Из сумочки появился еще один листок бумаги для записей. Заглавные буквы гласили:
ДУРНОЙ ХАРАКТЕР. ЕСЛИ СДЕЛАЕШЬ ЭТО ЕЩЕ РАЗ, ФРЕД ВСЕ УЗНАЕТ. КАК НАСЧЕТ СЕРЕДИНЫ ПРОШЛОГО ИЮНЯ?
Хелен Эдриан дерзко смотрела на мисс Сильвер через стол.
- Это все, чем мы располагаем.
- Когда вы это получили?
- Сегодня утром. Как раз тогда я вам и позвонила.
Мисс Сильвер вернулась к вязанию.
- Мисс Эдриан, вы знаете, кто вас шантажирует?
- Откуда мне знать?
- Как вам сказать... Адрес, несомненно, должен быть адресом до востребования. Если бы вы обратились в полицию, они бы посоветовали вам отправить письмо, как он потребовал. Потом бы они установили наблюдение и попытались поймать шантажиста.
- Я не пойду в полицию.
Мисс Сильвер бросила на нее проницательный взгляд.
- Думаю, у вас могут быть какие-то догадки о личности шантажиста. Например, вы, быть может, узнали голос человека, с которым говорили по телефону?
- Нет. Он нарочно говорил писклявым голосом, как Панч и Джуди .
- Это был мужчина?
- О, да.
- Кажется, вы в этом совершенно уверены.
Хелен Эдриан сказала:
- Ну, кое-кто был в Брайтоне в прошлом году, мы участвовали в одном концерте пару лет назад. Он играл в пьеске вместе с Алтеей Пэйн. Играл омерзительно, но она не на шутку была им увлечена. Женщины на него вешаются - такой он мужчина. Его зовут Сирил Фелтон. Шантаж - как раз из разряда тех вещей, на которые он горазд. Конечно... - в ее голосе послышалось сомнение.
Мисс Сильвер сказала:
- Я полагаю, у вас на примете есть еще кто-нибудь, мисс Эдриан.
- Не знаю... Да, думаю, лучше рассказать вам. Не могу сказать, что не допускаю мысли, что это может быть сам Феликс Брэнд, мой аккомпаниатор. Он сходит по мне с ума и ревнует к Фреду, к моему жениху, мистеру Маунту, и он мог бы подумать, что таким образом удастся сорвать свадьбу.
- Стал бы он вымогать у вас деньги?
- Я не знаю, может быть, это просто уловка, чтобы больше меня запутать. Я не удивлюсь, окажись он мстительным, и, хоть ничего и не было, но Фред... Он ревнивый, и его родственники принадлежат не англиканской церкви - понимаете, о чем я. Когда он впервые услышал, как я пою, я с большим успехом исполняла песню о ребенке, произносящем молитвы, и об отце и матери, побуждающих его. "Боже, благослови наш дом" она называлась, а припев был такой:
Боже, благослови мамочку и папочку,
Боже, благослови наш дом.
Настоящая сентиментальщина, но очень популярная. Феликс говорил, у него голова от нее болит, но она стала хитом, и Фред легко попался на эту удочку. Я скажу это за него, он не из тех, кто тянет канитель, - следующее, что я узнала, он пригласил меня познакомиться с его семьей. У него старая незамужняя сестра, которая ведет все хозяйство, и множество женатых братьев. Намерения у него были серьезные, и я, разумеется, заинтересовалась. Они все были очень дружелюбные, и я спела для них на религиозном собрании. Они проглотили "Боже, благослови наш дом", как горячие пирожки. Фред сказал, что я ангел во плоти, и именно так он обо мне с тех пор и думает. Все это, конечно, замечательно, знаете, но это означает, что я должна быть достойного поведения. Если он только подумает о том, что у меня был кто-то еще - на выходных или на гастролях - что ж, никаких свадебных колоколов не будет. Фреда не назовешь современным человеком. Есть добродетельные женщины, и есть женщины падшие. Если ты добродетельна, колокола зазвонят, если падшая - нет. Простой и неизощренный взгляд на вещи, правда?
После задумчивого молчания мисс Сильвер сказала:
- Я не могу взяться за ваше дело, мисс Эдриан, но я дам вам совет. Вам следовало бы отнести эти письма в полицию. Но раз вы решительно отказываетесь так поступить, я советую вам рассказать жениху о том, что кто-то пытается вас шантажировать. Несомненно, вы сумеете изложить ему все так, чтобы убедить его в том, что вас подвергли безосновательному преследованию. Если вы ему дороги, он встанет на вашу защиту. Вы, я думаю, не встретите никаких трудностей в том, чтобы он поверил в вашу полную невиновность.
Если тон мисс Сильвер и был необычайно сух, мисс Эдриан этого не заметила. С нажимом, на какой только была способна, она сказала:
- Вы не знаете Фреда.
Глава десятая
В имение "Бухта" Хелен Эдриан прибыла на следующий день. Дом тотчас же самым необыкновенным образом наполнился ее присутствием. Всюду витал аромат фиалок, слегка дисгармонируя с запахом нафталина, который был особым средством миссис Брэнд против моли. Он даже проникал на половину дома Мэриан, которая была счастливо избавлена от нафталиновых шариков: Мартин Брэнд не переносил этого запаха, утверждая, что во времена его матери здесь не было никакой моли, а она не использовала ничего другого, кроме лаванды. На что Элиза обыкновенно отвечала, что это некоторые люди притягивают ее.
Фиалковый аромат был не единственным проявлением присутствия в доме Хелен Эдриан. В гостиной ставни были открыты, шторы отдернуты. Непрерывно играл рояль, и чудесный высокий голос то поднимался еще выше, и выше, и выше, то спускался вниз, и вниз, и вниз, когда она распевала гаммы, и свободно лился и дрожал; она не пела в полный голос, но только вполголоса, проверяя дыхание и не напрягая связок. Феликс, с головой ушедший в свои грезы, словно переселился в иной мир.
Элиза, доставая пчеломатку из улья, сказала со скрежетом в голосе, что, насекомые или мужчины, все одно, когда рядом оказывается мед, они готовы попасться в ловушку, и неважно, что будет потом.
- И нечего так смотреть, моя дорогая Пенни. Если бы он знал, что для него хорошо, он бы поступал по-другому, но мужчины этого не знают и никогда не узнают.
Пенни подавленно сказала:
- Не понимаю, о чем ты.
Она стояла на старой кухне, выглядывая из окна и с отсутствующим видом поглаживая Мактавиша, разлегшегося на подоконнике и принимающего солнечные ванны. Через приоткрытое окно можно было слышать мелодично вибрирующий голос мисс Эдриан.
Элиза хмуро взглянула на спину Пенни. Ей бы сейчас доставило изрядное удовольствие завести шарманку им наперекор. Также ей хотелось бы высказать Феликсу все, что она думает о том, как глупо он себя ведет - то мрачный, как гроза в начале мая, и такой угрюмый, что от него молоко за минуту скисает, а то вдруг улыбается, словно Чеширский кот.
- Я всегда говорила и буду говорить, что влюбленность прекрасна в пределах разумного и нет никакой нужды выставлять себя на посмешище!
Последние слова раздались под решительный аккомпанемент громыхающих кастрюль и сковородок.
Пенни говорила по-прежнему тихо:
- Я думаю, он любит ее, - потом, после паузы, - однажды я спросила его, прямо так и сказала: "Я думаю, ты любишь ее". И знаешь, что он ответил?
Элиза фыркнула.
- Что-нибудь милое и трогательное!
Пенни не обернулась. Она продолжала гладить Мактавиша.
- Он посмотрел на меня. Знаешь, как он может посмотреть - сам мрачный, как ты только что сказала - и ответил: "Иногда мне кажется, что я ее ненавижу", - и вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.
Элиза резко сказала:
- Она из тех, кто причиняет другим боль. Возможно, она еще будет делать это, и довольно часто. А ненависть - такая же благодатная почва, как и навоз, только в ней зарождаются низкие помыслы.
Пенни кивнула.
- Он не это хотел сказать... не на самом деле... в конце концов... - ее голос затих.
- Лучше скажи.
- Это мерзко - ненавидеть кого-то. Мне кажется, я мерзкая. Я почти ненавижу ее, когда она... заставляет Феликса... выглядеть подобным образом... - затем, с неожиданной энергией, - и когда ее запах разносится по моему чердаку, и вся эта мишура, уж лучше бы это были нафталиновые шарики!
Мактавиш, готовый было замурлыкать, выразил решительный протест. Ласковые пальцы внезапно стали жесткими. Они почему-то надавили на весьма чувствительную точку, причинив ему боль. Не в его привычках было страдать. Поскольку пальцы принадлежали Пенни, он воздержался от того, чтобы укусить их. Вместо этого он вытянулся во весь свой величественный рост, ослепил ее на мгновение сиянием своей рыжей шкурки и выпрыгнул в окно.
Пенни воскликнула:
- Ой!
Элиза проворчала:
- Посмотри, что ты наделала, прямо вывела его из себя!
В распахнутое окно ворвался звук голоса мисс Эдриан, плавно снижающийся с самой высокой ноты. Пенни круто развернулась, с силой топнула по каменному полу и выбежала из кухни.
В кабинете зазвонил телефон. Мэриан Брэнд, разбиравшая содержимое ящиков письменного стола, отбросила в сторону кипу бумаг и подвинула к себе аппарат. Мужской голос произнес: "Алло!", и все ее мысли в одно мгновение перенеслись далеко-далеко, туда, где он держал ее за руку в темноте под обломками покореженного состава.
Она сказала: "Мэриан Брэнд слушает", и порадовалась тому, что голос у нее твердый и спокойный. Хотя внутри что-то дрожало. Она думала, что он еще в Америке. Может, он был... Какая чепуха. Он мог быть в комнате. Эти мысли возникли все одновременно.
Он заговорил снова.
- Как поживаете? Вы узнали мой голос? Я-то ваш узнаю где угодно.
Инна открыла дверь. Когда она увидела, что Мэриан говорит по телефону, она вышла. У нее был вид вторгнувшегося без приглашения призрака, никому не нужного и несчастного. Мэриан даже ее не заметила. Она сказала в трубку:
- Я думала, вы в Америке.
- Я был, но не очень долго, и уже вернулся. Вы получили мои письма?
- Да. Они очень интересные.
- Они написаны очень скверным почерком. Мне следовало использовать пишущую машинку, но эти доктора просто парализовали меня.
- Как вы узнали, что мы здесь?
- От вашей миссис Дин. Я потерял вас из виду на пару дней. Могу я прийти и увидеться с вами?
- Где вы?
- Практически по соседству, в отеле в Фарне. Когда я смогу увидеть вас?
- Не хотите ли заглянуть к нам на ленч?
- Вы имеете в виду, сегодня?.. С удовольствием.
- Наш дом примерно в одной миле, если идти вдоль побережья. Вы не сможете его не заметить. Дом белого цвета, а двойные входные двери - синего.
Она повесила трубку и пошла переговорить с Элизой.
- Я очень надеюсь, что ты сможешь справиться. С предупреждением я несколько запоздала.
Элиза выглядела мрачной.
- У нас почти закончились некоторые продукты, до чего, как я думала, мы никогда не докатимся. Но немногие могут сказать, что их дух не был сломлен войной. Когда я думаю, что в моей кухне нет маргарина, не говоря уже о нежно-оливковых капельках жира, самое время умолять мясника подкинуть пару косточек для бульона!
- Но вы такая чудесная кухарка. Вот где имеет значение настоящий талант. Все, что угодно будет вкусно, если у вас будет фунт необходимых продуктов.
Если бы в ее голосе или даже в ее мыслях, присутствовал оттенок неискренности, Элиза бы почуяла его, как Мактавиш чувствует приближение мыши. Здесь же не было ничего, кроме абсолютной убежденности, и она позволила себе принять дань восхищения.
Когда они поняли, что кофейный крем не удастся приготовить в срок и что у них недостаточно жира для приготовления пирога, Элиза решительно бросилась готовить королевский пудинг, у них было всего два яйца и заказ, который ожидался из бакалеи завтра.
Потом, когда Мэриан собралась уходить, Элиза остановила ее.
- Есть кое-что, о чем, как я думаю, лучше сказать вам, мисс Мэриан...
Сердце у Мэриан упало. По истечении всего двух дней она уже предчувствовала, что будет тосковать по Элизе в случае, и это звучит ужасно, если та сейчас предупредит ее о своем уходе.
Затем ее охватило раскаяние. Если она смогла почувствовать такое за столь короткий срок общения, то неудивительно, что тетя Флоренс и тетя Кэсси сидят сейчас по другую сторону стены завистливые и злобные, потому что Элизу у них похитили. Она пару раз приготовила для всех домочадцев ужасную еду, что окончательно все прояснило. Мэриан решила принять удар достойно.
Элиза, высокая и угловатая, с крупным носом, несколько желтоватой кожей лица и глазами цвета остро наточенного стального ножа, который она только что вынула из ящика стола, встала и сказала:
- Всегда лучше расставить все по своим местам, и я хотела бы быть уверена, что будет завтра, так что, может быть, вы дадите мне знать, если задумаете что-то изменить.
Это не звучало как предупреждение об уходе, но ничего нельзя принимать на веру.
- Я ничего не хочу менять, Элиза.
- Тогда я уверена, что буду очень рада остаться. Я всегда говорила, что здешняя плита лучше, и Мактавиш привык.
- Я просто счастлива, Элиза. Только я переживаю из-за миссис Брэнд и мисс Ремингтон...
Не то чтобы Элиза фыркнула. Ее ноздри резко дернулись. Она решительно заявила:
- Миссис Бэлл следит за их половиной дома, а ее сестра миссис Вулли будет приходить по утрам и готовить для них. Я научу ее пользоваться плитой, и они смогут подогревать то, что она будет оставлять им на ужин. Обо всем есть договоренность, и вам не о чем волноваться. А если вы и миссис Фелтон будете сами прибираться в своих комнатах...
- И в кабинете, - быстро сказала Мэриан, - я бы хотела прибираться и в кабинете.
- Мы прекрасно заживем. И, если мне позволено просить об этом, я была бы рада компании Пенни, время от времени, и Феликса тоже.
Глава одиннадцатая
По другую сторону стены мисс Ремингтон резко вскинула голову.
- Я уверена, что это счастье, когда окна этой комнаты не выходят на ту же сторону, что и в музыкальной гостиной.
Леди расположились в их собственной гостиной, из окон которой открывался вид на дорогу, на согнувшиеся от ветра кусты и на холмы, возвышающиеся вдали. Здесь было очень много мебели и изрядное количество безделушек. Каждый дюйм подходящего пространства на стене был занят. Пол был заставлен множеством маленьких столиков. На окнах висели тяжелые плюшевые занавески голубого цвета. Брюссельский ковер был в высшей степени износостойким, его голубая с коричневым расцветка практически не пострадала от времени.
Миссис Брэнд сказала:
- Мы не видим солнца, и моря тоже.
Кэсси тряхнула головой.
- Ты не слишком-то тоскуешь по солнцу, и, я уверена, море создает немало шума на той стороне. Так же, как Хелен Эдриан. Я поговорю с Феликсом. Они действительно должны бы держать свои окна закрытыми во время своих занятий. Не понимаю, почему мы вынуждены закрывать наши.
С этими словами она быстро подошла к окну и с грохотом захлопнула раму.
Флоренс Брэнд штопала чулок. Она подняла глаза. На мгновение задержала взгляд на сестре и затем вернулась к штопке, продергивая нить и отпуская ее в неторопливой, размеренной манере.
- Люди платят за то, чтобы послушать ее, - сказала она.
Мисс Кэсси обернулась.
- Я не понимаю, почему ты здесь ее держишь.
- Я ее здесь не держу. И Феликс ненадолго удержит.
Кэсси уставилась на сестру.
- Откуда тебе знать? Она выйдет за него ради пары пенсов.
Флоренс Брэнд покачала головой.
- О, нет - не теперь - без денег Мартина.
- Что ж, скатертью ей дорога, - сказала Кэсси Ремингтон.
Пока она говорила, дверь, слегка приоткрытая, отворилась еще шире. Скорбное лицо миссис Бэлл, обрамленное белокурыми волосами разных оттенков, показалось в проеме. Она окинула взором комнату.
- Эмма готовит для вас рыбу, миссис Брэнд. Она привезла ее с собой, но пикши не было, поэтому это треска, и еще несколько селедок на завтрак.
Она вернулась назад и сообщила своей сестре миссис Вулли, что мисс Ремингтон "крутит носом", но, что хорошо, хоть кто-то в доме ест треску, после чего они продолжили с энтузиазмом обсуждать "эту мисс Эдриан".
В гостиной Феликс убрал руки с клавиш и сказал:
- Не так уж и плохо. Давай проработаем это еще раз. И постарайся петь в полный голос.
Солнечный свет вливался в комнату через три окна. Обе двойные оконные рамы были широко раскрыты, но окно в центре, на самом деле являвшееся дверью, было закрыто занавесками из тусклой парчи с поблекшими красками. Комната была точно такой же, как и кабинет Мартина Брэнда по другую сторону стены, но выглядела совершенно иначе - она казалось какой-то нежилой. Обои цвета слоновой, кости в атласную полоску тут и там закрывали акварельные рисунки с широкими белыми подложками или в узких золоченых рамках. Мебель, как ее и описывала Пенни, была позолоченной и плетеной. Большая ее часть оставалась накрытой пыльными чехлами, но с двух самых больших кресел они были заботливо сняты и свалены в кучу на кушетке в стиле ампир.
Среди всей этой церемонности и блеклости красок Хелен Эдриан выглядела такой же живой и горячей, как солнечный свет. Ее волосы были почти золотыми. Ее кожа лучилась здоровьем, а ее глаза были всего на один тон темнее, чем небесная голубизна, в чем и заключалось единственное существенное различие между ними. Она покачала головой и сказала:
- Нет, хватит.
Феликс отбросил назад густую прядь темных волос, вечно падающих ему на глаза.
- Просто пой в полный голос. Я уверен, он лучше, чем когда-либо.
Она облокотилась на рояль и склонилась к нему.
- Нет, я не хочу.
Он с осуждением сказал:
- Ты боишься?
- Я боюсь повышать голос. Я не чувствую...
- Тебе не надо чувствовать. Пой! Все при тебе, просто дай голосу выход.
Он задел ее чувствительную струнку, но она продолжала стоять, склонившись над роялем, вычерчивая на темном дереве воображаемые узоры и разглядывая свои пальцы с отполированными розовыми ногтями.
- Феликс...
Он сыграл несколько аккордов и остановился.
- Что такое?
- Это бесполезно. Я не могу выйти на сцену и петь шепотом, и я не намерена петь в полный голос и срывать его.
- К чему ты клонишь?
- О, ну...
- У тебя ангажемент в Брайтоне на две недели. Как ты собираешься им воспользоваться, если не поработаешь над голосом?
- Ну, тут все просто, я не собираюсь им воспользоваться.
- И всеми остальными ангажементами тоже?
- Я не думаю...
- Ты не думаешь? А тебе следовало бы подумать!
- Я не хочу сорвать голос.
- Ничего с твоим голосом не случится.
Она, усмехнувшись, выпрямилась.
- Итак, это мой голос, дорогой. Я буду признательна, если ты согласишься с этим,и, если я не хочу петь, ты не можешь меня заставить.
Он резко повернулся на своем вращающемся табурете.
- Ты что-то хочешь этим сказать? - кровь бросилась ему в лицо. - Что ты хочешь этим сказать?
Она смотрела на него и улыбалась.
- Я просто не хочу петь, дорогой.
Он поднялся и приблизился к ней медленными, неторопливыми шагами.
- Ты имеешь в виду, только сейчас - или...
- Сейчас.
- Хорошо, тогда мы позанимаемся завтра, так?
- Нет, я так не думаю. Феликс, рассуждай же здраво.
Кровь отлила от лица. Прядь волос опять упала на лоб, подчеркнув его бледность.
- Что значит, рассуждай здраво?
Она беззаботно рассмеялась.
- Это тебе сложно понять, не так ли, дорогой?