- Скажи, а почему ты вдруг решил поехать на эту премьеру? Ведь ты всегда отказывался от таких предложений.
- Мне нужно здесь кое-что сделать, - объяснил я и рассказал о лошадях Нериссы.
- Тогда я понял, дорогуша. Ну и как? Ты уже знаешь, в чем дело?
Я пожал плечами.
- Еще нет. И, боюсь, из этого вообще ничего не выйдет.
Я надел свежую рубашку.
- Завтра поеду на скачки в Гермистон, может, там замечу что-нибудь. Хотя думаю, что Аркнольд не тот человек, которого можно поймать на горячем.
Я надел штаны, носки и мокасины.
- А вы с Эваном что тут делаете?
- Кино, конечно. Что же еще?
- Что за кино?
Он собирается снимать какое-то занудство про слонов, он сам все придумал. Он уже работал над этим, когда его пригласили заканчивать "Человека в автомобиле". Снимали мы, как ты знаешь, в Испании, и в Африку немного запоздали. Мы уже давно должны были быть в заповеднике Крюгера.
Я тщательно причесался.
- Кто в главной роли?
- Дрейкс Годдар.
Я посмотрел на Конрада. Он саркастически улыбался.
- Годдар - это пластилин в руках Эвана. Он выполняет команды, как цирковая собачка.
- И все, наверное, довольны.
- Это такой мнительный тип, что ему каждые пять минут надо говорить, что он гений, а иначе он начинает рыдать и жаловаться, что его никто не любит.
- Он с вами?
- К счастью, нет. Он собирался, но в последний момент что-то там случилось. Так что он приедет, когда мы с Эваном найдем натуру.
Я положил щетку для волос и надел часы. Ключи, мелочь и носовой платок я сунул в задний карман.
- Ты видел ту сцену в машине, которую мы сняли в Испании?
- Нет, - ответил я. - Эван меня не пригласил.
- Это на него похоже. - Конрад допил мартини и уставился на конец своей сигары. - Сцена получилась потрясающе.
- Еще бы, повторяли сто раз.
Он улыбнулся, но глаза не поднял.
Казалось, ему не хочется говорить на эту тему.
- Понимаешь, есть в ней что-то личное, это не просто актерская работа. - Он замолчал. Было заметно, что он тщательно подбирает слова. - Я старый циник, дорогуша, но эта сцена меня потрясла.
Я не ответил. Он поднял на меня взгляд:
- Обычно ты играешь иначе. Ну, а в этот раз…
Хо-хо…
Я закусил губу. Я чувствовал это во время съемок. Но думал, что никто не заметит.
- Ты думаешь, критики поймут?
- Может быть.
Я уставился на ковер. Я был страшно зол. Актер, который слишком вживается в свою роль, слишком глубоко в нее уходит, заставляет зрителя активно сопереживать и демонстрирует ему собственное я. Обнажение тела - вещь легкая, но пустить публику в душу, дать подойти к твоим убеждениям, проблемам и чувствам - это нечто иное.
Чтобы сыграть роль так правдиво, чтобы зритель до конца поверил актеру, может быть, впервые в жизни, понял самого себя, нужно не только как следует представлять то, что играешь, но и как бы признаться, что в действительности переживал что-то подобное. Человек, не склонный к эксгибиционизму, не склонен открывать свое внутреннее "я", но без этого настоящей игры не бывает.
Я не великий актер - популярный. Я давно уже понял, что если я однажды не решусь на такое, а это меня пугало, то так и останусь просто популярным. Я постоянно натыкался на барьер, не мог перейти рубеж. Но в автомобиле я отпустил вожжи, надеясь, что мое состояние смешается с состоянием героя.
Это случилось, наверное, из-за Эвана. Назло ему, а не чтобы порадовать. Есть граница, до которой режиссер может управлять актером, но тут я действовал сам.
- О чем задумался? - спросил Конрад.
- О том, что буду играть только в приключенческих фильмах. Как я и поступал до сих пор.
- Трусишь, дорогуша.
- Да нет.
Он стряхнул пепел с сигары.
- Ты еще удивишь публику.
- Не думаю.
Я прошелся по комнате, надел пиджак, сунул в карман бумажник и записную книжку.
- Пошли в бар.
Конрад послушно выбрался из кресла.
- От себя не убежишь.
- Ты не прав.
- Нет, дорогуша, я знаю, что говорю.
* * *
Назавтра в Гермистоне меня ожидал не только билет, обещанный Аркнольдом, но и молодой человек, который объяснил, что ему поручено проводить меня на ленч к председателю клуба.
Я пошел за ним и оказался в большой столовой, где за столом сидело, по меньшей мере, человек сто. Вся семья ван Хуренов, включая Джонатана, расположилась возле двери. Увидев меня, ван Хурен встал.
- Мистер Клугвойгт, разрешите представить вам Эдварда Линкольна, - обратился он к сидевшему во главе стола и, обращаясь ко мне, объяснил: - Председатель нашего клуба мистер Клугвойгт.
Клугвойгт поднялся, пожал мне руку, предложил место рядом, после чего все сели. Напротив меня, направо от председателя, сидела Вивиан ван Хурен в довольно экстравагантной ярко-зеленой шляпке, рядом с ней ее муж. Салли ван Хурен сидела слева от меня, за ней - Джонатан. По всей видимости, ван Хурены были в самых дружеских отношениях с Клугвойгтом, причем я заметил, что мужчины были очень похожи друг на друга. Их окружала атмосфера богатства и уверенности в себе, оба казались крепкими, решительными, умными.
После обычного обмена любезностями (как вам понравилась Южная Африка? "Игуана Рок" - это лучший отель города. Как долго вы собираетесь пробыть здесь?) разговор переключился на интересующую всех тему.
На лошадей.
У ван Хуренов была четырехлетка; в прошлом месяце она заняла третье место в Золотом кубке Данлопа. Однако они решили не выставлять ее ближайшие месяцы, чтобы дать отдохнуть. У Клугвойгта после обеда должны были бежать две трехлетки, но ничего особенного он от них не ожидал.
Я перевел разговор на лошадей Нериссы, а затем на Аркнольда. Меня интересовало, что о нем думают как о тренере и человеке.
Ни ван Хурен, ни Клугвойгт не были из тех людей, которые прямо отвечают на подобные вопросы. А Джонатан неожиданно подался вперед и сказал:
- Аркнольд - грубиян. И рука у него тяжелая, как золотой кирпич.
- Я должен что-то посоветовать Нериссе, когда вернусь домой, - заметил я.
- Тетя Порция говорила, что он отлично ведет ее лошадей, - сказала Салли.
- Может быть, но куда? - брякнул ее брат.
Ван Хурен бросил на сына слегка насмешливый взгляд и с ловкостью светского человека перевел разговор на другую тему.
Кстати, Линк, вчера нам позвонил мистер Клиффорд Уэнкинс и пригласил на премьеру.
Он явно развлекался. Я с удовольствием отметил, что он назвал меня Линк и подумал, что через пару часов я тоже назову его Квентином.
- Видимо, он хотел извиниться за то, как вел себя, когда я пытался узнать ваш адрес.
- Наверное, просто узнал, с кем имеет дело, - улыбнулся Клугвойгт, который, похоже, уже знал об этой истории.
- Видите ли, это просто приключенческий фильм, боюсь, что он вам не понравится.
- По крайней мере, вы не будете обвинять меня в том, что я ругаю то, чего не видел, - улыбнулся он.
Я ответил ему улыбкой. Брат мужа Порции нравился мне все больше.
После великолепного ленча мы решили посмотреть первый заезд. Жокеи уже седлали лошадей. Вивиан и Салли побежали в кассу, чтобы поставить несколько рэндов на приглянувшуюся.
- Ваш друг Уэнкинс обещал сегодня быть здесь, - сообщил мне ван Хурен.
- О, Господи!
Ван Хурен рассмеялся.
В паддоке Аркнольд подсаживал своего жокея.
- Интересно, сколько весит золотой кирпич? - спросил я.
- Обычно тридцать два килограмма. Но жокея, который весит столько же, раздобыть легче.
У ограды стоял Дэн. Когда лошади поскакали на старт, он обернулся и увидел меня.
- Привет, Линк. Я вас искал. Может быть, выпьем пивка?
- Квентин, - сказал я (не через два часа, а через десять минут!), - это Дэн Кейсвел, племянник Нериссы. Дэн, представляю вам мистера Квентина ван Хурена. Его невестка, Порция ван Хурен, была сестрой Нериссы.
- Не может быть! - воскликнул Дэн и вытаращил глаза. Он был совершенно растерян.
- Боже мой! - удивился ван Хурен. - А я и не знал, что у Нериссы есть племянник.
- Ну, честно говоря, она не видела меня с шести лет, - объяснил Дэн, - я встретился с ней этим летом, когда приехал из Штатов в Англию.
Ван Хурен сказал, что он всего два раза в жизни встречался с мужем Нериссы, а его брата, то есть отца Дэна, совсем не знал. Дэн, в свою очередь, объяснил, что не был знаком с Порцией.
- Вот так совпадение, - радовался Дэн, - просто не верится!
После окончания заезда к нам присоединились Виви, Салли и Джонатан. Они что-то оживленно обсуждали, смеясь и жестикулируя.
- Получается, что вы наш двоюродный брат, с восторгом заявила Салли. - Это просто замечательно!
Даже Джонатан немного повеселел, познакомившись с симпатичным новым родственником. Дэн казался мне странно взрослым для своего возраста и уж, по крайней мере, гораздо более серьезным, чем Салли и Джонатан.
- Какой симпатичный юноша, - заметила Виви.
- Нерисса очень любит его, - сказал я.
- Надо будет пригласить его к нам, Квентин… Посмотри, кто там стоит! Это же Дженет Френкенлотс! Я ее сто лет не видела! Извините, Линк, я на минутку, - шляпа Виви полетела навстречу приятельнице.
Ван Хурен, к сожалению, сказал правду. Я бы солгал, если бы сказал, что шеф отдела проката подошел к нам так же просто и естественно, как Дэн: он, будто краб, описал полукруг и, путаясь в собственных ногах, наконец, оказался рядом с нами.
- Ах, это мистер… Линк, я очень рад… э-э… Мистер ван Хурен?… Весьма польщен…
Он подал руку ван Хурену, и тот, продемонстрировав недюжинную выдержку, не вытер после этого свою о брюки.
- Так вот… Линк… собственно, я несколько раз пытался, но не поймал… и решил, что может быть, здесь… то есть, что застану вас.
Я слушал его, теряя терпение.
- Значит, мы устроили… то есть наша фирма… раз уж вы согласились на пресс-конференцию… понимаете, мы хотели бы, чтобы вы… как бы сказать… на следующей неделе состоится конкурс красоты… Мисс Иоганнесбург, в среду… а в четверг вас приглашают на встречу в женский клуб, а в пятницу будет благотворительный прием, его устраивает организация, которая ведет премьеру вашего фильма… собачьи консервы… в рамках рекламной компании…
- Отпадает, - ответил я коротко. "Держись, старина, - думал я, - не давай себе воли".
- Видите ли, - сказал Уэнкинс, обманутый моей сдержанной реакцией, - мы думаем… то есть "Уорлдис"… мы надеемся, что вы согласитесь…
- Правда? - я с трудом держал себя в руках. - Как вы думаете, почему я не согласился, чтобы "Уорлдис" платила за мое пребывание здесь?
Уэнкинс помрачнел. Фирма давила на него с одной стороны, а я с другой. Он в самом деле был несчастен. На лбу его выступили капли пота.
- Я понимаю, но, - он растерялся не на шутку, - видите ли… все они… эти организации… они согласны оплатить.
Я сосчитал до пяти. Когда мне показалось, что голос меня слушается, я сказал:
- Мистер Уэнкинс, будьте любезны передать руководству "Уорлдис", что я не могу. Я буду присутствовать на премьере и на небольшом приеме до или после нее. Как мы договаривались, так оно и будет.
- Да, но… мы обещали этим людям, они рассчитывают…
- Мой агент предупреждал вас.
- Но наша фирма…
"Чтоб она провалилась, ваша фирма!" - подумал я, а вслух сказал:
- Одним словом, я отказываюсь.
- Но, извините, они будут бойкотировать ваши фильмы, если вы откажете… ведь мы… э-э… взяли на себя обязательства…
- Вы должны признать, что сделали это без моего согласия.
- "Уорлдис"… дирекция будет огорчена…
- Разумеется, но в основном тем, что это повлияет на прибыль. Вы сами виноваты. Если вы думаете, что ангажировали меня, то ошибаетесь.
Клиффорд Уэнкинс смотрел на меня со скорбью, ван Хурен с интересом, а я сознавал, что сорвался. Мне стало жаль Уэнкинса, и это помогло собраться.
- Скажите дирекции, что я все равно на всю следующую неделю уезжаю из Иоганнесбурга. Можете добавить, что будь я предупрежден заранее, я, может быть, согласился бы.
Уэнкинс сглотнул слюну.
- Мне приказали уговорить вас…
- Мистер Уэнкинс, даже ради вас я не могу этого сделать, меня здесь не будет.
Он смотрел на меня глазами побитой собаки.
Ван Хурен глядел на меня с любопытством.
- Почему вы ему отказали? - спросил он.
Я усмехнулся. Злость, которую вызывал Уэнкинс, была как аллергия. Исчез он, ушла и злость.
- Принципиально не участвую в конкурсах красоты, благотворительных обедах, премьерах… Это не мой стиль.
- Понимаю. Но почему?
- Потому что у меня не хватает на это ни сил, ни терпения.
- А мне показалось, что вы умеете владеть собой.
Я вновь улыбнулся и покачал головой. Мне не хотелось выглядеть капризным, поэтому я не стал говорить, что публичные выступления меня убивают, что я чувствую себя раздавленным, уничтоженным, лишенным индивидуальности, а тосты в мою честь вызывают во мне острое чувство стыда. Единственный знак признания, который мне нравится, - это аншлаг в кассе кинотеатра, где идет мой фильм.
- А куда вы собираетесь на будущей неделе? - спросил он.
- В дебри Африки, - ответил я и рассмеялся.
Мы пошли взглянуть на лошадей перед заездом.
Я узнал одну из кобыл Нериссы; Лебона шла под восьмым номером.
- Выглядит неплохо, - заметил ван Хурен.
- Да, - согласился я, - три четверти дистанции пробежит отлично, а потом вдруг устанет, начнет отставать и придет к финишу мокрой, обессиленной и задыхающейся.
- Откуда вы знаете? - удивился ван Хурен.
- Догадываюсь. В среду именно так бежал Ченк.
- И это происходит со всеми лошадьми Нериссы?
- Судя по отчетам, да.
- Ну и что бы вы посоветовали Нериссе?
Я пожал плечами.
Пока еще не знаю… Наверное, сменить тренера.
Мы вернулись на трибуну, а Лебона пробежала так, как я предсказывал. Так как ван Хурен и я неплохо чувствовали себя в обществе друг друга, мы отправились туда, где стояли столики, и заказали прохладительное.
Это был первый теплый день после моего приезда, посетители снимали пиджаки.
В ответ на мое замечание о погоде ван Хурен вздохнул.
- Мне больше нравится зима, - сказал он. - Здесь тогда прохладно, сухо и солнечно. Летом чересчур влажно и жарко.
- Мне казалось, что Южная Африка - страна почти тропическая.
- Так оно и есть. На побережье всегда жара, даже в это время года.
На наш столик упала тень. Я поднял голову.
Эти двое были мне очень хорошо знакомы: Конрад и Эван Пентлоу.
Я представил их ван Хурену и принес стулья. Конрад, как всегда, был настроен поговорить, но Эван опередил его.
- Теперь ты уже не сможешь показаться на премьере "Человека в автомобиле", - пустился он с места в карьер.
- Не много ли на себя берешь? - спросил я в шутку, - это ведь не только твоя картина.
- Моя фамилия стоит первой, - отрезал он, - перед названием.
- До моей?
Я знал стиль подачи титров в фильмах Пентлоу. Сначала большими буквами его фамилия, потом название картины, а уже потом - фамилии актеров, причем такими мелкими буквами, что прочитать невозможно. Чистый разбой.
- До фамилии первого режиссера, - ответил Эван.
Это было только справедливо, Эван снял треть материала, но фильм сделал он.
Ван Хурен следил за нашей стычкой с интересом.
- Все именно так, как я слышал, - констатировал он, - очередность в титрах для вас главное.
- По титрам видно, - улыбнулся я, - кто на ком едет.
Эвана не хватило на то, чтобы рассмеяться. Он без перехода стал говорить о своей новой картине.
Это аллегория. Каждой сцене с людьми соответствует сцена из жизни слонов. Сценарист настаивает, что положительными героями должны быть слоны, но из научных работ я узнал поразительные вещи об этих милых животных. Вы знаете, что это самые опасные для человека африканские животные? В Парке Крюгера, где охота на них запрещена, они размножились невероятно. Их становится больше на тысячи голов в год, так что через десять лет в заповеднике не останется места, и деревьев не останется, потому что слоны их уничтожат.
Эван, когда говорил на волнующую его тему, становился многословным и слегка высокопарным.
- Знаете ли вы, господа, - продолжал он, - что слоны ненавидят "фольксвагены"? Они редко нападают на машины, но "фольксваген-жук" их бесит.
Ван Хурен улыбался недоверчиво, и это подхлестывало Эвана.
- Это истина! И вы увидите ее в моем фильме! В среду мы едем в Парк Крюгера.
- Жаль, что вы, Линк, не сможете поехать с ними, - сказал ван Хурен. - Хотя, почему жаль, ведь вы хотели прокатиться. Парк Крюгера очень интересное место. Заповедники - это, пожалуй, все, что осталось от дикой Африки. Правда, туда трудно попасть, места в кемпингах заказывают на несколько месяцев вперед.
Я был уверен, что мне не светит, но, к моему удивлению, Эван сказал:
- У нас есть одно свободное место. Мы рассчитывали на Дрейкса Годдара, но он сообщил, что будет только через неделю-другую… Так что, если захочешь, поехали. Койкой мы тебя обеспечим.
Если бы меня пригласил кто другой, я, наверное, подскочил бы от радости; но я согласился и так, потому что это предложение было в тысячу раз интересней программы Клиффорда Уэнкинса, от которого я мог сбежать, спрятаться, разве что, в Парке Крюгера.
- Большое тебе спасибо, - сказал я.
Глава 8Под навесом появился Дэн с детьми ван Хуренов.
Салли, пренебрегая обрядом знакомства, обратилась к отцу:
- Мы сказали Дэну, что ты пригласил Линка на рудник, и он спрашивает, не могли бы вы взять его с собой.
Дэн был несколько сконфужен ее прямолинейностью, но ван Хурен, подумав долю секунды, ответил:
- Ну, конечно, Дэн. Если вы так хотите, я охотно возьму вас.
- Золотой рудник? - спросил Эван, подчеркивая первое слово.
- Да, это наше семейное предприятие, - объяснил ван Хурен и занялся представлением всех всем.
- Это очень интересно… Можно было бы использовать для какого-нибудь фильма… как фон для событий. - Эван гипнотизировал ван Хурена, ставя его, по-моему, в неловкое положение. Однако тот не утратил хорошего настроения.
- Тогда, может быть, и вы полетите с нами?
Эван тут же согласился, добавив, что надеется, что приглашен и Конрад.
Чуть погодя вся компания отправилась делать ставки в следующем заезде.
- Что, мои знакомые злоупотребили гостеприимством? - спросил я.
- Не переживайте, все в порядке; мы стараемся не приглашать много народу сразу, это отрывает людей от работы, но четыре человека не принесут больших убытков, если будут вести себя разумно. А в этом я не сомневаюсь.
Но "четыре" превратилось в "пять", в Гермистоне появился Родерик Ходж. Узнав о поездке, он отвел ван Хурена в сторону и умолял его позволить написать об этом в "Рэнд Дейли Стар". Я был поражен. Я думал, что прииски - заезженная тема для местных газет. Родерик настоял на своем.