Художник хотел побежать на улицу Кастеллан, чтобы узнать подробности о драме, которая там разыгралась, но решил быть осторожнее.
"К чему мне совать туда нос? Ну представлюсь я полицейским как друг покойного маркиза. Тогда они спросят мое имя и фамилию, закидают вопросами, а потом вызовут свидетелем в суд. Я себя знаю, я не умею говорить перед публикой, собьюсь, и судьи с досады приговорят меня к пяти годам тюремного заключения за ложные показания. Итак, самое лучшее и благоразумное - прибыть вечером на вокзал. Если маркиз не явится, я сяду в вагон, вернусь один в Кланжи, сделаю вид, будто предполагал, что маркиз раньше меня возвратился домой, и буду следить за развитием событий".
Вот программа действий, которую наметил себе Либуа. Горе одних приносит радость другим, так случилось и теперь. Когда Либуа с горестью произнес вышеприведенные слова, луч радости блеснул в глазах доктора, и он, не сдержавшись, воскликнул:
- Лора свободна!
- Значит, вот о чем вы думаете, узнав о смерти Монжёза!.. Черт возьми! Вы уж очень торопитесь занять место покойного, надеть, как говорится, его башмаки.
Это тривиальное выражение, уподоблявшее госпожу Монжёз паре башмаков, заставило доктора опомниться.
- Я не прав, господин Либуа, сознаюсь в том. Я не должен был говорить так, но…
Он остановился в нерешительности, потом продолжил:
- Но я так страдал последние полгода, что вы простили бы меня, если бы знали мою историю.
Бывают обстоятельства, в которых натуры самые сдержанные чувствуют непреодолимую потребность излить душу, и теперь по тону доктора Либуа понял, что тот готов ему исповедаться. Художник был чрезмерно любопытен. Спеша услышать эту историю, он проговорил:
- Предположим, Монжёз умер. Скажите мне, его смерть позволит вам открыть имя убийцы Ренодена? Того человека, которого вы видели на месте преступления, как вы признались мне, и который находится вне всяких преследований?
Доктор задумался.
- Может быть, - ответил он, потом, как бы одумавшись, прибавил: - Впрочем, господин Либуа, когда вы выслушаете меня, я предоставлю вам самому решить, должен ли я назвать его имя.
После этих слов Морер с облегчением вздохнул, как человек, который предвидит скорое освобождение.
- Если я так долго молчал, то это лишь потому, что не было человека, которому я мог бы довериться и который мог бы дать мне добрый совет.
- Говорите, - попросил художник, сгорая от любопытства.
- Два года тому назад я в первый раз приехал в Кланжи навестить свою тетку, мадемуазель Морер, сестру моего отца. В то время господина Бержерона, будущего тестя маркиза Монжёза, здесь не было, он не купил еще замка Кланжи.
Либуа прервал его вопросом:
- Извините… вы, кажется, сказали мадемуазель Морер?
- Да, моя тетка не была замужем. В течение многих лет брат и сестра жили в доме, который теперь принадлежит мне. Когда мой отец уехал на другой конец Франции, на юг, тетка не захотела за ним последовать и осталась одна в Кланжи.
- Кем по профессии был ваш отец?
- Сборщиком податей.
- Он оставил вам состояние?
- Никакого. Он с трудом мог дать мне воспитание и снабжать всем необходимым во время моего студенчества.
- Когда он умер, вы уже были доктором?
- Уже два года. Отец оставил меня в очень стесненном положении, а гордость мешала мне сблизиться с теткой, которая была богата. Я не хотел, чтобы люди думали, что я охочусь за ее деньгами, и решил уехать в Париж, чтобы добиться независимого положения. Но эта решимость испарилась, когда я прочитал письмо, исполненное нежной привязанности и любви, которое написала мне эта прекрасная и достойная женщина, узнав о смерти моего отца. Она умоляла меня приехать в имение. Итак, я отправился в Кланжи.
Тетка приняла меня с радостью; она обливалась горькими слезами при воспоминании о моем отце. Ее единственным желанием было видеть меня счастливым.
"Переезжай жить в Кланжи, - уговаривала она. - Здесь у нас всего один доктор, да и тот болван, которому я и лампу не дала бы починить. Тебе не трудно будет конкурировать с ним. И к тому же я не хочу, чтобы ты набирал много практики. Чего ради гоняться за деньгами? Разве я не смогу обеспечить твое будущее?.."
Она упорно настаивала на том, что я переехал в Кланжи. Надо сказать, что у нее было всего несколько друзей. В их числе был и Реноден, который каждое воскресенье приходил к ней обедать, ибо у моей тетушки был лучший повар во всем департаменте.
"Ты можешь на него положиться, - говорила она мне, - это старый надежный друг".
Однажды в воскресенье, кроме Ренодена, у тетки обедало еще несколько друзей. Обыкновенно Реноден нахваливал каждое блюдо, а тут ел, не говоря ни слова, поэтому тетушка спросила его:
"Что с вами, Реноден?" - "Ничего, мой любезный друг". - "Вы что-то плохо кушаете. Не больны ли вы?"
В конце обеда он рассказал всем новость: "Нашелся покупатель для замка Кланжи. Новый владелец в скором времени приедет сюда". - "Кто это?" - спросила тетушка. "Старый сборщик, по имени Бержерон", - медленно произнес Реноден. Тетушка побледнела, выронила из рук стакан, который поднесла было ко рту, и он разбился. Нотариус жестом напомнил ей об осторожности.
Значит, не случайно, не без умысла он рассказал эту новость. Это было хорошо продуманное известие, последствия которого он предвидел. Тетка тотчас воскликнула с наигранной веселостью: "У меня руки точно ватные сегодня, стакан так и выскользнул из них!"
Мне, хорошо знавшему почтенную женщину, эта веселость показалась фальшью. Я слышал легкую дрожь в ее голосе, когда она спросила: "Значит, этот Бержерон богат? Ведь замок стоит немалых денег!" Среди гостей находился сборщик податей, который поспешил сказать: "Да, очень богат, если это тот, о ком я думаю". И, повернувшись ко мне, он продолжал: "Вы, господин Морер, также должны знать его".
Я увидел тревожный взгляд тетки, устремленный на меня. Она, казалось, боялась моего ответа.
"Впервые слышу об этом господине. Почему вы полагаете, что я должен его знать?" - спросил я. "Потому что ваш отец долго служил под его начальством", - объяснил сборщик.
Мне показалось, что у тетки вырвался вздох облегчения. Она переглянулась с Реноденом. Голос ее звучал спокойнее, когда она заговорила вновь: "Если не знаком, то познакомится. Я полагаю, что новый владелец замка навестит соседей". - "Я думаю, любезный друг, что он явится к вам с визитом не далее как завтра", - сказал нотариус и вновь выразительно посмотрел на тетку. "Завтра так завтра. Встретим вашего богача как подобает". - "Богача! - повторил нотариус. - Да, господин Бержерон богат… и даже очень. Кроме его собственного состояния, большое состояние было и у его жены. После всех наследств, полученных ею, она, умирая, должна была оставить громадное состояние". - "Так он вдовец?" - спросил мэр, который также был в числе гостей. "Да, вдовец, и имеет одну дочь". - "Богатый… и наверняка скупой?" - допрашивал любопытный мэр. "Нет-нет, - ответил сборщик. - Господин Бержерон всегда слыл человеком очень щедрым. Он великодушен, как и все…" - "Как все… кто? - наперебой стали спрашивать гости, заметив, что рассказчик колеблется. - Продолжайте, мы здесь все свои, все останется между нами. Как кто?" - "Как и все охотники до женского пола", - сознался побежденный сборщик. "А, так он любитель женского пола?" - сардонически заметил мэр. "Говорят, что да! Обратите внимание, я лишь передаю вам слухи, сам я ничего не знаю", - сказал сборщик, желая выгородить себя. "Нет дыма без огня… К тому же он так богат, что может позволить себе всяческие прихоти, этот вдовец. В особенности если он еще не стар. Сколько ему лет?" - спросил мэр. "Около шестидесяти". - "А его дочери?" - "Около двадцати. Я удивляюсь, что при таком состоянии отец до сих пор еще не выдал ее замуж", - заметил сборщик. "Да, учитывая только состояние ее матери, у нее большое приданое", - хмыкнул мэр.
Когда гости разошлись, между теткой и нотариусом состоялся короткий разговор, из которого я услышал только последнюю фразу, когда подошел пожать руку Ренодена.
"Не бойтесь ничего… я здесь", - промолвил он.
XIV
На следующее утро тетушка была озабочена и молчалива. Ежеминутно она смотрела на часы. Около двух пополудни у решетки раздался звонок. От решетки к дому вела липовая аллея длиной метров тридцать. Пока посетители проходили это расстояние, тетушка, обыкновенно смотревшая на них из-за опущенной гардины, решала, друзья это или враги, принимать или не принимать их. И на этот раз, услышав звонок, она немедленно отправилась на свой наблюдательный пост.
"Подойди сюда", - сказала она мне резко.
Я присоединился к ней в ту минуту, как садовник отпирал дверь, чтобы впустить какого-то господина и девушку редкой красоты. Мужчина был высок, худощав и довольно изысканно одет. Его суровое, бледное лицо с правильными чертами казалось вырезанным из мрамора, до того оно было неподвижно. Жизнь обнаруживалась лишь во взоре - угрюмом, жестком и остром, будто клинок.
Как только он показался в конце аллеи, тетушка положила свою руку на мою. Я почувствовал, как она дрожит, и взглянул в ее лицо. С плотно сжатыми губами, бледная как мертвец, она смотрела на прибывших. В глазах ее горела дикая ненависть.
"Запомни этого человека, - прошептала она глухим голосом, - и ежечасно, ежеминутно повторяй себе, что это последний из негодяев, которого нельзя щадить, и ты имеешь полное право на мщение, слышишь?"
Следы волнения исчезли с лица тетушки, когда она велела пригласить гостей в салон. Потом она взяла меня за руку и сказала: "Пойдем! Ты должен разделить мои тяготы. Пока я буду занимать папеньку, ты полюбезничаешь с дочкой".
Я был так удивлен только что происшедшей сценой, что вместо того, чтобы идти с теткой, воспротивился ее желанию и остался на месте. Она обернулась, посмотрела мне в лицо, угадала, о чем я хотел спросить ее, и решительным тоном произнесла: "Я забылась и сказала слишком многое. Реноден объяснит тебе все после моей смерти. Теперь, поскольку ты предупрежден, остерегайся этих людей, не доверяй им. Пойдем, нас ждут".
Я слишком хорошо знал характер тетушки и был уверен, что мне не вытянуть из нее больше ни слова. Тогда я покорно последовал за ней. Мадемуазель Бержерон сидела у фортепьяно и перелистывала лежавшие на нем ноты. Отец ее стоял у окна спиной к нам и глядел в сад.
Безупречным поклоном и улыбкой тетушка поприветствовала своих гостей. Она болтала без умолку, предлагала вновь прибывшим свои услуги и помощь во всем, что им может понадобиться. И наконец, указывая на меня, сказала: "Я не стану расхваливать знания этого врача, потому что не хочу смущать его. Честь имею представить вам доктора Морера, моего племянника".
Господин Бержерон холодно и серьезно благодарил тетушку за всякое сведение, ничем не выдавая, что прежде знал особу, к которой приехал с визитом. Имя моей тетушки, которое он вносил в список своих соседей, казалось, ни о чем не говорило ему. Но, когда тетушка представила ему меня как своего племянника, взор Бержерона оживился и с недоверием остановился на мне. Потом взгляд его несколько прояснился, и он, приблизившись ко мне с улыбкой на устах, любезно промолвил: "Очень рад буду прибегнуть к вашей помощи, доктор, здоровье мое расстроено. Могу я просить вас пожаловать завтра ко мне в замок?"
Прежде чем ответить, я посмотрел на тетку. Она взглядом велела мне принять приглашение.
"В котором часу?" - спросил я. "Утром, если угодно".
"Вы находите, что я должен завтра отправиться в замок?" - спросил я у тетки, когда гости ушли. Она притворилась удивленной: "Почему бы и нет?" - "Однако после того, что вы мне говорили об этом человеке…" - "Доктор обязан помогать всем страждущим, - заявила она серьезным тоном и напустила на себя важный вид, но не выдержала и, рассмеявшись, прибавила: - Как бы то ни было, ты теперь свободно можешь входить в замок".
Я не успел выйти, как она опять позвала меня. "Кстати, если ты будешь проходить мимо конторы Ренодена, зайди, пожалуйста, к нему и попроси, чтобы он пришел вечером сыграть партию в пикет. Он три дня назад обыграл меня, и я хочу отыграться".
Тетушке, очевидно, не терпелось рассказать Ренодену о посещении господина Бержерона, реванш был лишь предлогом. Час спустя я был у нотариуса. Тот провожал какого-то молодого человека, которого, как я узнал позже, звали маркизом де Монжёзом. Остановившись возле ворот, я случайно услышал слова маркиза, сказанные в ту минуту, как он садился в экипаж:
"Поистине, милый нотариус, это непростительно! Я вам двадцать раз говорил, что замок Кланжи мне очень нравится. Но его забрали у меня из-под носа! Я заплатил бы за него, сколько бы ни попросили!" - "Клянусь вам, господин маркиз, что эта продажа совершена в тайне. Я узнал о ней уже после того, как сделка была заключена". - "Ах, я долго буду сожалеть об упущенном случае", - вздохнул маркиз де Монжёз. "Кто знает, вероятно, вам еще представится случай купить замок. Новому владельцу может здесь не понравиться, или он умрет… или посчитает поместье слишком большим для себя одного, когда выдаст дочь замуж". - "Так, значит, у него есть дочь, которую ему предстоит выдать замуж?" - "Да, прелестная девушка двадцати лет". - "С хорошим приданым?" - "Говорят, что ей досталось большое состояние от матери", - заметил нотариус. "Так-так! - воскликнул маркиз, воспрянув духом. - Вот средство приобрести замок! Вы непременно должны этим заняться". - "Если вы меня на то уполномочите, господин маркиз. Я все узнаю и сообщу вам о положении дел…"
Маркиз показался мне человеком предусмотрительным, ибо он сказал: "Если все сложится, любезный господин Реноден, то вы, мой нотариус, должны охранять единственно мои интересы. Невеста и ее родитель пускай наймут другого нотариуса… Итак, решено! За неимением лучшего мы попытаемся таким способом приобрести замок Кланжи", - произнес маркиз на прощание.
Когда Реноден вернулся, я передал ему поручение тетки. "Приду непременно", - заявил он с готовностью, когда я после упоминания о пикете сообщил ему про визит Бержерона.
Вечером меня позвали к тяжелобольному, и я не смог присутствовать при свидании. На следующее утро я должен был отправиться в замок Кланжи. Человек, которому я назвал свое имя, проводил меня до входа в длинный коридор.
"Пожалуйте вон в ту дверь, в глубине коридора", - заявил он, останавливаясь. "Разве вы не пойдете доложить обо мне?" - спросил я, удивленный бесцеремонностью этого человека-гиганта. "Это не мое дело. Я садовник. В отсутствие слуги, который где-то шатается, я взялся выручить вас из затруднения".
Пройдя по коридору, я приблизился к двери и в ту минуту, как собрался постучать, услышал с той стороны женский голос: "Она или я!" - "Неужели ты не можешь потерпеть, моя красавица?" - возразил господин Бержерон. "Я уже достаточно терпела. Мне это надоело. Нужно решить: она или я!" - сердито ответила женщина.
Я понял, что говорившие приближаются к двери. Чтобы не быть застигнутым врасплох, я неслышно вернулся назад. Потом повернулся и застучал каблуками, и как раз вовремя. Дверь отворилась, и на пороге комнаты появилась восхитительная белокурая девушка лет двадцати.
ХV
Эту очаровательную девушку с опущенными глазами и скромными манерами, которая прошла мимо меня, учтиво поклонившись, я бы без исповеди допустил к причащению, если бы не слышал, что она говорила несколько минут назад.
Войдя к Бержерону, я застал его за разборкой бумаг в бюро, которое он немедленно запер, воскликнув: "А вот и доктор, который держит слово!" Я стал расспрашивать его о здоровье. Он жаловался на боль в печени и сердцебиение.
Освидетельствование и бессвязные ответы показали, что он лжет. У этого человека было железное здоровье. Очевидно, он хотел зазвать меня в замок для какой-то цели. Я не стал показывать Бержерону, что ему не удалось обмануть меня, - не хотел расстраивать составленный им план. Я сослался на то, что, прежде чем начать лечение, нужно изучить симптомы болезни и в особенности темперамент нового пациента.
"Изучайте, изучайте, доктор, и для этого пожалуйте к нам, когда вам будет угодно", - ответил Бержерон самым любезным тоном. Он взял меня под руку и, как бы считая мой визит оконченным, собрался проводить меня. Шагая по коридору, он вдруг остановился и воскликнул: "Кстати, ваше имя - Морер - со вчерашнего дня не выходит у меня из головы. И только час тому назад я вспомнил, что у меня когда-то давно был подчиненный с таким именем. Это был ваш родственник?" - "Мой отец". - "Я совсем его не помню. Только имя осталось у меня в памяти, - продолжал он равнодушным тоном. - Давно вы потеряли отца?" - "Несколько месяцев назад".
Во всем, что он говорил, не было ничего особенного, а между тем один пункт возбудил во мне недоверие. Как он мог знать о смерти человека, о котором час назад не помнил вообще? Накануне, во время его посещения, тетушка ничего не говорила о моем отце. Я предавался этим размышлениям, когда господин Бержерон, отворив дверь, пропустил меня вперед со словами: "Надеюсь, что вы не откажетесь позавтракать с нами".
Я очутился в столовой. Возле накрытого стола стояла мадемуазель Лора в ожидании своего отца. "Дитя мое, позови Аннету, чтобы она поставила прибор для доктора", - сказал Бержерон.
Мадемуазель Лора взглянула на отца и спросила с удивлением: "Аннету? Почему же не Фредерика?" - "Потому что я послал Фредерика с поручениями в Париж. Аннета заменит его сегодня", - ответил отец, избегая взгляда дочери. "В таком случае Карл…" - настаивала Лора. "Карл отправился в Виллезар за ящиками, которые прислали для меня на станцию".
Не прибавив больше ни слова, мадемуазель Лора нервным движением дернула звонок, что тотчас заставило меня подумать, что услуги Аннеты не совсем приятны барышне.
В столовую вошла та самая девушка, которую я встретил на пороге кабинета Бержерона. Проворная и грациозная, она отлично прислуживала за столом, выказывая особенное внимание молодой госпоже, которая не только не была этим тронута, но и принимала предупредительность служанки с какой-то печальной покорностью.
Что касается Бержерона, то он с необычайной бдительностью следил за каждым движением Аннеты. Два или три раза отданные им приказания были произнесены сухим, повелительным тоном, совсем не походившим на тот нежный, почти робкий голос, которым он обращался к ней у себя в комнате.
Я вспомнил слова сборщика, сообщившего за обедом у тетки, что его начальник - большой охотник до женского пола, и у меня не осталось ни малейшего сомнения в том, что в доме распоряжалась девушка-служанка. Правда, власть ее была еще тайной - она не смела обнаружить ее перед мадемуазель Лорой. Но когда мадемуазель Бержерон выйдет замуж, то есть покинет этот дом, то, бесспорно, на другой же день после ее отъезда прекрасная блондинка станет полноправной хозяйкой.
Чтобы заставить Бержерона быть менее суровым по отношению к Аннете, я поставил ловушку тщеславию победителя, сказав после ухода блондинки: "Красивая девушка, у нее не будет недостатка в женихах!"
Господин Бержерон пожал плечами, с печальным видом поднял глаза к небу и ответил: "Только она не хочет замуж!" - "Как не хочет?" - "Она знает, что хорошенькая, и кокетничает… я был бы рад, если бы она вышла замуж. Но боюсь, что Аннета испортится и пойдет по дурному пути".
Все это было произнесено с добродетельным видом, который, однако, не обманул меня. В моей голове зародилась мысль, что господин Бержерон мечтает освободиться от любовницы.