- Вы знакомы с Агатой Трой? - спросил он.
- Художницей? Она была там вчера ночью. Мне ужасно хотелось, чтобы меня кто-нибудь представил, но мне было неприятно просить. Мне кажется, она самый лучший художник в Англии из ныне здравствующих. Как, по-вашему?
- Да, пожалуй, я с вами соглашусь. Вы знаете, она берет учеников.
- Да? Наверное, одних только гениев?
- Мне кажется, тех, которые уже имеют какую-то начальную подготовку.
- Интересно, если мне дадут пройти начальную подготовку, она согласится взять меня?
- А вы думаете, из вас выйдет толк? - спросил Аллейн.
- Я уверена, что смогу рисовать. Но я сомневаюсь насчет масла и акварели. Я вижу все в линиях. Послушайте!
- Да?
- Как вы думаете, все это как-нибудь отразится на этой дурацкой затее с моим выездом в свет? Может, она заболеет? Последнее время я только об этом и думаю. Она просто чертовски злобная.
- Не говорите "она" и не говорите "чертовски". Первое вульгарно, а для второго вы еще слишком молоды.
Мисс Бирнбаум ответила ему довольной улыбкой.
- Во всяком случае, это то, что я думаю, - сказала она. - И при этом ее даже нельзя назвать добропорядочной. Вы знаете этого типа Уизерса?
- Да.
- Он ее любовник. И не притворяйтесь, что я вас шокировала. Я написала матери об этом. Я надеялась, что хоть это ее чуть-чуть встряхнет. Отец написал мне и спросил, не зовут ли его, случайно, Морис и не похож ли он на свинью - между прочим, это ужасно оскорбительно, - и если это так, я должна немедленно покинуть этот дом. Мне нравится мой отец. Но мама сказала, что если он друг миссис Холкат-Хэккет, значит, он вполне порядочный человек. Мне это показалось ужасно смешным. Единственная смешная вещь во всем этом. Потому что я не думаю, что очень весело бояться и собственного любовника, и собственного мужа. Как вы считаете?
Аллейн потер лоб и уставился на мисс Бирнбаум.
- Послушайте, - сказал он, - вы сообщаете нам немало всякой информации. А здесь присутствует мистер Фокс с блокнотом. Вас это не беспокоит?
Смуглое лицо вспыхнуло, словно внутри нее полыхал огонь. В уголках губ обозначились резкие складки.
- Вы хотите сказать, что у нее могут быть неприятности? Хочется верить. Я ненавижу ее. Она гадкая женщина. Она может убить любого, кто будет стоять у нее на пути. Ей не раз хотелось бы убить меня. Она говорит мне такие обидные вещи, от которых внутри все холодеет: "Детка, ну что я могу для вас сделать, если вы лишь таращите глаза, как рыба, и от вас не добьешься ни слова?", "Бог мой, за что мне такое наказание?", "Бедное дитя, полагаю, вы ничего не можете поделать с тем, как вы выглядите, но вы, по крайней мере, можете сделать над собой усилие и постараться разговаривать так, чтобы от вас не разило Сохо за версту". И потом передразнивает мой голос. Вчера она сказала мне, что кое в чем немцев можно понять, и спросила, нет ли у меня родственниц среди беженцев, потому что она слышала, будто многие англичане берут их в горничные. Я надеюсь, что это она убийца. Я надеюсь, что вы ее выведете на чистую воду и ей накинут веревку на старую морщинистую шею и повесят ее!
Мягкий, приглушенный голос смолк. Мисс Бирнбаум слегка дрожала, над верхней губой у нее выступили капельки пота.
Аллейн поморщился, потер лоб и сказал:
- Ну что, вы почувствовали себя лучше?
- Да.
- Злопамятный маленький чертенок! Неужели вы не можете стать выше всего этого и рассматривать происходящее как очень неприятный эпизод, который скоро закончится? Вы не пробовали рисовать, чтобы спустить пар?
- Я нарисовала карикатуру на нее. Когда я уеду из этого дома, я пошлю ее ей, если она к тому времени еще не будет за решеткой.
- Вы знакомы с Сарой Аллейн?
- Она одна из тех, кто пользуется успехом. Да, я ее знаю.
- Она вам нравится?
- Ничего. По крайней мере, она помнит, кто я такая, когда мы встречаемся.
Аллейн решил на время оставить разговор о своей племяннице.
- Ну что ж, - сказал он, - осмелюсь предположить, что ваше избавление наступит раньше, чем вы думаете. А сейчас мне нужно уходить. Надеюсь, мы еще встретимся.
- Я тоже. Полагаю, вы думаете, что я просто ужасна.
- Совершенно верно. Убедите себя, что все окружающие ненавидят вас, и вы всегда будете счастливы.
Мисс Бирнбаум улыбнулась.
- Вам, наверное, кажется, что вы очень умный? - спросила она. - До свидания.
Они дружески пожали друг другу руки, и она проводила их до выхода. Последнее, что запомнил Аллейн, - это темная, коренастая, агрессивная фигурка на фоне сдержанных, элегантных полутонов.
21. Заявление Люси Лорример
Было уже почти шесть часов вечера, когда Аллейн и Фокс вернулись наконец в Скотланд-Ярд. Они сразу же направились в кабинет Аллейна. Фокс принялся разбирать свои записи, а Аллейн стал просматривать донесения, поступившие за время их отсутствия. Они оба раскурили трубки, и между ними установилась та приятная атмосфера близости, которая возникает, когда два человека молча занимаются одним общим делом.
Наконец Аллейн отложил бумаги и взглянул на своего друга. Он подумал: "Сколько раз мы сидели вот так, Фокс и я, словно два скромных клерка в канцелярии Страшного Суда, разбирая и классифицируя человеческие злодеяния. Фокс уже начал седеть, на щеках у него стали появляться старческие сосуды… Скоро я одиноко побреду домой, в свое логово". В его воображении тут же возник образ женщины, сидящей возле камина в голубом кресле с высокой спинкой, но эта картина была слишком домашней. Скорее она будет сидеть на каминном коврике, ее руки, перепачканные углем, будут стремительно летать над белой поверхностью, оставляя на ней изящные, восхитительные линии. Когда он войдет, Трой оторвет взгляд от рисунка и улыбнется, а может быть, нахмурится. Он отогнал от себя это видение и обнаружил, что Фокс, по обыкновению, смотрит на него с мягкой выжидательностью.
- Закончили? - спросил Аллейн.
- Да, сэр. Я пытался уточнить кое-какие детали. Вот отчет по поводу чистки серебра. Этим занимался Кэрви, и, надо сказать, неплохо поработал. Обошел все дома, выдавая себя за сотрудника службы по борьбе с мышами и крысами, и быстро подружился со слугами. У Каррадосов все серебро чистили сегодня утром, включая портсигар сэра Герберта, который Кэрви видел в буфетной у дворецкого и о котором сказал, что он все равно не подходит по форме. Слуга сэра Даниэля чистит серебро по понедельникам и по пятницам, так что все было вычищено вчера. Франсуа чистит вещи Даймитри ежедневно, по крайней мере, он так утверждает. За нуждами молодого Поттера и Уизерса следит квартирная прислуга, которая чистит лишь столовое серебро. Портсигары Холкат-Хэккетов чистят по пятницам, но полируют ежедневно. Это, пожалуй, все. Что там слышно у Бэйли?
- Немного, к сожалению. Осмотр такси ничего не дал. Он снял пальчики Уизерса с моего портсигара, но, как мы и ожидали, в зеленой гостиной побывало столько народу, что бесполезно там что-либо искать. Однако он нашел отпечатки пальцев Уизерса и молодого Поттера на тех страницах в "Судебной медицине" Тейлора, где речь идет о смерти от удушения.
- Смотрите-ка, это уже кое-что!
- Не так уж много, Фокс. Они скажут, что как только прочитали в газетах подробности о смерти лорда Роберта, то сразу же полезли в Тейлора, чтобы посмотреть раздел об удушении, и кто сможет уличить их во лжи? Наш человек, которого мы послали в Ледерхед, отлично справился с заданием. Судя по всему, Уизерс нанял супружескую чету, чтобы они присматривали за домом. Наш человек наплел, что его прислали из муниципального совета проверить электропроводку, и его впустили. Более того, он умудрился осмотреть весь дом. Он нашел колесо рулетки, и у него хватило ума тщательно обследовать его. Перегородки ячеек для номеров второй дюжины были слегка сточены. Надо полагать, мистер Дональд или кто-то еще из сообщников Уизерса должен был ставить именно на эти номера. Само колесо выглядело абсолютно новым. Там было также и более старое колесо, ничем не примечательное, и несколько колод карт, рубашки которых были со знанием дела обработаны пемзой. К счастью для нас, супружеская чета крупно поругалась с бравым капитаном, и они с готовностью выложили все, что знали о нем. По-моему, у нас достаточно оснований, чтобы предъявить ему официальное обвинение в содержании игорного притона. Томпсон доложил, что сам Уизерс весь день не выходил из дома и никто его не навещал. Телефон опять отсоединили сразу же, как только мы уехали. Вещи Дональда Поттера он отправил на такси. Теперь - что касается Даймитри: он отсюда направился прямо домой, по дороге зайдя в аптеку, чтобы перевязать руку. Он также весь день просидел дома и никому не звонил. Прямо-таки образцовое поведение. Черт, как нам заставить кого-нибудь из жертв шантажа предъявить обвинение Даймитри?
- Вы меня спрашиваете? - кисло поинтересовался Фокс.
- Да. Ни малейшей надежды. Ну так вот, Фокс, я еще раз тщательно обдумал эту проклятую, запутанную, туманную историю с зеленой гостиной. Все сводится к тому, что единственными, кто мог слышать разговор лорда Роберта, были Уизерс, сэр Герберт Каррадос, мисс Харрис, миссис Холкат-Хэккет и Дональд. Они все находились на верхнем этаже, и, если в какой-то момент кто-либо из них ненадолго заглянул в комнату, в которой находился лорд Роберт, кто может его в этом уличить? Но, черт побери, всегда остается это "но" - не исключено, что в то время, когда лорд Роберт беседовал по телефону, кто-то еще мог подняться по лестнице и зайти в зеленую гостиную. Миссис Холкат-Хэккет находилась в гардеробе, Уизерс, Дональд и Каррадос - в другой гостиной, мисс Харрис - в туалете. Даймитри утверждает, что был в это время внизу, но кто, черт возьми, может это подтвердить? Если все остальные говорят правду, любой мог подняться наверх и затем снова спуститься совершенно незамеченным.
- Джентльмен, ворвавшийся в дамский туалет?
- Вот именно. Не исключено, что он прятался там, пока не убедился, что путь свободен, но почему? Ведь в том, что он вышел из гостиной, нет ничего подозрительного.
- Угу, - сказал Фокс.
- В этом деле, Фокс, я вижу два существенных момента. Первый - это портсигар, точнее, два портсигара - один принадлежит миссис Холкат-Хэккет, другой - убийце.
- Да, - согласился Фокс.
- И второй - потерянное письмо. То самое, которое написал Пэдди О'Брайену его австралийский друг и которое, судя по всему, было украдено где-то в Букингемшире восемнадцать лет тому назад. Вы не находите странным, что дядя мисс Харрис был приходским священником в Фальконбридже, той самой деревушке, где Пэдди О'Брайен потерпел аварию? Интересно, знают ли мисс Харрис или леди Каррадос об этом совпадении? Я думаю, первое, что нужно сделать после коронерского следствия, - это отправиться в Барбикон-Брамли и потревожить покой дядюшки мисс Харрис. Затем придется порыться в истории сельской больницы в Фальконбридже. Но какой старый след! Один шанс из тысячи, что нам удастся что-нибудь откопать!
- Довольно странное совпадение, что мисс Харрис оказалась связана со всем этим делом, - задумчиво произнес Фокс.
- Вы уже представляете себе мисс Харрис в роли сообщницы преступного старого пастора, который в течение восемнадцати лет хранил компрометирующее письмо и лишь сейчас решил им воспользоваться? Ну что ж, думаю, это не так уж невозможно. Но я не считаю невероятным то совпадение, что мисс Харрис оказалась в роли секретаря леди Каррадос. Совпадения начинают казаться все более удивительными по мере того, как они приобретают значимость. Представьте, что кто-то рассказывает мисс Харрис о несчастном случае, в результате которого погиб Пэдди О'Брайен, и мисс Харрис замечает на это, что приходским священником в Фальконбридже был ее дядя. Все дежурно восклицают, что мир тесен, и никто больше об этом не вспоминает. Добавьте сюда пропавшее письмо, и мы сразу же начинаем считать поразительной отдаленную связь между мисс Харрис и Фальконбриджем.
- Навряд ли она с такой готовностью рассказала бы об этом, если бы имела какое-то отношение к пропавшему письму, - вынужден был признать Фокс.
- Вот именно. И все же нам нужно будет удостовериться в этом. Кстати, Фокс, у нас есть еще леди Лорример. Нужно, чтобы она подтвердила показания сэра Даниэля Дэвидсона.
- Совершенно верно, сэр.
Фокс снял очки и убрал их в футляр.
- На основании того, что мы имеем, есть ли у вас уже какие-то конкретные подозрения? - спросил он.
- Да. Я как раз хотел обсудить это с вами на досуге. Мне хотелось бы знать, пришли ли вы независимо от меня к тем же самым выводам?
- Портсигар и телефонный звонок.
- Да. Хорошо, Фокс, давайте обсудим портсигар не спеша и обстоятельно. Первое…
И они углубились в рассуждения.
В семь часов Фокс сказал:
- Арестом здесь пока и не пахнет. Слишком мало доказательств.
- И не забывайте, что мы пока еще не нашли шляпу и плащ, - отозвался Аллейн.
- Похоже, мистер Аллейн, что придется просить каждого, у кого нет алиби, позволить нам обыскать его дом. Несколько бестактно, - заметил Фокс.
- Каррадос, - принялся перечислять Аллейн, - Холкат-Хэккет, Дэвидсон, мисс Харрис. Уизерс и Поттер живут вместе, но я готов поклясться, что в их квартире плаща и шляпы нет. То же самое относится и к Даймитри.
- Мусорные ящики, - мрачно добавил Фокс. - Я просил ребят внимательно осмотреть мусорные ящики. Но вероятность обнаружить там то, что мы ищем, настолько мала, что хочется плакать. Как вы считаете, мистер Аллейн, каким образом может человек избавиться от плаща и шляпы? Нам известны все старые трюки. Сжечь их в лондонской квартире нельзя. Как вы сами заметили, был отлив, и их пришлось бы бросать в воду с моста, что было бы довольно рискованно. Как вы думаете, может быть, их оставили в камере хранения на вокзале?
- Придется навести справки. И нужно будет приставить расторопного человека к нашему красавцу. Но лично я не стал бы делать ставку на забытый багаж, Братец Лис. Последние годы об этом слишком много говорят. Расчлененные трупы с назойливым постоянством обнаруживаются в перевязанных веревками коробках не только на лондонской и северо-восточной железных дорогах, но и на страницах детективных романов. Я предпочитаю версию с посылкой. Я уже сделал все обычные запросы. Если эти вещи и отправили почтой, то наверняка в час пик и с одного из центральных почтамтов, и как мы можем теперь напасть на их след, ума не приложу. Остается лишь рассчитывать на счастливую случайность.
На столе зазвонил телефон, и у Аллейна больно сжало сердце, настолько живо это напомнило ему о последнем звонке лорда Роберта. Он поднял трубку. Звонила его мать, чтобы пригласить к обеду.
- Боюсь, что тебе очень сложно вырваться, дорогой, но, поскольку до меня всего пять минут езды на такси, я подумала, может быть, тебе будет удобнее пообедать со мной?
- Буду рад, - сказал Аллейн. - В какое время?
- В восемь, но, если хочешь, можем начать раньше. У меня никого не будет.
- Я приеду сейчас, мама, и мы пообедаем в восемь. Хорошо?
- Замечательно, - ответил мелодичный голос. - Я очень рада, дорогой.
Аллейн оставил дежурному номер телефона матери, - на тот случай, если он вдруг срочно понадобится, и отправился на Катрин-стрит, где она снимала квартиру на время лондонского сезона. Он застал леди Аллейн в окружении газет и с очками в роговой оправе на носу.
- Привет, дорогой, - сказала она. - Не стану притворяться, будто я читаю вовсе не о смерти бедного Банчи, но, если хочешь, мы не будем это обсуждать.
- Должен признаться, больше всего мне хочется сесть в кресло, уставиться в потолок и почти не разговаривать, - ответил Аллейн. - Боюсь, мама, что я не слишком приятная компания.
- Почему бы тебе не принять ванну? - предложила леди Аллейн, не отрывая глаз от газеты.
- Я оскорбляю твое обоняние? - поинтересовался ее сын.
- Нет, но я всегда считала, что, если ты дошел до той стадии, когда хочется тупо уставиться в потолок, ванна - самая лучшая идея. Во сколько ты встал сегодня утром?
- Вчера утром. Но с тех пор я уже успел помыться и побриться.
- И ты совсем не спал прошлой ночью? Я бы на твоем месте все-таки приняла ванну. Сейчас налью тебе воды. Ты можешь воспользоваться моей комнатой. Я распорядилась, чтобы тебе прислали из дому чистую рубашку и все остальное.
- Бог мой! - воскликнул Аллейн. - Ты самая необычная и замечательная мать на свете.
Он лежал в ванне, и звук льющейся воды обволакивал его, погружая в блаженное забытье. Мысли, которые в течение последних шестнадцати часов были так четки и сконцентрированны, стали вдруг расплывчатыми и неясными. Неужели только сегодня утром он шел через двор к едва различимому в густом тумане такси? Сегодня утром! Он помнил, как гулко звучали шаги на булыжной мостовой. "Я должен за себя постоять, разве нет?" Наводящее ужас зрелище медленно и неотвратимо открывающейся дверцы. "Мертвый, разве нет? МЕРТВЫЙ, РАЗВЕ НЕТ?" "Задушен!" - выдохнул Аллейн и, едва не захлебнувшись, проснулся.
Его камердинер прислал чистое белье и смокинг. Аллейн очень медленно оделся, чувствуя себя обновленным, и присоединился к своей матери в гостиной.
- Налей себе сам чего-нибудь, - сказала она, все еще не отрываясь от газеты.
Сидя в кресле с бокалом в руке, он пытался понять, отчего чувствует себя таким смертельно уставшим. Он уже давно привык работать по двадцать четыре часа кряду, обходясь без ночного сна. Наверное, это из-за Банчи. Ему внезапно пришла в голову мысль, что именно сейчас, в эту самую минуту, множество людей вместе с ним вспоминают этого забавного человечка и скорбят о нем.
- В нем было столько обаяния, - сказал Аллейн вслух, и голос матери ответил ему с невозмутимым спокойствием:
- Да, столько обаяния. Свойство, которое природа распределяет самым несправедливым образом.
- Ты не добавила: "как я иногда думаю", - сказал Аллейн.
- Почему я должна это добавлять?
- Люди часто используют эту фразу, чтобы смягчить категоричность своих высказываний, но ты слишком уверена в себе для этого.
- У Банчи обаяние было неотъемлемой чертой характера, поэтому в его случае это не было несправедливостью, - сказала леди Аллейн. - Мы будем обедать? Уже объявили.
- Бог мой! - воскликнул Аллейн. - А я и не заметил.
Когда они перешли к кофе, он спросил:
- А где Сара?
- Она обедает у друзей, а потом едет с ними в театр. Там есть кому за ней присмотреть.
- Она видится с Роуз Бирнбаум?
- Мой дорогой Родерик, скажи на милость, кто это - Роуз Бирнбаум?