Я кивнул, во рту слегка пересохло. Боб умело заставил своего жеребца занять позицию, молча, глазами, спросил о готовности и пустил свою лошадь ускоренным галопом. Бахромчатый спокойно и уверенно занял положение рядом - скакун честно и с удовольствием отрабатывал свой хлеб.
Первое препятствие. Рассчитай дистанцию… дай команду Бахромчатому замедлить шаг… Команду я дал чересчур поспешно, тот немедленно среагировал, и нам пришлось брать препятствие почти с места. Боб был уже далеко впереди нас.
Проклятье, подумал я. Проклятье.
Второе препятствие. Его я осилил более успешно. За три маховых шага до прыжка я подал команду и почувствовал, что лошадь вовремя оторвалась от земли. Доверие ко мне со стороны Бахромчатого было в некоторой степени восстановлено.
Третье препятствие. Я чрезмерно положился на инстинкт лошади, поскольку никак не мог рассчитать правильно дистанцию. Никак не мог решить, где следует убыстрять шаг, а где уменьшать. В итоге я вообще не подал никакой команды, и мы еле-еле перелетели через барьер, причем Бахромчатый изломал копытами все деревянные рамки, я же сполз куда-то ближе к холке… все шиворот-навыворот.
Я доскакал до конца тренировочной дорожки, и мы с Бобом потрусили к тому месту, где нас ждал Тремьен с биноклем в руке. Я не смотрел на Боба: не хотел видеть его неодобрительного взгляда, потому что был уверен, что сделал все паршиво.
Тремьен поджал губы и не высказал своего конкретного мнения. Вместо этого он сказал:
- Вторая попытка, Боб. Вперед.
Мы вновь поскакали вниз к тренировочной дорожке и начали все сначала.
На сей раз мне удалось сжать себя в кулак, и Бахромчатый до самого конца дорожки держался вровень с жеребцом Сэма. Теперь я уже не чувствовал себя таким потерянным, я освободился от внутреннего напряжения и как бы вновь родился. Тем не менее я отдавал себе отчет в том, что эта моя повторная успешная тренировка не идет ни в какое сравнение с проездкой с участием Сэма, которого я лично лицезрел в седле.
Тремьен не проронил ни слова до тех пор, пока "лендровер" не вкатил на конюшенный двор, и только тогда он позволил себе осведомиться, доволен ли я тем, что сегодня сделал. С одной стороны, несомненно, доволен, с другой - не совсем. Единственный вывод, который я для себя определенно сделал, - это то, что утвердился в своем желании участвовать в скачках.
- Я буду стараться и научусь, - уверенно ответил я.
Тремьен промолчал.
Когда мы зашли в дом, он прямиком отправился в контору, откуда до меня доносилось его ворчание, что, дескать, когда у Ди-Ди выходной, найти там ничего невозможно; вскоре он появился в столовой, разложил передо мной на столе лист бумаги и распорядился, чтобы я поставил на нем свою подпись.
Я увидел, что это не что иное, как заявление, содержащее просьбу на выдачу допуска к участию в скачках любителей. Ни слова не говоря, видимо подавившись своей радостью, я с дурацкой улыбкой на лице подписал этот документ.
Тремьен хмыкнул и утащил бумагу назад в контору, но тотчас же вернулся и сказал, чтобы я прекращал свою работу и готовился к поездке на скачки в Ньюбери, естественно, если я ничего не имею против. Он сообщил, что с нами поедет Мэкки, а по пути мы захватим Фиону.
- Скажу откровенно, - добавил он, разъясняя мне суть дела, - ни та ни другая не желают ехать без вас. Гарри тоже хочет, чтобы вы поехали, и… ну… мне бы тоже этого хотелось.
- Тогда не может быть никаких разговоров.
- Вот и хорошо.
Он вновь исчез, а я после секундного размышления зашел в контору и набрал номер телефона Дуна в полицейском участке. Мне ответили, что он выходной и что я могу сообщить свою фамилию и передать для него информацию.
Я сообщил свою фамилию.
- Спросите его, - сказал я, - почему доски, упавшие в воду, же всплыли.
- Э-э… повторите, пожалуйста, ваш вопрос, сэр.
Я повторил и получил весьма скептическим тоном высказанное подтверждение, что мой вопрос принят.
- Все правильно, - сказал я. - Не забудьте передать.
В Ньюбери Нолан на Фионином жеребце по кличке Принципиальный проиграл целый корпус своему сопернику и пришел к финишу вторым. Сэм выступил в двух заездах на лошадях Тремьена и в обоих проиграл, правда, потом пришел к финишу первым, но уже на лошади другого тренера.
- Когда-нибудь наступит и для нас счастливый день, - философски изрек Тремьен.
По дороге на скачки Фиона рассказала нам, что Гарри звонили из полиции и сообщили, что его машина была найдена на автомобильной стоянке в Ридинге.
- Они сказали, что машина в порядке, но им надо хорошенько обыскать ее в поисках ключей к разгадке. Я до сих пор не встречала никого, кто бы сказал "искать ключи", но эти сказали именно так.
- Они говорят точно так же, как пишут в своих блокнотах, - кивнул Тремьен.
С автомобильной стоянки в Ридинге можно отправиться в кругосветное путешествие. Вот уж действительно скала в метафорическом плане, подумал я. Сценарием явно предусматривалось исчезновение подозреваемого, а не инсценировка самоубийства. Естественно, не воскресни Гарри из мертвых, то и машина бы не появилась.
На устах ипподромных завсегдатаев была одна тема для разговоров - скандал на вчерашнем банкете, устроенном в честь Тремьена; в основном это были домыслы и пересуды падких на сенсации сплетников, которые черпали информацию из искаженных и приукрашенных газетных сообщений.
Тремьен мужественно и философски реагировал на шутки, довольный отсутствием какого-либо расследования и вообще замечаний со стороны жокей-клуба; даже пресловутой фразы о том, что "подобные действия подрывают авторитет скачек", которая, как я понял, являлась универсальным средством наказания провинившегося в приватной беседе и в домашней обстановке, и то сказано не было.
Поскольку слухами, как говорится, земля полнится и из-за утечки информации, Сэм и Нолан уже знали детали моей тренировочной проездки Бахромчатого.
- В следующий раз займитесь и моей долбаной работенкой, - съехидничал Сэм, явно не придавая значения сказанному.
Нолан же сверкал глазами и изрыгал проклятия, однако, натолкнувшись на предупреждающий взгляд Тремьена, угомонился, затаив в душе исходящую желчью злобу.
- Как они ухитрились так быстро узнать? - спросил я в недоумении.
- Сэм позвонил Бобу, чтобы выяснить, - кратко ответил Тремьен. - Боб ответил, что вы справились неплохо. Сэм, естественно, тут же сообщил Нолану. Я слышал их разговор. Чертова пара идиотов.
Весь день Фиона не отпускала меня от своей юбки ни на шаг, стоило мне отстать, она сразу же начинала вертеть головой, озираясь по сторонам. Фиона тщетно пыталась скрыть то, что она называла "абсурдным страхом", и я сразу понял: этот страх ни на ком конкретно не сфокусирован и абсолютно алогичен, однако настораживал сам факт постепенного подчинения ее психологического настроя и душевного состояния этому страху.
Тремьен, также чувствуя это, старался быть с ней вместе как можно чаще, и сама Фиона делала видимые попытки вести себя естественно и, как она выразилась, быть разумной.
В те редкие моменты, когда Мэкки активно не помогала Тремьену, она тоже мчалась к Фионе, и как я ни пытался, все равно не смог избавить женщин от чувства беспокойства, глубоко засевшего у них в глазах.
Склонив, как обычно, друг к дружке свои головки - серебристую и рыженькую, - они разговаривали с Ноланом, кузеном одной и бывшим женихом другой. В их разговоре прослушивалась странная смесь страха, обеспокоенности, раздражения и сострадания.
Нолан выглядел расстроенным и смущенным из-за своего проигрыша на Принципиальном, хотя я не заметил, что он где-нибудь ошибся. Тремьен не высказал ему никаких претензий, о Фионе и говорить не приходится, однако эта неудача, несомненно, подогрела его злую волю по отношению ко мне. Я и сам был расстроен тем, что, сам того не желая, обрел такого вспыльчивого врага, и сейчас мне не виделось иного решения этой проблемы, как мое полное отступление; вся загвоздка заключалась в том, что моя сегодняшняя утренняя проездка поставила крест на моем намерении ретироваться.
Чтобы как-то успокоить себя, я постоянно с огромным удовольствием возвращался мысленно к сегодняшнему утру: к звонку Ронни, к удачным прыжкам через препятствия. Везде передо мной открывались двери. И это только начало…
К вечеру мы отвезли Фиону домой, а сами поехали в Шеллертон.
В урочный час явился за выпивкой Перкин, Тремьен ушел осматривать лошадей, Гарет вернулся с футбольного матча. Обычный вечер в этом доме, но для меня он был переломным в моей жизни.
На следующий день, в воскресенье, Гарет напомнил о моем обещании взять его и Кокоса в очередной поход с элементами выживания.
Погода была значительно лучше: солнечная, несмотря на мороз и слабый ветер. Хороший денек для прогулок. Я предложил семь миль туда и семь миль обратно. Гарет, ужаснувшись, предложил две. Сошлись на том, что мы возьмем "лендровер", доедем до леса и на месте выберем исходную позицию, а затем пешком пройдем расстояние, на которое хватит духа.
- Куда вы направляетесь? - спросил Тремьен.
- По дороге через холмы в направлении Ридинга, - ответил я. - Там огромный лесной массив, не огражденный заборами и лишенный предупреждающих и заградительных надписей. Тремьен кивнул.
- Я знаю, что вы имеете в виду. Эти леса - часть Квиллерсэджских угодий. Перед Рождеством допуск туда закрыт - иначе там начинают рубить и воровать елки.
- Костер там лучше нам не разжигать, - сказал я. - Поэтому захватим с собой еду и воду.
- Следовательно, обойдемся без жареных червей? - вздохнул Гарет с облегчением.
- Нет, еду для выживания мы тем не менее будем искать - ту, которую можно сорвать, поднять или поймать.
- Идет, - сказал Гарет, убедившись в молчаливом одобрении отца. - А как насчет шоколада вместо листьев одуванчика?
Пришлось согласиться и на шоколад.
День обещал быть вполне приличным. Мы стартовали в десять, по дороге захватили Кокоса и поехали к лесу.
Остановить машину на дороге можно было в любом месте. Это были не официальные парковки, а крохотные площадки примятой земли от несметного количества останавливающихся то там то здесь автомобилей. Я заехал на одну из таких импровизированных площадок, поставил машину на ручной тормоз и, когда мальчики вышли, закрыл дверцу на ключ.
На Гарете была его излюбленная пуховая куртка. Кокос сменил свой непромокаемый костюм, в котором он был прошлый раз, на темного цвета анорак, а я, в связи с прискорбным отсутствием лыжной куртки, был экипирован в потертые джинсы и просторное тускло-коричневое полупальто, позаимствованное у Тремьена.
- Правильно, - улыбнувшись, похвалил я, заметив, что мальчики надевают голубые нейлоновые рюкзаки. - Итак, в Беркширский лес!
Мальчики ответили утвердительно, и мы ступили в гущу леса: со всех сторон нас обступили стволы ольхи, орешника, берез, дубов, сосен, елей, лавровых деревьев; мы прокладывали путь по высохшей траве, пробираясь сквозь колючки ежевики и маленькие, до колена, голые стволы деревьев будущего поколения леса. Никто никогда здесь ничего не расчищал и не пересаживал; это был поросший кустарником дикий лес, именно такой, в первозданном виде и созданный природой, нужен был мальчикам для наших экспериментов.
Я вселил в них уверенность и предложил прокладывать путь, сам же направлял их в сторону солнца, предложив обходить преграды и нагромождения деревьев и веток; по дороге я знакомил их с названиями деревьев, пытаясь сделать нашу прогулку увлекательной и познавательной.
- Мы не будем снова есть кору, не так ли? - спросил Кокос, говоря "ух! " какой-то березе.
- Не сегодня. Перед нами орешник. Вокруг него еще могли сохраниться орехи.
Они нашли два. Белки побывали здесь первыми.
Мы прошли примерно милю, и мальчики заметно притомились. Собственно, я и сам не намеревался идти дальше, потому что в соответствии с картой, лежавшей у меня в кармане, мы подошли как раз к центру западной оконечности Квиллерсэджских угодий. Здесь нам нужно осторожно подняться на холм и так же осторожно спуститься, потому что, если верить контурным линиям на моей карте, дальше шел очень обрывистый спуск, который по возвращении преодолеть будет сложно.
Гарет остановился на не заросшем клочке земли и с надеждой в голосе упомянул о еде.
- Разумеется, - сказал я. - Если хотите, можем соорудить несколько вполне пригодных для сидения мест из сухих веток, иначе мы промокнем на сырой земле. Шалаш нам сегодня не понадобится.
Они насобирали веток и уложили их плотным ровным слоем. Сверху набросали лапника. Затем опустошили рюкзакам и расстелили голубой нейлон поверх разбросанных по земле ветвей. Мы все довольно удобно уселись и съели тот запас, который я специально приготовил для этого случая.
- Копченая форель! - воскликнул Гарет. - Это вам не какие-нибудь корнеплоды.
- Пойманную форель всегда можно закоптить, - сказал я. - Самый простой способ добыть форель - это с помощью трезубца, только не говори об этом рыболовам.
- А как вы ее коптите?
- Разжигаю костер так, чтобы осталось большое количество раскаленных угольев. Покрываю их тонким слоем молодых зеленых листьев - они медленно горят, выделяя дым. Затем делаю решетчатую рамку, кладу рыбу на рамку, а рамку на уголья. Рыбу также можно подвесить над дымом. Хорошо и сверху положить листья, чтобы дым задерживался и рыба лучше коптилась сверху. Наиболее предпочтительны листья дуба или бука. Но помните, рыба в определенной мере пропитывается запахом дыма, поэтому не пользуйтесь листьями, запах которых вам неприятен. Также ни в коем случае не используйте остролист и листья тиса - они ядовиты. Практически закоптить можно все, что угодно. Кусочки мяса или курицы.
- Копченый лосось! - воскликнул Кокос. - А почему бы и нет?
- Прежде поймай этого лосося, - сухо сказал Гарет. Гарет захватил с собой фотоаппарат и снимал все, что только было возможно, - наше ложе, еду, нас самих.
- Когда я буду такой же пожилой, как отец, эти фотографии напомнят мне о наших вылазках, - пояснил Гарет. - В свое время отец мечтал иметь фотоаппарат, особенно когда они с дедом путешествовали по свету.
- Неужели? - спросил я. Он кивнул.
- Отец сам сказал об этом, когда подарил мне камеру.
Мы съели форель с пресным хлебом и с прекрасным аппетитом. Трапезу завершило ассорти из сушеных фруктов, жареных каштанов и миндаля. Мальчики заявили, что это настоящий пир по сравнению с прошлым разом, и моментально управились с шоколадом.
- Анжелу Брикс убили примерно в таком же месте? - неожиданно спросил Гарет.
- Ну… Думаю, да. Только где-то примерно в пяти милях отсюда, - ответил я.
- Это было летом, - продолжал Гарет. - Тепло. Листочки на деревьях.
Гм-м… какое у него воображение, подумал я.
- Она хотела меня поцеловать. - Гарет передернул плечами.
Мы с Кокосом как по команде с изумлением уставились на него.
- Не такой уж я уродливый, - уязвленно заявил Гарет.
- Ты вовсе не уродливый, - вежливо уверил я его, - но ты еще молод.
- Она сказала, что я вырасту. - Он выглядел смущенным, Кокос тоже.
- Когда она это сказала? - поинтересовался я.
- Во время пасхальных каникул в прошлом году. Она всегда вертелась на конюшенном дворе. Постоянно высматривала меня. Я сказал об этом отцу, но он никак не отреагировал. Как раз в то время проводились скачки Гранд нэшнл, и, кроме как о Заводном Волчке, он ни о ком и ни о чем не думал. - Он сглотнул. - Потом она уехала, и я вздохнул с истинным облегчением. Когда она крутилась на дворе, я старался там не показываться.
Он тревожно посмотрел на меня и добавил:
- Наверное, грешно радоваться чьей-либо смерти?
- Ты испытываешь именно радость? Он задумался над моими словами.
- Облегчение, - наконец произнес он. - Я ее боялся. - Он выглядел пристыженным. - Тем не менее я часто вспоминал о ней. Ничего не мог с собой поделать.
- На тебя еще будет заглядываться куча девчонок, - сказал я. - В следующий раз не стоит испытывать чувство вины.
Проще сказать, чем сделать, сам себе возразил я. Чувство стыда и вины мучают невинную душу больше, чем любое коварство. Казалось, Гарет освободился от терзавших его мыслей, высказав их вслух: они с Кокосом начали прыгать, бегать вокруг, бросать друг в друга пригоршнями мха, раскачиваться на ветвях деревьев, давая выход своей энергии, сопровождая все это дикими криками. Видимо, и я был таким, но только я этого не помню.
- Правильно, - сказал я после того, как они забрались, тяжело дыша, на наше ложе из веток.
Я же собрал в пакет все обертки и другой мусор, оставшийся после нашего завтрака (прекрасный набор для разжигания костра), и закопал его.
- Каким путем нам пробираться к "лендроверу"?
- Тем, - мгновенно ответил Гарет, указывая на восток.
- Нет, тем, - возразил Кокос, тыча пальцем в западном направлении.
- Покажите направление на север, - потребовал я. Оба опять поторопились и указали неверное направление, правда, потом вычислили его более или менее правильно по расположению солнца. Пришлось показать им, как можно пользоваться часами вместо компаса. Гарет вспомнил, что чему-то подобному их учили в школе.
- Что-то связанное с рукой, поднятой в направлении к солнцу, - предположил он. Я кивнул.
- Необходимо сориентировать часовую стрелку на солнце, тогда на полпути между рукой и двенадцатью часами окажется линия север-юг.
- Только не в Австралии, - сказал Гарет.
- Но мы же не в Австралии, - возразил Кокос. Он посмотрел на часы и оглянулся вокруг.
- Север там, - сказал он, протягивая руку в правильном направлении. - Но с какой стороны мы оставили "лендровер"?
- Если вы пойдете на север, то выйдете на дорогу, - сказал я улыбнувшись.
- Что вы имеете в виду под "вы"? - настойчиво спросил Гарет. - Вы же пойдете вместе с нами. Вы должны нас вывести отсюда.
- Мне показалось, - ответил я, - что вам было бы интереснее самим найти обратную дорогу. А на случай, я не дал возможности Гарету перебить меня, - если вы заблудитесь и зайдет солнце, я дам вам светящейся краски, которой вы будете наносить метки на деревьях. В этом случае вы всегда сможете вернуться назад.
- Стремно, - Гарета заинтересовала моя идея.
- Что? - Кокос явно не расслышал моего предложения.
Гарет объяснил ему систему возвращения к исходному месту с помощью светящихся меток.
- Я буду следовать за вами, - сказал я, - но меня вы не будете видеть. Если вы собьетесь с направления, то я помогу вам. Во всем остальном дело выживания в ваших руках.
- Превосходно, - радостно заключил Гарет.
Расстегнув молнию на моем поясном наборе, я достал оттуда маленький пузырек с краской и засохшую кисточку.
- Не забывайте наносить метки так, чтобы их было видно и с той и с другой стороны; последнюю метку держите все время в поле своего зрения.
- О'кей.
- Если вам удастся добраться до дороги, дождитесь меня.
- Разумеется.
- Возьмите свисток. - Я сунул руку в карман. - В случае чего, свистите в него, и я тут же найду вас.
- Какая-то паршивая миля. - Гарет, похоже, обиделся.
- Что прикажешь говорить твоему отцу, если вы заблудитесь?
Никаких возражений от него я больше не услышал. Он явно понял мой замысел, захватил с собой все, что было необходимо, и мальчики ушли.