В больнице, которая была мне нужна, лечили лошадей.
Я заранее позвонил туда, чтобы договориться о встрече, и в холле Центра по исследованию заболеваний лошадей меня ждала женщина с цветочным именем Цинния. Она сообщила, что проводит любые исследования, но ее основная специальность - ядовитые растения и их влияние на лошадей.
Именно Циннии было поручено не просто попытаться спасти жизнь кобылке Каспара Гарви, но и выяснить, что с ней вообще не так.
Циннии на вид было около пятидесяти. Из-под ее рабочего белого халата виднелась серая фланелевая юбка. Несмотря на свое красочное имя, Цинния носила короткую стрижку - волосы у нее были седые, - туфли без каблуков, губы не красила и вообще выглядела какой-то усталой. Со временем я догадался, что это не от недосыпа, - она всегда такая.
- Доктор Стюарт?
Цинния встретила меня без особого энтузиазма, смерила взглядом, вопросительно вскинула брови, увидев Джет - Джет наотрез отказалась подождать в машине. Когда я сообщил, что Джет профессиональная сиделка, брови Циннии опустились на место, и нас пригласили пройти вслед за этим экзотическим цветком в лабораторию. В лаборатории теснилось целое стадо микроскопов, центрифуг, измерительных приборов и газовый хроматограф. Мы уселись на высокие лабораторные табуреты. Мне по-прежнему было нехорошо.
- Кобылка мистера Гарви, - ровным тоном начала Цинния, - поступила к нам в центр с тяжелыми симптомами расстройства пищеварительного тракта. К тому времени, как меня вызвали сюда, к ней, - это было вечером в воскресенье, - животное впало в состояние коллапса.
Цинния подробно описала все свои действия. Поскольку лошади от природы лишены механизма антиперистальтики - или, проще говоря, рыгать они не могут, - действия Циннии состояли в основном в промывании желудка и обильном питье - слава богу, кобылка еще могла пить.
- Я была практически уверена, что лошадь съела какую-то разновидность растительного яда, который истолкли и подсыпали ей в сено, потому что образцов листьев или стеблей ядовитых растений в сетке с кормом, которая поступила вместе с кобылкой, мне обнаружить не удалось. Я рассчитывала, что лошадь падет, и тогда мне удастся исследовать содержимое желудка, но животное цеплялось за жизнь, и потому мне пришлось обходиться образцами экскрементов, имевшимися в изобилии. Я полагала, что животное могло съесть амброзию полыннолистную. Это растение очень ядовито, его поедание часто влечет за собой смерть лошади. Оно воздействует на печень и обычно воздействует хронически, но может вызвать и острый приступ, как у кобылки Гарви.
Она помолчала, обвела взглядом нас с Джет, увидела, что мы во всем этом плохо разбираемся, и уточнила:
- Вы знакомы с senecio jacobea?
- Да нет… - признался я.
- Попросту говоря, амброзией, - Цинния чуть заметно улыбнулась. - Она обычно растет на пустошах. Согласно государственному постановлению о сорных растениях 1959 года она является вредным сорняком, так что, если вы ее встретите, ваша прямая обязанность - ее уничтожить.
К сожалению, ни Джет, ни я не имели ни малейшего понятия, как выглядит эта вредная травка, так сказать, на корню. Мы спросили, как ее узнать, и Цинния принялась объяснять:
- У нее желтые цветы, листья зубчатые…
Тут она спохватилась и вернулась к теме:
- В амброзии содержатся циклодиэфиры, наиболее токсичные из пирролизидиновых алкалоидов. Она вызывает те самые симптомы, что проявились у кобылки: нарушения работы пищеварительного тракта, боли в брюшной полости и атаксию - утрату контроля над конечностями.
Мы почтительно внимали. Я про себя размышлял, уж не наелся ли я сам этой страшной амброзии…
- Листья амброзии в засушенном состоянии сохраняют свои ядовитые свойства годами. Увы, тем удобнее всяческим злоумышленникам растирать их в порошок и подмешивать в другой сухой корм - к примеру, в сено.
- И вы нашли в навозе кобылки амброзию? - спросила Джет.
Цинния перевела взгляд с нее на меня.
- Нет, - ответила она спокойным, будничным тоном. - Обнаружить амброзию нам не удалось. Мы провели курс лечения антибиотиками, на случай наличия инфекции, и постепенно животное оправилось. После этого мы отправили лошадь к Джорджу Лорикрофту, следуя указаниям ее владельца, Каспара Гарви. До этого кобылку тренировал Оливер Квигли, и мы провели в той конюшне расследование, опросив всех, начиная с главного конюха. Все работники как один отрицали, что кто-то мог подсыпать что-либо в корм кобылке. Видите ли, ни у одной другой лошади подобных симптомов не наблюдалось.
- И что же с ней было не так? - спросила Джет. - Вы так и не узнали?
- Было несколько версий, - сказала Цинния тоном, который ясно давал понять, что любая версия, кроме ее собственной, заведомо является ошибочной. - Но, разумеется, кобылки здесь давно уже нет. Если вы, доктор Стюарт, хотели провести анализ крови на антитела, то имейте в виду: мы уже предлагали это Каспару Гарви, но он пока что отказался.
Цинния имела в виду, что если лошадь - как и человек - болела каким-то заразным заболеванием и вылечилась, то после этого в крови должны остаться антитела, возникшие для борьбы с этой инфекцией. Так что наличие в крови антител на какое-либо заболевание доказывает, что данная лошадь его перенесла.
- Нет, спасибо, анализ на антитела я проводить не собирался, - сказал я. - Простите, а у вас не осталось… э-э… образцов этого навоза? Может быть, они еще хранятся у вас в лаборатории?
- Могу вас заверить, доктор Стюарт, - сухо ответила Цинния, - что мы проверили экскременты на наличие всех возможных болезнетворных бактерий и ядов и ничего не нашли.
Лоб у меня вспотел. Чувствовал я себя примерно как та кобылка. Никогда не слышал, чтобы переломы отзывались на желудке…
Наконец Цинния неохотно созналась, что в Центре исследований сохранились образцы интересующего нас материала, поскольку загадочную болезнь кобылки распознать так и не удалось.
- Вдруг Каспар Гарви передумает! - сказала Цинния.
Я про себя подумал, что вряд ли Каспар Гарви желает раскрыть эту тайну. Но это его проблемы. Я спросил у Циннии:
- Скажите, а в вашем хозяйстве, случайно, нет счетчика Гейгера?
- Счетчика Гейгера?… - Цинния внезапно охрипла.
- Насколько я понимаю, - сказал я без нажима, - кто-то из здешних работников высказывал предположение, что у кобылки лучевая болезнь.
- Нет-нет! - Цинния решительно покачала головой. - В этом случае ей стало бы хуже и она бы умерла, в то время как она оправилась через несколько дней, когда ее пролечили антибиотиками. Да, одна из наших коллег действительно выдвинула версию радиации, в основном, я думаю, потому, что у кобылки начала выпадать шерсть. Но, в общем, да: счетчик Гейгера у нас тут где-то есть. Однако когда кобылку выписывали, превышения радиационного фона у нее не наличествовало.
Наступило молчание. Мне не хотелось противоречить Циннии и раздражать ее. Через некоторое время она улыбнулась почти дружелюбно и сказала, что разыщет исследовательницу, о которой идет речь. Через пять минут Цинния вернулась с еще одной дамой в белом халате. Честно говоря, познания последней касательно радиации оставляли желать лучшего.
Вторая исследовательница представилась как Вера. Вера была настоящим асом по части тяжелых колик.
- Я ветеринар, а не физик, - объяснила она, - но раз Цинния не нашла следов яда, - а уж если она не нашла, то никто не найдет, можете мне поверить, - я принялась обдумывать другие варианты, и мне вдруг пришло в голову: а вдруг это лучевая болезнь? Ну, и тут, конечно, дико все перепугались. Мы пригласили специалиста по радиации, он сделал анализы и сказал, что бояться нечего, лучевая болезнь не заразна, и кобылка тоже. Я, к сожалению, не помню всего, что он говорил…
- Доктор Стюарт - физик, - заметила Цинния как бы между прочим. Но на вторую ветеринаршу это не произвело ни малейшего впечатления.
- Он читает погоду на Би-би-си, - возразила она.
- Одно другому не мешает, - заверила ее Джет. - Он еще и с лекциями выступает.
Я удивленно посмотрел на нее.
- Твоя бабушка мне все рассказала! - улыбнулась Джет. - Она говорила, что ты читаешь лекции по физике вообще и о радиации в частности. В основном молодежи, подросткам.
Вера, вторая дама в белом халате, была полной противоположностью Циннии. Никакой сонливости в ней не было и в помине. Она тут же встрепенулась - видимо, я предстал перед ней в новом свете.
- Давайте так, - предложила она, - вы прочтете мне кусок вашей лекции, а я одолжу вам записи моих анализов.
- Это недопустимо! - возмутилась Цинния. - Это против всех правил!
Ее подруга кивнула, но нисколько не смутилась.
- Обещаете? - уточнил я.
- Естественно!
Я подумал, что это поможет мне отвлечься от моего состояния общей хреновости, и потому решил пересказать часть лекции, которую читал так часто, что помнил уже наизусть.
- Я расскажу об уране, - объявил я. - Это из лекции, которую я обычно читаю шестнадцати-семнадцатилетним подросткам.
- Хорошо, - одобрила Вера. - Валяйте.
И я задушевным тоном начал свой рассказ:
- Один грамм урановой руды содержит более двух миллиардов миллионов миллионов атомов, то есть два с двадцать одним нулем. Даже и не пытайтесь себе представить, это невозможно. Несмотря на то, что природный уран не так уж радиоактивен по сравнению с другими, куда более опасными веществами, пара граммов урана - то есть меньше половины чайной ложки - каждую секунду испускает около тридцати тысяч альфа-частиц и будет испускать их почти с той же скоростью на протяжении миллионов лет. Если ваши внутренности каждую секунду в течение двух суток будут бомбардировать тридцать тысяч альфа-частиц, вас, несомненно, начнет тошнить, но, думаю, со временем вы все же оправитесь…
Я осекся. Меня и в самом деле тошнило. Однако, насколько мне было известно, никакого урана я не ел… Джет встревожилась. А Вера, видимо, сочтя мою часть сделки выполненной, вышла из комнаты и почти сразу вернулась со светло-коричневой папкой - двойником той, из-за которой так перенервничала "Объединенная компания".
Однако внутри оказались, увы, не двадцать писем, предлагающих продать либо приобрести одну из обогащенных производных той руды, о которой я только что вел речь. В папке лежал научный отчет и график уровня радиации в экскрементах двухлетней кобылки за те несколько дней, что она провела в клинике.
К тому времени, как Вере пришла в голову мысль о радиации, ее уровень уже пошел на убыль. Я предположил, что основной источник вышел из кобылки еще в самом начале, возможно, даже с поносом в то первое воскресенье, когда она лежала и стонала в своем деннике на конюшне Квигли.
Кроме того, Вера широким жестом вручила мне сверток величиной с коробку для обуви, посоветовав не открывать его в приличном обществе. Цинния с негодованием указала ей на то, что содержимое коробки является собственностью центра, или, возможно, Каспара Гарви, или, наконец, лошади - хотя последнее и спорно, - но мне оно никак принадлежать не может.
Я резко встал и спросил, как пройти в туалет. Через закрытую дверь у меня за спиной я услышал, как Джет благодарит белые халаты и прощается. Вскоре я уже сидел рядом с ней в машине. Мы возвращались к Лорикрофтам. Меня все еще мутило.
- Что с тобой? - встревоженно спросила Джет.
- Лучевая болезнь, что ли…
- Симптомы похожи.
- А черт ее знает.
Она затормозила на дорожке перед домом Лорикрофтов. Вокруг никого не было.
- Я с тобой в дом, - сказала она. - Не вздумай спорить.
Я был совсем дохлый, и на споры просто сил не осталось. Я выполз из "Хонды" и вместе с Джет, упрямо не отстававшей от меня ни на шаг, пересек дорожку, для порядка постучал в дверь и вошел в кухню.
Самого Джорджа Лорикрофта, к великому моему облегчению, на кухне не оказалось. А то я уже представлял, как мне придется разбираться с ним при помощи физической силы. А даже если не считать того, что меня изводила тошнота, Джордж был выше и сильнее.
Но на кухне была только Гленда. Она сидела посреди кухни, у большого стола, дрожала от страха, и лицо у нее было светло-серое. Она явно обрадовалась, что пришли мы с Джет, а не кто-то другой.
- Джорджа нет, - сказала она. - Он сказал, что пойдет на пустошь со второй группой лошадей.
Голос ее звучал бесцветно и безжизненно.
- А Белл? - спросил я.
Гленда не шелохнулась, даже не взмахнула накрашенными ресницами. Она еще не успела сменить свой облик "куколки": свитерок в обтяжечку, туфельки на высоких каблучках, взбитые золотые кудряшки, - но прежняя Гленда, та, которую я знал до Донкастера, испарилась. Передо мной во всей красе предстала та самая женщина, которая в гневе разнесла вдребезги трепетную маску Оливера Квигли. Хотя заметно было, что Гленда еще не вполне привыкла к этой роли.
- Белл поехала домой собирать чемодан, - сказала она наконец. - Она заедет сюда и заберет меня с собой.
После паузы я спросил у Гленды, обсуждала ли она с Джорджем список морозных неувязок, который я ей привез.
- Обсуждала! - Она истерически хохотнула. - Девицы здесь были совершенно ни при чем, знаете ли!
Это звучало так, как будто Гленда предпочла бы девиц.
- В Баден-Бадене вообще не было никаких скачек с самого сентября.
Я кивнул. Я знал это - я проверял.
- Джордж - предатель! - объявила она. - Он предал свою родину!
- Ну, это немножко сильно сказано, вам не кажется? - пробормотал я.
- Он знает, что я думаю по этому поводу. Я уезжаю в Лондон вместе с Белл, потому что не хочу быть здесь, когда он вернется. Вы думаете, я его боюсь? Да, вы правы. Я боюсь. Я вам расскажу то, чего никому говорить не собиралась.
Она сглотнула, помолчала, собралась с духом.
- Во всех этих городах, куда, я думала, он ездил к девкам, он покупал и продавал секреты ядерного оружия!
Надо отдать Гленде должное - судя по всему, она пылала самым искренним негодованием.
- И однажды, - продолжала она с еще большим гневом, - однажды он привез домой маленький, но тяжелый сверток. Я подумала, это золото… подарок для какой-нибудь девки… я так разозлилась…
Она судорожно набрала воздуху.
- Как, ну как он мог… Нам ведь всегда было так хорошо в постели… И я достала этот сверток из его "дипломата", открыла, но внутри оказалась только тяжелая серая коробочка. Я открыла и ее, и там, в какой-то пенопластовой упаковке, лежал всего-навсего бумажный кулечек с крупным серым порошком. Но порошок был очень плотно завернут в папиросную бумагу, и я не могла его снова свернуть как было, а тут вошел Джордж.
- И он заметил, что вы лазили в его сверток? - спросил я, когда Гленда остановилась перевести дыхание.
- Нет, не заметил. Но я боялась, что он заметит, потому что он все время ошивался поблизости… и я никак не могла положить этот порошок на место, поэтому я сунула его в свою сумочку вместе с бумажкой, и он по-прежнему был там, когда мы заехали на конюшню к Оливеру Квигли по дороге на скачки в Ноттингем накануне ленча у Каспара Гарви. И я полезла в сумочку искать помаду, а бумажка выпала, и порошок высыпался в ведро с овсом, который приготовили для одной из лошадей Оливера. Я сделала это не нарочно. Я не знала, что лошадь заболеет. Но Джорджу я ничего не сказала, потому что боялась. Просто оставила все как есть.
- И вы видели, которой из лошадей досталось то ведро? - спросил я. Я был совершенно ошеломлен, но верил Гленде.
Глаза у нее расширились, и она ответила:
- Нет…
- Гленда! - протестующе воскликнул я.
- Ну ладно, ладно, вы правы… Да, я видела, в какой денник его понесли, но я не знала, что там стоит кобылка Каспара Гарви. Я даже не думала об этом, пока Белл не сказала, что у кобылки, возможно, лучевая болезнь. И тогда я поняла, чем на самом деле может заниматься Джордж во всех этих поездках и почему он мне врет. Он покупал взрывчатку, из которой бомбы делают. Потому я и попросила вас разобраться в том, что он говорил про те места, где бывал. Господи, хоть бы Белл поскорее приехала!
Я мысленно присоединился к ее молитве.
- Гленда, - спросил я, - а в Донкастере Джордж уже знал, что я обещал разобраться с этими его неувязками?
- Знал, конечно! Я ему сама сказала. Я знала, что он не причинит мне вреда, пока кто-то еще может его выдать.
Гленда в своем новом, не столь лощеном издании все же по-прежнему была чересчур наивна. Мне все больше и больше хотелось смыться из дома Джорджа до того, как он вернется. Но тут наконец появилась Белл. Она сообщила, что успела собрать чемодан, повздорить с отцом и позвонить Крису по телефону, чтобы уговорить его уступить ей свою спальню.
Белл не спеша усадила Гленду в свою машину, продолжая утверждать, что спешить нам абсолютно незачем.
- Это позволит нам избежать сцены, - возразил я. И вот наконец наш маленький караван двинулся в сторону Лондона.
Джет бросила взгляд в мою сторону и спросила:
- Ты как?
- Ох, не спрашивай.
- Я не все поняла из того, что сказала Гленда.
- Ты пришла к середине спектакля.
- Этот порошок - это был уран?
- Судя по тому, что он был завернут в папиросную бумагу и хранился в свинцовом контейнере - судя по описанию, та "коробочка" была свинцовая, - это могла быть обычная урановая руда, а могло быть и какое-то другое радиоактивное вещество, испускающее альфа-частицы.
- И Джордж, значит, торгует ураном? Гленда права?
- Наполовину. Он сводит между собой людей, которые знают, где можно приобрести обогащенный уран и плутоний, с людьми, которые хотят их приобрести. Однако тот серый порошок не мог быть материалом для бомб, иначе бы кобылка сдохла.
Я рассказал Джет об "Объединенной компании", которая выжила с острова Трокс его обитателей. Джет сказала, что теперь ясно, отчего моя бабушка целыми днями грызла свои наманикюренные ногти.
- Ну, тогда смотри не пугай ее еще больше. А насчет этого щупа…
Я заколебался.
- Ты знаешь, кто его вытащил? - спросила Джет.
- Помнишь, что сказал за завтраком Джордж Лорикрофт?
Джет наморщила лоб.
- Что-то насчет того, что Крис, наверно, оставил щуп на земле в Донкастере, когда закрывал капот.
- Вот именно. Только Крис капот в Донкастере не открывал, так что Джордж этого видеть не мог. Добавим к этому еще несколько фактов. Машина Джорджа стояла на стоянке неподалеку от самолета Криса. Гленда незадолго до того сказала ему, что из-за меня против него могут начать следствие. Он знал, что я был на острове Трокс, но не знал, что именно мне известно. И он мог знать, что масло на ветровом стекле смертельно опасно, потому что год назад был такой случай, и о нем писали во всех газетах.
- Все сходится, - сказала Джет.