У меня не было сомнения в том, что он неоднократно пытался найти работу по своей специальности. За последние дни я общался практически со всеми местными устроителями похорон. Ни у кого из них Мак-Ковней не работал.
- Я не хочу больше работать по своей прежней специальности, - заявил Мак-Ковней.
- Но ведь это единственное дело, которому вы обучены.
- Да. Но я не желаю больше быть связанным со смертью.
Он высказал это как само собой разумеющееся, как будто речь шла об его нежелании сыграть в карты или отведать земляных орешков.
Смерть, карты или солёные орешки - я не был готов беседовать с Мак-Ковнеем об этих вещах, поэтому мне пришлось сменить тему разговора:
- Моя машина стоит в гараже отеля "Кантербюри". Давайте зайдем туда, и я отвезу вас домой.
Мы пошли в сторону Саттер-стрит. Поток пешеходов еще более увеличился за счет целой армии конторских служащих, закончивших рабочий день, однако вся эта людская масса, шум и толкотня Мак-Ковнея, казалось, абсолютно не касались. Он спокойно шагал рядом со мной и тихонько улыбался про себя, как всякий человек, обладающий способностью время от времени покидать этот мир и переселяться на какой-то потусторонний маленький островок счастья. Я бы охотно узнал, где расположен островок Мак-Ковнея и кто же живет там вместе с ним. Но только одно можно было сказать наверняка: на острове Мак-Ковнея не было места смерти. Вдруг он произнес:
- Должно быть, это было очень непросто.
- Что именно?
- Провести эксгумацию. Ведь зимой на Востоке почва замерзает до крепости камня. Я полагаю, мистер Михам, вы не присутствовали при этом?
- Вы ошибаетесь.
- Господи, но нельзя же было передавать такое дело в руки дилетантов!
По-моему мнению, эксгумацию вообще нельзя было доверять посторонним людям. Кладбище тогда было окутано снежным покрывалом, опустившимся на землю предыдущей ночью. Наступил рассвет, если таким словом можно было назвать тусклый свет мрачного зимнего неба. На гранитном надгробии было высечено: ЭЛЕОНОРА РЕГИНА КИТИНГ, 3 ОКТЯБРЯ 1899 - 30 ИЮНЯ 1953. ДОБРАЯ ДУША ОСТАВИЛА ТЕЛО, ЛЮБИМЫЙ ГОЛОС ЗАМОЛЧАЛ.
Добрая душа действительно отправилась на небо. А вот что касалось тела, то когда мы два часа спустя подняли и открыли гроб, в нос ударил запах отнюдь не бренной оболочки, тронутой посмертным тлением, а старых прелых газет и покрытых серо-зеленой плесенью камней.
- Вы догадываетесь, Мак-Ковней, что мы обнаружили в гробу?
- Разумеется. Я ведь сам руководил ее погребением.
- То есть вы берете на себя всю полноту ответственности за то, что в землю был опущен пустой гроб?
- Нет, я не собираюсь в одиночку отвечать за все.
- Кто был вашим сообщником? И почему вы это сделали? Он лишь покачал головой.
Когда мы остановились, дожидаясь зеленого сигнала светофора, я внимательно посмотрел на лицо Мак-Ковнея, пытаясь определить степень его вменяемости. В его поступках не ощущалось логики. Миссис Китинг умерла от обычного сердечного приступа и в соответствии со своим завещанием была похоронена в закрытом гробу. Против врача, подписавшего свидетельство о смерти, никаких улик не было. В тот день он случайно оказался в доме миссис Китинг, поскольку был вызван к ее простудившейся старшей дочери Мэри. Этот врач и осмотрел миссис Китинг, засвидетельствовал ее кончину и послал за Мак-Ковнеем. Два дня спустя я пригласил Мэри на похороны, хотя она все еще кашляла, не знаю уж от горя или из-за простуды. Мак-Ковней держался как всегда корректно.
Единственное, от чего он отказался, это класть тело миссис Китинг в гроб.
Прошло время. Никто особенно не печалился по поводу утраты миссис Китинг. Она была несчастной женщиной, духовно и морально превосходившей своего мужа, который погиб в пьяной драке в Новом Орлеане, и обеих дочерей, походивших на своего отца. В течение трех последних лет я был адвокатом миссис Китинг. С удовольствием беседовал с ней. Она обладала быстрой реакцией, сообразительностью и чувством юмора. Но, как и многие другие богатые люди, не познавшие радости труда и чувства удовлетворения от хорошо выполненной работы, миссис Китинг оставалась скучной и одинокой женщиной, тщательно сберегавшей монолит собственной нравственности, который периодически потрясался остатками горьких воспоминаний.
Сразу же после смерти миссис Китинг Мак-Ковней продал свою погребальную контору и уехал из города. Никто в Арбане не стал связывать вместе эти два события, пока не пришло письмо из Беркли, как раз незадолго до вступления завещания миссис Китинг в законную силу. В этом адресованном на мое имя послании содержалось требование провести эксгумацию и объявить завещание недействительным, поскольку нет доказательств смерти миссис Китинг. Мне никак не приходило в голову, почему новая жена Мак-Ковнея должна была написать подобное письмо, ну разве что она была очень сердита на мужа и выбрала столь сложный способ избавиться от него.
Но вот, наконец, загорелся зеленый свет, мы с Мак-Ковнеем перешли улицу и остановились возле отеля, дожидаясь мою машину, за которой был послан портье. Я не смотрел на Мак-Ковнея, но чувствовал, что он наблюдает за мной.
- Вы, Михам, наверное, думаете, что я сумасшедший?
Я не ожидал такого вопроса. Пришлось напрячься, чтобы выглядеть по возможности безучастным.
- А я, Михам, и не утверждаю, что совершенно нормален.
Мак-Ковней положил свою руку в плохо сидящей белой перчатке на мою ладонь. Я не пытался сбросить ее. Она походила на подстреленного голубя.
- Но поверьте мне, скоро вы узнаете нечто в высшей степени удивительное.
- То, что узнали вы?
- Да. Я испытал сильнейший шок, хотя у меня всегда было предчувствие, что в один прекрасный день произойдет нечто подобное. Я все время думал об этом. Каждый раз, когда приходилось видеть мертвеца. В некотором смысле я даже ЖЕЛАЛ этого.
За моими ушами струйками побежал пот.
- Чего вы желали, Мак-Ковней?
- Я хотел, чтобы они вновь ожили.
Тут я увидел, что мне машет рукой портье. Мой автомобиль стоял на обочине с работающим двигателем.
Я сел за руль, Мак-Ковней нехотя влез в машину и поместился рядом со мной. После этого наш прерванный разговор продолжился.
- Вы мне не верите, - заметил Мак-Ковней, когда мы отъехали.
- Я адвокат. Привык оперировать только фактами.
- Но разве то, что случилось, не является фактом?
- Ну, разумеется.
- Вот, это как раз и случилось.
- Вы хотите сказать, что она снова вернулась к жизни?
- Ну да.
- Это случилось благодаря вашему страстному желанию?
Он беспокойно заерзал на своем сидении.
- Я ввел ей адреналин и дал кислород.
- С другими клиентами вы проделывали то же самое?
- Чаще всего, да.
- Подобные действия являются общепринятыми?
- Для меня это было обычным делом, - со всей серьезностью ответил Мак-Ковней.
- Я всегда мечтал стать врачом. Во время войны я служил в санитарной части, где получил небольшие познания в медицинской области.
- Однако достаточных для того, чтобы совершать чудеса?
- Я не обладал возможностью возвратить ей жизнь. Это было лишь моим желанием. Она утратила только волю к жизни, а у меня ее вполне хватало на нас двоих.
Если между здравым смыслом и безумием действительно проходит лишь тоненькая грань, то за последний час Мак-Ковней пересекал ее многократно. Он перепрыгивал эту пограничную линию с легкостью ребенка, который без сомнения жил в его душе.
- Теперь-то вы поняли, Михам? Она потеряла желание жить. Я видел, как это произошло. Мы никогда не разговаривали с ней, она и имени-то моего, наверное, никогда не слышала, однако я наблюдал за ней в течение ряда лет, поскольку свою утреннюю прогулку она совершала вблизи моей конторы. Я замечал, как она менялась, как тускнел ее взгляд и тяжелела походка. Я понимал, что вскоре она умрет. Однажды я вышел, чтобы сказать ей о том, что ее ждет. Но, увидев меня, она пустилась бежать. Наверное, догадалась, что я хочу ей сказать.
Он говорил сущую правду, по крайней мере, такой она ему представлялась. Поздней весной с миссис Китинг действительно случилось подобное происшествие. Мне вспомнились ее тогдашние слова: "Сегодня утром, Михам, со мной случилось нечто необычное. Когда я проходила мимо погребальной конторы, оттуда выскочил странный человек небольшого роста и напугал меня чуть ли не до смерти...".
Учитывая то, что вскоре произошло, нельзя было не заметить присутствовавшую во всем этом чудовищную иронию. Пока мы добирались до Беркли, Мак-Ковней подробно рассказал мне всю эту удивительную историю.
Все случилось в середине одного из последний июньских дней. В маленькой каморке, в которой Мак-Ковней оборудовал свою лабораторию, после утреннего дождя было душно и сыро.
Миссис Китинг очнулась как будто бы после долгого и тяжелого сна. Ее руки дрожали, рот скривился от истощения, пульс прослушивался с трудом. Из-под плотно закрытых век текли слезы, сбегавшие по мочкам ушей прямо в волосы.
Дрожа от волнения, Мак-Ковней склонился над ней.
- Миссис Китинг! Миссис Китинг! Вы живы!
- О, господи!
- Произошло чудо!
- Оставьте меня в покое. Я устала.
- Вы живы, ЖИВЫ!
Она медленно открыла глаза и взглянула на него.
- Послушайте вы, назойливый коротышка, вас для чего наняли?
Потрясенный и словно одурманенный Мак-Ковней отступил на шаг назад.
- Ведь вы живы. Это все-таки случилось. Чудо свершилось.
- Жизнь. Чудо. - Она произносила слова с явной издевкой. - Вы полный идиот.
- Но я...
- Принесите мне лучше стакан воды. В горле пересохло.
Его била такая сильная дрожь, что он расплескал почти всю воду. Он все-таки совершил чудо. Сбылись ожидания всей его жизни.
Он протянул женщине стакан с водой, потом, прерывисто дыша, сел на стул и стал наблюдать за ней. Она пила очень медленно, как будто бы ее мускулы за то короткое время, когда миссис Китинг оставляла этот мир, утратили свои функции.
- Зачем вы это сделали? - Миссис Китинг сжала в кулаке бумажный стаканчик. - Кто просил вас совершать чудо?
- Но я... Ведь, фактически...
- Фактически, вы влезли в дело, которое вас абсолютно не касалось. Вот так, Мак-Ковней.
- Да, мадам.
- И что вы теперь собираетесь делать?
- Ну... я... собственно говоря, еще не думал об этом.
- Так подумайте же, черт возьми.
Его глаза уставились в пол, от нахлынувшего стыда и разочарования голова стала горячей, а прочие части тела - холодными.
- Прежде всего, надо вызвать врача.
- Ни в коем случае, Мак-Ковней.
- Но ваша семья... она ведь должна узнать, что...
- Она не узнает этого.
- Однако...
- Никто не будет знать об этом, Мак-Ковней. Ни один человек. Понятно?
- Да.
- Поэтому, сядьте и не шумите. Дайте мне сосредоточиться.
Молча, он сел. У него не было больше ни малейшего желания двигаться или разговаривать. Еще ни разу в жизни он не ощущал себя настолько удрученным, не казался себе таким ненужным.
- Вы полагали, наверное, что я буду вам очень благодарна, - ядовито заметила миссис Китинг.
Мак-Ковней покачал головой.
- Видимо, вы сумасшедший, раз проделали такое. - Она выдержала паузу и задумчиво взглянула на него. - Вы, Мак-Ковней, немножко сумасшедший, не правда ли?
- Некоторые действительно так считают, - честно признался он. - Не могу с ними согласиться.
Окно было закрыто, сквозь толстое матовое стекло не проникали никакие уличные шумы, и вдруг послышались шаги в коридоре, шуршавшие по каменному полу.
Мак-Ковней поднялся, быстро пересек комнату и подошел к двери.
- Мистер Мак-Ковней? Вы здесь? - Мак-Ковней посмотрел на миссис Китинг. Та побледнела, как мел и схватилась руками за горло.
- Мистер Мак-Ковней?
- Да, Джим.
- Вас к телефону.
- Я не могу подойти сейчас, Джим.
- Требуют лично вас. Это дочь миссис Китинг, по поводу похорон.
- Скажи ей, что я позвоню попозже.
- Ладно. - Возникла небольшая пауза. - Все в порядке, мистер Мак-Ковней?
- Конечно.
- Ваш голос звучит как-то странно.
- Со мной все в порядке, Джим.
- О'кей. Я просто спросил.
Шаги удалились.
- Мэри время зря не теряет, - прошептала сухими губами миссис Китинг. - Ей не терпится скорее зарыть меня в землю, чтобы выйти, наконец, замуж за своего электрика. Ну теперь, надеюсь, вам ясна ваша задача, Мак-Ковней?
- Какая?
- Вы должны меня похоронить.
Мак-Ковней застыл у двери как солдат на часах.
- Я должен вас пох-х-хоронить?
- Или меня, или найти подходящую замену.
- Я не могу так поступить, миссис Китинг, это было бы непорядочно.
- С вашей стороны было непорядочным воскрешать меня.
- Вы не представляете себе всех сложностей.
- Каких?
- Во-первых, существует ваша семья. Во-вторых, ваши друзья, которые тоже захотят увидеть вас в гробу перед погребением. Ведь таков обычай - тело необходимо выставить для прощания.
- Это я улажу.
- Каким образом?
- Дайте мне лист бумаги и что-нибудь, чем можно писать.
Мак-Ковней не протестовал, поскольку именно себя считал виноватым во всем. Он сотворил это чудо. И он же должен отвечать за все его последствия.
Свое письмо миссис Китинг датировала числом трехнедельной давности.
"По поводу своего захоронения передаю мистеру Мак-Ковнею следующие распоряжения: Поскольку в период моей жизни я больше всего ценила замкнутость и уединенность, то и после смерти мне не хотелось бы испытывать тяготы излишнего общения. Поэтому я поручаю мистеру Мак-Ковнею сразу же после моей смерти заколотить гроб и проследить, чтобы его не открывали, невзирая ни на какие просьбы моих близких, сколь бы трогательными они ни были.
Элеонора Регина Китинг".
Она дважды перегнула лист бумаги и подала его Мак-Ковнею.
- Покажете это Мэри, Джоан и мистеру Михаму, моему адвокату. - Она, без сомнения, была очень довольна собой. - Захватывающее дело, Мак-Ковней, не правда ли?
- Да уж, - вяло произнес Мак-Ковней.
- У меня что-то аппетит разгулялся. Не знаю, здесь есть кухня?
- Нет.
- Тогда принесите мне что-нибудь из магазина на углу. Два сэндвича с салатом из тунца и кофе побольше. Вся еда, - добавила она насмешливо, - за ваш счет. Я забыла дома свой кошелек.
- Деньги, - произнес Мак-Ковней. - Деньги.
- О чем это вы?
- А что будет с вашими деньгами?
- Недавно я составила завещание.
- На что же вы собираетесь жить?
- Возможно, - сухо заметила миссис Китинг, - вам удастся сотворить еще одно чудо.
Когда он принес из магазина еду, она с явным удовольствием поела и выпила кофе. Второй сэндвич миссис Китинг предложила Мак-Ковнею, но он был слишком удручен, чтобы думать о еде. Сотворенное им чудо лопнуло как большой мыльный пузырь. Вместо него появилось чувство, что он выковал железную пулю.
Так прошел день. Он покинул миссис Китинг, оставив ей несколько яблок и кипу старых журналов. На следующий день Мак-Ковней переговорил с Мэри и Джоан Китинг, а также позвонил Михаму. После обеда он отпустил своего помощника Джима Вагнера, и когда тот ушел, набил гроб миссис Китинг - прекрасную модель из бронзы и белого сатина, выбранную Мэри по каталогу - обернутыми в старые газеты камни, чтобы сохранился нужный вес.
Мак-Ковней был слабым человеком, ему редко приходилось затрачивать на что-либо физические усилия. Поэтому, когда он закончил, его тело дрожало от усталости.
И тут позвонила Мэри, заявившая, что они с Джоан еще раз подумали и решили, что раз миссис Китинг при жизни была столь экономной, то и после смерти ей не будет покоя в таком роскошном гробу. Обычный, серый будет более подходящим, да и обойдется он дешевле.
- Но вы должны были сказать мне об этом раньше, - холодно заметил Мак-Ковней.
- Мы решили это в самый последний момент.
- Теперь уже поздно что-либо менять.
- Почему же?
- Есть определенные... технические сложности.
- Ну что же, мистер Мак-Ковней, раз вы не можете сделать для нас такую малость, мы вынуждены будем, наверное, изменить заказ.
- Ни в коем случае! Вы не сделаете этого. Думаю, это было бы верхом неприличия, мисс Китинг.
- Мы живем в свободной стране.
- Подождите. Хотите, я назначу вам специальную цену за бронзу и ткань?
- Что значит специальную?
- Ну, скажем, с двадцати пяти процентной скидкой?
На другом конце телефонного провода прошло короткое совещание, после чего Мэри сказала:
- Но ведь все равно это будет стоить кучу денег.
- А тридцать пять процентов?
- Вот это нас устраивает, - заявила Мэри и повесила трубку.
В эту минуту дверь конторы Мак-Ковнея отворилась и в комнату вошла миссис Китинг со своей язвительной, как обычно, улыбкой. Мак-Ковней беспомощно посмотрел на нее.
- Вы не должны здесь появляться! Скорее возвращайтесь назад и...
- Я услышала телефонный звонок и подумала, что это, может быть, Мэри.
- Нет, звонила не она.
- Да нет, Мак-Ковней, именно она. Я ведь слышала каждое слово.
- Ну хорошо. - Мак-Ковней откашлялся. - Только не надо больше подслушивать.
- О, ее просьба не была для меня неожиданной. Меня это ничуть не задело. Так что, не огорчайтесь. Я никогда за последние годы не чувствовала себя так хорошо, как сейчас. А знаете, почему?
- Нет.
- Потому что мне не надо возвращаться домой. Наконец-то, я свободна. Свободна как птица. - Она вцепилась в его рукав. - Мне ведь не придется идти обратно домой, правда?
- Думаю, что нет.
- Надеюсь, вы ничего ей не сказали?
- Нет.
- Вы хороший человек, Мак-Ковней.
Когда стемнело, Мак-Ковней вывел свою машину из гаража и поставил к задней стене своей конторы, куда обычно подъезжали катафалки.
- Спрячьтесь-ка на всякий случай за заднее сидение, - сказал он, - пока мы не выедем за город.
- А куда мы поедем?
- Я отвезу вас в Детройт. Оттуда вы сможете уехать куда угодно автобусом или поездом.
- Куда же я должна уехать?
- Куда хотите. Вы ведь свободны, как птица.
Несмотря на то, что ночь была теплая, она опустилась на сидение, дрожа всем телом. Мак-Ковней укутал ее в плед.
- Послушайте, Мак-Ковней.
- Да.
- Я чувствовала себя гораздо свободнее, когда сидела взаперти в вашей маленькой лаборатории.
- Сейчас вам просто немного страшно, только и всего. Свобода - великая вещь.
Он вел автомобиль по направлению к автобану. Спустя полчаса, когда городские огни остались позади, Мак-Ковней предложил миссис Китинг пересесть на переднее сидение. Она согласилась и села рядом с ним, ее плечи были окутаны пледом, как у индианки. Мак-Ковней чувствовал себя обязанным развеять ее грусть, так как именно благодаря ему эта женщина оказалась в мчащемся по ночной дороге автомобиле.
- На свете столько прекрасных мест, - начал он твердым голосом, - которые стоит посмотреть.
- Например?