* * *
Завернув за угол, мы поспели как раз вовремя, чтобы увидеть, как американец, подойдя к двери дома номер 2 по Дорсет-стрит, вставляет ключ в замочную скважину!
- Что ж, Ватсон, - не без торжества в голосе сказал Холмс, - попробуем проверить мои выводы? - Он приблизился к американцу, нежданно оказавшемуся нашим соседом, приподнял шляпу и предложил помочь донести его ношу.
Тот, однако, отреагировал крайне странным образом. Отшатнулся, наткнувшись спиной на поручни и сбив свой цилиндр почти что на самые глаза. Тяжело дыша, он недоверчиво оглядел моего друга, а затем с невнятным рыком толкнул входную дверь и, проволочив за собой в переднюю свой тяжеленный саквояж, захлопнул дверь прямо перед носом Холмса.
С выражением иронического недоумения Холмс вскинул брови.
- Похоже, Ватсон, переноска тяжестей по жаре плохо сказалась на манерах этого джентльмена!
Войдя внутрь, мы застали американца по-прежнему в цилиндре, косо сидящем на голове. Тяжело ступая, он тащил свою ношу вверх по лестнице. Запор не выдержал, саквояж распахнулся, и в глаза мне бросился блеск серебра, мерцание золота и слепок, как показалось, крошечной человеческой руки. Увидев, кто вошел вслед за ним, он остановился, словно в растерянности, и пробормотал с вызовом:
- Предупреждаю, джентльмены, у меня револьвер и я умею им пользоваться.
Холмс принял это известие с подобающей случаю серьезностью и сообщил джентльмену следующее. Хорошо сознавая, сказал он, что в Техасе обмен выстрелами при знакомстве в порядке вещей, он должен заметить, однако, что в Англии пока еще принято, входя в дом, разряжать оружие. Что было, на мой взгляд, довольно-таки лицемерным высказыванием из уст человека, имеющего обыкновение оттачивать свою меткость, стреляя в гостиной!
Однако же наш собрат-жилец сконфузился и сбавил тон.
- Простите меня, джентльмены, - вздохнул он. - Я иностранец и, должен признать, несколько сбит с толку, кто тут мои друзья, а кто враги. Видите ли, меня предупредили, что следует вести себя с осторожностью. Но как вы сюда вошли?
- Так же, как вы: вставив ключ в замочную скважину, дорогой мой сэр. Мы с доктором Ватсоном остановились здесь на несколько недель.
- Доктором Ватсоном? - эхом повторил незнакомец с явным американским акцентом. Протяжный выговор выдавал в нем уроженца юго-западных штатов, и я вполне доверял знаниям Холмса, чтобы допустить, что собеседник наш и впрямь из Техаса.
- Это я, - сказал я, озадаченный нескрываемым энтузиазмом, с которым он произнес мою фамилию, но загадка разрешилась, когда он переключил свое внимание на моего друга.
- Значит, в таком случае вы - мистер Шерлок Холмс! О, дорогой сэр, простите мне мои дурные манеры! Я ваш горячий поклонник, джентльмены. Я следил за всеми вашими делами. Вы - одна из причин того, что я снял комнаты поблизости от Бейкер-стрит. К несчастью, когда я вчера зашел к вам, то застал только рабочих, которые не смогли сказать мне, куда именно вы переехали. Время поджимало, пришлось действовать самостоятельно. И боюсь, похвастаться мне нечем! Я и представления не имел, что вы живете в одном доме со мной.
- Наша хозяйка, - сухо заметил Холмс, - не из болтливых и славится своей сдержанностью. Думаю, даже ее кошка не слыхивала наших имен в этом доме.
Американец был на вид лет сорока пяти от роду, смугл от солнца, с густой рыжей шевелюрой, вислыми рыжими усами и тяжелой челюстью. Когда бы не умные зеленоватые глаза и тонкие руки, я принял бы его за ирландского борца-профессионала.
- Меня зовут Джеймс Маклсворт, сэр, а живу я в Галвестоне, в Техасе. Уже несколько поколений нашей семьи занимается импортом-экспортом товаров, мы доставляем их по реке до Остина, столицы штата, и пользуемся репутацией честных торговцев. Мой дед воевал за независимость Техаса и первым повел пароход вверх по Колорадо, чтобы торговать с портом Сабатини и прибрежными городками.
Как это свойственно американцам, он предъявлял краткое жизнеописание, свое и своих предков, даже если вы всего лишь пожали ему руку. Обычай полезный и весьма уместный в тех диковатых и все еще малонаселенных регионах Соединенных Штатов, откуда он родом.
Холмс проявил сердечность, нюхом чуя тайну как раз по своему вкусу, и пригласил техасца через часок к нам присоединиться, чтобы не торопясь за виски с содовой обсудить, какое у него к нам дело.
Мистер Маклсворт с готовностью это приглашение принял, пообещав ознакомить нас с содержимым своего саквояжа и в полной мере объяснить свое недавнее поведение.
* * *
Перед тем как ему у нас появиться, я спросил Холмса, что за впечатление произвел на него Джеймс Маклсворт. Сам я увидел в нем вполне честного парня, делового человека, который, не исключено, попал в передрягу и надеялся, что Шерлок Холмс поможет ему из нее выкарабкаться. Если только это ему и требовалось, то, я был уверен в этом, Холмс от дела откажется. А с другой стороны, что-то во всем этом подсказывало, что история может оказаться прелюбопытной.
Холмс ответил, что ему наш новый знакомец показался занятным и пожалуй что искренним. Однако он не уверен пока, то ли этот Маклсворт простак, обманутый каким-то хитрым проходимцем, то ли просто чем-то расстроен.
- Впрочем, есть у меня свои догадки, Ватсон, что без преступления здесь не обошлось - причем преступления дьявольски изощренного. Вы ведь слышали о "Персее" Феллини, не так ли?
- Кто же о нем не слышал? Писали, что это лучшая работа Феллини. Отлита из серебра, гравирована золотом. Изображает Персея с головой горгоны Медузы, причем голова выполнена из сапфиров, изумрудов, жемчуга и рубинов.
- Ваша память, как всегда, превосходна, Ватсон. В течение многих лет "Персей" был гордостью коллекции сэра Джеффри Маклсворта, сына известного владельца металлургического производства, по слухам богатейшего в Англии человека. Сэр Джеффри меж тем, насколько мне известно, умер одним из беднейших. Он любил искусство, но в деньгах мало что смыслил и по этой причине, как я понимаю, стал жертвой не одного мошенника. В молодые годы он участвовал в "эстетическом движении", дружил с Уистлером и Уайльдом. Причем Уайльд был ему истинным другом и какое-то время пытался влиять на него, отговаривая от некоторых его особенно безрассудных трат.
- А, как же, Маклсворт! - припомнил я.
- Вот именно, Маклсворт. - Холмс помолчал, раскуривая свою трубку и глядя на улицу, где вершила свой круговорот обыденная, непримечательная жизнь. - Вещица была украдена лет десять назад. Дерзкое было преступление, я в тот момент даже приписывал его Мориарти. Все указывало на то, что статуя вывезена из страны и продана за границей. И все-таки я узнал ее - или же отличную ее копию - в саквояже, с которым наш Джеймс Маклсворт поднимался по лестнице. Он, разумеется, читал про эту историю, особенно если принять во внимание его фамилию. Следовательно, должен знать, что "Персей" числится в розыске. И тем не менее он явно сегодня куда-то съездил и вернулся оттуда с "Персеем". Почему? Ведь он не вор, Ватсон, что угодно на это ставлю.
- Будем надеяться, он исполнен желания просветить нас на этот счет, - сказал я, и тут в дверь постучали.
* * *
Мистер Джеймс Маклсворт явился преобразившимся. Принявши ванну и переодевшись в свое платье, он стал выглядеть уверенным в себе человеком. Костюм его был того типа, который предпочитают в тех землях, откуда он явился: заметно испанский покрой; из-под широкого воротника мягкой рубашки выглядывает галстук бантом; темно-красный жилет и остроносые сапоги из воловьей кожи. Короче говоря, заправский романтический колонист.
Он и начал с извинений за свой внешний вид. Он не осознавал, сказал он, покуда не приехал вчера в Лондон, что в Англии его наряд выглядит необычно и привлекает к себе внимание. Что до нас, заверили его мы оба, одеяние его ни в коей мере не оскорбляет наш взор, - напротив, мы находим его весьма и весьма привлекательным.
- Однако же оно сразу выдает, кто я и откуда, не так ли, джентльмены?
Мы согласились, что на Оксфорд-стрит вряд ли найдешь много людей, одетых по этой моде.
- Вот почему я поспешил приобрести английское платье, - сказал он. - Хотел слиться с толпой, не привлекать внимания. Цилиндр оказался великоват, визитка - маловата. Брюки - вот единственное, что подошло по размеру. А из саквояжей нужной мне формы я купил самый большой, какой только смог найти.
- Итак, подобающим образом экипированный, этим утром вы вошли в лондонскую подземку, чтобы ехать… куда?
- В Виллесден, мистер Холмс. Но послушайте! Как вы это узнали? Вы что, весь день следили за мной?
- Вот уж нет, мистер Маклсворт! А в Виллесдене вы получили в свое владение "Персея" Феллини, не так ли?
- Да вы все обо мне знаете, мистер Холмс, прежде чем я скажу вам об этом! Нет нужды вообще что-то рассказывать! Ваша репутация полностью вами заслужена, сэр. Не будь я человек здравый, подумал бы, что вы медиум!
- Простая дедукция, мистер Маклсворт! Навык весьма полезный, достигается упражнением. Однако мне потребуется более длительное знакомство с вами, чтобы достигнуть умозаключения, что именно подвигло вас преодолеть шесть тысяч миль по воде и по суше и прибыть в Лондон, а затем направиться в Виллесден и вернуться оттуда с одним из совершеннейших изделий серебряных дел мастера эпохи Ренессанса. Да к тому же в один день.
- Смею заверить вас, мистер Холмс, что такого рода приключения - совсем не в моем обычае. Еще пару месяцев назад я всецело был погружен в управление вполне процветающим бизнесом по перевозке оптовых грузов. Моя жена несколько лет тому назад умерла; больше я не женился. Дети все уже взрослые, у них свои семьи, живут они вдалеке от Техаса. Жизнь моя была одинока, не скрою, но в целом вполне устроена и покойна. И все это, как легко догадаться, пошло прахом, когда в мою жизнь вошел "Персей" Феллини.
- Вы получили какое-то известие о нем в Техасе, да, мистер Маклсворт?
- Понимаете, сэр, странная получилась вещь, и не без червоточинки. Но, сдается, лучше мне поговорить с вами начистоту, рассказать все, как оно было. Джентльмен, у которого украли "Персея", был мне двоюродный брат. Мы состояли в переписке. В одном из писем он открыл мне тайну, которая с тех пор тяготит меня. Видите ли, кроме меня, у него родни не осталось, а дело семейное. Впрочем, вроде бы имеется еще один кузен где-то в Новом Орлеане, но его нужно еще найти. Короче говоря, джентльмены, вышло так, что я дал честное слово выполнить указания сэра Джеффри на тот случай, если что-то случится с ним или с "Персеем" Феллини. Указания эти и привели меня к поезду на Нью-Йорк, а из Нью-Йорка - на "Аркадии" в Лондон. Я прибыл вчера вечером.
- Получается, что весь этот путь, мистер Маклсворт, вы проделали по велению чести? - с невольным уважением спросил я.
- Можно сказать и так, сэр. В наших краях преданность семье - не пустой звук. Состояние сэра Джеффри, как вы знаете, ушло за долги. Но мое путешествие касается личных обстоятельств, и вашего знакомства я искал именно из-за них. Я считаю, что сэра Джеффри убили, мистер Холмс. Кто-то его шантажировал, он сам упоминал какие-то "финансовые обстоятельства". По письмам его было видно, что беспокойство его растет, и не раз он довольно бессвязно выражал свои страхи… в том смысле, что ему нечего оставить наследникам. Я отвечал ему, что прямых-то наследников у него нет, так что не стоит из-за этого волноваться. Похоже, он не принял в расчет мои слова. Он попросил моей помощи, причем заклинал проявить благоразумие и осмотрительность. Я пообещал ему, что сделаю все, о чем он попросит. В одном из последних писем, которые я от него получил, он указал, что, буде я получу известие о его кончине, мне следует немедля отплыть в Англию, по приезде в Лондон с поместительным саквояжем явиться в дом восемнадцать по Далия-гарденс в Виллесден-Грин, предъявить там доказательства того, что я тот, за кого себя выдаю, и принять на себя ответственность за предмет, представляющий собой ценнейшее семейное достояние Маклсвортов. После этого со всей возможной скоростью мне следует возвратиться в Галвестон, в Штаты. Более того, я должен поклясться, что указанный предмет навсегда останется связан с именем Маклсвортов. Я дал эту клятву и всего пару месяцев спустя прочитал в нашей местной газете о краже, а недавно пришло известие о самоубийстве бедного сэра Джеффри. Что мне еще оставалось, мистер Холмс, как не выполнить его распоряжения, ведь я дал слово! Но все-таки у меня сложилось убеждение, что под конец здравый смысл его покинул. Он опасался, подозревал я, что его никак не меньше чем убьют. Толковал о людях, которые не остановятся ни перед чем, чтобы завладеть статуей Феллини. Его не заботило, что все остальное его имущество до последнего цента заложено или что он умрет, в сущности, без гроша за душой. Важнее этой статуи ничего для него не было. Вот почему я подозреваю, что кража и убийство взаимосвязаны.
- Однако же полиция заключила, что причина смерти - самоубийство, - сказал я. - Была обнаружена предсмертная записка. Коронера это удовлетворило.
- Записка была вся в пятнах крови, не так ли? - пробормотал Холмс, сидевший откинувшись на спинку кресла и сложив ладони так, что подбородок его опирался на кончики пальцев.
- Насколько я понял, да, мистер Холмс. Но поскольку особых сомнений не возникло, расследование не проводилось.
- Ну да. Прошу вас, продолжайте, мистер Маклсворт.
- Да мне мало что остается добавить, джентльмены. Все, что я могу предъявить, - это тягостное чувство, что дело нечисто. Ни в коей мере я не намерен ни участвовать в чем-либо преступном, ни скрывать сведения, которые могут быть полезны полиции, но я связан честным словом и хочу выполнить обещание, которое дал моему кузену. Я пришел к вам не столько с просьбой раскрыть преступление, сколько в надежде успокоить свою совесть, убедившись, что никакого преступления не произошло.
- Преступление было совершено, даже если сэр Джеффри всего лишь объявил о краже, когда никакой кражи не было. Конечно, преступление не из самых страшных, согласен. Но чего именно вы от нас ожидали, мистер Маклсворт?
- Я надеялся, что вы или доктор Ватсон составите мне компанию в моей поездке по указанному адресу… по ряду очевидных причин. Я человек законопослушный, мистер Холмс, и хотел бы остаться таковым. А кроме того, соображения чести…
- Да-да, я вас понял, - перебил его Холмс. - А теперь, мистер Маклсворт, расскажите-ка нам, что случилось в доме восемнадцать по Далия-гарденс в Виллесдене.
- Домишко оказался довольно-таки неприглядный. Там много таких, скученных вдоль улочки примерно в четверти мили от станции. Совсем не то, что я ожидал. И номер восемнадцать еще неприглядней других, жалкое сооружение, с облупившейся краской, заросшим двором, переполненными мусорными баками и прочими признаками нищеты, какие скорее увидишь в нью-йоркском Ист-Сайде, чем в лондонском пригороде. Тем не менее я заметил грязный дверной молоток и принялся колотить им по двери, пока ее не открыла передо мной на удивление привлекательная женщина - на мой взгляд, не без примеси негритянской крови. Крупная женщина, при этом с ухоженными руками. В самом деле, внешность ее была безупречна, особенно по контрасту с окружением. Мой приход ее не удивил. Представилась она как миссис Галлибаста. Я сразу же вспомнил это имя. Сэр Джеффри часто ее упоминал в выражениях привязанности и доверия. Она сказала, что служила у него экономкой. Перед смертью он попросил ее оказать ему последнюю услугу. Она протянула мне его письменное распоряжение на этот счет. Вот оно, мистер Холмс.
Он протянул документ моему другу, который внимательно его изучил.
- Вы подтверждаете, что это почерк сэра Джеффри?
Американец с готовностью кивнул: