- К примеру, он обожает разыгрывать из себя этакого прожженного малого, уроженца Ист-Энда, "человека из народа". Он и вправду вышел из низов, начинал старьевщиком на таратайке. Но теперь лишь играет в простонародность и, когда требуется, преспокойно выходит из роли, совершенно преображаясь. Видели бы вы его за столом переговоров. Он высказывается и ведет себя не менее цивилизованно, чем все остальные, а может быть, даже и более.
- Любопытно.
- Да. К тому же у него очень особенное чувство юмора, у нашего дяди Берта.
- Сильно смахивает на черный юмор.
- Он вполне мог бы быть автором этого жанра. Вместе с тем, - продолжал Хилари, - дядя Берт весьма проницательно судит о людях, и я… я не могу этого отрицать, однако… - Фраза осталась неоконченной. - Наряжу-ка я елку, - решил Хилари. - Успокаивает нервы.
Он открыл коробку, стоявшую рядом с елкой.
Мистер Смит оставил двойные двери гостиной, ведущие в большой холл, слегка приоткрытыми, и теперь из холла раздавался странный шум. Кто-то спотыкаясь бежал вниз по ступенькам, издавая причудливые звуки. Вот неизвестный поскользнулся, выругался, а затем затопал по холлу. Двери распахнулись, и в гостиную ввалился мистер Смит - он являл собой жалкое зрелище.
Одет он был в пижаму и пестрый халат. Одна нога была босая, другая обута в тапок. Редкие волосы растрепались, глаза едва не вылезали из орбит, а изо рта клочьями выступала пена.
Дядя Берт метался и жестикулировал, пытаясь заговорить.
- Отравили! - наконец выдавил он. - Меня отравили.
Переливающийся всеми цветами радуги пузырь оторвался от его губ и полетел к елке. Там он повисел немного, словно украшение, и, наткнувшись на ветку, лопнул.
2
- Мыло, - определил Хилари. - Это мыло, дядя Берт. Успокойтесь, ради бога, и пойдите прополощите рот. Туалетная комната здесь, рядом, прошу вас.
Мистер Смит незамедлительно бросился умываться.
- Не пойти ли вам с ним? - предложила Трой.
- Чем дальше, тем глупее! Какая отвратительная безвкусица! Однако, пожалуй, пойду.
Хилари удалился. Прошло довольно много времени, и Трой наконец услышала, как они пересекли холл и стали подниматься по лестнице. Вскоре Хилари вернулся, выглядел он глубоко обескураженным.
- В ячменной воде, - сказал он. - Сильнейший раствор мыла. Проклятье. Ему было ужасно плохо. Теперь все ясно.
- Ясно?..
- Нас пытаются самым возмутительным образом разыграть. Нет, это уж чересчур! А в кармане пижамной куртки лежала еще одна гнусная записка: "Почем нынче мышьяк?" Он мог умереть со страху.
- Как он все-таки?
- Вял, но приходит в себя и потихоньку начинает свирепеть.
- Его можно понять.
- Кто-то за это ответит, - пригрозил Хилари.
- Надеюсь, не новенький мальчик с кухни?
- Вряд ли, он ничего не знает об их прошлом. Тот, кто это делает, знает и о "порочной женщине" Найджела, и о промашке Винсента с мышьяковым раствором, уничтожающим сорняки, и о том, как Катберт побывал рогоносцем.
- И о ловушке Мервина, - нечаянно вырвалось у Трой.
Хилари уставился на нее.
- Уж не хотите ли вы сказать… И вас тоже?!
- Я обещала никому не рассказывать. Задумалась о том, что происходит, и, наверное, забылась… Ну хорошо, было дело. Но я уверена, что Мервин не имеет к происшедшему никакого отношения. И больше меня ни о чем не спрашивайте.
На некоторое время Хилари застыл в молчании. Затем, встрепенувшись, начал доставать елочные украшения из коробки.
- Я намерен игнорировать всю эту пакость, - сказал он. - Я намерен предаться барственной бездеятельности. Кто-то хочет, чтобы я устроил громкий скандал. Не дождется. Я не собираюсь расстраивать моих слуг и не позволю испортить мне Рождество. Кто бы он ни был, пусть подавится своей изобретательностью. Поверите ли, сейчас только без десяти одиннадцать. Давайте нарядим елку.
И они принялись за работу. Хилари решил выдержать елочный наряд в золотистой гамме. Они повесили золотые шары, на нижние ветви - самые большие, и по мере приближения к вершине шары постепенно уменьшались в размере. Увенчал дерево золотой ангел. С веток свисала золотистая мишура, в глубине поблескивали золотые звезды, свечки тоже были позолоченными. Елка выглядела совершенно сказочно.
- Я и фигурки у рождественских яслей позолотил, - похвастался Хилари. - Надеюсь, тетя Трах не станет возражать. А какое будет зрелище, когда свечи зажгут!
- Как насчет подарков? Полагаю, без них не обойдется?
- Детские подарки в золотых коробочках принесет дядя Прыг, по одному на семью. А наши, соответственно упакованные, положат на столик у стены. Каждый отыщет свой подарок, потому что дядя Прыг не может читать надписи без очков. Он только привезет золотистые сани с коробками.
- С улицы? А если погода будет ужасной?
- В таком случае внесем подарки из холла.
- Но полковник все равно явится с мороза?
- Он будет только счастлив.
Трой засомневалась. Полковник Форестер не выглядел слишком крепким, и прогулка в снежную бурю, хотя и очень короткая, вряд ли пойдет ему на пользу, к тому же одет старик будет лишь в парчовый халат. Хилари сказал, что дядя Прыг может надеть перчатки, и, заметив, что не убедил собеседницу, добавил, что Винсент будет держать над ним зонт: парик и корона из омелы не должны намокнуть, хотя несколько сверкающих снежинок смотрелись бы на них великолепно.
- Но нет, они же растают, - сообразил Хилари, - а это будет катастрофой.
Стоя на стремянке, он посмотрел вниз, сквозь зеленые иголки и золотые шары, на Трой.
- Вы не одобряете меня, - сказал он. - Думаете, что я избалованный и бессердечный и давно утратил всякое представление о духовных ценностях.
Трой несколько смутилась: примерно так она и думала.
- Возможно, вы правы, - продолжал Хилари, не дожидаясь ответа. - Но по крайней мере я не притворяюсь. К примеру, я сноб. Придаю огромное значение древности рода и ни за что не сделал бы предложения моей обожаемой Крессиде, если бы она была сомнительного происхождения. Генеалогические деревья я ценю даже больше, чем рождественские. И мне нравится быть богатым и создавать по-настоящему золотые елки.
- О, - отозвалась Трой, - против золотой елки я ничего не имею, наоборот.
- Я вас отлично понял. Вы должны помолиться за меня завтра в часовне.
- Молиться не по моей части.
- Не надо принимать мои слова слишком всерьез, - сказал Хилари. - Я сохранил часовню в качестве безделушки. Она и на самом деле очаровательна.
- Вы христианин?
- Из контекста этого не следует, - ответил Хилари. - Будьте добры, подайте мне шар.
Работу закончили к полуночи. Отойдя в дальний конец комнаты, к догорающему камину, Трой и Хилари любовались плодами своих усилий.
- Свет выключим, чтобы горели только свечи, - говорил хозяин дома. - Вид будет совершенно волшебный. Елка - мечта. Надеюсь, детишки придут в восторг.
- Еще бы. Пожалуй, я пойду спать.
- Как чудно мы с вами провели время. - Хилари взял Трой под руку и повел к выходу. - Та пакостная чушь совсем вылетела из головы. Спасибо вам большое. Как вам ветвь для поцелуев? Найджел потрудился на славу.
Они оказались как раз под ветвью. Трой подняла голову и получила поцелуй.
- Счастливого Рождества, - сказал Хилари.
Трой поднялась к себе, оставив Хилари в гостиной.
Открыв платяной шкаф, она с удивлением услыхала приглушенный разговор в комнате Форестеров. Говорили тихо и невнятно, но, вешая платье, Трой услышала приближающиеся к ней шаги, и голос полковника совсем рядом очень громко и твердо произнес: "Нет, моя дорогая, решение окончательное. И если ты отказываешься, то это сделаю я".
Хлопнула дверь. Трой вообразила, что миссис Форестер заперлась в ванной, но секунду спустя поняла, что ошиблась: миссис Форестер, видимо, вышла из ванной и коротко ответила мужу, но Трой не расслышала ее слов. Шаги полковника медленно удалялись и наконец стихли. Трой поспешно закрыла гардероб и легла в постель.
3
Рождество просияло бледным зимним солнцем. Вид из окна Трой вполне годился для рождественской открытки, не хватало только обрамления из малиновок, мишуры и остролиста. Снег, словно желая угодить Хилари, превратил унылый пейзаж в сверкающую долину.
Одеваясь, Трой услышала, как кричат Форестеры за стенкой, и заключила, что полковник вполне оправился. Когда она открыла гардероб, ее приветствовал уже ставший привычным перестук плечиков с другой стороны.
- Доброе утро! - крикнула Трой и постучала по перегородке. - Счастливого Рождества!
- Спасибо, мадам, - отвечал мужской голос. - Я передам полковнику и миссис Форестер.
Молт.
Трой слышала, как он удаляется прочь от шкафа. В глубине комнаты раздался приглушенный гомон, затем Молт вернулся и деликатно постучал по тонкой стенке.
- Полковник и миссис Форестер шлют свои поздравления. Они будут счастливы, если вы заглянете к ним.
- Буду через пять минут, - прокричала Трой. - Спасибо.
Явившись с визитом, она застала полковника и миссис Форестер сидящими в постели под сенью зонтов в зеленую полоску. Наверное, под такими зонтами спасались от азиатского зноя викторианские миссионеры и основоположники Британской империи. На покрывало легли лучи зимнего солнца. Каждый из супругов был облачен в алый халат, полы халатов свернулись в складки, образуя нечто вроде огромных чашечек цветов. Полковник и полковница напоминали языческих божков.
Они хором пожелали Трой счастливого Рождества и пригласили присесть.
- Вам как художнице, - заметила миссис Форестер, - не привыкать к неформальным приемам.
Дверь в ванную, находившуюся в дальнем конце комнаты, была открыта, а за ней виднелась, также распахнутая, дверь в гардеробную, где Молт чистил щеткой костюм.
- Мне рассказали о зонтах, - сообщила Трой.
- Мы не любим, когда солнце бьет в глаза, - пояснила миссис Форестер. - Нельзя ли попросить вас закрыть дверь в ванную? Большое спасибо. Молт не лишен предрассудков, и мы не хотели бы давать им пищу. Род, надень аппарат. Я сказала - надень аппарат.
Полковник Форестер, улыбавшийся и непрестанно кивавший головой, - несмотря на то что, по-видимому, не мог разобрать ни слова, нашел слуховой аппарат на тумбочке и приладил к уху.
- Чудесное изобретение, - сказал он. - Однако я немножко беспокоюсь, как буду выглядеть в нем сегодня вечером. Но в конце концов, парик ужасно длинный, замаскирую. Друид со слуховым аппаратом - абсурд, не правда ли?
- Прежде всего, - начала миссис Форестер, - как развивались события после нашего отбытия ко сну?
- Нам страшно любопытно, - вставил полковник.
Трой поведала им о мистере Смите и мыле. Миссис Форестер сердито потерла нос.
- Очень досадно, - сказала она. - Моя теория опровергнута, Род, опровергнута.
- Сочувствую, Тру.
- А впрочем… не уверена. Знаете ли, он мог пойти на хитрость, я говорю…
- Аппарат при мне, Тру.
- Что за теория? - спросила Трой.
- Я была убеждена, что письма написал Смит.
- Но как же…
- Во многих отношениях он неплохой малый, но чувство юмора у него грубоватое, и он недолюбливает Крессиду Тоттенхэм.
- Тру, дорогая, уверен, ты ошибаешься.
- Ты совсем не уверен и опасаешься, что я права. Он считает, что она недостаточно хороша для Хилари. Я тоже так считаю.
- Возможно, но…
- Ты хотел сказать: "Очевидно, но…" Выражайся точнее, Род.
- …но Берт Смит ни в коем случае не стал бы писать мне столь непристойную записку. В отношении тебя.
- Не согласна. Он мог бы счесть такое забавным.
- Но что ж тут забавного? - с несчастным видом возразил полковник.
- Хилари же было смешно, - возмущенно произнесла миссис Форестер и повернулась к Трой. - А вам? Полагаю, Хилари рассказал о содержании записки.
- В общих чертах.
- И что ж? Смешно?
- Рискуя предстать в неблагоприятном свете, тем не менее, боюсь, я должна признаться…
- Прекрасно. Можете не продолжать. - Миссис Форестер взглянула на мужа и вдруг ошарашила: - Да, возмутительно. Разумеется, безосновательно. Абсурдно, но не столь надуманно, как тебе кажется.
Трой могла бы поклясться, что в ее глазах на мгновение вспыхнули искры.
- Не верю, что Берт решился бы довести себя до рвоты, - настаивал полковник.
- С него станется, - мрачно заметила миссис Форестер. - Однако, - продолжала она, взмахнув рукой, - дело не в этом. Мы пригласили вас, миссис Аллейн, чтобы обсудить линию поведения, которой, надеюсь, мы все станем придерживаться в данных обстоятельствах. Род и я решили игнорировать происшествие. Отмахнуться. - Она сделала размашистый жест, едва не заехав полковнику по физиономии. Тот моргнул и отпрянул. - Вести себя так, словно ничего не случилось. Мы не желаем доставить автору оскорблений удовольствие, проявляя хотя бы малейшее внимание к его выходкам. Мы надеемся, вы присоединитесь к нам.
- Ведь так можно все испортить, - добавил полковник, - елку и вообще праздник. После службы будет репетиция. Все должны быть собранными и внимательными.
- Как ваше здоровье, полковник?
- Да-да, прекрасно, спасибо. Сердчишко пошаливает, знаете ли. Клапан прохудился, кажется, так сказали эти мошенники в белых халатах. Сущие пустяки.
- Что ж, - Трой поднялась с кресла, - я согласна: о письмах и о мыле ни гу-гу.
- Отлично, договорились. Не знаю, как твоя девица себя поведет, Род.
- Она не моя, Тру.
- Ты за нее отвечал.
- Уже не отвечаю. - Полковник повернулся к Трой, но на нее не смотрел. Его лицо порозовело. Он заговорил быстро, словно школьник, тараторящий вызубренный урок и мечтающий поскорее отделаться: - Крессида - дочь офицера, служившего в моем полку. Германия, пятидесятый год. Мы были на учениях, и мой джип перевернулся. - Глаза полковника наполнились слезами. - И вы знаете, этот замечательный парень вытащил меня. Меня вдавило лицом в грязь, он вытащил меня, а потом случилось нечто ужасное. Взрыв. Бензин. И я пообещал ему приглядеть за его ребенком.
- К счастью, - хмыкнула миссис Форестер, - в деньгах у нее недостатка не было. Школа в Швейцарии и все прочее. О результате я умолчу.
- Ее бедная мать умерла при родах.
- А сейчас, - миссис Форестер вдруг резким щелчком закрыла зонт, - она подалась в актрисы.
- Она ужасно красивая девочка, правда?
- Очаровательная, с чувством подхватила Трой и отправилась завтракать.
Утром Хилари был занят, и Трой поработала над портретом одна. До службы ей удалось немало успеть.
Выглянув в окно библиотеки на большой двор, художница испытала сильнейшее изумление. Найджел закончил работу. На деревянной клети лежал толстый слой подмерзшего снега, из которого выступали четкие и внушительные формы предка Хилари Билл-Тасмана. Фигура поблескивала на солнце, руки, похожие на две большие камбалы, были сложены на груди.
В пол-одиннадцатого заливисто и несколько лихорадочно зазвонил монастырский колокол, словно звонарь был немного не в себе. Трой спустилась, пересекла холл и, следуя инструкциям, свернула в коридор направо, куда выходили двери библиотеки, комнаты для завтраков, будуара, кабинета Хилари и, как теперь выяснилось, часовни.
Часовня выглядела великолепно. Она была полна сокровищ, но, разумеется, в меру. Дароносица, подсвечники, исповедальня времен раннего Возрождения и прочие атрибуты были подобраны с безупречным вкусом и, несомненно, стоили немалых денег.
Трой вдруг почувствовала непреодолимое желание обмотать одного из благостных гипсовых святых простенькими бумажными гирляндочками.
Катберт, Мервин, Найджел, Винсент, Котеночек и поваренок уже заняли свои места. Рядом кучками сидели незнакомые Трой люди, видимо рабочие, трудившиеся в угодьях Холбердса, с женами и детьми. Хилари и Крессида находились в первом ряду. Вскоре подтянулись остальные обитатели дома, и служба с соблюдением всех правил ортодоксального англиканского обряда началась. Тюремный капеллан прочел короткую, в духе времени, проповедь. Полковник Форестер, к приятному удивлению Трой, сыграл на органе подходящие случаю небольшие мелодичные гимны. Хилари читал Евангелие, а мистер Смит с неожиданной торжественностью и четкостью произношения огласил послания апостолов.
Репетицию праздничной церемонии назначили на три часа дня.
Все было расписано до мелочей. Гостей встретят и проводят в библиотеку, по такому случаю портрет и рабочие принадлежности Трой перенесли в кабинет Хилари. Винсент с зонтом и очаровательными маленькими барочными санками, груженными рождественскими подарками, заступит на пост под окнами гостиной. Ровно в восемь часов магнитофонная запись колокольчиков возвестит о начале церемонии. Дети парами прошествуют из библиотеки через холл в гостиную, где будут гореть только свечки на сверкающей золотой елке. Взрослые последуют за детьми.