* * *
Услышав о Черенке, директор школы приложила руку к виску, словно у нее разболелась голова.
- Вы хотите знать, почему мы его исключили из школы? Пожалуйста. Вот вам такой случай. Это произошло, когда Черенок был еще в шестом классе. С ним на парте сидел отличник Витя Мухин. Яша тогда учился неплохо, но хуже Вити. И за это он возненавидел Мухина. Потом выяснилось, что это он заливал чернилами тетради Мухина, вырывал из них листы. Когда Мухина вызывали к доске, Яша бросал в него бумажные шарики, мешая отвечать урок. Подобные пакости он причинял и другим ученикам, а те, случалось, колотили Черенка. Однажды он украл у Сени Пончика разноцветный карандаш. Тот решил посчитаться. Подкараулил Яшу по дороге в школу и поколотил его. За Яшу вступился Витя Мухин. Одним словом, завязалась драка уже между Сеней и Витей. А Яша стоял в стороне до поры до времени. Потом, улучив момент, вложил камень в руку одного из мальчиков. Думаете, в руку своего защитника? Ничуть не бывало. Чувство благодарности вовсе чуждо Якову Черенку. Так вот, он вложил камень в руку Сени, и тот в пылу драки проломил голову своему противнику. Витя Мухин после этого стал хуже заниматься. Сеню Пончика наказали, а Яше ничего не было. Он все отрицал. Тут вам весь Черенок. Я беседовала с матерью Яши, но она постоянно защищала сына.
* * *
Семен Игнатьевич Котловский созвал совещание. Старший лейтенант Кротов и лейтенант Цябцев доложили о ходе поисков.
- Итак, мы можем предположить, - сказал в заключение подполковник, - что шайка скрывается где-то в пригородах Киева, вернее всего, в Ириене или Ворзеле. Кроме показаний родителей Леско и Черенка, у меня есть такие соображения. В этих дачных поселках, куда ежедневно приезжают и откуда уезжают десятки людей, очень удобно скрываться. Затем, там много продовольственных ларьков, по которым Черенок специализировался. Нужно поехать на место; может быть, там нам станут понятными эти загадочные "б.с."
5
В цехе часто появлялся пенсионер Кузьма Владимирович. Никто не сказал бы о нем "старик". Это был именно "старичок", маленький, бойкий, с впалой грудью, похожий на петуха с ощипанной шеей.
- Директоров любимчик, - зашептал Леня Юре Чижику, когда старичок появился и в цехе. - На пенсии, а имеет право в любое время посещать цехи. И квартиру ему дал завод. Все говорят: "Новатор!" Подумаешь, - новатор. Придумал, как лучше подлизываться к начальству. Делать ему нечего, вот и прыгает по заводу. Одного клюнет, другого…
Старичок еще издали кивнул Кузьме Ерофеевичу:
- Как живешь, тезка? Да у тебя новый ученик?! Не обижаешь? А то я тебя знаю, старый ворчун.
- Их обидишь, - обмахнулся Кузьма Ерофеевич.
Старичок остановился перед Леней, склонил набок голову, присмотрелся. Леня повернулся к нему спиной. Он чувствовал себя неспокойно под пристальным взглядом старичка.
- Чего стали, папаша? Что я, на выставке, что ли?
Кузьма Владимирович улыбнулся и спокойно сказал:
- Наслышан я о тебе. Не меняешься. Все пилось бы да елось, да работа б на ум не шла. Папаша выручит, так, что ли? Ничего, доберусь я до него, хотя он и большой начальник. - Юрины щеки вспыхнули. Он подскочил к Кузьме Владимировичу:
- Что вы к нему пристали? Если нечего делать дома, так показали бы лучше, как надо работать. А то укоряют все…
Внутри у него что-то оборвалось. "Без году неделя на заводе и уже наскандалил", - с отчаянием подумал Юра.
Но, к его удивлению, тот не обиделся, а предложил:
- Пойдем к станку, сынок. Что тебе непонятно?
Юра был готов сгореть со стыда. Он поплелся за мастером, смущенно бормоча:
- Да я… вообще… ничего…
- Вообще?.. Горяч ты, сынок. Ишь, за приятеля как вступился. Ты сколько времени на заводе?.. Маловато… Ну, если что невдомек, спрашивай меня, - и сердито глянул на Леню. - Вот этого парня не люблю, в глаза говорю - не люблю. Целый год на заводе лодырничает и всех хает. Известно, трутни горазды на плутни…
Кузьма Владимирович взъерошил хохолок седых волос и, глядя Юре в глаза, произнес:
- Только понадежней дружков выбирай.
Он пошел дальше по цеху, часто останавливаясь у станков. Краем глаза Юра увидел, как он что-то объяснял Мише, горячился, сам становился к станку.
Юре очень хотелось послушать, о чем говорил этот взъерошенный, заботливый старичок.
* * *
В субботу перед концом смены к Юре подошел Миша.
- Ты уже встал на учет в нашей организации?
- Нет еще, - ответил Юра.
- Ну, все равно. Завтра у тебя срочных дел нет? Тебе говорили, что наши рабочие коллективно строят дом? Хочешь, я нарисую план дома? Замечательный будет домище! Там завтра работает комсомольская смена. О чем тебя попрошу? Поработай пару часов на стройке. Понимаешь, мы помогаем Петровне. Ты ее знаешь - нормировщица. Не откажешься?.. Ну. и хорошо.
Миша ушел. Тотчас же к Юре подскочил Леня.
- Кто она такая - Петровна? Не знаешь? То-то. Говорит - нормировщица. Стали бы они для простой нормировщицы стараться! Не иначе, как тетка шефа или мать главинжа.
- Тогда не пойдем на стройку - и точка! - резко оказал Юра.
Леня всполошился:
- Очумел? Ты потише.
Юрины глаза стали злыми:
- Боишься?
- Тоже придумал - боюсь… Связываться неохота…
Утро выдалось пасмурное. Накрапывал дождик. В воздухе пахло пригорелым молоком.
Юра и Леня вышли из автобуса на окраине города. В Киеве есть такие окраины, похожие на села, - тихие, с зеленью садов и огородов.
Недостроенная коробка будущего здания показалась Юре похожей на сооружение из детских кубиков.
- А, Юра! Иди сюда! - закричал Миша. - Мы тут тебе учительницу выделили. Разрешите представить: каменщица-самоучка Нина Незивайко… А Леня будет работать со мной.
- Пошли, я тебе все объясню, - сказала Нина.
Юра послушно последовал за девушкой.
- Ты у нас на заводе давно? Какую школу кончал? Куда поступал? У нас тебе нравится? - так и сыпала вопросы Нина.
Они подошли к штабелю кирпичей, у которого хлопотала худенькая девушка.
- Будешь вместе с ней подавать мне кирпичи, - приказала Нина Юре. - Познакомься.
Юра ощутил в своей руке узкую, чуть шероховатую ладонь.
Как он ни старался, Майя - так звали худенькую девушку - подавала кирпичи намного быстрее. Юрино самолюбие было задето. Он заторопился и разбил несколько кирпичей.
- Фу, какие дырявые руки! - с досадой сказала Нина Незивайко.
Юра не обиделся. Очень уж дружелюбно смотрела на него Нина.
Постепенно он стал опережать Майю. Юра и не заметил, что девушка просто старается не обгонять его! Он несколько раз посмотрел на Майю. У нее были русые косы, какое-то удивительно чистое лицо, и вся она была нежная и чистая.
Он не знал, как заговорить с девушкой, и, наконец, осмелился спросить:
- Кто такая Петровна?
- Это моя тетя… и мама. Она меня удочерила, - пояснила Майя и указала глазами на пожилую женщину в клеенчатом фартуке, укладывающую кирпичи. Руки женщины двигались быстро и проворно. Видно было, что у нее любая работа спорится.
В перерыве Юра отвел в сторону Мишу и стал расспрашивать о Петровне.
- Чудак человек, как можно не знать Петровну? - удивился Миша. - На нашем заводе вся ее семья работает… и работала. До войны ее муж был лучшим слесарем. В сборочном цехе работали ее братья. А потом война началась - сам знаешь. Муж ее в ополчении был. У самого завода убит. Братья погибли на фронте. Дочь Машу и мать - бомбой… Одна осталась. После такой семьи - одна. Потом Настю к себе взяла. Родных Насти, коммунистов, фашисты расстреляли, а девочку Петровна с немецкой машины стащила…
Юра живо представил себе военный Киев, Крещатик весь в развалинах и Петровну, которая прижимает к себе девочку.
Миша продолжал:
- Когда пришли наши, вернулся из эвакуации Кузьма Владимирович. Он забрал Петровну и Настю к себе. Случайно нашлась племянница Петровны - Майя. Сейчас у них в семье еще два мальчика. Их Петровна тоже усыновила. Майя на нашем заводе работает в штамповочном, Настя - в сборочном. Вот тебе и вся биография Петровны. Ясно?
- Ясно, - сказал Юра. У него странно блестели глаза. Вспомнились Ленины слова: "Тетка шефа или мать главинжа".
А Леня тут как тут:
- Юра, пошли, курнем.
- Отстань, - процедил сквозь зубы Юра.
Леня заглянул ему в лицо и отошел.
- Белены объелся? Ну и пожалста.
"Какой же он негодяй! Клеветать на такого человека! Вот негодяй!" - думал Юра. Но, взглянув на удаляющуюся фигурку, смягчился: "Может быть, он и сам не знал?" Вспомнил, как Леня ему сочувствовал, и подумал о себе и Лене почему-то в третьем лице: "Один из них поможет другому исправиться, побороть в себе злое, завистливое, и это будет победой для них обоих…"
Юра пробыл на стройке до четырех часов. Он говорил вместе со всеми "наш дом" и научился ловить на лету кирпичи.
К автобусу пошли все вместе. Юра несколько раз оглядывался. Вон он, виднеется в зелени пока недостроенный их дом.
На площади Льва Толстого распрощались. Майя пошла с Петровной. Юра стал за деревом и смотрел им вслед.
Юра заметил у Майи легкие, как пух, волосики, - это было так трогательно. И самое главное - Яшкины слова: "Каждый за себя, а за тебя никто" - потускнели в его памяти, словно их начали вытравлять химическим раствором. Юра понял: эти люди помогут в беде. Станут рядом, как сейчас, передавая кирпичи, и он почувствует локоть Миши, коснется Майиной руки.
Страх перед Яковом, блеском ножа еще жил в его сердце, но и он отступал.
Только теперь Юра заметил, что воздух в городе не похож на воздух окраины. Здесь тоже было много деревьев и цветов, но не чувствовалось дыхания земли, скованной панцирем асфальта. Он подумал, что всегда помнил запахи ландыша, сирени, аромат цветущих деревьев, но не замечал, как неповторимо пахнет земля…
* * *
Шли дни… Уходило лето…
Как-то, идя на работу по улице Горького, Юра поднял пожелтевший листок - первую записку осени. Листок был окружен ярко-желтым сиянием. Юра спрятал его в страницы записной книжки.
Кузьма Ерофеевич, встретив Юру, как-то по-особенному, многозначительно посмотрел на него и почти торжественно произнес:
- Сегодня пофрезеруешь самостоятельно.
Показав, что надо делать, он отступил в сторону и жестом пригласил Юру к станку.
Юра взялся за рукоятку, пустил станок и принялся за дело. Вначале металл казался неподатливым, руки дрожали, а тут еще Миша дышал над ухом. "Как он не поймет, что мешает", - с раздражением подумал Юра и с надеждой взглянул на Кузьму Ерофеевича, но тот был настроен благодушно, не заворчал, как бывало: "Тут не цирк и зрителей не требуется".
Миша повернул голову, полузакрыл один глаз, прислушался.
- Нет, не поет у тебя станок, - сказал он Юре.
- Как это станок может петь? Что он - тенор? - обиделся Юра. - Гудит себе, как все остальные.
- Сказал тоже - как все остальные. Петь-то может, и не поет, а голос имеет свой особенный, - заметил Кузьма Ерофеевич. - Вот поработаешь на нем с мое, узнаешь.
От напряжения у Юры скоро заболели плечи. Еще не втянувшись в работу, он постоянно чувствовал усталость. Утром не хотелось вставать, тяжелые веки слипались, руки висели, как плети, и только после умывания сонливость немного проходила. Каждый раз, когда наступал обеденный перерыв, он с облегчением думал, что половина смены уже закончена. Но, вспоминая, как он зарабатывал деньги на рынке вместе с Колей Климовым, Юра готов был работать в три раза больше, до полного изнеможения, лишь бы никогда не вернулось то время…
- Наконец Кузьма Ерофеевич, наблюдавший за фрезой, мигнул Юре: выключай! Юра вставил вместо фрезы развертку и расчистил отверстие, расточенное Кузьмой Ерофеевичем. Миша привел тельфер и помог снять деталь.
Это была первая деталь, которую Юра обработал своими руками. Недавно она лежала ржавая и безучастная, а теперь блестит, отражает свет, станки, людей. И такой ее сделал Юрий Чижик!
* * *
В новом заводском клубе с красивыми портьерами и строгими рядами стульев начался вечер молодежи. Лектор рассказал о новостройках страны и славных делах комсомольцев.
Потом включили радиолу, и понеслось:
"Вчера говорила: навек полюбила,
А нынче не вышла в назначенный срок…"
Юра протолкался поближе к группе девушек из штамповочного. Он был уже совсем близко от Майи, но она не смотрела в его сторону.
- Майя, - тихо позвал он.
Девушка повернулась.
- Здравствуйте, Майя!
Она кивнула головой в ответ, но тут из-за ее плеча выглянуло лицо Насти.
- Пошли танцевать.
Сестры всегда танцевали вдвоем. Все попытки заводских танцоров разбить эту пару ни к чему не приводили. Майя, увлекаемая сестрой, растерянно посмотрела на Юру.
В это время его кто-то схватил за плечо.
Юра обернулся и увидел Леню.
- Пошли со мной. Выпьем за твое приобщение к рабочему классу.
Юра отказался. Леня посмотрел на него умоляюще и зашептал:
- Не напускай на себя "вид", прошу тебя. Я же хорошо знаю, какой ты на самом деле. Поэтому и прошу тебя. Другого не стал бы, а тебя прошу. Идем…
Юре вдруг стало жалко Леню. Никто с ним не дружит, все от него отмахиваются, как от слепня. Пусть он в чем-то виноват, и все же его жалко. И потом… Юре - очень хотелось услышать, - какой же он на самом деле?
- Далеко идти?
- Кафе за углом. Мы скоро.
Они выпили по две рюмки коньяку. Леня долго говорил о своей привязанности к Юре, о том, что желает ему только добра. Он говорил громко, размахивал руками:
- Ты добрый. Ты один понимаешь меня… А они не понимают… Потому что ты умный, а они… Ты, Юра, друг. Будем дружить всю жизнь. Мы такие дела совершим, что - ого! А они… Понимаешь?
Юра машинально кивал головой и ничего не понимал. Перед глазами стоял сизый туман, и сквозь него пробивался огонь люстр. Ему стало неприятно. Вспомнилось, как сидел в кафе с Колей и Яшей. Леня чем-то напоминал их… И чего он так размахивает руками?
А Леня говорил все быстрее:
- Ты как только к нам пришел, я сразу понял… Да, да. Я потянулся к тебе. Ведь больше не к кому. Что они? Ты сам не знаешь, какой ты… Понял?
Юра из всего сказанного Леней понял только то, что сам не знает, какой он. А Леня знает…
Они вернулись в клуб.
Юра шагал словно на ходулях. Все вокруг казались маленькими и расплывчатыми. Плясали лампы, кружились стены и пол. Юра блаженно улыбался.
- Кружитесь? Танцуете? Ну и танцуйте.
- Юра, ты тоже иди вальсом, - подзуживал Леня.
Юра обнял какую-то девушку и попытался закружиться с нею в вальсе, но ноги не слушались. Девушка оттолкнула его. Обидевшись, он протянул руки, чтобы поймать ее. На пути встал парень.
Подскочил Леня, засуетился, выпятил грудь и крикнул:
- Смойся, мелочь пузатая!
Парень не уходил с дороги. Юра возмутился. Да что они, с ума сошли? Ведь это же он, Юрий Чижик. Его дружбы добиваются Миша, Кузьма Владимирович. Да о нем завтра же узнает весь завод. Что завод? Весь город… Вот он какой, - он все может…
Он оттолкнул парня, а заодно опрокинул и стоявший рядом столик.
- Дай ему по зубам! А то у меня рука болит, - петушился Леня, гордо поглядывая вокруг, какое впечатление произвели его слова.
Леню и Юру схватили три паренька с красными повязками на рукавах.
- Как вы смеете? Да знаете, кто я? - кричал Леня пытаясь вырваться.
- Знаем, знаем, - насмешливо сказал один из дружинников. - Получишь пятнадцать суток за хулиганство.
Юра увидел, как противно затряслись щеки дружка. Леня захныкал:
- Я не виноват, ребята, честное слово. Я никого не трогал, это все он, и столик он опрокинул. За что меня?
- Ладно. В милиции разберутся. Получите оба.
"Пятнадцать суток? Мне?" - В голове у Юры сразу просветлело. Он вспомнил, как, услышав об указе, сам говорил: "Правильно. Так им и надо".
Он не сопротивлялся, не просил. Молча пошел с дружинниками.
Вдруг откуда-то появилась Майя.
- Отпустите, ребята. Он больше не будет.
Ребята заколебались. Все-таки дочь Петровны.
Леня воспользовался их раздумьем и исчез.
Майя взяла Юру за руку и вывела из клуба. Она ничего не говорила.
Матовый свет фонарей мягко лежал на рыжих деревьях. А над головой висела полная круглая луна, словно кто-то забросил в небо один из светящихся фонарей.
Они прошли в парк Шевченко и сели на скамейку.
Ветер шелестел в сухих листьях.
Юра прошептал:
- "В багрец и золото одетые леса…"
Свежий ветерок выдул из его головы остатки хмеля.
- Прочтите… - попросила Майя.
Он прочитал стихи об осени.
- Еще…
- О дожде. Ладно? "Я сегодня дождь, пойду бродить по крышам…"
Юра читал стихи поэта Гончарова тихо, стараясь не привлекать внимание прохожих.
"Я сегодня дождь,
уйду походкой валкой,
Перестану, стану высыхать.
…А наутро свежие фиалки
Кто-то ей положит на кровать".
- Никогда не представляла, что дождь может быть таким, - задумчиво произнесла Майя, - Таким человечным.
На плечо девушки упал листок. Майя не сняла его. Глаз ее не было видно в тени ресниц.
- О чем ты думаешь, Майя?
- Так. Обо всем.
Девушка, встала.
- Я провожу. Можно? - спросил Юра.
Навстречу им, пошатываясь, спотыкаясь, шел пьяный человек и орал песню. Юрино приподнятое настроение вмиг исчезло. Он не мог отвести глаз от пьяного. Так вот каким был он сам недавно! Это только ему тогда казалось, что он стал сильным и значительным, а другие видели его другим - жалким и слюнявым. И Майя видела…
Краем глаза он успел заметить мимолетный насмешливый взгляд девушки и опустил голову. Поняв, что творится с Юрой, Майя крепко сжала его руку.
Вдали сверкала телевизионная вышка, вся в красных и зеленых огнях, словно праздничная елка.
- Знаешь, Юра, - воскликнула Майя, - давай в первый же дождь погуляем по улицам. И - чур - без зонтика! - Она спохватилась и с досадой добавила: - Я погуляю, а ты как хочешь.
Они подошли к ее дому. Навстречу им из-за угла вышло двое парней. Юра узнал в одном из них Колю Климова.
Страх, противный судорожный страх на миг охватил его. Но или потому, что рядом была девушка или по какой другой причине, он не побежал и даже не отвернулся. Он выставил левое плечо вперед, закрывая собой Майю.
Парни, не взглянув на него, прошли мимо…
И вдруг Юра понял, что угроза Яшки и его дружков не осуществится. Они только запугивают слабонервных. "Сами всех боятся", - так сказал ему подполковник. Как же он, Юра, этого не понимал раньше? Ведь бандиты, как мелкие грызуны, только высматривают легкую добычу и вечно всех боятся: милиционера, дворника, прохожего - даже одинокого, если он смелый.
Юра пришел на завод за два часа до начала вечерней смены, - дома не сиделось. Вахтер в проходной сказал ему:
- Тебя просили, как только придешь, зайти в комсомольский комитет к Чумаку.