Он щелкнул рычагом. На этот раз залп оказался долгим. Аэростаты впереди нас летели на меньшей высоте. Мы могли видеть их макушки. Он молча рассматривал два неизвестных мне прибора, прикрепленных ремнями снаружи корзины к ее краю, а потом невнятно пробурчал.
- Что это такое? - поинтересовался я, кивнув на их циферблаты.
- Альтиметр и прибор для вычисления скорости подъема и спуска. Сейчас мы в пяти тысячах футов и поднимаемся по восемьсот футов в минуту.
- Поднимаемся?
- Да. - Он внезапно улыбнулся, по-волчьи оскалив зубы, и я сразу догадался, что он радуется, как озорной мальчишка. - Вот почему Попси отказалась лететь. Кто-то сказал ей, что я люблю подниматься выше всех. А ей этого не хотелось.
- На какую высоту? - спросил я.
- Мне безразлично, - отозвался он. - Я соревнуюсь, чтобы выиграть. И все они знают, что я выиграю. Им это не нравится. Они думают, что рисковать вообще не стоит. Сегодня всех заботит собственная безопасность. Думают, будто так легче жить. Ха! - Он был полон презрения. - В былые времена, когда летал Горден Беннет, состязания длились два дня и летчики проделывали по тысяче миль, если не больше. Но сейчас… проклятая безопасность стала главной. - Он окинул меня взглядом. - А не будь со мной пассажира, я бы не поднялся. Но пассажиры вечно жалуются и спорят.
Он достал из кармана пачку сигарет, щелкнул зажигалкой и закурил. Нас окружали баллоны со сжиженным газом. Я подумал о том, что зажигать огонь рядом с любым видом хранящегося топлива недопустимо, но не сказал ни слова.
Аэростаты под нами, как мне показалось, взяли курс влево, но я тут же понял, что это мы отклонились вправо. Джон Вайкинг с удовольствием следил за изменившимся направлением, а после повернул рычаг. Последовал новый, долгий залп. Мы полетели гораздо быстрее. Солнце уже не светило сзади корзины, его лучи заиграли на ее правом борту.
Несмотря на яркое солнце, в воздухе ощутимо похолодало. Я перегнулся и заметил, что земля осталась далеко внизу. Я сверился по карте и определил, где мы находимся.
- Что на вас надето? - осведомился Джон Вайкинг.
- Да в общем-то, что вы видите.
- Хм.
Во время залпов жар над нашими головами был едва переносимым, да и потом из-под аэростата на нас шли струи горячего воздуха. Ветер не дул нам в лица, потому что аэростат мог лететь лишь по ветру и со скоростью ветра. Нам стало холодно, когда мы поднялись за облака.
- На какой мы теперь высоте? - спросил я. Он посмотрел на свои приборы.
- Одиннадцать тысяч футов.
- И по-прежнему поднимаемся?
Он кивнул. Другие аэростаты далеко внизу и влево от нас напоминали яркие шарики, парящие над землей.
- Все они, - произнес он, - снизятся до пяти тысяч футов и останутся где-то под воздушными трассами. - Он вновь искоса взглянул на меня. - Вы сами видите на карте. Там помечены воздушные трассы, по которым летят самолеты, а также обозначена предельная высота для аэростатов. Мы не должны сталкиваться с самолетами.
- И лететь по воздушной трассе на высоте одиннадцать тысяч футов запрещено?
- Сид, - с улыбкой откликнулся он. - А вы неплохой парень.
Джон Вайкинг нажал рычаг, пламя взревело и перекрыло наши голоса. Я в очередной раз попробовал определить местность по карте и грубо ошибся, потому что мы полетели еще скорей и явно отклонились на юго-восток. Когда я оглянулся, аэростаты скрылись из вида.
После затянувшейся паузы Джон Вайкинг сообщил мне, что болельщики, помогавшие взлететь другим аэростатам, следуют за ними по шоссе в машинах и встретят их, когда те приземлятся.
- Ну, а как же мы? - поинтересовался я. - За нами кто-нибудь следует?
Неужели за нами с земли наблюдают Питер Раммилиз и двое наемников, неужели они едут в нашем направлении и готовы наброситься на меня за сотни миль от парка? У меня даже мелькнуло в голове, что, следуя своим курсом, мы оказываем ему услугу и приближаемся к его дому, благо Кент находится как раз на юго-востоке.
Джон Вайкинг опять по-волчьи оскалил зубы и сказал:
- Ни одна машина на свете сегодня за нами не угонится.
- И вы на это рассчитывали? - воскликнул я. Он посмотрел на альтиметр.
- Пятнадцать тысяч футов, - проговорил он. - На этом мы и остановимся.
Знакомые летчики предсказали мне, что сегодня я возьму эту высоту. Пятьдесят узлов по ветру на пятнадцати тысячах футов, вот что они сказали. Держитесь, Сид, приятель, и мы приземлимся в Брайтоне, Я подумал о том, как мы двое стоим в корзине высотой до талии каждому из нас, а шириной в четыре фута и нас поддерживают теплый воздух и териленовые волокна. Мы в пятнадцати тысячах футов над землей и летим со скоростью пятьдесят семь миль в час, совершенно не чувствуя ее. Да мы оба сумасшедшие, пришел я к неутешительному выводу.
С земли мы, наверное, кажемся темным пятнышком. Ни одна машина за нами не угонится. Я улыбнулся Джону Вайкингу с не меньшим удовольствием, чем он мне, и мы оба расхохотались.
- Можете ли вы поверить? - сказал он. - Наконец я нашел человека, который не делает в штаны со страха.
Джон зажег еще одну сигарету, а затем перенес шланг горелки с опустевшего баллона на новый. Откручивая и заново прикручивая вентиль, он не выпускал сигарету изо рта, продолжая искоса поглядывать на меня сквозь дым.
Его любовь к риску не шла ни в какое сравнение с моей. Мчаться на лошади во весь опор и перелетать вместе с ней через барьеры ему, наверное, было бы просто скучно. К тому же, с горечью подумал я, это осталось для меня в прошлом.
Теперь, когда я пытаюсь одурачить людей, пригрозивших расправиться со мной и лишить меня обеих рук, мне безопаснее находиться рядом с сумасшедшим воздухоплавателем, пропаном, сигаретами, приключениями высоко в небе и тому подобным.
Я увидел на карте, что мы летим прямо к воздушному пути, ведущему к аэропорту в Гэтвике. Там с шумом взлетали и садились на землю большие самолеты, не ожидавшие столкновения с Круглыми и легкими аэростатами, незаконно проникшими на их трассу. О чем и сказал Джону. Он только пожал плечами.
- Все нормально, - проговорил он. - Мы больше не станем менять высоту и пролетим так еще полтора часа. Пусть нас подгоняет только ветер. Если вам не по себе, то, я полагаю, от недостатка кислорода. - Он вынул из кармана шерстяные перчатки и надел их. - Вам холодно?
- Да, немного. Он улыбнулся.
- У меня кальсоны под джинсами и два свитера под курткой. А вы, наверное, просто замерзаете.
- Спасибо за заботу. - Я встал на карту и засунул правую руку в карман.
Джон Вайкинг тут же заметил, что протез не реагирует на холод.
Он принялся возиться с горелками, потом посмотрел на часы, на землю, на альтиметр и, очевидно, остался доволен ходом событий. После этого с некоторым недоумением взглянул на меня, и я понял, что он размышляет, как я очутился на поле и зачем он мне понадобился. Время для подобных вопросов уже настало.
- Я приехал в парк Хайлейн, чтобы встретиться с вами, - сказал я. - Я имею в виду, с вами лично.
Он изумленно уставился на меня.
- Вы что, читаете мысли?
- Немного. - Я вынул руку из кармана и опустил ее в другой, достав оттуда книгу о навигации. - Я хотел спросить вас об этом. На форзаце написано ваше имя.
Он нахмурился и открыл книгу.
- Боже правый, а я-то гадал, куда она могла исчезнуть. Как она у вас оказалась?
- Вы давали ее кому-нибудь почитать?
- Не думаю.
- Хм, - проговорил я. - Если я опишу вам одного человека, сможете ли вы сказать, что знаете его?
- Валяйте.
- Ему двадцать восемь лет, - пояснил я. - У него темные волосы, приятная наружность. Он очень веселый, обожает шутки и розыгрыши, любит девушек, на редкость общителен, носит нож на ноге под носком и, по всей вероятности, мошенник.
- О, да, - ответил он и кивнул. - Он мой кузен.
Глава 12Его кузен, Норрис Эббот. Что он натворил на этот раз, требовательным тоном осведомился Джон, а я вместо ответа задал ему новый вопрос: а что он вытворял раньше?
- Он не раз подделывал чеки, за которые платила его мать.
Где он живет, спросил я. Джон Вайкинг не знал. Он встречался с ним, лишь когда Норрис неожиданно являлся к нему, по обыкновению без денег. Он был голоден и мечтал, чтобы его покормили.
- А где живет его мать?
- Она умерла. Он теперь совсем один. Ни родителей, ни братьев, ни сестер.
И вообще никаких родственников, кроме меня. - Джон Вайкинг пристально поглядел на меня и нахмурился. - Почему вы обо всем этом спрашиваете? - Одна знакомая девушка хочет его отыскать. - Я пожал плечами. - Ничего особенного тут нет.
Он сразу утратил интерес и щелкнул рычагом для нового залпа.
- Мы дважды пользовались топливом неподалеку от земли, - пояснил он. - Вот почему я взял его так много. Какой-то всезнайка сказал Попси, что я собираюсь высоко взлететь и двинуться по авиатрассам.
По моим расчетам, до этих трасс было не так уж далеко.
- А вы не попадете в передрягу? - полюбопытствовал я.
Он опять оскалил зубы в улыбке.
- Нас не смогут засечь на радаре. Мы слишком малы и ничтожны для их техники. Если нам повезет, мы проскользнем, и это самое мудрое решение.
Я поднял карту и стал ее изучать. На пятнадцати тысячах футов мы будем считаться незаконно вторгшимися на авиатрассу с самого начала полета и почти до посадки, когда до земли останется всего двести футов.
Через час и пятьдесят минут полета он снова переключил баллон, и тонкая струя сжиженного газа вырвалась, подобно воде из прохудившегося шланга. Струя протекла в угол корзины и столкнулась с плетением, находившимся примерно в шести дюймах под самой высокой перекладиной.
Все это время Джон Вайкинг спокойно курил.
Жидкий пропан начал разливаться потоком. Джон Вайкинг выругался, как ни в чем не бывало нагнулся, и от его зажженной сигареты газ ВСЫХНУЛ и загорелся.
К счастью, все обошлось без страшного взрыва. Струя вспыхнула, как обычно вспыхивают струи, и пламя охватило плетеную часть корзины. Джон Вайкинг выкинул сигарету за борт, сорвал с головы легкую кепку и принялся отчаянно размахивать руками, гася очаги пламени в загоревшейся корзине, пока я пытался ликвидировать причину возникшего пожара и крутил вентиль газового баллона.
Когда огонь, дым и проклятия наконец развеялись по ветру, мы осмотрели корзину, обнаружив в ней дыру шести дюймов в диаметре, но никаких других повреждений не было.
- Корзины плохо горят, - спокойно проговорил он, словно ничего не случилось. - Не знаю, когда пламя прожгло бы больше, чем сейчас. - Он осмотрел свою кепку. Она была опалена по краям. После этого Джон Вайкинг, как маньяк, уставился на меня своими ясными голубыми глазами и несколько секунд не отрывал их.
- Вы бы не смогли погасить пожар защитным шлемом, - заметил он. Я от души рассмеялся. Видимо, высота, на которой мы летели, дала мне возможность хохотать.
- Вы не хотите шоколада? - предложил он. В небе не было ничего, способного подсказать, где мы пересекли границу авиатрассы. Мы увидели вдалеке самолет или даже два, но рядом никто не пролетал. Никто не кружил над нами, чтобы заставить немного снизиться. Мы просто двигались вперед, рассекая небесное пространство со скоростью поезда.
В десять минут шестого он сказал, что нам пора приземляться. Если мы не совершим посадку ровно в половине шестого, его дисквалифицируют, а ему этого не хочется, он желает победить. И для победы он сделает все.
- А как кто-нибудь сможет узнать, что мы приземлились? - спросил я.
Он с жалостью посмотрел на меня и указал ногой на маленький ящик, прикрепленный к полу около одного из газовых баллонов.
- Здесь барограф. Он весь в красных печатях. Судьи запечатывают его перед стартом. Он отмечает изменения в атмосфере и перепады воздушного давления. В высшей степени точно. В полете мы постоянно поднимались, и наше путешествие отражено там ломаной линией, похожей на горную цепь. А когда мы окажемся на земле, линия станет ровной и плоской. Она лучше всяких свидетелей расскажет судьям, когда мы взлетели и когда начали спускаться. Верно?
- Верно.
- О'кей. В таком случае пойдем на посадку. Он перегнулся, развязал красный шнурок, прикрепленный к ободку горелки, и потянул за него.
- Он открывает панель вверху баллона, - пояснил Джон Вайкинг. - Нам надо выкачать разогретый воздух.
Он полагал, что идти на снижение следует постепенно. Альтиметр раскручивался, как сломанные часы, а прибор для вычисления темпа подъема и спуска показывал, что мы снижаемся по тысяче футов в минуту.
Джон Вайкинг воспринимал это как должное, но меня начало подташнивать, а мои барабанные перепонки чуть не лопнули от грохота. Когда я сглотнул, мне сделалось немного легче, но я так и не пришел в себя. Я попытался сосредоточиться и свериться по карте, где мы сейчас летим.
Пролив расстилался под нами справа, как широкий серый ковер. Может показаться невероятным, но, когда я посмотрел на него, у меня создалось, впечатление, будто мы должны направиться к Бичи Хед.
- Да, - подтвердил Джон Вайкинг. - Мы попытаемся обогнуть эти утесы, на них нельзя приземлиться. Лучше сядем подальше на берегу. - Он проверил время. У нас в запасе десять минут. Мы все еще летим на высоте шесть тысяч футов… это верно… Возможно, сядем на берегу или даже в море.
- Не в море, - уверенно возразил я.
- А почему бы и нет? Мы могли бы там сесть.
- Ну, - сказал я. - Вот это. - И поднял левую руку. - Внутри протеза масса первоклассной техники, а в большом, указательном и среднем пальцах крепкие зажимы. Там вообще много тончайших приспособлений, мини-транзисторов и электропроводов. Окунуть их в воду то же, что опустить в нее радио. Полное разрушение. И мне понадобится две тысячи фунтов, чтобы заказать новый протез.
Он был поражен:
- Вы шутите?
- Нет.
- Тогда вам незачем даже приближаться к воде. Во всяком случае, теперь мы идем на снижение, и я не думаю, что мы долетим до Бичи Хед. Скорее двинемся к востоку. - Он сделал паузу и с сомнением поглядел на мою левую руку. - Нам предстоит трудная посадка. На такой высоте топливо остыло, а горелки с холодным топливом плохо работают. Потребуется время, чтобы разогреть воздух и обеспечить нам мягкое приземление. Для мягкого приземления нужно время… слишком много времени.
- Мы выиграем состязания, - сказал я. Его лицо засияло от радости. Правильно, - решительно произнес он. - Что это за город прямо перед нами? Я исследовал карту.
- Истборн.
Он снова посмотрел на часы.
- Пять минут. - Затем, когда аэростат начал стремительно снижаться, взглянул на альтиметр и на Истборн. - Две тысячи футов. Довольно опасно. Мы можем налететь на крыши, здесь ветрено. Но если я зажгу горелки, мы наверняка опоздаем. Нет, не надо зажигать.
Тысяча футов в минуту, как я подсчитал, равнялась одиннадцати или двенадцати милям в час. За эти годы я привык опускаться на землю после прыжка со вдвое большей скоростью… но не в корзине, и земля на скачках не могла нежданно-негаданно превратиться в узкую полосу между кирпичными стенами.
Мы пролетали над городом совсем рядом с домами. Спуск оказался очень быстрым.
- Три минуты, - пояснил он.
Перед нами вновь возникло море, окаймляющее окраины города, и на какое-то мгновение мне подумалось, что мы опустимся в воду. Однако Джону Вайкингу было виднее.
- Держитесь, - скомандовал он. - Мы приземляемся.
Он с силой потянул за красный шнур, тот взвился вверх и пропал в прорези баллона. Где-то над нами опасно расширилось вентиляционное отверстие для разогретого воздуха, сила, поднимающая аэростат ввысь, иссякла, и мы с грохотом опустились на почву Истборна.
Мы немного задели за края покрытых серым шифером крыш, затем резко, по диагонали пролетели на шоссе и маленькую лужайку и упали на широкую бетонную плиту в двадцати ярдах от набегающих волн.
- Не выходите. Не выходите, - заорал он. Корзина накренилась набок и заскользила по бетону вслед за еще полувздутой грудой шелка. - Без нашего веса корзина все еще может улететь.
Поскольку я опять оказался зажатым среди баллонов с газом, совет был излишним. Корзина несколько раз качнулась и упала, и я вместе с ней, а Джон Вайкинг выругался, отпустил красный шнур и накачал воздух, чтобы корзина встала.
Он посмотрел на часы, и в его голубых глазах блеснула радость.
- Мы прилетели вовремя. Сейчас двадцать девять минут шестого. Черт, это был прекрасный полет. Наверное, самый лучший. Что вы делаете в следующую субботу?
Я сел в поезд до Эйнсфорда, а Чарльз встретил меня в Оксфорде и подвез до дома. Однако мы добрались туда лишь к полуночи.
- Ты участвовал в соревновании по полетам на аэростатах - и тебе это понравилось?
- Очень.
- А твоя машина по-прежнему в парке Хайлейн?
- Она спокойно может простоять там до утра. - Я зевнул. - Кстати, я узнал настоящее имя Никласа Эша. Его зовут Норрис Эббот. Дурак, воспользовался теми же инициалами.
- Ты сообщишь об этом в полицию?
- Посмотрим, сначала я должен попробовать разыскать его сам.
Он искоса поглядел на меня, - Дженни приехала сегодня вечером вскоре после твоего звонка.
- Черт.
- Я не знал, что она здесь будет.
Допустим, я ему поверил. Я понадеялся, что, когда я появлюсь, она уже ляжет спать, но ошибся. Она сидела на диване, обитом золотой парчой, и вид у нее был весьма агрессивный.
- Мне не нравится, что ты тут часто бываешь, - заявила моя очаровательная бывшая жена. Недолго думая, она вонзила мне нож в сердце.
- Сид у меня всегда желанный гость, - тактично вставил Чарльз.
- У брошенного мужа должна быть гордость. Он не должен подлизываться к тестю только потому, что тот его пожалел.
- Ты ревнуешь, - удивленно заметил я. Она тут же вскочила. Такой разгневанной я ее еще не видел.
- Как ты посмел! - воскликнула она. - Он всегда за тебя заступался. Он считает, что у тебя блестящие способности. Он не знает тебя так, как знаю я, все твое ослиное упрямство, заурядность и вечное сознание собственной правоты.
- Я иду ложиться, - сказал я.
- Да к тому же ты лгун, - с яростью продолжала она. - Бежишь прочь от горькой правды.
- Спокойной ночи, Чарльз, - произнес я. - Спокойной ночи, Дженни.
Постарайся уснуть, любовь моя, и пусть тебе приснятся приятные сны.
- Ты… - с дрожью в голосе проговорила она. - Ты… Я ненавижу тебя, Сид.
Я вышел из гостиной и поднялся в спальню, которую считал своей. Я всегда спал в ней, бывая в Эйнсфорде. Тебе незачем ненавидеть меня, Дженни, с горечью подумал я, я сам себя ненавижу.
Наутро Чарльз отвез меня к парку Хайлейн, чтобы я забрал свою машину. Она по-прежнему стояла там, где я ее оставил. Питера Раммилиза не было видно, и никакие наемные убийцы не поджидали меня в засаде. Я мог вернуться в Лондон без всяких препятствий.
- Сид, - сказал Чарльз, когда я открыл дверь машины. - Не обращай снимания на Дженни.
- Не буду.
- Приезжай в Эйнсфорд, когда хочешь. Я кивнул.
- Это я и имею в виду, Сид.
- Да.