долгого пребывания у постели умирающего…
– Вы с сестрой приехали из Италии? – спросил Марсель.
– Нет, – ответил Чезаро. – Мадам Виньола была в Париже, я поехал туда за ней… Мы вернемся в Неаполь, где и думаем поселиться… Но не раньше осени… Да, все это очень, очень печально!
Марсель видел, что граф Чезаро не особенно торопится уходить, и поскольку его общество было приятно хозяину дома, то он повел гостя к аллее, в тени которой стояло несколько садовых стульев.
– Прошу вас, сударь, садитесь.
Итальянец небрежно опустился на один из стульев, вынул из кармана золотой портсигар и протянул его Марселю:
– Не угодно ли сигарету?
– С удовольствием, – ответил молодой химик.
Они закурили.
– Вилла, где живет моя сестра, очень уединенная… Не повлечет ли это каких-либо неудобств? – поинтересовался он у хозяина дома.
– Нисколько. Вашей сестре нечего бояться.
– Тем лучше. Я недолго пробуду с ней, дела требуют моего возвращения в Париж, и мысль, что я оставляю ее только с горничной и служанкой, весьма меня тревожит, не стану скрывать. Неужели здесь всегда так мало народу?
– В это время года – всегда. Сезон начинается в июне… Через два месяца гостиницы будут переполненными и все дороги – оживленными… К этому времени я отсюда уеду.
– Стало быть, вы живете здесь наездами? – спросил гость.
– Да, я постоянно живу в Париже… Сюда приезжаю только по делам фабрики…
– У вас большая фабрика? – продолжал свои расспросы итальянец.
– Да, одна из самых крупных в нашем департаменте… Она основана моим дедом… Это – колыбель нашей семьи, источник нашего благополучия. Вот почему отец мой, ныне глава банкирского дома, не хотел продавать ее и продолжает вести дело, хотя оно, как источник дохода, не особенно интересует его теперь…
– И вам поручено управление ею?
– Нет, у нас есть управляющий, который замещает моего отца… Я тут просто на правах хозяйского сына и не вмешиваюсь в производство… У меня есть лаборатория, и поскольку я химик, то провожу тут опыты… Но всякий в Аре вам скажет, что я не более чем любитель, что исследования мои несерьезны и что мои опыты никогда не окупятся… – Марсель непринужденно рассмеялся.
Красивый итальянец сказал своим певучим голосом:
– Да, сыновья богатых людей всегда возбуждают недоверие, никто не хочет видеть в них серьезных тружеников… Но из того, что человек не нуждается в деньгах, вовсе не следует, что он не способен работать по-настоящему…
– О, граф, что же будет тогда с бедняками?
– Но ведь вы сами относитесь с пренебрежением к своим исследованиям, хотя находите их интересными?
– Да, насколько вообще могут быть интересны опыты красильщика… Я вымачиваю шерсть в жидких красителях и стараюсь добиться прочной окраски, чтобы ткани потом не линяли от действия воздуха, дождя или света… Возьмите наши ткани, которыми обивают стены и мебель, – ведь они никуда не годятся! А старинные ткани сохранились до настоящего времени. Наши предки окрашивали ткани несравнимо лучше, а между тем химия служит нам теперь большим подспорьем… Вот, граф, область, в которой я подвизаюсь…
– Разумеется, это не философский камень! Но всякое исследование имеет свое значение… Что ж, вы добились удовлетворительных результатов?
Марсель насмешливо улыбнулся:
– Благодарен за внимание, граф, вы хотите польстить мне… Изобретатели, как известно, склонны говорить о своей работе, и вам хотелось бы отплатить любезностью за мое внимание к вашей сестре. Но вам было бы, полагаю, не особенно приятно, если бы я отнесся серьезно к вашему любопытству и повел бы вас осматривать мои образцы.
Итальянец опустил голову и произнес глухим голосом:
– Меня глубоко огорчает ваше недоверие… Я нахожу очень интересным все, что вы сообщили, и поскольку вы сомневаетесь в моей искренности, то убедительно прошу вас показать мне ваши работы… Впрочем, быть может, вы пошутили, и я вас не понял, не зная тонкостей языка… В таком случае прошу меня извинить.
– Нет-нет, я говорил совершенно серьезно, – сказал, смеясь, Марсель. – Но раз вы настаиваете, то потрудитесь следовать за мной. Я покажу вам свою лабораторию.
– Благодарю вас! – воскликнул Чезаро. – Я не решался беспокоить вас…
– Напрасно!.. Вы думали бы, пожалуй, что тут творятся чудеса, если бы я не показал вам свои жалкие труды… Только будьте осторожны, не испачкайтесь… Здесь не особенно чисто…
Молодой химик отворил дверь павильона и впустил графа в первую комнату, служившую ему кабинетом. Чезаро покраснел от волнения. Он пристально осматривался вокруг. На письменном столе в стиле Людовика XVI были разбросаны листы бумаги, покрытые цифрами, в ящиках виднелись коробки разных цветов, и на каждой красовалась этикетка. На другом массивном столе стояли склянки с надписями: серная кислота, нитробензин, пикриновая кислота, а рядом – целая серия хлоратов. Указывая на этот стол, итальянец спросил:
– А эти вещества не служат для окрашивания?
– Нет, – сказал Марсель уклончиво, – они предназначены для другой цели.
Когда гость протянул руку к одной из склянок, он воскликнул:
– Не прикасайтесь к этим сосудам!.. Лучше пойдемте сюда. – И химик отворил дверь в лабораторию.
Тут он усадил гостя в кресло и сказал:
– Здесь ничего не воспламенится и не взорвется.
– А в той комнате? – спросил итальянец.
– О, в той комнате можно, чиркнув спичкой, взорвать всю фабрику… и нас в придачу!
– Ах, черт возьми, я и тут не буду курить…
Гость внимательно всматривался в красивые образчики, которые показывал ему Марсель, и делал вид, что слушает его, но думал в это время о другом. Острые глаза его, полуприкрытые веками, словно искали то, на что намекнул Марсель. Но ничто в лаборатории не указывало на присутствие опасных веществ, необходимых для изготовления таинственного продукта…
– Я вас прошу, – сказал итальянец, – дайте мне немного этой прелестной шерсти. Сестра моя – большая мастерица в искусстве вышивания. Она соорудит из нее какую-нибудь чудную вещицу… Ее это развлечет, а вы увидите, как ваши краски засияют в художественном изделии.
– Я сам принесу вам этой шерсти, если позволите, – проговорил Марсель.
– Милости просим! К пяти часам мы всегда бываем дома. Только не откладывайте дела в дальний ящик, если хотите застать меня, ведь я собираюсь уехать вскоре, – любезно ответил гость.
– Я зайду завтра, если позволите.
– Прекрасно… До завтра!
Итальянец встал, прошелся по лаборатории и приблизился к окну, выходившему на реку:
– Ах, у вас тут под окнами река!.. Вы могли бы удить рыбу, не выходя в сад… Неужели вы не боитесь, что к вам могут забраться ночью? Стоит только злоумышленникам взять лодку, и они легко смогут проникнуть в этот павильон.
– С какой стати им сюда забираться! – воскликнул Марсель. – У меня ничего нет, и это всем известно… Впрочем, здешние жители очень честны.
– Но фабричные рабочие… Ведь среди них, вероятно, немало иностранцев?
– Нет, у нас иностранцев очень немного… Только несколько бельгийцев, кажется… Мы избегаем брать иностранных рабочих, потому что с ними трудно ладить, – пояснил молодой химик.
– Вы живете в этом павильоне?
– Нет, здесь нет жилых комнат, только какой-то жалкий чердак над лабораторией… Я живу в доме, что напротив особняка директора фабрики… Квартирка у меня маленькая, но очень уютная. В ней долгое время жил дядя Граф.
– Какой вы счастливчик, у вас есть родные! – сказал Чезаро печально. – Вот мы совершенно одиноки… Денежные дела совершенно рассорили нас с Бривиеска, а Виньола не имел родственников… Вот почему мы так привязаны друг к другу…
– Ваша сестра молода и красива, она снова выйдет замуж… – проговорил Марсель.
– Она пока не думает об этом… После всего, что ей пришлось перенести за время короткого брака, она жаждет только покоя… О, она столько выстрадала! Этот несчастный старец Виньола был безумным ревнивцем. Он не отпускал от себя жену ни на минуту… Правда, он оставил ей солидное состояние, но это недостаточное вознаграждение за те муки, которые она вынесла! Однако он умер, мир его праху!
– У сестры вашей есть дети? – осторожно поинтересовался молодой химик.
– Нет, сударь… И она ужасно сожалеет об этом, – печально проговорил гость.
Перед Марселем возник образ прелестной молодой женщины в трауре, одиноко гуляющей в лесу… Сколько ей лет? Никак не больше двадцати пяти… Бедняжка!..
Чезаро стал прощаться. Марсель проводил его до самой калитки и, пожимая руку, сказал с улыбкой:
– Итак, до завтра, граф!.. Прошу передать привет вашей сестре.
Простившись с итальянцем, Марсель направился к фабрике, но на полдороге встретился с ее директором. Карде был красен как рак и страшно взволнован.
– Ах, месье Марсель, – воскликнул он, – я шел к вам! Как я рад, что вы здесь!.. Вы можете лично убедиться в том, что у нас происходит, и написать господам Барадье и Графу.
– Что же случилось?
– Рабочие требуют сокращения рабочего дня и угрожают в противном случае стачкой.
– Вот так новость!
– Новость!.. Вот уже более трех недель как я слежу за происходящим… Я видел, что готовится бунт, но надеялся, что дело можно будет уладить… К сожалению, мои расчеты не оправдались…
– Возможно, их требования обоснованны? – поинтересовался Барадье-младший.
Директор с негодованием взглянул на хозяйского сына.
– Да разве такое возможно? Ведь все их стремления направлены на одно: максимально короткий рабочий день и насколько возможно большая оплата.
– Все люди стремятся к этому, – спокойно заметил Марсель.
– Ах, месье Марсель, хоть вы не говорите этого! – в сердцах воскликнул господин Карде.
– Почему?
– Потому что иначе нас бесцеремонно вышвырнут отсюда.
Марсель серьезно взглянул на директора:
– Я совершенно не разделяю ваших взглядов. Я полагаю, что, если бы относились к рабочим как к компаньонам, можно было бы добиться от них большего усердия и большей дисциплины…
– О, вы проповедуете социализм! – изумился директор фабрики.
– Нет, я отстаиваю только выгоды кооперации.
– А знаете, – сказал Карде, окинув Марселя насмешливым взглядом, – что, собственно, вызывает недовольство красильщиков? Эти рабочие, участь которых так вас беспокоит, – страшные лицемеры, они никогда не раскрывают своих истинных мыслей… Вы должны знать, что они возмущаются на своих тайных собраниях вашими изобретениями, это ваши новые способы окрашивания вызвали, собственно, их недовольство…
– Ах, болваны!
На лице Карде мелькнуло торжествующее выражение.
– Видите, я был прав. Они еще не ознакомились с ними, но полагают, что вы хотите внедрить их с целью сокращения рабочих… Вот и настаивают на необходимости стачки, чтобы добиться повышения заработной платы и сокращения рабочего времени.
– Люди, очевидно, заблуждаются. Стоит только разъяснить им цель моих исследований, тогда они поймут, что сделанные мной усовершенствования принесут им значительную выгоду… – с горячностью заговорил молодой человек.
– Они никогда не поверят этому. Но, если вы находите это целесообразным, соберите рабочих и поговорите с ними…
Марсель понял, что директор смеется над ним, что суть его речи сводится к следующему: "Пойди-ка потолкуй, голубчик, с этими господами, произнеси красивую речь, объясни им, что они должны усердно работать для того, чтобы ты в конце года получил хорошую прибыль, а они едва только не умерли бы с голоду. Постарайся убедить их в этом. Но могу тебя уверить, что, если ты не пообещаешь передать им свою фабрику и, пожалуй, необходимые капиталы для ведения дела, ты вряд ли добьешься у них успеха".
Марсель не стал более спорить. Он счел необходимым поддержать авторитет Карде в эту критическую минуту.
– Месье Карде, поверьте, я сделаю все, что вы найдете нужным для водворения порядка. Предоставляю вам действовать так, как сочтете правильным. Предупредили ли вы моего отца?
– Нет, я не имею обыкновения беспокоить моих патронов при каждом возникающем затруднении. Если положение осложнится, я еще успею это сделать.
– Прекрасно… Подождем.