Хозяин гостиницы, подавая счет, несколько удивился, увидав Паскуаля в таком состоянии.
- Ничего! - ответил Фурбис. - Прежде чем доедем до дома, все пройдет. Пожалуй, мы вернемся в Новый Бастид - лучше уж в другой раз приедем в Кавальон. Помогите мне посадить его в повозку.
Едва Паскуаль успел усесться на подушки, как немедленно заснул крепким сном.
- Ну, теперь остается вытолкнуть его из повозки, а затем переехать.
Взяв вожжи в одну руку, он схватил Паскуаля за плечо с намерением вытолкнуть его вперед головой, но фермер крепко вжался в подушки и не проснулся от дремоты, охватившей его после выпитого вина. Это спасло его. Три раза пытался Фурбис вытолкнуть Паскуаля из коляски, и всякий раз без успеха.
В отчаянии Фурбис остановил лошадь и выскочил сам на дорогу, чтобы удобнее было стащить на землю своего спутника и затем переехать его. Но едва лишь успел он взяться за плечи Паскуаля, как лошадь, не чувствуя над собой правящей руки, бросилась вперед с такой скоростью, что торговец несколько минут стоял, не понимая, что случилось. Опомнившись, он бросился в погоню за убежавшей лошадью. Нагнав ее, он не мог уже более решиться на исполнение своего замысла: тишина поля наводила на него какой-то инстинктивный страх, им овладело то же чувство, какое и в тот раз, когда он стоял у постели Паскуаля.
- Нет, не могу, - повторял он, как и тогда, и, заняв свое место в повозке возле Паскуаля, который между тем продолжал спать, Фурбис отправился на ферму, проклиная себя за слабость.
Все это время Марго находилась в напряженном состоянии, она считала мгновения, ожидая их возвращения. Чуть ли не каждую минуту подходила она к окну в надежде увидать Фурбиса и узнать побыстрее результат их поездки.
Вдруг на дороге послышался стук экипажа, и через несколько минут во двор въехала повозка Фурбиса. С быстротой молнии бросилась Марго навстречу и, одним взглядом окинув Паскуаля, поняла, что он жив. Она не сказала ни слова, но ее взгляд, брошенный на Фурбиса, был полон горьких упреков.
- Он захмелел, - заметил Фурбис с участием, - его надо уложить.
Марго позвала Мулине, оба мужчины отнесли Паскуаля в постель.
- Не следовало так сильно поить больного человека, - заметил Мулине.
Марго была в отчаянии, и весь гнев ее обрушился на Мулине, которому она самым суровым тоном приказала замолчать. Но он все-таки продолжал:
- Если я и решился заметить это, то лишь потому, что ведь он так легко мог и умереть.
Эти слова несколько утешили гнев Марго. Она подошла к кровати Паскуаля и стала наблюдать за действием выпитого им вина. Около часу она ожидала его пробуждения. Наконец, Паскуаль проснулся.
- Где я? - спросил фермер.
- Дома, хозяин, - ответил Мулине. - Но пока не говорите много. Вам сейчас принесут чаю.
При этих словах Марго вышла из комнаты, спустилась на кухню и велела в своем присутствии приготовить чай, чтобы самой отнести его мужу. По вечерам он пил обыкновенно чай несколько раз и почти всегда в последнее время жаловался на дурной вкус, вызывавший тошноту. Но и на этот раз отрава не произвела на Паскуаля своего губительного воздействия.
После стольких неудачных попыток, отчасти побуждаемый своей любовницей, отчасти желая скорее окончить дело, Фурбис решился на крайнюю меру. Однажды ночью, находясь у Марго, он сообщил ей о своем последнем решении.
- Яд совсем не действует на твоего мужа, - сказал он, - а у меня самого не хватает духу ни задушить, ни раздавить его. Но я убью его иначе: одного выстрела будет достаточно, чтобы избавиться от него.
При этих словах Марго воскликнула:
- Несчастный! Хорошо ли ты обдумал все? Посуди только: шум от выстрела, наконец, кровь - разве все это не может выдать тебя? И почему ты не утопил его в Воклюзе?
- Потому что всякий раз, как только я касался его, мне становилось страшно. Я умею обращаться с ружьем и уверен, что рука у меня не дрогнет.
- В этом я не сомневаюсь, - согласилась Марго, - но сам по себе выстрел может испугать меня. Подумай о нашем ребенке…
- Я предупрежу тебя, прежде чем стану стрелять, так что тебе не о чем беспокоиться. Наконец, - прибавил он, - я требую, чтобы это было так.
Все это Фурбис говорил таким повелительным тоном, что Марго не смела возражать ему: она стала его рабой.
- Через восемь дней Рождество. Я приду сюда вечером и покончу с этим.
- У тебя есть ружье? - спросила Марго.
- Я куплю его завтра в Авиньоне.
- Будь осторожен, умоляю, мой милый. Если тебя заметят с этим оружием…
- Никто не заметит.
- Пожалуйста, хотя бы не покупай порох и пули: это может выдать тебя. Я знаю, где хранится у нас порох, и достану тебе его.
- А пули?
- Вместо пули возьми бубенчик от сбруи.
Это были последние слова в их разговоре, затем они расстались, рассчитывая встретиться не ранее того дня, когда все должно решиться.
На неделе Фурбис, находясь под влиянием лихорадки от задуманного преступления, съездил в Авиньон и купил ружье. Марго переслала ему с Вальбро порох. От последней Фурбис до сих пор скрывал свое окончательное решение, и теперь напрасно она пыталась отговорить его от подобного преступления.
- Будьте спокойны, все удастся как нельзя лучше.
Он проговорил эти слова твердым голосом, вполне уверенный в себе, чем и успокоил Вальбро. Она знала торговца как человека, который, раз решившись на что-либо, сумеет добиться своей цели.
Накануне Рождества, утром, Паскуаль отправил Мулине в Фонбланш пригласить Фурбиса на ужин, который, следуя обычаю, должен быть состояться в тот же вечер. Фурбис велел передать Паскуалю свою горячую признательность, но приехать к нему отказался, сославшись на то, что хочет провести этот вечер в своем семействе. Действительно, он ужинал дома, и ужин его прошел довольно скучно благодаря присутствию Вальбро, которую Фурбис пригласил с особым намерением - он знал, какое отвращение питает его жена к этой старой нищенке. В восемь часов все встали из-за стола, выпито было немало вина.
Вальбро сильно сожалела о намерении Фурбиса. Но, поскольку приближалось то время, когда ему нужно было сдержать свое обещание, данное Марго, он был готов на все. Завернувшись в широкий плащ, он, уходя, сказал жене:
- Если кто-нибудь будет меня спрашивать, скажи, что я в трактире. Там меня могут найти в течение всего вечера. - И, обращаясь к Вальбро, прибавил: - Идем, старуха.
Они вышли. Фурбис зашел в конюшню, взял заряженное ружье, спрятанное в соломе, и тщательно скрыл его под плащом, затем он присоединился к Вальбро, и они отправились на ферму Новый Бастид. Оставшись одна, Бригитта горько плакала о своей жалкой судьбе. В это время каждая семья собиралась в своем доме, везде был праздник, последний из слуг и тот веселился за одним столом со своими хозяевами. Ей же, всеми покинутой, не способной даже в детях найти достаточное утешение, приходилось в эту торжественную ночь оставаться одной со своими тяжелыми мыслями, рисовавшими ей будущее в грустных и мрачных тонах.
Глава XIV
Фурбис и Вальбро шли очень быстро и скоро миновали дорогу от Фонбланша к Новому Бастиду. Они шли окольным путем, чтобы не проходить через Горд. Всю дорогу они не проронили ни слова, и никто не попался им навстречу.
Погруженный в свои размышления, Фурбис был доволен, что его не отвлекают. Что касается Вальбро, то она, выпив довольно много за ужином, должна была постоянно смотреть себе под ноги, чтобы не споткнуться о камни.
Когда они подошли к ферме, Фурбис остановился. Вальбро последовала его примеру. Приблизившись к старухе, торговец посмотрел ей прямо в глаза и, положив одну руку на плечо, а другой придерживая ружье, проговорил:
- Будь со мной откровенна, если это возможно. Ты очень пьяна?
- Я-то пьяна? - возразила старуха, гордо приосанившись. - С чего ты взял? Может быть, у меня глаза посоловели, иногда бывает, что ноги отказываются служить, но голова - голова всегда остается в порядке.
Эти слова успокоили Фурбиса.
- В таком случае ступай на ферму. Ты, конечно, помнишь, что я тебе говорил?
- Помню, все помню.
- Повтори.
- Ты сомневаешься во мне? За кого ты, однако, принимаешь старуху Вальбро? Я понимаю, что значат некоторые слова в важных случаях. Подобные вещи случаются ведь не каждый день, и…
- Замолчишь ты или нет? - вскрикнул Фурбис, зажимая ей рот, и затем прибавил тихо: - Если бы кто-нибудь был у окошка, нас могли бы услышать! Не говори никогда этих слов. Ступай на ферму, скажи Марго, что я жду ее приказаний, притом не болтай лишнего! Ступай!
Нищая не ответила и повиновалась. Ворота на ферму были полуоткрыты. Вальбро ступила на двор, прошла мимо хозяйственных построек и, заметив ярко освещенные окна, направилась прямо к ним. Наконец она вошла в господский дом.
В третий раз после смерти Риваро праздновали Рождество на ферме Новый Бастид, и так же, как и прежде, в описываемый нами вечер за одним столом, уставленным всевозможными яствами и винами, сидели хозяева и слуги. На том месте, где, бывало, сидел Риваро, в настоящую минуту расположился Паскуаль, между Марго и Фредериком Борель. Несмотря на недомогание, фермер хотел непременно провести этот вечер в кругу близких. Но его присутствие, вместо того чтобы оживить беседу, наводило лишь тоску и уныние.
Напрасно Фредерик старался развеселить общество - все оставались по-прежнему серьезны, и если подчас прорывался звонкий смех где-нибудь на конце стола, где помещались мальчуганы-пастухи, рассказывавшие друг другу забавные истории, уписывая в то же время куски миндального пирога, то строгие взгляды Мулине немедленно останавливали их.
Марго была печальна, и Мулине требовал, чтобы грусть ее была уважена всеми присутствующими, объяснявшими себе причину подобного настроения тем зрелищем, какое представлял Паскуаль, неподвижно сидевший в кресле, с подушкой за головой. Глядя на этого молодого человека, измученного неведомой болезнью, с мертвенно бледным лицом, с чахоточной худобой, действительно, невольно пропадала всякая охота к веселью.
Ужин уже заканчивался, и присутствующим было объявлено, что все, кто хочет встать из-за стола, уже вправе это сделать. Время от времени Марго выходила из своей задумчивости, смотрела на мужа и приглашала его выпить вместе с ней, бывали минуты, когда у нее появлялось даже желание рассмеяться. Но достаточно было ей взглянуть на суровое выражение лица Мулине, как веселость пропадала.
Наконец, Марго поняла, что присутствие ее мужа было причиной подобного тяжелого настроения у всех сидевших за столом. Наклонившись к нему, она спросила, не хочет ли он вернуться к себе в комнату.
- Нет, - ответил он. - Мне хорошо здесь, я так давно не сидел вместе с вами за одним столом… К тому же я хочу перед сном немного прогуляться на свежем воздухе. Может быть, это облегчит мой постоянный жар (при этом Паскуаль указал себе на лоб) и подарит мне хороший сон.
- Если ты хочешь остаться с нами, - продолжала Марго, - так, пожалуйста, постарайся быть повеселее, хотя бы немного. Все грустны, потому что до сих пор не видели улыбки на твоем лице, не слышали от тебя ни одного слова.
Паскуаль утвердительно кивнул и в ту же минуту, приподнимаясь с места, поднял стакан.
- Друзья мои! Пью за ваше общее здоровье, - проговорил он, обращаясь ко всем присутствующим.
- Спасибо, спасибо, хозяин! - воскликнуло двадцать голосов.
Мулине прибавил:
- Наше общее желание - видеть вас поскорее здоровым.
Тост этот оживил всех присутствующих. На лице хозяина появился легкий румянец, на губах заиграла улыбка, и этого было довольно, чтобы хоть немного оживить преданных ему людей. В эту минуту вошла Вальбро. Ее приняли очень любезно. Каждый год она являлась на ферму в этот день в один и тот же час. Она приходила за подаянием, зная о доброте обитателей Нового Бастида.
- Садись сюда, милая.
- Нет, сюда!
- Ступай ко мне: тут есть место!
И всякий старался дать ей место, желая услужить нищей. Вальбро медленно направилась к Марго.
- Я сяду здесь, - проговорила, наконец, старуха.
Ей немедленно подали прибор, но она не пожелала ни есть, ни пить. Тепло залы, яркое освещение, разговоры присутствующих - все это вызвало в ней такое веселое настроение, что она скоро позабыла про холод, который пробирал ее на улице. Отогреваясь понемногу, слегка захмелевшая старуха начала пьянеть окончательно, однако улучила удобную минуту и сказала Марго еле слышно:
- Фурбис на дворе, он дожидается вас.
Исполнив поручение, она начала вполголоса давать ей наставление, на что никто не обращал внимания. Все были заняты своими разговорами, лишь Марго рассеянно обводила взглядом присутствующих, отыскивая в уме какую-нибудь причину, чтобы выйти к ожидавшему ее любовнику.
Голос Вальбро постепенно усиливался, она сильно жестикулировала. Фредерик Борель первый заметил это и обратился к своей кузине:
- Скажи, пожалуйста, Марго, что такое бормочет твоя соседка? Она, кажется, разговаривает сама с собой.
Марго поняла цель его вопроса.
- Она слишком много выпила, - ответила она, несколько смутившись.
- Кто это говорит, что я много выпила? - вскрикнула Вальбро, язык которой начинал уже отказывать. - Нет, моя милая, это вы кажется пьяны… Вы хотите пить?.. Пейте, пейте моя красавица… Всегда следует есть, когда чувствуешь голод, и пить, чувствуя жажду… Однако вы… вы… прехорошенькая. Впрочем, это ничего не значит. И я когда-то была так же недурна, не хуже вас. А посмотрите, на что я похожа теперь… Ах! Как хотела бы я быть на вашем месте: я бы всех окружающих мужчин заставила умереть от любви.
При этих словах собеседники Вальбро, а ее слушали почти все присутствующие, переглянулись удивленными взглядами.
- Она, похоже, бредит, - воскликнул Паскуаль, начиная интересоваться этой сценой.
- Я думаю, это оттого, что она пьяна, - заметил Фредерик.
- Пьяна?! Нет, я не пьяна! Вот то же самое и Фурбис говорил мне, но он, кажется, лжет.
- Так это Фурбис напоил тебя? - спросил Фредерик.
- Очень уж вы любопытны, - ответила старуха, к которой в этот миг вернулось сознание.
- Успокойся, Вальбро, - сказала ей Марго, которую, после того как упомянули имя ее любовника, начала беспокоить эта сцена.
Но Вальбро продолжала:
- Если мы не будем вредить мужчинам, то они станут вредить нам… Я согласна скорее на первое… Я хорошо узнала их, со всех сторон!.. Делай по-моему, Марго.
- Как она фамильярна с тобой, - заметил, смеясь, Паскуаль.
Марго слушала Вальбро, готовая при малейшем переходе за грань дозволенного остановить ее.
- Да, не стоит быть доброй. Чем будешь добрее, тем больше придется страдать самой. При красоте добродетель излишня. Наше назначение - мучить мужчин. Помни это, Марго.
- Прекрасные правила! - заметил Фредерик.
Что касается Мулине, он, сидя против Вальбро, внимательно вслушивался в каждое ее слово, следя за малейшим ее движением. Вальбро замолчала на минуту, затем, встав со своего места, громко сказала:
- Мужья затем и созданы, чтобы их обманывать. Знала я одну песенку про это… Как, бишь, она поется?.. Ну-ка, Марго, спой ее, я думаю, Фурбис научил тебя исполнять ее?
В зале воцарилось глубочайшее молчание. Фредерик, смущенный этими словами, уставился в свой стакан. Мертвенная бледность покрыла лицо Марго. Один лишь Паскуаль не мог удержаться от улыбки и, обращаясь к жене, сказал:
- Спой нам, Марго, если ты в самом деле знаешь эту песенку.
- Эта несчастная просто с ума сошла, - ответила Марго. - Пожалуй, после этого ей вздумается еще наплести каких-нибудь низостей.
- Ее можно остановить, - сказал Мулине.
В ту же минуту он встал со своего места, подошел к Вальбро и твердым голосом отчетливо проговорил:
- Пора прикусить язык, старуха.
Затем, обращаясь к присутствующим, Мулине прибавил:
- Пожалуйста, господа, не обращайте на нее внимания. Она просто обрадовалась, что ее слушают, ну и начала себе болтать.
Действительно, все так и расценили это и последовали его совету. Паскуаль первым подал пример, начав разговаривать с Фредериком, но тому хотелось еще послушать Вальбро, и он проклинал в душе Мулине за его вмешательство, прервавшее россказни старухи. Что до Вальбро, то она и не думала замолчать и полным упрека голосом продолжала:
- Что я сделала тебе, Мулине? Разве ты можешь пожаловаться на меня? Я давно знала, что ты любишь Марго, и молчала. Бедняжка! Прежде на твоих глазах она любила Паскуаля, так же как в настоящее время любит…
- Мулине, заставь ее замолчать, пожалуйста, - вскрикнула Марго.
- Полно! Пусть болтает, кузина, она очень забавна, - молвил Фредерик Борель, прислушиваясь к последним словам.
Но силы изменили Вальбро. Она начала бормотать какие-то несвязные слова и скоро заснула.
Марго встала из-за стола и, подойдя к мужу, спросила его:
- Ты все-таки хочешь идти гулять?
- Непременно, - ответил он. - Свежий воздух мне будет очень полезен.
- В таком случае я пойду узнаю, не слишком ли холодно для тебя.
Паскуаль поблагодарил ее за внимательность, и Марго поспешно вышла, желая скорее увидеть Фурбиса.
Спрятав ружье за кучу камней, перекупщик стоял на дворе, прислонившись к воротам, и ожидал свою Марго. Он завернулся в плащ, скрестив на груди руки, надвинув на глаза шляпу, и стоял, словно статуя, без малейшего движения.
- Однако мне долго пришлось дожидаться тебя, - заметил он Марго при ее появлении.
- Это Вальбро виновата, - ответила она. - Она просто не помнит себя - чуть было не раскрыла все моему мужу.
- Негодная! - вскрикнул Фурбис. - А все это проклятое вино! Да ведь и пила, кажется, не особенно много. Она не сказала ничего лишнего?
- Мулине заставил ее замолчать, только это и спасло нас.
Фурбис облегченно вздохнул.
- Ружье здесь, - прибавил он.
- Заряжено?
- Да. Где теперь Паскуаль?
При этих словах Марго передернуло.
- Не можешь ли ты убить его без шума? - спросила она. - Я ужасно боюсь выстрела.
- Избежать этого невозможно. Отправь сюда мужа, а сама ступай к себе в комнату. Окна твои выходят на противоположную сторону дома, ты не услышишь ничего. Между прочим, можешь заткнуть себе уши, если пожелаешь.
- Хорошо, но как ты сам спасешься?
- Ночь темна, и как только я выстрелю, тотчас же побегу в сторону Горда. Если кто меня схватит, то не уйдет живым.
- Не промахнись.
- Будь спокойна. Я положил три небольших бубенчика вместо пули. Только постарайся, чтобы он вышел сюда.
Марго приложила руку ко лбу Фурбиса. Она стояла, опустив непокрытую голову, и, несмотря на то что на дворе было довольно холодно, крупные капли пота выступили на ее лице.
- Позволь мне поцеловать тебя, это тебя ободрит, - сказала она.
Когда она ушла, Фурбис без малейшего волнения взял ружье. Действительно, ночь была очень темная, но его глаза, казалось, были созданы для темноты, а свет, падавший из окон, хорошо освещал ту часть двора, где должен был идти Паскуаль, оставляя в тени Фурбиса. Из осторожности он стал еще дальше от дороги.