– В последнее время мы с твоим отцом работали над одним очень важным проектом. Барадье ведь очень чуток в делах, и он раскрыл махинации Лихтенбаха. Этот старый мошенник продавал наши акции за бесценок. Мы в недоумении спрашивали себя, в чем причина постоянного снижения, когда вдруг один случай намекнул нам на то, что это все дело рук Лихтенбаха. Он хотел разорить наше общество, чтобы потом присвоить его себе. На него работало семь или восемь кулисье, но один из них проболтался, и мы всё поняли. Тогда твой отец сейчас же стал покупать все, что продавал Лихтенбах, и тем самым сначала остановил понижение, а потом добился роста. В настоящее время мы владеем двумястами тысячами акций, купленных по низкой цене, которые завтра, если патент на новое взрывчатое вещество будет приобретен обществом, в разы превысят свою номинальную стоимость. Если нам все удастся, то состояние семейства увеличится в разы.
– Хорошо, дядя, завтра у вас будут формулы и вы сможете распоряжаться ими как угодно.
Вдруг их разговор прервался громкими криками, раздававшимися со стороны города. В темноте засверкали огни и послышался глухой топот. Это рабочие и их жены шли по сонному городу и распевали Марсельезу. Марсель и дядя Граф, стоя в саду, смотрели на шумную толпу, проходившую мимо с зажженными, словно факелы, еловыми ветками. Дядя Граф, указывая рукой на дорогу, спросил:
– Ты слышишь, что они там поют, эти люди? Tous les patrons nous les pendrons! Мы настроили им квартир, где они живут, школ, где учатся их дети, больниц, где их лечат, организовали потребительские общества, где они получают все по сниженной цене. Только кабака мы им не дали, но там-то они и вдохновляются ненавистью к нам! Алкоголь – вот их господин, и у него нет жалости. Он беспощаден!
Проходили уже последние ряды рабочей колонны. И то ли потому, что они заметили людей в саду, то ли просто лишний раз захотели выразить свою ненависть, они вдруг с особой яростью воскликнули: "Долой патронов! Долой эксплуататоров!" Затем мало-помалу воцарилась тишина.
– Пойдем спать, эксплуататор, – с грустью проговорил Граф, и они направились к дому.
На другое утро дядя Граф поднялся очень рано. Он пошел совещаться с Карде. Марсель ушел в свою химическую лабораторию, чтобы составить формулы взрывчатых веществ, которые обещал дяде. Там молодой человек встретил Бодуана, раскладывавшего по местам инструменты, и восхитился необычным порядком.
– Великолепно, – проговорил Марсель, – давно здесь не было так чисто. Я думаю, пыль очень удивлена, что ее так беспокоят. Но, Бодуан, ни в коем случае не притрагивайтесь к порошкам. Здесь есть очень опасные.
– О, месье, для меня это дело привычное! При генерале я немало повозился с такими вещами. Я твердо запомнил одно его распоряжение: "Никогда ничего не смешивай". А после того, что произошло в Ванве, я и подавно не буду смешивать вещества.
– Вы спали в павильоне, Бодуан?
– Да, месье Марсель. Я устроил себе постель на чердаке, мне там очень хорошо. Да и беспокойства меньше. Пока в окрестностях будут бродить подозрительные субъекты, я буду спать одним глазом.
– Мне кажется, Бодуан, что люди, на которых вы намекаете, сердятся не на лабораторию, а на фабрику.
– Неизвестно, месье Марсель. Очень разные люди сюда понаехали за последние дни…
– Можно подумать, что вы сделали какое-нибудь необыкновенное открытие.
Бодуан опустил голову. Он испугался, что сболтнул лишнего.
– О нет, я не так хитер для этого, – вспомнив советы Лафоре, поспешил добавить он. – И все же остерегайтесь, месье Марсель. Не доверяйте никому!
С этими словами старый слуга вышел. Марселя удивила его настойчивость. Что могли означать его таинственные предостережения? Может быть, он знает больше, чем хочет сказать? Очаровательный силуэт мадам Виньола почему-то промелькнул в его воображении. Не ее ли он должен остерегаться? Тогда он вспомнил мечтательную и печальную молодую женщину, гулявшую по Боссиканскому лесу. Чего же ему опасаться? Разве только того, что его любовь не встретит взаимности? О, это действительно самая серьезная опасность, перед которой он бессилен. Что с ним станется, если его постигнет такая судьба? Его печальные размышления прервал стук в дверь. Это был дядя Граф.
– Ты знаешь, что у нас сегодня на десять утра назначена встреча с рабочими?
– Да, я не забыл.
– Что с тобой? Ты как будто не в себе.
– Вовсе нет. Вы говорили с Карде? Какие требования выдвигают рабочие?
– Как всегда: меньше работать и больше получать. Самим назначать надсмотрщиков, управлять пенсионной кассой и той, из которой выдаются пособия, не платить страховки в случае получения увечий. По всем этим пунктам можно прийти к соглашению, и я готов поступиться многим, но не исключено, что они выскажут еще одно требование, которое сделает всякое соглашение немыслимым.
– В чем же оно заключается?
– Уволить Карде. Рабочие обвиняют его в строгости.
– Уволить директора? Но завтра они как ни в чем не бывало потребуют и нашего увольнения! Нельзя им в этом уступать. Отказаться от всякой власти, не быть у себя хозяином? Ни за что и ни под каким предлогом!
– Ну, не волнуйся, – улыбаясь, заметил дядя. – Я не теряю надежды на то, что здравый смысл и благоразумие восторжествуют. Но мне хотелось бы, чтобы ты доставил мне одно удовольствие…
– Какое?
– Отправляйся погулять и не присутствуй на собрании.
– Вот еще! – воскликнул Марсель. – Позвольте вам сказать, что это не ваша мысль, дядюшка. Вам внушил это Карде.
– Ну да, так и есть. Он опасается твоей несдержанности. Он знает твои взгляды…
– Остолоп! Пусть занимается своими собственными! И как у него хватает нахальства требовать, чтобы я, сын хозяина фабрики, не присутствовал на собрании, касающемся моих материальных и нравственных интересов, после того как он своими бесполезными нововведениями восстановил против нас рабочих? И он думает, что я соглашусь? Действительно, плохо же он меня знает!
– Я бы тоже хотел, чтобы ты там не присутствовал.
– Но почему?
Помолчав немного, дядя Граф провел рукой по лбу и наконец решился заговорить:
– Я не хотел высказывать тебе своих опасений, но все же придется. Знай же, что за сегодняшним собранием могут последовать серьезные беспорядки.
– Тогда я непременно должен быть там!
– Ну-ну, не будем ссориться, Марсель! Я старик, к тому же меня здесь любят. Я справлюсь, но если мне пришлось бы присматривать еще и за тобой, то это была бы двойная работа. Ты всего лишь изобретатель, и есть рабочие, которые косо смотрят на твои изобретения. Они думают, что ты хочешь отнять у них кусок хлеба, изобретая новый способ производства того, что они делают руками. Уверяю тебя, Марсель, что серьезные причины заставляют меня желать твоего удаления, и, если бы ты был рассудителен, ты послушался бы меня.
– Нет, дядя Граф, я совсем не такой, да вы сами это прекрасно знаете. Пусть критикуют – мне все равно. Я не отойду от вас ни на шаг. Я буду стоять около вас спокойно и не стану мешать вам. Но я хочу быть там, это мое право и мой долг! К тому же, если бы я поступил иначе, вы бы сами сказали потом: "Однако быстро же он согласился! Этот Марсель храбр только на пустяки, а перед лицом настоящей опасности он трусит!"
Старик слушал племянника, искоса поглядывая на него. Озабоченное лицо его постепенно прояснялось. Он, конечно, порицал Марселя за неповиновение, но вместе с тем одобрял его настойчивость, преданность и горячность. Сердце старого холостяка таяло от пылких возражений Марселя. Он чувствовал, что его любит этот ребенок, к которому сам он был привязан как к родному сыну, и все недовольство дяди Графа растопилось в чувстве несказанной радости. Однако он старался скрыть это, притворяясь раздраженным, глаза его смеялись, когда он ворчал:
– Прекрасно! Я не могу тебя заставить. Как хочешь! Но если с тобой случится несчастье…
– Дядя Граф, мы погибнем вместе! – весело воскликнул молодой человек. – Только подумайте, какой эффект это известие произведет в газетах!
– Этого еще недоставало!
– Каким же образом вы думаете себя обезопасить?
– А никаким: я убежден, что с солдатами мы ничего не достигнем. Я уже дал знать властям, чтобы их не привлекали.
Тогда Марсель подозвал дядю к столу и, указав на небольшой стеклянный сосуд, сказал:
– Вот, дядя Граф, взгляните на это. Если бы я бросил в этот сосудик зажженную спичку, то бы мог истребить всех этих манифестантов…
– Так это и есть тот знаменитый порошок?
– Он самый.
– Покажи-ка.
Откупорив склянку, молодой человек высыпал на ладонь маленькие темные стружки. Запах камфары распространился по всей комнате.
– Это военный порох. Я могу делать его и в форме плиток. Так он напоминает небольшие пуговицы без дырочек. В виде пластин его удобнее использовать для заряда крупных орудий. В непрессованном виде он горит, как курительная бумажка, без дыма и с запахом сандала. Хотите посмотреть?
– Нет! – поспешил ответить дядя Граф. – Мне не очень-то нравится, что ты возишься с этими веществами. Они могут неожиданно взорваться.
– Вовсе нет. Это невозможно. А так как этот порошок пахнет камфарой, то им можно посыпать одежду – хорошее средство от моли. – И он весело рассмеялся.
Немного успокоившись, дядя заставил его поставить склянку на место и спросил:
– А другой порошок? Не военный, а для промышленных целей?
– Готового в запасе у нас нет, но его формула лежит в этом ящике.
– И, зная эту формулу, можно приготовить вещество, изобретенное Тремоном?
– Да, но нужно знать, как делать. Это и есть моя тайна, и я открою ее только тогда, когда приступлю к производству этого вещества. Тут указано только, какие нужно взять материалы и в каких пропорциях.
Открыв ящик, он достал оттуда лист бумаги, на котором была надпись: "Состав пороха № 1", а под ней – целый столбец каких-то сокращений и цифр. Марсель подал ее Графу, но тот не взял ее.
– Нет, оставь ее в ящике, ты мне отдашь ее сегодня вечером, после нашего совещания. Тогда я напишу письмо твоему отцу и вложу в письмо эту бумагу.
Марсель положил листок обратно в ящик и запер его на ключ. Граф стал собираться.
– Я иду к Карде, – сообщил он. – Если я тебе понадоблюсь, ты найдешь меня у него.
Оставшись один, молодой человек подошел к открытому окну и стал смотреть на реку. Напротив окна, на самой середине водной глади, в лодке сидел рыбак. На нем была широкая серая рубашка и огромная соломенная шляпа, прикрывавшая лицо. Казалось, он не замечал Марселя и, покуривая трубку, закинул удочку. Через несколько минут он вытащил рыбу, серебристая чешуя которой заблестела в лодке. Заинтересовавшись этим зрелищем, Марсель уже с четверть часа просидел у окна, когда дверь лаборатории вдруг отворилась, и на пороге показался Бодуан. Он явно был чем-то недоволен и как-то нехотя произнес:
– Месье Марсель, привратник говорит, что вас спрашивает какая-то горничная.
Молодой человек вскочил и быстро выбежал из лаборатории. "Наверно, это Милона, – подумал он. – Не случилось ли чего?" Бодуан следил за ним с досадой и ворчал себе под нос:
– Как он мчится к ней! Как ловко эта негодяйка прибрала его к рукам! Хороша и эта горничная с цыганским лицом! Что за гнусная шайка!
Марсель нашел Милону у ворот. Он отвел ее в сторону и с беспокойством спросил:
– С вашей госпожой ничего не случилось?
– Нет, у нас все благополучно, – с улыбкой ответила служанка, – но она страшно беспокоится за вас. Ночью мадам Виньола слышала крики, видела зловещие огни. Она хочет вас видеть, чтобы узнать, что все это означает. Вы должны ее успокоить.
– Могу ли я сейчас же пойти к ней, Милона?
– Она ждет вас.
– Уходите, Милона, – приказал молодой человек, вздрогнув от радости, – нас не должны видеть вместе. Я приду вслед за вами.
Поклонившись, горничная удалилась. Марсель глядел ей вслед, пока она не скрылась из виду. Его сердце неистово билось, глаза горели. В эту минуту он забыл обо всем на свете: о заводе, о стачке, о дяде Графе и об угрожавшей им опасности. Он думал только о прелестной блондинке, ожидавшей его на уединенной вилле, и стремился к ней на крыльях безрассудной молодости и любви.
X
Марсель и мадам Виньола сидели рядом у окна в полутемной гостиной и оживленно беседовали. Было десять часов утра. На ясном небе солнце стояло уже высоко, и его лучи, едва пробивавшиеся сквозь зеленую листву, ласкали молодых людей теплом. Аннетта своим бархатным голосом спрашивала:
– Неужели даже здесь, в этом захолустье, среди лесов, вдали от больших городов, нет спокойствия?
– Мирное население Ара никогда прежде не проявляло такого озлобления. Не понимаю, что за безумие овладело этими людьми!
– Вероятно, они поддались дурному влиянию, – с улыбкой предположила мадам Виньола, – но все это не важно. Самое главное – уберечь вас от этих дикарей. Когда я услышала вчера вечером их крики и угрозы, то задрожала от страха.
– Так вы неравнодушны ко мне?
– И он еще спрашивает!
– Послушайте, Аннетта, не знаю, как я мог находить жизнь хоть сколько-нибудь сносной до встречи с вами, – признался Марсель, сжимая ее руку. – Мне кажется, что я начал жить только месяц тому назад.
– Молчите! – воскликнула она, погрозив ему пальцем. – Я знаю, что у вас было много приключений. Не пытайтесь обманывать меня, как всех тех, кому вы признавались в любви.
– О, я никогда не любил! Теперь я это хорошо понимаю.
– Марсель, бога ради, будьте искренни, не обманывайте меня! Я ужасно страдала до этого дня, страдала потому, что чувствовала равнодушие и пустоту в сердце. Теперь я боюсь, что буду испытывать мучения именно потому, что полюблю.
– Нет, доверьтесь мне, дорогая Аннетта, и я заставлю вас забыть ваши старые печали. Вы так молоды, впереди еще столько хорошего. Я хочу, чтобы вы всецело принадлежали мне. Когда ваш траур закончится, когда вы будете свободны и сможете располагать своей судьбой… Если бы вы позволили мне поговорить с вашим братом…
– С Чезаро? – в ужасе воскликнула молодая женщина. – Что вы хотите ему сказать ему? Вы его совсем не знаете. Он станет вашим врагом на всю жизнь.
– Но почему же?
– Мне тяжело думать, а еще тяжелее говорить об этом! Чезаро беден, а мне Виньола оставил большое состояние. Если я отделюсь от него, он останется без средств к существованию. Как заставить его смириться с таким положением? Его угнетает одна только мысль о том, что он не может с достоинством поддержать блеск своего имени! Ведь мы принадлежим к древнему роду Бривиеска. Князья Бривиеска когда-то были господами Падуи, но наша семья разорилась, и теперь у Чезаро нет ничего, кроме его капитанского жалованья. Довольно жалкое положение для человека с его характером! С тех пор как я овдовела, он взял на себя управление моими владениями. Он получает с них доход, и я этому очень рада.
– Так отдайте ему ваше состояние! Разве мне нужны ваши богатства? Мне нужны только вы, Аннетта. Со временем я стану богатым человеком, и если бы я только захотел, то мог бы завтра же отдать вам все, чем вы пожертвуете для меня.
Мадам Виньола изобразила удивление, и ее прелестные глаза оживились.
– Каким образом? – полюбопытствовала она.
Очарованный ею, Марсель совсем забыл об осторожности. Он видел только пунцовые губы и блестящие глаза, вопросительно смотревшие на него.
– В моих руках находится очень важное техническое изобретение, которое произведет настоящий переворот в промышленном мире. Оно принадлежит не только мне, но та часть, которая выпадет на мою долю, составит целое состояние. Конечно, не мне одному известна тайна изготовления этих веществ, но без меня это дело не сдвинуть. Это даст нам огромный капитал, дорогая Аннетта, я буду обеспечен на всю жизнь.
– О, друг мой, объясните мне все!
– Вы единственная, с кем я так откровенен. Но разве я могу скрыть от вас что-либо? Я готов отдать вам свою честь, если вы потребуете. Впрочем, вы так бескорыстны, так благородны!
– Но, друг мой, если бы с вами что-то случилось, – прервала его мадам Виньола, – если бы вы вдруг пострадали в этой свалке, которая готовится у вас на заводе, – что стало бы с вашей тайной? Вы, вероятно, так же мало думали о ее сохранности, как и о защите своей жизни.
Произнося эти слова, она прижималась к нему все сильнее, а лицо ее выражало глубокую тревогу. Ее близкое дыхание обжигало Марселя, ее взгляд опьянял его.
– Не беспокойтесь, – проговорил он. – Сегодня утром я выписал формулу этого удивительного изобретения…
– Она у вас? – вновь прервала его Аннетта.
– Нет, дорогая, не волнуйтесь, я оставил ее в лаборатории. Теперь она не погибнет. Дядя Граф найдет ее в ящике моего письменного стола, если со мной произойдет несчастье. Но что со мной может случиться, если вы любите меня, Аннетта?
– Вы все еще сомневаетесь в этом после всего того, что я вам сказала? – произнесла она, еще сильнее прижимаясь к нему. – Вы сразу очаровали меня искренностью и великодушием. Вы так не похожи на тех, с кем мне до сих пор приходилось жить! Моя молодость прошла в холодном, мрачном доме в Милане, в доме моих родителей – суровых, строгих стариков, не понимавших меня. Потом я перешла в дом старого, больного мужа, где меня ждали тоска и скука. Только теперь я просыпаюсь и оживаю, словно спящая царевна из волшебной сказки. Я испытываю радость воскресения к жизни…
Самая талантливая актриса не сыграла бы этой роли лучше. Будто желая скрыть румянец, поступивший на щеках, она отвернулась. Совершенно обезумев от этих признаний, охваченный страстным желанием, Марсель склонил голову на плечо Аннетты. Тонкий аромат ее прелестного молодого тела окончательно опьянил его. Я обожаю тебя, обожаю! – прошептал он.
Она повернулась, и губы их слились в страстном поцелуе…
Среди лесной тишины внезапно послышался странный шум, звон набата, крики. Марсель слышал эти зловещие звуки, но не мог стряхнуть с себя оцепенения, удерживавшего его в объятиях Аннетты. Она вскочила первая.
– Что это? – воскликнула мадам Виньола.
– Да ведь это звон набата! – встрепенулся Марсель.
Раздался стук в дверь, и вошла горничная.
– Госпожа, в Аре что-то случилось, – тревожно заговорила она. – Отовсюду раздаются крики, над деревьями поднимается густой дым. С крыши все видно.
– Я поднимусь наверх, – воскликнул Марсель.
– Мило, проводи месье Марселя наверх. Я сейчас присоединюсь к вам.
Но вместо того, чтобы последовать за ними, молодая женщина подошла к письменному столу и стала что-то быстро писать на клочке бумаги. Вскоре на лестнице раздались торопливые шаги.
– Похоже, горит наша фабрика, – поспешил сообщить молодой человек. – О, Аннетта, я все забыл с вами. Прощайте, я бегу!
– Марсель, помните, что вы принадлежите мне! – И, обвив его шею руками, она с тоской прижалась к нему.
– Дорогая, я должен идти. Что обо мне подумают? Я вернусь вечером, отпустите меня!
– Хорошо, но Мило издали будет следить за вами и принесет мне известие о вас. Поклянитесь, что вы будете осторожны!