Я согласился. Он сказал, чтобы я пришел в бар в субботу вечером - мне передадут пакет для Искрометного и семьдесят пять фунтов для меня. Я кивнул и вышел, а он остался сидеть, хмуро глядя в свой стакан. По дороге назад, в конюшню, я попробовал оценить обстановку. Супи, пожалуй, нужно вычеркнуть из списка полезных знакомств. Ясно, что эту работенку сварганил мне он, но ведь что от меня требовалось? В заезде новичков остановить фаворита, а отнюдь не вывести на первое место убогого середнячка. Можно сказать наверняка, что одна шайка мошенников тем и другим заниматься не будет.
* * *
* * *
* * *
Субботнее утро выдалось промозглым, ветреным и пасмурным, но дочери Октобера все равно выехали верхом вместе с первой группой. Элинор вежливо поздоровалась со мной издалека. Пэтти же, снова скакавшую на одной из моих лошадей, мне пришлось подсаживать в седло, и она при этом кокетливо захлопала ресницами и прижалась ко мне всем телом.
- В прошлую субботу я тебя не видела, крошка Дэнни, - пропела она, вставляя ногу в стремя. - Где ты был?
- В Челтенхэме… мисс…
- Понятно. А в следующую субботу?
- Должен быть здесь.
С нарочитым высокомерием она приказала:
- Тогда, пожалуйста, в следующую субботу не забудь укоротить седельные лямки до того, как я буду садиться. Они очень длинные.
Она могла затянуть их сама, но жестом велела - давай работай. Она внимательно следила за мной, явно развлекаясь. Пока я затягивал лямку на второй застежке, она терлась коленом о мою руку и не так уж легонько пинала меня под ребра.
- Ох, крошка Дэнни, я тебя дразню, а ты словно каменный, - сладко проговорила она, наклонившись ко мне. - Такому красавчику не к лицу робеть перед девушками. Чего ты стесняешься, а?
- Не хочу, чтобы меня уволили, - сказал я, глядя прямо перед собой.
- К тому же еще и трус, - с издевкой усмехнулась она и, дернув поводья, ускакала.
Попадет она когда-нибудь в переплет, если будет продолжать в том же духе! Искусительница - и все тут. А ведь это только начало. Но до чего хороша собой! Ее садистские шуточки меня слегка раздражали, но ничего, переживем. А вот ее скрытый намек… только этого не хватало!
Впрочем, я тут же забыл о ней, вывел из денника Искрометного, вскочил ему на спину и поскакал к пустоши, где, как всегда, проводились резвые работы.
То ли из-за того, что шел дождь, то ли потому, что, в конце концов, была суббота, Уолли сжалился надо мной и после обеда не стал никуда меня посылать. Вместе с другими девятью конюхами я просидел часа три в кухне коттеджа, слушая, как ветер с визгом огибает углы домов, и наблюдая по телевизору за скачками в Чепстоу. Возле камина, испуская легкие испарения, сохли наши промокшие свитера, бриджи и носки.
Я положил перед собой на кухонный стол справочник скачек предыдущего сезона и сидел над ним, оперев подбородок о костяшки пальцев левой руки, а правой лениво листал страницы. Провал с досье на лошадей выбил меня из колеи, нагонял тоску и необходимость строить из себя темную личность, к тому же мне позарез не хватало жаркого солнца, под которым я привык находиться в это время года. А не допустил ли я вообще ужасную ошибку, согласившись на весь этот маскарад? Но теперь выхода нет: я взял у Октобера деньги и тем отрезал себе пути к отступлению. Минимум на несколько месяцев. При этой мысли мне стало совсем тошно. Я сидел ссутулившись, в унылом полумраке и бездумно тратил такое дорогое свободное время.
Конюхи, смотревшие телевизор, обменивались пренебрежительными замечаниями насчет жокеев и заключали мелкие пари на результаты заездов.
- На финишной прямой все станет на свои места, - говорил Пэдди. - От последнего барьера еще скакать и скакать… Только у Аладдина хватит сил, чтобы рвануть как следует.
- Ну да, - возразил Гритс. - Раковой Шейке тоже резвости не занимать…
С угрюмым видом я перебирал страницы справочника, наверное, уже в сотый раз и случайно в разделе общей информации наткнулся на карту ипподрома в Чепстоу. Здесь были карты-схемы всех основных ипподромов страны с изображением формы скакового круга, расположения барьеров, трибун, стартовых ворот и финишных столбов. Раньше я уже смотрел карты Ладлоу, Стаффорда и Хейдока, но ничего общего в них не нашел. Карт Келсо и Седжфилда в каталоге не было. После раздела карт на нескольких страницах шла информация об ипподромах, длине скаковых кругов, давались имена и адреса хозяев, лучшее время, показанное на этих ипподромах, и тому подобное.
Чтобы чем-то заняться, я открыл параграф, посвященный Чепстоу. Слова Пэдди "от последнего барьера еще скакать и скакать" были облачены в цифровую форму: двести тридцать метров. Я проверил Келсо, Седжфилд, Ладлоу, Стаффорд и Хейдок. На всех этих кругах финишная прямая была гораздо длиннее, чем в Чепстоу. Тогда я сравнил финишные прямые на всех ипподромах, упомянутых в справочнике, финишная прямая на центральном ипподроме страны "Эйнтри Гранд Нэшнл" была второй по длине. Самая же длинная - в Седжфилде, а на третьем, четвертом, пятом и шестом местах шли Ладлоу, Хейдок, Келсо и Стаффорд. На этих ипподромах финишная прямая как минимум равнялась тремстам шестидесяти метрам.
Итак, география здесь ни при чем. Почти наверняка ясно, почему люди, которых мы ищем, выбрали именно эти пять кругов: в каждом случае от последнего барьера до финишного столба надо было скакать больше трети километра.
Это была уже какая-то зацепка, пусть маленькая, - в общем хаосе наконец-то проступило логическое звено. Настроение у меня немного поднялось, я захлопнул справочник и в четыре часа вместе со всеми вышел во двор под назойливый, моросящий дождь и, как всегда, провел по часу с каждым из моих подопечных. Я чистил их до блеска, переворачивал и аккуратно стелил соломенные подстилки, таскал воду, держал им голову, когда с проверкой приходил Инскип, поудобнее укрывал их на ночь попоной и, наконец, скармливал им ужин. Как обычно, освободились мы только к семи часам, к восьми покончили с ужином, переоделись, а потом, набившись всемером в дышащий на ладан "остин", затряслись в сторону Слоу.
В баре, естественно, все шло своим чередом, бильярд, стрелки, домино, хвастливые россказни, беззлобные подначки. Я сидел и терпеливо ждал. Около десяти часов, когда парни уже опустошали свои стаканы и подумывали о том, что завтра рано вставать, в сторону двери направился Супи и, увидев, что я слежу за ним, головой кивнул мне на выход. Я поднялся, вышел следом и нашел его в туалете.
- Вот держи. Остальное во вторник, - безо всякого вступления буркнул он и, скривив губы, глядя на меня со свирепым прищуром - для пущего впечатления, - протянул толстый коричневый конверт. Я положил его во внутренний карман кожаной куртки и кивнул Супи. Потом, ни слова не говоря, не улыбаясь, я окинул его пристальным - мы тоже не лыком шиты - взглядом, повернулся на каблуках и ушел обратно в бар. Вскоре вернулся туда и он.
Вместе с парнями я снова забрался в "остин", и он повез нас по тряской дороге к конюшне, к теплой кровати, а на груди у меня уютно покоился конверт с семьюдесятью пятью фунтами и пакетиком белого порошка.
Глава 6Октобер окунул палец в порошок и лизнул его.
- Я тоже не знаю, что это такое. - Он покачал головой. - Отдадим на анализ.
Я наклонился, погладил его собаку и почесал ей за ушами.
- Вы взяли у него деньги, и, если теперь не дадите лошади допинг, это будет большой риск. Вы понимаете?
Я усмехнулся.
- Не вижу ничего смешного, - серьезно сказал он. - Эти люди, когда захотят, могут так отделать ногами… Если вам сломают несколько ребер, пользы от этого не будет никому.
- Видите ли, - произнес я, выпрямляясь, - мне кажется, будет лучше, если Искрометный не выиграет… Мною едва ли заинтересуются нужные нам люди, если узнают, что я кого-то уже обвел вокруг пальца.
Вы правы. - В голосе его послышалось облегчение. - Искрометный должен проиграть. Но как быть с Инскипом? Не могу же я сказать ему, чтобы он велел жокею натянуть поводья?
- Не нужно этого делать, - убежденно сказал я. - Вы поставите их под удар. А если виноват буду я, это не страшно. Лошадь не выиграет, если завтра утром я подержу ее без воды, а потом напою из полного ведра прямо перед заездом.
Он озадаченно взглянул на меня.
- Я вижу, вы кое-чему научились.
- У вас бы волосы встали дыбом, услышь вы то, что слышу я.
Он улыбнулся.
- Ну хорошо. Наверное, другого выхода у нас нет. Интересно, что подумали бы в национальном Жокей-клубе о стюарде, который вместе со своим конюхом замышляет остановить фаворита? - Он рассмеялся. - Родди Бекетта я предупрежу… А ведь для Инскипа, для конюхов смешного тут будет мало - они, скорее всего, будут ставить на Искрометного. Я уж не говорю о всех остальных - люди просто потеряют свои деньги.
- Это верно, - согласился я.
Он сложил пакетик с белым порошком и сунул его обратно в конверт с деньгами. Семьдесят пять фунтов мне выплатили новенькими пятерками с последовательно идущими номерами - кто-то здорово сглупил. Мы договорились, что Октобер заберет деньги и попробует узнать, на чье имя они были выданы.
Я рассказал ему, что все скаковые круги, где победили одиннадцать лошадей, имеют длинные финишные прямые.
- Похоже, они все-таки использовали какие-то витамины, - задумчиво произнес он. - При анализах на допинг выявить их невозможно, потому что, строго говоря, они и не являются допингом, а просто пищей. Вообще, в вопросе о витаминах много неясного.
- Они увеличивают выносливость? - спросил я.
- Да, и очень сильно. Особенно эффективно они воздействуют на лошадей, которые "умирают" на последнем километре, а, как вы отметили, все одиннадцать лошадей принадлежат именно к этому типу. Фактически мысль о витаминах была одной из первых, но пришлось от нее отказаться. Верно, они помогают лошади выиграть, когда впрыскиваются в кровь большими дозами, а с помощью анализов их не обнаружишь - расходуются на победу. Но витамины не возбуждают лошадь, не приводят ее после заезда в такое состояние, словно из ушей у нее вот-вот польется бензедрин… - Он вздохнул. - Не знаю, не знаю…
С сожалением я сообщил, что из фолианта Бекетта не почерпнул ничего нового.
- Мы с полковником на это особенно и не рассчитывали, - признался он. - На прошлой неделе мы много с ним беседовали. Конечно, в свое время проводились тщательные расследования, а вдруг что-то все же ускользнуло от нашего внимания? Было бы неплохо вам переораться в конюшню, где содержалась какая-нибудь из одиннадцати лошадей, когда ей ввели допинг.
Правда, восемь были проданы и перешли к новым владельцам - тут ничего не поделаешь, - но три и по сей день находятся у тех же тренеров, и, может быть, устройся вы на работу в одну из этих конюшен, что-то удастся выяснить.
- Что ж, - согласился я, - ладно. Попробую попытать счастья у этих трех тренеров - может, кто-то меня и возьмет. Но ведь след-то уже давно остыл… и "джокер" номер двенадцать может появиться совсем в другой конюшне. Кстати, в Хейдоке на этой неделе ничего интересного не было?
- Нет. Мы взяли слюну у всех лошадей перед началом облегченного стипль-чеза, но все было нормально, фаворит пришел первым, и делать анализ проб мы не стали. Но теперь вы выяснили, что эти пять ипподромов были выбраны не случайно, и мы усилим контроль именно там. Особенно если среди участников окажется кто-то из наших одиннадцати лошадей.
- Это легко проверить по календарю скачек. Но пока ни одной из лошадей допинг дважды не давали, едва ли они изменят этому правилу.
- Кстати, - вспомнил он, когда мы стали прощаться, - ветеринары считают, что всякие стрелки, пульки и тому подобные "летающие снаряды" в наших случаях не применялись. Правда, на сто процентов они не уверены - тщательный осмотр кожи лошадей тогда не проводился. Но если появится двенадцатая лошадь, каждый сантиметр ее тела будет проверен - это я вам обещаю.
- Прекрасно.
Мы улыбнулись и разошлись в разные стороны. Он мне нравился. Богатое воображение, чувство юмора - все при нем, поэтому исключительная сила личности, свойственная самому высокому начальству, не лишала его обаяния. Да, сильный человек. Сильный духом, крепкий телом, знает, чего хочет. Такой человек, не получи он графский титул по наследству, мог бы выбиться в графы сам.
В этот вечер и на следующее утро Искрометному пришлось обойтись без обычного ведра воды. Шофер фургона, идущего в Лестер, вез с собой полный карман трудовых денег конюхов - они велели ему ставить на Искрометного, - и я чувствовал себя предателем.
* * *
* * *
* * *
Я протиснулся к барьеру паддока, где показывают лошадей - поближе посмотреть на участников первого заезда. По справочникам мне были известны фамилии очень многих тренеров, однако в лицо я не знал почти никого. И сейчас, когда они в нескольких шагах от меня мирно болтали со своими жокеями, я попробовал интереса ради определить, кто из них есть кто. В первом заезде скакали лошади семи тренеров: Суэна, Кандела, Биби, Казалета, Хамбера… Хамбера? Что-то я о Хамбере такое слышал? Нет, не помню. Наверное, ерунда какая-нибудь.
Лошадь Хамбера с виду - самая неухоженная, да и конюх, что вел ее, хорош - сапоги нечищены, плащ грязный, а на лице написано - плевал я на все. Когда жокей снял пальто, оказалось, что камзол его пестрит пятнами грязи с прошлого выезда. А вот и тренер - человек, который не следит за внешним видом своих людей, не дорожит репутацией своей конюшни. Это был большой, угрюмого вида мужчина, он стоял, опираясь на толстую трость с набалдашником.
Во время заезда на трибуне рядом со мной случайно оказался конюх Хамбера.
- Ну что, шансы есть? - праздно поинтересовался я.
- Какие шансы? - Он презрительно скривил губы. - Это же кляча, каких мало. Чертова дохлятина, уже в печенках у меня сидит - столько сил на нее угробил…
Ясно. Но еще одна твоя лошадь… Та-то, наверное, лучше? - негромко произнес я, глядя, как шеренгу лошадей выравнивают для старта.
- Еще одна? - Он безрадостно засмеялся. - А еще три не хочешь? Все, я в этой душегубке наработался - баста! В конце недели отваливаю, пусть подавятся своими большими деньгами!
Я вдруг вспомнил, что слышал о Хамбере. В Бристоле в общежитии рассказывал паренек - для конюхов худшее место в стране. Их там морят голодом, гоняют почем зря, и идут туда только те, кого к другим конюшням и близко не подпустят.
- А что там за большие деньги-то? - спросил я.
- Хамбер платит не одиннадцать фунтов в неделю, как все, а шестнадцать, - объяснил он, - но за эту подачку дерет с тебя три шкуры. Нет, хорошего понемножку! Поездил он на мне - и хватит. Сматываю удочки.
Начался заезд, и мы смолкли. Лошадь Хамбера пришла к финишу последней, и конюх тут же исчез - надо ее расседлывать, будь она неладна.
Я усмехнулся, тоже пошел вниз и тут же забыл о конюхе, потому что у нижней ступеньки, ожидая кого-то, стоял подозрительного вида усатый тип. Где я его видел? Во время моей "гастроли" в баре, на танцах в Челтенхэме, вот где.
Я спокойно прошел мимо и остановился у барьера - кто там скачет в следующем заезде? - и он незаметно последовал за мной. Потом стал рядом и, не отводя глаз от лошади по ту сторону барьера, сказал:
- Я слышал, что у тебя туговато с деньгами?
- Было. - Я оглядел его снизу доверху. - А сегодня, считай, полный порядок.
Он быстро взглянул на меня.
- Вон оно что. Ты так уверен в Искрометном?
- Угу. - Я самодовольно, многозначительно осклабился. - Уверен. - Кто-то ему любезно подсказал, какая лошадь - моя. Стало быть, он наводил обо мне справки. Что ж, едва ли он узнал много хорошего.
Он хмыкнул. Примерно минута прошла в молчании. Потом он небрежно спросил:
- А ты никогда не подумывал сменить работу? Перейти в другую конюшню?
- Подумывал, - пожав плечами, признался я. - Кто же об этом не думает?
- Для хорошего конюха работа всегда найдется, - заметил он. - А ты, я слышал, конюшенное дело знаешь как свои пять пальцев. С рекомендацией от Инскипа тебя возьмут куда угодно - только скажи, что согласен ждать места.
- Какого места? - спросил я. Но он не торопился. Прошла еще минута, прежде чем он произнес:
- Работа в некоторых конюшнях может быть… как бы сказать… очень прибыльной.
- Это как же?
- Да просто. - Он сдержанно кашлянул. - Будешь делать то же, что и все конюхи, плюс кое-что еще.
- Например?
- Ну, так… разное… - туманно протянул он. - Когда что. Все полезное для человека, который будет повышать твой доход.
- А кто этот человек?
- Считай, что я - его агент. Годится? Вот его условия: постоянно получаешь пятерку в неделю за сведения о результатах резвых работ и тому подобное, кроме того, премиальные за спецзадания, ну, более рискованного характера, что ли.
- Условия вроде ничего, - медленно ответил я, прикусив нижнюю губу. - А разве нельзя этого делать у Инскипа?
- Инскип не подходит, - возразил он. - У него все лошади скачут на выигрыш. В конюшнях такого типа нам постоянные люди не нужны. Но в двух интересующих нас конюшнях наших людей сейчас нет, и ты пригодился бы в любой из них.
Он назвал имена двух ведущих тренеров. Никого из трех, к которым я собирался проситься на работу. Надо решать, что полезнее - стать членом, как я понимаю, разветвленной, хорошо организованной разведывательной сети либо идти в конюхи к лошади, которой когда-то дали допинг, и одному Богу известно, дадут ли впредь.
- Я подумаю, - ответил я.
Он уже отошел на несколько шагов, потом вернулся.
- Так что же, я могу смело ставить на Искрометного? - спросил он.
- Да как… ну… В общем, на вашем месте я приберег бы денежки.
Он взглянул на меня удивленно, потом подозрительно и наконец понимающе.
- Вот, значит, как обстоят делишки, - присвистнул он. - Ну-ну-ну. - Он рассмеялся и еще раз взглянул из меня, но теперь по-другому, с какой-то брезгливостью, - видимо, он презирал себе подобных. - Что ж, чувствую, ты нам пригодишься. Очень пригодишься.
Я смотрел ему вслед. Я предупредил его совсем не потому, что у меня доброе сердце, - просто это единственный путь завоевать его доверие. Когда он был уже метрах в пятидесяти, я пошел за ним. Он прямиком направился в букмекерский павильон: стал ходить вдоль рядов и смотреть, как выглядит предварительный курс ставок. Судя по всему, он никому не собирался пересказывать разговор со мной, а вполне безобидно выбирал, на какую лошадь поставить в следующем заезде. Я вздохнул, поставил десять шиллингов на "темную" и вернулся на трибуну - вот-вот должен был начаться следующий заезд.