– За суп же! Черт побери! За суп! - сказал он ей весело и прибавил, простодушно посмеиваясь: - Не лучше ли будет, если я возьму тебя на руки и отнесу, как ребенка?
И он попробовал обхватить ее за талию. Флоранс испуганно отскочила, и с ее сжатых судорогой губ едва слышно сорвались следующие слова:
– Я не могу! Нет, не могу!.. Я боюсь!.. Я боюсь мертвецов… которые там, под травой!
Потом, окинув присутствующих холодным взглядом, она громко проговорила решительным тоном, которого никто не ожидал от кроткой Флоранс:
– Еще раз говорю, оставьте меня! Я не хочу! Вы поняли? Не хочу!
На лице Жозефа отразилось наивное изумление:
– Как знаешь, цыпленок, как знаешь!.. Вольному воля, к чему принуждать!.. Ты, вероятно, обедала в павильоне, с твоей милой мамашей…
– Да… вы правы… я совершенно сыта…
– Что же ты не сказала мне прямо? Не надо стесняться, дитя мое… Если не хочешь ужинать, то ложись себе спать.
Он наклонился поцеловать младшую сестру, но она быстро попятилась назад. Арну, казалось, не заметил того отвращения, с каким невинная девушка уклонилась от этой непрошенной ласки, и, потирая подбородок ладонью, проговорил с добродушной улыбкой:
– Вот что значит не каждый день бриться, девицы уже пугаются. Ну, хорошо, поцелует завтра, с утра я сбрею бороду…
Флоранс повернулась и пошла прочь… Жозеф подождал немного, пока она не отойдет на некоторое расстояние, а потом окликнул ее, принимая беспечную позу:
– Эй, дружочек, так ты не сказала: что нового в Армуазе?..
Девушка остановилась:
– Филипп Готье вернулся.
– Право? Бывший драгун? Красавец унтер-офицер драгунского полка?
Флоранс обернулась и, покачав головой, заметила:
– О, брат Денизы уже не таков, как вы думаете.
– Да ну!.. Перевелся в другой полк? Получил повышение в чине?
– Он поручик жандармов, которые квартируют в Мерикуре.
– Тем лучше. Я рад. Мы старые товарищи…
И, принимая совершенно равнодушный вид, хитрец прибавил рассеянно:
– Так он приехал сюда не только затем, чтобы повидаться с сестрой?
– Нет, не только, - серьезно ответила Флоранс, - его прислали сюда власти, чтобы он помог им отыскать, обличить и наказать виновников совершающихся в округе преступлений.
И, не повышая голоса, но пророческим тоном девушка продолжила:
– Пусть поберегутся те, кто совершил или намереваются совершить какое-либо злодеяние.
Жозеф Арну присоединился к Франциску, Себастьяну и Марианне, которые под покровом тьмы тихонько приблизились к старшему брату и не упустили ни малейшей подробности этой сцены. Агнесса Шассар по-прежнему не покидала своего места. Когда ее отпрыски вернулись за стол, опять расположившись вокруг нее, но на этот раз уже не испытывая желания продолжать трапезу, Жозеф задал всем единственный вопрос:
– Ну, поняли вы?
Но его братья и сестра сидели, погрузившись в свои мысли. Мозг близнецов был неповоротлив и работал медленно, брови были нахмурены, а взгляды устремились на скатерть, которую Марианна в бешенстве рвала острием хорошо заточенного ножа. Жозеф продолжил не без некоторой доли иронии:
– Дело, однако, нехитрое. Флоранс знает то, чего ей знать не следует. Это она укрыла мальчишку, она спустила его из окна своими руками, унесла его из дома через сарай, отперев заветную дверь, которую Марианна замкнула так тщательно старым ключом, потерянным целых полгода назад. Вчера мне удалось отыскать его в кармане платья Флоранс, пока она спала… Правило, дети мои, таково: то, что обронено, не для всего мира потеряно.
– Негодная! - прошипела Марианна.
– Впрочем, спасибо матери, которая заметила, что любопытная сует свой нос куда не следует.
Вдова кивнула своему старшему сыну, и он продолжил:
– Чтобы удостовериться в справедливости своих подозрений, я и устроил это испытание. Не могли же вы вообразить, чтобы я надумал усесться здесь ради удовольствия поужинать на свежем воздухе! Испытание удалось на славу. Вы были свидетелями, что малютка с ужасом отказалась пройти и сесть за стол в нашем обществе.
И, поскольку присутствующие с изумлением воззрились на Жозефа, он задал им очередной вопрос:
– Вы не догадываетесь, мои крошки?.. А что тут у нас такое… здесь, в огороде… под этим вот столом?
Марианна и близнецы в недоумении повторяли друг за другом:
– Здесь? В огороде? Под этим столом?
Жозеф помолчал и потом, подмигнув, сказал:
– Вот вы, перессорившись, распеваете громче чем нужно, а между тем тут отдыхают наши клиенты, с которыми мы свели счеты…
Себастьян, Франциск и Марианна разом вскочили, вздрогнув от страха… Их брат благодушно рассмеялся.
– Вот, - сказал он спокойно, - и малютка сделала то же… Она испугалась, бедный ребенок… Она боялась увидеть, что мертвые вдруг выйдут из-под земли, где она стоит…
Троица отошла от стола с тревогой в глазах. Жозеф смотрел на них с состраданием.
– Дети ее возраста еще имеют право верить в привидения… но мы, взрослые, знаем, что из земли может выйти одна только спаржа… Ну, возвращайтесь на свои места, разговор еще не окончен.
Жозеф в задумчивости осушил свой стакан, наполненный до краев, и продолжил, обращаясь к компании:
– Флоранс держит нас в кулаке, это понятно. Впервые в жизни она сказала: "Я не хочу". Я даже уловил угрозу в ее голосе… Филипп Готье, которого прислали в эти края специально ради нас, у нее под рукой. Вы слышали, каким тоном, вы видели, с каким выражением лица она кинула это предостережение!.. Вывод: мы сейчас должны думать не о деньгах и не о женщинах, а о спасении наших голов, которые, как мне кажется, очень непрочно держатся у нас на шеях.
– Флоранс выдаст нас, - заключил Себастьян.
– Да, - прошептала Марианна, - если ей не укоротить язык.
Жозеф послал ей воздушный поцелуй.
– Ты мужчина, дочь моя, но не будем шутить серьезными вещами. Избавиться от Флоранс гораздо труднее, чем укокошить проезжего, который появляется у нас ночью, никем не замеченный, чтобы утром отправиться дальше.
– Значит, мы погибли! - вскрикнул Себастьян. - И нам остается только бегство!
Жозеф с невозмутимой улыбкой на лице методично набивал трубку табаком из рога, оправленного жестью.
– Черт возьми, как вы далеко замахиваетесь! - усмехнулся он. - Но сообразите же, глупые головы: бежать значит поднять всех на ноги, уличить себя в преступлениях, то есть самим запрячь колесницу, в которой возят к эшафоту…
– Что же нам делать? - спросили союзники, падая духом.
– Слушайтесь брата, - сказала холодно мать. - Жозеф - малый умный. Я уверена, он уже знает, как выручить семью.
– И вы не ошиблись, матушка. Я того мнения, что с топором не стоит бросать и топорища, если его крепко держат в твердой руке. Подождем же развития событий. Повернемся к опасности лицом - благо мы знаем, откуда она нам угрожает.
Никто не протестовал; Франциск и Себастьян, несмотря на все их усилия, не могли побороть невольный ужас. Оратор высек огонь, раскурил свою трубку и прикрыл ее крышкой, висевшей на медной цепочке.
– Опасаться никогда не лишне, - продолжал он, - если страх не мешает вам действовать. - И, поставив локти на стол, заговорил: - Следите же внимательно за ходом моих рассуждений.
XVI
Хитроумный план Жозефа
Головы всех присутствующих поникли, за исключением старухи вдовы. Вероятно, она уже знала, что сейчас будет сказано.
Жозеф начал:
– Итак, Флоранс могла помочь мальчишке выбраться через конюшню на улицу. В этом случае я совершенно уверен, что он не мог уйти далеко. Ребенок не знал местности, ночь была необыкновенно темной, река в двух шагах… Если он имел несчастье угодить в нее, то течением его унесло в Мозель, а оттуда в Рейн, и труп его теперь уже где-то по ту сторону Меца… Допустим теперь, что Флоранс спрятала его где-нибудь или препоручила заботу о мальчишке кому-то другому… Но кому же? - спрашиваю я вас. Наверняка кому-нибудь по соседству. Она не могла увести его далеко, потому что поторопилась вернуться в дом и улечься в постель и притворилась спящей, когда я пришел взглянуть на нее после дела… Но если бы мальчишка находился где-нибудь по соседству, то его непременно обнаружили бы, разговоров было бы не счесть; мировой судья Тувенель, эта старая хитрая обезьяна, сделал бы все, лишь бы узнать, кто этот ребенок и почему он оказался один в чужом краю. Мальчик же не немой… правосудие дало бы знать… И что же? Ничего подобного не случилось. Незнакомого ребенка никто не видел. Черт возьми! Виттель не Париж, и найденыша тут не скроешь!..
Тот, кого мы ищем, прячется также и не у Денизы Готье. Каким образом Флоранс могла бы выкроить время и унести его в замок Армуаз? Она улеглась раньше нас. Наконец, я разговорил Жервезу. Вот уже восемь дней ни одна душа не появлялась в павильоне сторожа. Но там, по-видимому, ожидали кого-то, кажется, поручика Филиппа Готье. Нам ведь сообщили, что сегодня вечером он прибыл в родное гнездо.
Вот уже восемь дней я слежу за Флоранс. Все эти дни она не выходила из дома и ни разу не навестила свою подругу. По моему совету мать намеренно послала ее туда сегодня. Нужно, чтобы Флоранс была уверена, что мы ее ни в чем не подозреваем, а дальше посмотрим, как нам быть. Вырвать тайну никогда не поздно. Что же касается того, чтобы нас выдать, то твердо могу сказать: Флоранс этого никогда не сделает. Если бы она собиралась так поступить, то сюда уже давным-давно заявились бы жандармы. Она нас не жалует, но не захочет увидеть свою семью на эшафоте. Эта девушка имеет свои представления о чести и очень религиозна. Она будет молчать, в этом я уверен. Со временем мы навсегда заручимся ее молчанием. Мало ли что с человеком может случиться - то болезнь вдруг внезапно навалится, а то и несчастный случай произойти может… всякое бывает… Сестра крепким здоровьем не отличается. Я думаю, что следует серьезно заняться ее лечением…
– Я возьму на себя приготовление лекарств для бедняжки, - сказала Марианна, многозначительно подмигнув.
На лицах сотрапезников уже не было выражения ужаса - оно сменилось не менее сильным удивлением, которое публика обычно испытывает при виде необыкновенно ловкого фокуса. Все прекрасно поняли намеки старшего Арну. Жозеф тем временем продолжал:
– Повторяю вам, будем ждать. Осень уносит с собой много молодых… Меня беспокоят не Флоранс и не исчезновение мальчишки, а…
– Что же? - с любопытством спросили все.
– Возвращение Филиппа Готье.
Старший Арну хитро посмотрел на своих младших братьев:
– Во-первых, я думаю, что его присутствие может сильно помешать исполнению ваших планов относительно Денизы. Мне же он вовсе не мешает. На что я надеюсь? Обзавестись хорошенькой хозяйкой для своего дома…
– Но ты еще ее не заполучил! - проворчал Франциск.
– Будем живы - посмотрим, - философски заметил Себастьян.
– Нечего тут смотреть, - возразил Жозеф. - Вы оба парни неглупые. Я убежден, что мы сговоримся… Теперь же займемся безотлагательными делами. Время не терпит… Филипп недаром сюда приехал. В почтовой гостинице, в Шарме, - где я подслушивал их разговор, притворившись спящим, - поручик завязал знакомство с маркизом, и оба они изливались в выражениях искренней симпатии друг к другу и истинной дружбы… Все Готье всегда были безоговорочно преданы своим господам. Филипп захочет узнать, что стало с сыном его старого господина, и если он нападет на след - горе нам! Он напрямик пойдет к цели, как кабан в лесу. Если он набросится на нас - нам несдобровать!
– Чтобы завалить кабана, достаточно одного ружейного выстрела, - заметила почтенная вдова.
– Я уже думал об этом, матушка. Но ружье при выстреле производит много шума. К тому же мне жандарм нужен живым, чтобы просить у него руки его сестры…
Себастьян и Франциск ударили кулаками по столу.
– Что делать! - воскликнул Жозеф. - Это моя мечта! Не может же замок оставаться без хозяйки…
И, вытряхнув из трубки пепел, он продолжил:
– Затем, поразмыслив, я пришел к следующему заключению: жандармский поручик - добрый малый и достаточно ловок и смышлен, чтобы с успехом довести до конца свое предприятие. Значит, наша задача состоит в том, чтобы усыпить его подозрительность, прежде чем он начнет свой поход. Положитесь на меня, я беру это на себя.
– Ты один этим займешься? - поинтересовалась Марианна.
– Да, один. Вы только будете меня стеснять. Ну что, решено?
Девушка взглянула на мать и своих младших братьев, после чего заявила:
– Мы согласимся, если ты объяснишь нам, что именно задумал. Если ты оступишься, отвечать будем и мы, следовательно, мы имеем право знать, на что ты рассчитываешь.
– Разумеется, - подтвердили близнецы.
Агнесса Шассар одобрительно кивнула головой.
– Дети правы, - сказала она.
Жозеф Арну положил трубку на стол.
– Ну, придвигайтесь же к столу, - начал он, - чтобы лучше услышать то, что я вам собираюсь сказать.
Все пододвинулись ближе и устремили взгляды на Жозефа. Объяснение длилось с четверть часа. Оратор закончил свою речь следующей фразой:
– Когда я за что-нибудь берусь, то не хочу, чтобы мои труды пропали даром. Я отвечаю за успех своего предприятия. После этого каждый займется своими делами. Я прежде всего начну хлопотать о своей свадьбе…
– И о разделе состояния, не правда ли?
– И о разделе также. Ну же, говорите "да", и кончено, - обратился Жозеф к матери. - Доброе слово не так трудно сказать.
Старуха сделала какой-то неопределенный жест и, поднимаясь со стула, проговорила:
– Уже поздно. Пойдемте.
Марианна с младшими братьями пошла вперед.
– Проклятая колдунья не захотела ничего обещать, - прошептала девушка близнецам. - Будем хорошенько за ней присматривать.
– Когда же мы узнаем, где спрятаны деньги…
– Разделим на троих, - решил Себастьян.
– Да, на троих, - подтвердила сестра. - Наш брат Жозеф слишком алчен. Следует преподнести ему сюрприз.
И каждый подумал про себя: "Нет уж, все достанется мне одному, вот только от остальных избавлюсь".
Старший Арну со своей стороны размышлял, набивая трубку: "Главное - узнать, где спрятан клад…" Он высек огонь, трут начал тлеть. "И подумать только, - рассуждал он, размахивая трутом, чтобы тот лучше разгорелся, - подумать, ведь достаточно одной маленькой искры, которую я сейчас высек, чтобы сжечь дотла эту лачугу со всем, что в ней есть…"
Агнесса Шассар шла последней и, хмурясь, бормотала про себя:
– Я их всех проведу. Никогда, никогда они не узнают… скорее сердце у меня вырвут…
Старуха замолчала. Что-то вроде улыбки мелькнуло на ее бесцветных губах.
– Лекарство для Флоранс… а это идея!.. Но отчего же не подсолить и суп для всех?
XVII
Признание
А в это время в павильоне лесничего Филипп Готье уселся возле стола, на котором лежал конверт от маркиза дез Армуаза. Лампа ярко освещала его хмурое лицо; казалось, все шло своим чередом, но душу бравого жандарма теснило некое предчувствие, которое посещает иногда даже самых здравомыслящих людей. Это было словно предвестие какого-то большого горя.
Он уже говорил раньше, что боится вскрывать письмо, доставленное мэтром Антуаном Ренодо. Неизвестность пугала бывалого вояку. Наконец, он решился и сломал печать, а затем посмотрел на сестру. Молодая женщина стояла по другую сторону стола и ждала, бледная, как лист бумаги, который ее брат держал в своих дрожащих руках.
Поручик быстро пробежал взглядом первые строки послания. Затем вскрикнул и покачнулся на стуле. Дениза хотела было броситься к нему, но брат остановил ее повелительным жестом. Филипп провел рукой по глазам и, наклонившись над письмом, полностью погрузился в чтение.
Филипп внимательно вчитывался в написанное, обдумывая каждое слово и предложение, и на лице его отражались по очереди чувства сомнения, ярости и ужаса. Дочитав письмо до конца, он вскочил с места и сделал два шага к сестре. Затем протянул ей письмо и резко спросил:
– Это правда?
Дениза опустила голову.
– Правда ли это? Правда ли? - повторял брат все громче.
Молодой женщине нечего было ответить, и это молчание оказалось красноречивее любых слов. Из бледного лицо жандарма сделалось багровым. Глаза его блеснули мрачным огнем… рука вознеслась над виновной, и из груди страдальца вырвалось одно только слово:
– Несчастная!
Дениза, безмолвная, рухнула на колени перед разъяренным братом. Но рука Филиппа медленно опустилась. Ноги его дрогнули, и, пятясь, он дошел до стула, на который тяжело опустился.
– Sacrodieux! - пробормотал он. - Я предпочел бы получить двенадцать французских пуль в грудь, чем это страдание. - И голосом, полным отчаяния, добавил: - Маркиз дез Армуаз, вы спасли мне жизнь. Я пожалел и оставил в живых вашу любовницу. Теперь мы квиты.
Наступило гробовое молчание. Дениза рыдала, тогда как ее брат рвал на себе волосы.
– Итак, этот эмигрант был твоим любовником?
– Брат, он обещал стать моим мужем!
Филипп схватил письмо со стола:
– Да, я знаю, он говорит об этом в письме, в котором сознается в своем преступлении…
Дениза подняла голову.
– Тот, кого я любила, не мог лгать, - произнесла она сквозь слезы. - К тому же кто заставлял его обещать мне вернуться? Кто принуждал сознаться?..
Последовало минутное молчание, затем Филипп проговорил, словно обращаясь сам к себе:
– Разумеется, тот, кто рисковал своей жизнью ради такого ничтожного существа, как я, не может быть клятвопреступником и негодяем… Хорошо, я верю, что маркиз дез Армуаз вернулся сюда, чтобы исправить совершенное зло… но к какому теперь средству прибегнуть, чтобы данное им обещание было исполнено?.. Он исчез, а позор остается при нас…
И в отчаянии достойный гражданин воскликнул:
– О! И как отец не убил тебя!
– Отец ничего не знал, он умер, благословляя меня.
Филипп облегченно вздохнул.
– Встань, - сказал он.
Несчастная попыталась подняться, но слезы душили ее, и ноги не хотели повиноваться. Филипп, не глядя на сестру, протянул ей руку, которую бедная страдалица схватила и, несмотря на попытки брата освободиться, покрыла поцелуями и омочила горячими слезами. Поручик почувствовал, что сердце его забилось сильнее и на глазах показались слезы.
– Брат мой! О, брат, - вскрикнула Дениза, - неужели ты никогда мне не простишь?!
Опять последовало молчание, которое Филипп нарушил словами:
– Встань же, встань. Твои слезы терзают мне душу.
Девушка молча повиновалась. Усадив сестру, мужчина проговорил: