– А, и женщины принимают участие в этой подлой комедии… Хорошо! Палач или я - кто-нибудь да расправится с ними достойным образом…
Флоранс опустилась на стул.
– Проявите сочувствие, - проговорила она со слезами на глазах. - Это семья моя… а я невиновна!
После непродолжительного, но тяжелого раздумья девушка вдруг опомнилась.
– Больше ни слова!.. Они сейчас придут!.. Я не хочу, чтобы они вас убили… Дениза умрет с горя…
– Дениза!..
– Подумайте о ней. Подумайте, что она дорожит вами больше своей чести. Вспомните, что вы обещали дать свое имя ее сыну…
– Возможно ли?.. Вам известно…
– Дениза дружна со мной и открыла мне часть тайны… Я догадалась об остальном. Слушайте меня… нужно бежать…
– Бежать!..
– Не тратя попусту ни единой минуты, не расспрашивая меня ни о чем, не оборачиваясь назад… - И, указав рукой на дверь, девушка продолжала: - Окно расположено невысоко… благодаря трельяжу вы сможете легко спуститься вниз… минуете двор и сараи, откуда выйдете в поле через маленькую дверцу… вот ключ… там вы уже свободны, никто за вами не погонится…
– Но вы, что будет с вами?
– Я?
– Эти негодяи не простят вам того, что вы предупредили меня об их зловещих намерениях…
– Не беспокойтесь. Сегодня мне нечего бояться, а завтра я покину этот дом и поищу себе убежище, где смогу выплакать свое горе… Но бегите, бегите скорее! Если бы вы знали, что я только что слышала!.. Не вас одних нужно спасать, но также и Денизу… дорогую Денизу…
– Денизу?!
– Ей угрожает страшная опасность…
– Опасность!.. Боже мой! Объясните же…
– Времени нет… не спрашивайте меня… торопитесь!..
– Я не могу уйти отсюда, пока не узнаю… Говорите, говорите скорее, или я остаюсь…
– Ну хорошо, - сказала наконец трепещущая Флоранс, - они поклялись, что Дениза станет их добычей.
– Дениза! Они поклялись!.. Кто же?
– Те, которые сейчас придут сюда.
Маркиз прошипел в ярости:
– Убийцы!
Юная девушка опустила голову, но вслед за тем решительно приказала:
– Идите же скорее. Ваша жизнь теперь не принадлежит вам одним. Денизе нужен надежный покровитель и защитник.
Гастон бросился к окну.
– Помните, - прибавила Флоранс очень серьезно, - что ни единого слова, ни единого звука о том, что произошло здесь в эту ночь, ничего из того, что вы узнали, не должно слететь с ваших губ…
– Молчать?.. Но виновных должно постичь справедливое наказание…
Бедняжка опустилась на колени, взмолившись:
– Но виновные - моя мать, сестра, братья…
Эмигрант сжалился и твердо произнес:
– Хорошо, я буду молчать.
– Вы обещаете?
– Слово дворянина. Но пусть они покинут этой край, и чтобы никогда больше ни одного преступления…
– Будьте спокойны, - горячо проговорила девушка, - если еще хоть одно преступление свершится в этом доме, я сама их выдам…
И, подойдя к двери, девушка стала прислушиваться.
– Мне кажется, я слышу их… Боже мой! Я не успею предупредить другого!..
– Другого?.. Ах, я и забыл… Он также спасется?..
– Нет, он погибнет…
– Погибнет? Вы, значит, его не предупредили?
– Я не могла этого сделать. Он выпил много вина и поужинал. Зелье подействовало… Да сохранит его Бог!..
XI
Комната номер шесть
Девушка скрылась в коридоре, тогда как маркиз продолжал стоять у окна, в которое только что собирался выскочить. Последние слова Флоранс пригвоздили его к месту. Человек, такой же, как он, его ближний, будет сейчас задушен или зарезан в двух шагах от него, пока он будет спасать свою жизнь, он, солдат, потомок храбрых шевалье дез Армуазов! Нет, это невозможно! Все, что было в нем великодушного и благородного, восстало при этой мысли.
Допустить такое возмутительное преступление - не означало ли это стать их сообщником? Кровь этого несчастного обагрит древний герб славного дворянского рода и запятнает репутацию его потомков. Внутренняя борьба продолжалась недолго - какая-то мысль осенила маркиза.
– Да, все правильно, - проговорил он. - Средство есть. Бог вразумил меня. Следуя указанному Флоранс направлению, можно выйти из дома и побежать в деревню, крича: "Пожар!" Все соседи проснутся, окна откроются… на вопрос, где пожар, я отвечу: в "Кок-ан-Пат"! И толпа устремится к гостинице.
Гастон уже был за окном и собирался спускаться, когда вдруг в ночной тишине раздался отчаянный крик. Снова запрыгнув в комнату, он бросился в коридор, но Флоранс там уже не было.
В противоположном конце коридора из-под двери блеснул слабый луч света. То была комната номер шесть, почти ничем не отличавшаяся от комнаты номер один, с окном, выходившим в сад, кроватью с задернутым пологом и громадным шкафом, незапертым и обнаруживавшим выход в темный коридор, по которому предполагалось проникнуть в комнату убийцы.
Посреди комнаты, между опрокинутым стулом и столом с остатками трапезы, на полу в луже крови лежало лицом вниз безжизненное тело Антима Жовара. Несчастный сладко спал, положив голову на стол, когда был внезапно убит ударом ножа между плеч. В секундной агонии он еще смог вскочить, взмахнув руками, и, испустив страшный крик, рухнул, чтобы больше никогда уже не подняться.
Все члены семейства Арну окружили свою жертву. Франциск и Себастьян наклонились над несчастным, чтобы приподнять тело и обеспечить Марианне возможность снять с торговца заветный пояс. Агнесса Шассар светила им лампой. Жозеф вытирал окровавленный нож о салфетку, которая еще совсем недавно служила невинному мученику за ужином.
Необыкновенная тишина сопровождала эту кровавую сцену. Злодеи, окружившие труп, были совершенно спокойны и деловито рассуждали о том, что им еще предстояло сделать. Одна старуха вдова ворчала, недовольная своими сыновьями:
– Не захотели меня послушать… нужно было начать с номера первого… Что, если этот своим криком разбудил того?
Появление маркиза подтвердило слова старухи. При виде Гастона из груди членов шайки вырвалось дикое рычание. Себастьян, Франциск и Марианна быстро выпрямились. Близнецы выхватили ножи, Марианна взялась за топор - страшное оружие в ее могучих руках, что она доказывала уже не единожды.
Маркиз дез Армуаз принадлежал к числу людей, которых не так-то просто вывести из равновесия. В помощи его - он видел - никто больше не нуждался. Опасность угрожала теперь лишь его собственной жизни. Нужно было спасаться тем или иным путем. Молодой человек не выказал ни малейшего замешательства; прижавшись спиной к косяку двери, он гордо поднял голову и, возвысив голос, воскликнул:
– Первый, кто подойдет, будет убит!
И направил пистолет на столпившихся перед ним бандитов… Ответом ему был презрительный смех.
– Смелее, дети мои! - скомандовала старуха вдова.
Марианна, Франциск и Себастьян кинулись вперед, маркиз дез Армуаз выпустил два заряда… но никто не упал.
– Полно тебе, шалун! Пули-то у меня в кармане! - усмехнулась Марианна.
– А! Негодяи! - вскрикнул Гастон, осознав, что его ждет неизбежная гибель.
Нападающие кинулись вперед, но он, взяв пистолет за дуло, с такой силой ударил Себастьяна по голове рукояткой, что тот рухнул на пол. К несчастью, чтобы поразить противника, эмигрант сделал шаг вперед. Агнесса Шассар воспользовалась этим мгновением, чтобы встать между ним и стеной; тут же, кстати, лежал и молоток, которым она добивала жертв, не сразу умерших после удара одного из ее сыновей. Старуха взмахнула молотком…
В эту минуту Жозеф Арну опрокинул лампу… Прошло несколько секунд, в течение которых слышалось только приглушенное хрипение.
– Зажги же лампу, трус… Дело сделано…
Разгоревшаяся лампа осветила тело Гастона, лежавшее возле умерщвленного Антима Жовара. Молоток Агнессы Шассар раздробил маркизу череп, а нож Франциска по самую рукоятку вонзился в грудь. Убийцы кинулись на несчастных жертв, каждый хотел иметь свою долю барыша.
– Мне кольца!
– Мне часы!
– Мне цепь, брелоки, кошелек!
Жозеф, стоя на коленях, обыскивал карманы маркиза.
– Он тут! - произнес он, ощупывая грудь.
– Что? Бумажник?
– Вот он!
Старший Арну быстро вскочил на ноги и, посмотрев на лица присутствующих, сказал:
– Вам это нравится, не правда ли? И мне также, черт возьми! Подумать только: такой маленький кожаный футляр, а заключает в себе целое состояние!
– Открой же его, - сказала Марианна.
Жозеф вытащил из бумажника пачку банковских билетов и, размахивая ими в воздухе, сказал:
– Знаете ли вы, сколько их здесь? В пачке пятьдесят бумажек, каждая в тысячу франков!
Все закричали от восторга. Агнесса Шассар молчала, глаза ее метали искры… Вдруг ее длинная рука вытянулась, и крючковатые пальцы выхватили деньги из рук Жозефа. Опуская пачку в карман своей ободранной юбки, она сказала:
– Я спрячу это для вас… Такая сумма! Вы еще слишком молоды…
– Потише, потише, - остановил ее старший сын, - если мы слишком молоды, то вы слишком скаредны.
– Деньги эти столько же ваши, сколько и наши, - заявила Марианна.
– Мы их заслужили, - поддержал сестру Франциск.
– Разделим же поровну, - заметил Себастьян.
– Я преемница вашего умершего отца, - сухо ответила вдова. - Все, что находится здесь, принадлежит мне…
– Да, - ответил Жозеф, - пока вы не сдали отчета…
– Мы совершеннолетние, - напомнил Франциск.
– Разделим же, - повторил Себастьян.
– Разделить? Никогда!.. - возразила старуха. - Я скорее позволю изрезать себя на куски!..
Лица всех соучастников нахмурились, ропот недовольства пробежал среди присутствовавших.
– Матушка, не заставляйте нас забыть о своем почтении к вам…
– Согласитесь добровольно…
– Еще раз предлагаю поделить, или будет свалка.
Двое младших братьев и Марианна подступали к старухе. Старший сын не двигался с места. Он обдумывал ситуацию. Не предстояла ли новая схватка? За кем останется победа? По-видимому, результат не подлежал ни малейшему сомнению - молодые люди легко могли справиться с шестидесятилетней старухой.
Однако на лице Агнессы не обнаруживалось ни малейшего беспокойства или колебания. Ее холодный решительный взгляд переходил с одного лица на другое… И, когда нападающие подошли уже слишком близко, она, не сделав ни одного движения, которое выказывало бы ее желание защищаться, только издала слабый свист… Громадная собака обнажила свои страшные клыки, выходя из темного, мрачного коридора.
– Иди сюда, Тюрк!..
Собака послушно подошла и легла у ног хозяйки.
– Этот не так неблагодарен, как вы думаете, - сказала она, погладив собаку. - Я воспитала его. И не советую никому обращаться со мной невежливо в его присутствии.
Словно понимая, что происходит, собака зевнула, опять продемонстрировав свою чудовищную пасть… Себастьян и Франциск отступили. Тогда Жозеф, старший брат, подошел и встал рядом с матерью. Бунт был подавлен без единой капли крови…
– Ну, вот и отлично! - проворчала старуха, злобно посмеиваясь. - Не забывайте, чему учил катехизис: "Чти мать и отца твоего…" - И, пожав плечами, добавила: - Вы лучше подумали бы, как достойно закончить то, что мы так хорошо начали…
Агнесса ногой пихнула трупы убитых.
– Во-первых, нужно избавиться от этой падали, чтобы вымыть и выскоблить пол… Опрятность прежде всего… и потом, дитя ждет своей очереди…
– Дитя?..
Указывая рукой, старуха добавила:
– Ну да, дитя этого торговца, которое спит там и о котором вы совсем забыли в спорах и ссорах…
Убийцы переглянулись и невольно сказали:
– Мать права…
– Вот у кого, должно быть, отличный сон, - заметил Жозеф, - если он не услышал того, что здесь произошло.
– Ну что ж, - сказал Франциск, - если он проснулся, то его можно усыпить.
– Торопись! - приказала старуха. - В июле светает рано, а если что-нибудь не сделано, то не сделано ничего…
– Вы, - сказала Марианна, обращаясь к братьям, - займитесь клиентами, младенца я беру на себя… - И она, приблизившись к кровати, отдернула полог левой рукой. - Не торопись, малютка!.. Матушка, посветите мне. Мы сейчас сделаем из него ангела!
Старуха подошла с лампой. Трое братьев с любопытством следили за тем, что произойдет. Занавес раскрылся, топор был уже занесен, но рука Марианны вдруг безвольно опустилась, и страшное оружие, которым она была вооружена, с шумом упало на пол. Все четверо сообщников вскрикнули… Их последняя жертва ускользнула. Кровать была пуста… Ребенок исчез.
XII
В павильоне сторожа
Миновала неделя после тех страшных событий, невольными свидетелями которых стали наши читатели.
Теперь перенесемся в домик, известный в окрестностях под названием "павильон сторожа" - покойного сторожа Марка-Мишеля Готье, который при жизни заведовал водоемами, лесами, охотой и рыбной ловлей в господских владениях Армуазов.
Имение это находилось в трех четвертях мили от местечка Виттель. Дорога, соединявшая их, проходила у павильона и тянулась вдоль обширного парка, который дальним концом своих тенистых аллей достигал господского замка. Небольшое селение, в десять или двенадцать дворов, являлось как бы продолжением хозяйственного двора с многочисленными постройками различного назначения и носило одно с ним название.
После смерти бывшего трубача Шамборана его дочь по причинам, которые будут разъяснены впоследствии, не покидала родительского гнезда - небольшого одноэтажного кирпичного здания, привлекательного на вид и очень удобного, несмотря на свои небольшие размеры. В редешоссе находились кухня с печкой; первый этаж занимали спальня покойного, которую Дениза обустроила для себя, и кабинет, служивший пристанищем Филиппу вплоть до его отправления в армию.
В буржуазных и сельских домах Лотарингии печкой обычно называлась главная комната, объединяющая в себе столовую и гостиную, даже спальню - в многолюдных семьях, и мастерскую - в хозяйствах ремесленников, - где по преимуществу проводят время, обедают и принимают гостей.
Дело шло к вечеру, было около семи часов; солнце клонилось к закату, заливая теплыми лучами дивный пейзаж, расстилавшийся перед домиком. С одной стороны вдоль дороги тянулись бесконечные желтеющие нивы, перемежавшиеся лугами. Они были испещрены маленькими тополиными рощицами, терявшимися вдалеке, где на горизонте, как уголья, горели стекла низеньких хижин деревни. По другую сторону дороги тянулась стена, обозначающая границы парка. За ней виднелись густые, словно лес, заросли деревьев, высаженных с необыкновенным искусством. Если бы сильный ветер вдруг прорвал плотное полотно этой завесы из листьев, можно было бы увидеть белый фасад старинного замка маркизов дез Армуазов - замка угрюмого, немого, слепого, закрытые ставни и заколоченные двери которого ясно говорили об отсутствии обитателей и об окутавшем его печальном забвении.
Между тем залитая волшебным солнечным сиянием природа томилась пиршеством красок. Под нависшими ветвями в сумраке парка то тут то там виднелась зеркальная гладь прудов, окруженных свежей сочной травой; над вершинами густых зарослей высились одни лишь остроконечные башни господского замка с их темно-синими крышами и скрипучими флюгерами. Ни малейшее движение не нарушало общей умиротворенно-дремотной атмосферы.
Однако было и нечто более прекрасное, чем окружавшая замок роскошная природа, - это девушка, сидевшая, словно заключенная в рамку из цветов, у окна перед подушкой кружевницы и проворно перебиравшая искусными пальцами массу коклюшек с намотанными на них нитками.
Денизе Готье было полных двадцать шесть лет. Конечно, она знавала счастливые дни в пору блаженного беззаботного детства. Даже в эти минуты, когда мы представляем ее нашим читателям, девушка еще не забыла, что такое улыбка, и улыбка эта была полна тихого очарования и неизъяснимой кротости, но в гордых, прекрасных чертах ее миловидного личика было что-то страдальческое и чувствовалась какая-то безысходность, а на белом гладком челе лежала печать безрадостных размышлений. Дева безвозвратно утратила сладкий покой невинности и неведения. Ее большие дивные глаза не раз с тех пор застилали слезы… те горькие и одновременно желанные слезы, которые вымывают из сердца первые муки любви.
Отрочество и ранняя юность Денизы были исполнены тихого счастья. Отец и брат обожали ее; безграничная нежность старого сторожа вознесла горячо любимое дитя на пьедестал, с него-то она и взирала свысока на тех, общение с которыми было ей доступно. Молодцы местечка Виттель любовались ею издали, а трое братьев из "Кок-ан-Пат" в те времена еще не мечтали о ней с такой страстью, которая вскоре заполыхала в них…
Потом, с наступлением революционных волнений, в Армуаз приехал молодой маркиз Гастон. Мы уже рассказывали о любви юной девушки к своему молодому господину… любви безумной, самозабвенной… любви тем более сильной, что она была невинной, бескорыстной, безнадежной и что Дениза долго, упорно боролась с ней… Бедняжка! С тех пор пролила она немало слез! И, должно быть, много выстрадала, если так искренно плакала, потому что душа ее была стойкой и мужественной…
Мы уже говорили, что прекрасная девушка расположилась с работой у распахнутого окна. На табурете возле нее, в корзинке среди клубков и булавок, лежали два распечатанных измятых письма, очевидно, не единожды прочитанных. Одно, надписанное изящным почерком на английском языке, было отмечено штемпелем почты Страсбурга; другое, с адресом, выведенным корявыми крупными буквами, имело печать Валенкура, сельской коммуны округа Шомон.
Дениза то и дело обращала тревожные и печальные взгляды на письма, и со временем очаровательное личико девушки все больше покрывалось мертвенной бледностью, несмотря на отблески роскошного багряного заката, проникавшие в комнату.
Флоранс Арну, находившаяся в той же комнате, безмолвно смотрела на печальное лицо подруги… Отчего она не привела в исполнение своего намерения покинуть кровавую гостиницу, что, как мы уже знаем, обещала последней жертве банды убийц? Читатель вскоре поймет причины ее поступка, поскольку они же объяснят и присутствие молоденькой девушки в жилище Денизы Готье.
Когда ныне покойный Жак-Батист Арну приобрел имение Армуазов, старый гусар выказал желание незамедлительно покинуть свой павильон, но трактирщик его удержал, сказав следующее: "Зачем же вам уходить отсюда, приятель? Если вы дезертируете, то кто же будет присматривать за господской собственностью, пока хозяева не вернутся из изгнания?"
Хитрый трактирщик имел немало причин говорить таким образом, и главной была та, что благодаря этому ловкач приобретал уважение и значимость в местности, где жители с большим сочувствием относились к старшему сторожу.
После смерти Мишеля Готье дочь его Дениза предложила главе семейства Арну платить за аренду отцовского жилища - павильона, где она беззаботно и счастливо провела свои детские и юные годы, где закрыла глаза старику отцу, умершему, так и не узнав о проступке, который позволил его дочери познать и сладость взаимной любви, и муки совести.