- Возможно, потому, что ты не знал, куда можно поехать еще, - ответила Матильда. Бросив взгляд на нелепо испуганное лицо Джозефа, она добавила: - Но как бы то ни было, если ты здесь, то веди себя прилично! Валерия, ты хочешь подняться в свою комнату или сначала выпьешь чаю?
Больше всего в жизни мисс Дин боялась того, что волосы могут растрепаться, а краска на лице размажется, поэтому она предпочла пройти в свою комнату. Тут Джозеф вспомнил про жену, но к тому времени, когда он наконец отыскал ее в гостиной, Матильда уже провела Валерию наверх.
Мод, выслушав мягкие упреки Джозефа в том, что она не вышла встретить гостей, сказала, что не слышала, как они приехали.
- У меня очень интересная книга, - объяснила она. - Я взяла ее сегодня в библиотеке. Не так давно я видела ее у тебя или у Ната. Ты еще думал, что мне она не понравится, это о несчастной австрийской императрице. Вообрази себе, Джозеф! Она была наездницей в цирке!
Джозеф, судя по всему, ясно представлял себе, что будет вынуждена терпеть вся компания, если его жена все это время просидит, уткнувшись в эту или любую другую книгу. Поэтому он тактично предложил ей отложить чтение романа до окончания Рождества и напомнил, что она хозяйка дома и должна была провести Валерию в ее комнату.
- Но, дорогой, - ответила Мод, - не я же приглашала Валерию сюда. Не понимаю, почему мне нельзя читать книгу в Рождество, как и в любое другое время года. "Она могла сидеть на своих волосах". Подумать только!
Потеряв надежду отвлечь Мод от подробностей жизни императрицы, Джозеф любовно похлопал ее по плечу и заторопился назад - раздражать слуг, умоляя их поскорее подавать чай, и мчаться наверх, чтобы постучать в дверь Валерии и спросить, не нужно ли ей чего.
Чай подали в гостиную… Мод отложила "Жизнь императрицы Австрии Елизаветы" и разлила его. Она сидела на диване, бесформенная масса, за грудой чеканного серебра. Когда кто-нибудь из гостей входил, она протягивала ему маленькую пухлую руку и приветствовала его одинаковыми словами и одной и той же механической улыбкой.
Матильда села рядом с ней на диван и рассмеялась, увидев название книги, которую читала Мод.
- В прошлый раз это были "Воспоминания ожидающей дамы", - поддразнила она.
Мод была слишком занята собой, и насмешка не задела ее.
- Я люблю такие книги, - просто ответила она.
Когда вошли Натаниель с Эдгаром Мотисфонтом, Стивен вытащил себя из глубокого кресла и нелюбезно проворчал:
- Садитесь, дядя.
Натаниель благосклонно принял этот жест и счел его попыткой к примирению, чем он, возможно, и был.
- Не беспокойся, мой мальчик. Как ты устроился?
- Нормально, - ответил Стивен. И добавил, делая еще одно усилие быть вежливым: - Вы хорошо выглядите.
- Если бы не проклятое люмбаго, - сказал Натаниель, не слишком довольный тем, что Стивен забыл про его люмбаго. - А вчера у меня был приступ радикулита.
- Да, не повезло, - откликнулся Стивен.
- Куда денешься от болезней! - сказал Мотисфонт, качая головой. - Ах, возраст, возраст!
- Глупости, - вмешался Джозеф. - Посмотрите на меня! Если бы вы, двое старых вояк, послушались меня и каждое утро делали зарядку перед завтраком, вы бы чувствовали себя на двадцать лет моложе! Колени согнуты, коснуться пола, глубоко дышим перед открытым окном!
- Не валяй дурака, Джо! - рявкнул Натаниель. - Коснуться пола! Иногда по утрам я не разогнусь, если наклонюсь хотя бы на дюйм!
Мисс Дин внесла в разговор свою лепту.
- Мне кажется, зарядка - это ужасно скучно.
- Не хватает, чтобы так думали уже в вашем возрасте, - сказал Натаниель.
- Некоторым людям очень полезно слабительное перед завтраком, - заметила Мод, передавая Стивену чашку с чаем.
Натаниель, бросив злобный взгляд на свояченицу, начал разговор с Мотисфонтом. Матильда захлебнулась смехом.
- Во всяком случае, это замечание полностью исчерпывает тему!
Непонимающие, лишенные и намека на усмешку глаза Мод встретились с ее глазами.
- Я считаю, что слабительное очень полезно, - объяснила она.
Валерия Дин, очаровательная, в джерсовом костюме под цвет ее голубых глаз, окинула оценивающим взглядом пиджак и юбку Матильды и, придя к выводу, что они ей не идут, почувствовала к ней дружеское расположение. Она подвинула стул поближе к дивану и завязала с ней разговор. Стивен, который, казалось, искренне пытался вести себя хорошо, включился в разговор Натаниеля с Мотисфонтом, а Джозеф, обрадованный тем, что вечер, похоже, удался, улыбался всем сразу. Его радость была такой безмятежной, что в глазах Матильды снова замерцал озорной огонек, и она предложила помочь ему повесить гирлянды после чая.
- Как хорошо, что ты приехала, Тильда, - сказал ей Джозеф, когда она осторожно взобралась на шаткую стремянку. - Так хочется, чтобы праздник удался!
- Джо, вы всему миру дядя, - откликнулась Матильда. - Бога ради, держите эту лестницу! Мне кажется, она ненадежна. Зачем вам понадобилось это воссоединение?
- Когда я расскажу, ты будешь смеяться, - сказал он, качая головой. - Если ты закрепишь свой конец над этой картиной, думаю, гирлянда как раз достанет до люстры. А следующую можно протянуть в тот угол.
- Как скажете, Санта-Клаус. И все-таки, зачем все это?
- Дорогая, разве это не пора добрых желаний, и разве все не идет так, как было задумано?
- Зависит от того, что вы задумали, - ответила Матильда, вдавливая кнопку в стену. - Если хотите знать мое мнение, кто-нибудь кого-нибудь обязательно зарежет еще до того, как мы все разъедемся отсюда. Нат не настолько терпелив, чтобы выдержать присутствие маленькой Вал.
- Глупости, Тильда! - строго сказал Джозеф. - Вздор и глупости! В этом ребенке нет ничего плохого, она такая хорошенькая, что хочется ее съесть!
Матильда спустилась по ступенькам.
- Не думаю, что Нат предпочитает блондинок, - сказала она.
- Ничего! В конце концов неважно, что он думает по поводу бедной маленькой Вал. Главное, чтобы он не ссорился со стариной Стивеном.
- Если надо привязать этот конец к люстре, подвиньте стремянку, Джо. Почему бы ему не ссориться со Стивеном, если ему этого хочется?
- Потому что он его любит, потому что ссоры в семье - это очень плохо. Кроме того… - Джозеф остановился и начал двигать лестницу.
- Кроме того, что?
- Просто, Тильда, Стивен, глупец такой, не может себе позволить ссориться с Натом!
- Очень интересно! - сказала Матильда. - Не хотите ли вы сказать, что Нат наконец решился написать завещание? Стивен его наследник?
- Ты хочешь знать слишком много, - ответил Джозеф, награждая ее шутливым шлепком.
- Конечно, хочу! Вы что-то скрываете.
- Нет-нет, поверь мне! Просто я думаю, что Стивен сделает глупость, если останется с Натом в плохих отношениях. Повесить эту большую гирлянду под люстрой или, как ты считаешь, лучше просто букет омелы?
- Если действительно хотите знать мое мнение, Джо, и то и другое одинаково паршиво.
- Скверная девчонка! Такие выражения! - сказал Джозеф. - Вы, молодежь, не цените Рождество так, как ценило его мое поколение. Неужели для тебя оно ничего не значит?
- Будет значить после того, как мы его переживем, - ответила Матильда, снова взбираясь на лестницу.
Глава 2
Паула Хериард приехала в усадьбу только после семи, когда все уже переодевались к ужину. Суета внизу на этот раз большая, чем обычно, возвестила о ее появлении даже тем, кто занимал отдаленные спальни. Приезды Паулы всегда требовали к себе особого внимания. Не то чтобы она делала это намеренно, скорее, ее личность выплескивалась через край, ее движения были такими же стремительными, как и смена выражений на ее живом лице. Она, как несколько ядовито заметила Матильда, была рождена с печатью великой трагической актрисы.
Паула была на несколько лет младше Стивена и почти не похожа на него. Она была красива в том стиле, который вошел в моду благодаря Берн Джонс - жесткие, густые волосы, короткая полная верхняя губа, темные широко расставленные глаза и всегда чуть нахмуренные брови. В ее беспокойных движениях, во внезапном блеске изменчивых глаз, в трагическом изломе рта ощущалась крайняя напряженность. У нее был прекрасный голос, напоминавший струнный инструмент. Глубокий, гибкий, он был идеален для шекспировских ролей. Он разительно отличался от пустых металлических звуков, которые издавали ее современники, глотавшие гласные и старательно придерживавшиеся общих интонаций. Паула умело его использовала - здесь сомневаться не приходится, думала Матильда, вслушиваясь в доносившиеся из холла звуки.
Она услышала свое имя.
- В голубой комнате? О! Я поднимаюсь!
Матильда откинулась на стуле, ожидая прихода Паулы. Спустя одну-две минуты раздался резкий стук в дверь, и прежде чем она успела произнести: "Войдите!", - появилась Паула, а вместе с ней это неудобное ощущение крайнего напряжения едва сдерживаемой энергии.
- Матильда! Дорогая!
- Не забудь, я накрашена! - воскликнула Матильда, увертываясь от ее объятий.
Паула издала глубокий горловой смешок.
- Вот идиотка! Я так рада видеть тебя! Кто приехал? Стивен? Валерия? О, эта девица? Дорогая моя, если бы ты знала, что я к ней испытываю! - Паула выпрямилась, набрала воздуха, ее глаза на мгновение засверкали, потом она взмахнула густыми ресницами, рассмеялась и сказала: - Ну, неважно! Ох уж эти братья!.. Я привезла с собой Виллогби.
- Кто такой Виллогби? - спросила Матильда.
Опять эта пугающая вспышка.
- Придет день, когда никто не будет задавать подобных вопросов!
- Пока этот день еще впереди, - сказала Матильда, занятая своими бровями, - кто такой Виллогби?
- Виллогби Ройдон. Он написал пьесу…
Удивительно, как был выразителен этот трепещущий голос, эти взлетающие руки!
- О! Неизвестный драматург? - откликнулась Матильда.
- Пока что! Но эта его пьеса!.. Все продюсеры такие дураки! Нам необходима финансовая поддержка. Дядя Нат в духе? Стивен не расстроил его? Расскажи мне, Матильда, и побыстрее!
Матильда отложила карандаш для бровей.
- Паула, ты привезла своего драматурга сюда в надежде завоевать сердце Ната? Бедная девочка!
- Он должен сделать это для меня! - воскликнула Паула, нетерпеливо отбрасывая волосы со лба. - Речь идет об искусстве, Матильда! О! Когда ты ее прочитаешь!..
- Искусство плюс роль для Паулы? - пробормотала Матильда. Но уязвить Паулу было не так-то просто.
- Да. Роль. И какая роль! Она просто написана для меня. Он говорит, это я вдохновила его.
- Воскресный просмотр, аудитория сплошь из интеллектуалов. Уж я-то знаю!
- Дядя должен меня выслушать! Я должна сыграть эту роль! Должна, ты слышишь меня, Матильда?
- Да, милая, ты должна сыграть ее. Однако ужин через двадцать минут.
- Мне хватит и десяти, чтобы переодеться! - нетерпеливо сказала Паула.
"Это правда", - подумала Матильда. Паула никогда не уделяла большого внимания одежде. Она не была ни нелепой, ни очаровательной; она как бы выступала из платья, никто никогда не замечал, что на ней надето. Одежда просто не имела значения, она только прикрывала худое тело Паулы, и над ней царила сама Паула.
- Я просто ненавижу тебя, Паула. Боже, как я ненавижу тебя! - сказала Матильда, сознавая, что ее помнили только благодаря изощренным туалетам, которые она носила. - Убирайся! Мне не так везет, как тебе.
Взгляд Паулы остановился на ее лице.
- Дорогая, твои платья - само совершенство!
- Знаю. Куда ты дела своего драматурга?
- Не имею ни малейшего представления. К чему эта нелепая суета! Как будто в доме нет места… Старри сказал - он проследит.
- Ну, если только твой драматург не носит свободные блузоны и волосы до плеч, то…
- Какое это имеет значение?
- Это будет иметь большое значение для дяди Ната, - пророчески заметила Матильда.
Так оно и вышло. Натаниель, без предупреждения представленный Виллогби Ройдону, посмотрел на него, потом на Паулу и не смог заставить себя пробормотать даже обычные слова приветствия. Залатывать брешь пришлось Джозефу. Он, чувствуя гнев Натаниеля, заполнил паузу собственной бьющей через край доброжелательностью.
Положение спас Старри, объявивший обед. Они прошли в столовую. Виллогби Ройдон сел между Матильдой и Мод. Он посмотрел на Мод с презрением, но Матильда ему понравилась, и он принялся рассказывать ей о тенденциях развития современной драмы. Она послушно сносила это, сознавая, что ее долг - вызвать огонь на себя.
Виллогби Ройдон был болезненного вида молодой человек с неопределенными чертами лица и слишком напористой манерой поведения. Рассеянно слушая его слова, Матильда представляла его в равнодушной среде мелких лавочников. Она была убеждена, что у него небогатые родители, которые смотрят на умного сына со страхом или с насмешкой, не понимая его таланта. Он был беспокоен и агрессивен просто потому, что не был уверен в себе. Матильда сочувствовала ему и постаралась придать лицу выражение заинтересованности.
Паула, сидевшая рядом с Натаниелем, забыв об обеде и раздражая его взмахами тонких, нервных рук, увлеченно рассказывала о пьесе Ройдона. Она требовала внимания, а Натаниель не хотел слушать, ему было неинтересно. Валерия, которая сидела справа от него, откровенно скучала. Сначала она пыталась изобразить повышенный интерес к словам Паулы.
- Дорогая моя, как восхитительно! Расскажи мне о твоей роли! Как мне хочется увидеть тебя в ней!
Но Паулу это не тронуло, она отмахнулась от нее с безразличным высокомерием, неожиданно став похожей на Стивена. Валерия вздохнула, поправила аккуратные локоны. Она презирала Паулу за небрежно зачесанные назад волосы и платье, которое совсем не шло ей.
Для Валерии вечер был неудачным. Она хотела приехать в Лексхэм. По существу, именно она, зная, что Натаниель не любит ее, настояла, чтобы Стивен взял ее с собой. Она не сомневалась в своей способности покорить его, но даже платье от Шанеля не вызвало в глазах Натаниеля того восхищения, которое она привыкла встречать у мужчин. Джозеф, оценив ее вид, подмигнул ей. Приятно, но что толку, ведь у Джозефа нет денег.
Ее заинтересовало прибытие еще одного мужчины, но тот, казалось, был поглощен разговором с Матильдой. Валерия недоумевала: что мужчины находили в Матильде, и обиженно посмотрела на нее через стол. В этот момент Ройдон поднял глаза, их взгляды встретились. Казалось, он в первый раз увидел ее и был потрясен. Он остановился на половине фразы, покраснел и поспешил возобновить разговор. Валерия повеселела. Драматурги! С ними не угадаешь: в одну ночь они становятся знаменитыми, получают уйму денег, начинают появляться с известными людьми.
Джозеф, которого Натаниель заподозрил в попустительстве приезду Виллогби, сказал, что он снова почувствовал запах древесных опилок. Такой оборот заставил Ройдона предположить, что Джозеф выступал в цирке, но тот решительно развеял эту иллюзию.
- Помню, однажды в Дурбане, когда я играл Гамлета… - начал он.
- Что вы, Джозеф! Вы никогда в жизни не играли Гамлета! - вмешалась Матильда. - Это не ваш типаж.
- А, во времена молодости! - сказал Джозеф.
Но Ройдона не интересовал Гамлет Джозефа. Он отмел Шекспира, своим творчеством он обязан Стриндбергу. Комедии Пинеро, в которых играл Джозеф, он отверг уничтожающим: "Это старье!".
Джозеф огорчился. Он хотел рассказать прелестный небольшой анекдот того времени, когда он играл Бенедикта в Сиднее, но, кажется, Ройдон его не оценит. "Тщеславный молодой человек", - подумал Джозеф, без удовольствия поглощая острую закуску.
Когда Мод поднялась со своего места, Пауле пришлось прервать свой рассказ о пьесе Ройдона. Она сверкнула глазами, но вышла из комнаты вслед за всеми женщинами.
Мод провела всех в гостиную. Это была большая, плохо отапливаемая комната. Ее освещали лишь два торшера у камина, и углы комнаты оставались в тени. Паула вздрогнула и включила верхний свет.
- Ненавижу этот дом, - сказала она. - И он нас ненавидит. Это просто витает в воздухе.
- Что ты имеешь в виду? - спросила Валерия, окидывая окружающую обстановку взглядом, в котором испуг смешивался с недоверием.
- Не знаю. Может быть, когда-то здесь что-то случилось. Неужели ты не чувствуешь зловещей атмосферы? Нет, думаю, ты не способна на это.
- Ты же не хочешь сказать, что здесь есть привидения? - спросила Валерия, слегка повысив голос. - Если так, я ни за что не останусь здесь ночевать.
- Нет, ты не поняла меня, - ответила Паула. - Но здесь что-то не так, я всегда это чувствую. Сигарету, Матильда?
Матильда взяла сигарету.
- Спасибо, любовь моя. Можно расположиться у камина, птенчики, и рассказывать истории о привидениях.
- Нет! - вздрогнула Валерия.
- Не поддавайся воображению Паулы, - посоветовала Матильда. - Она напророчит! В этом доме нет ничего плохого.
- Жаль, что здесь нет обогревателей, - сказала Мод, пристроившаяся у камина.
- Не в этом дело, - резко сказала Паула.
- Думаю, что люмбаго у Ната именно из-за этого, - продолжала Мод. - Сквозняки…
Валерия принялась пудрить нос перед зеркалом над камином. Паула, которая, казалось, не могла успокоиться, бродила по комнате и курила, стряхивая пепел на ковер.
- Перестань метаться, Паула. Если бы ты не приставала к Нату с пьесой своего приятеля, все могло бы пройти удачно, - сказала Матильда, усаживаясь напротив Мод.
- Меня это не волнует. Для меня вопрос жизни и смерти, чтобы пьеса Виллогби была поставлена.
- Мечта любви? - Матильда насмешливо подняла брови.
- Матильда! Как ты не можешь понять, что любовь здесь ни при чем? Речь идет об искусстве!
- Прости, пожалуйста, - извинилась Матильда.
Мод, которая снова раскрыла свою книгу, сказала:
- Вообразите только! Императрице было всего шестнадцать лет, когда Франц-Иосиф влюбился в нее! У них был настоящий роман.
- Какой императрице? - спросила Паула, останавливаясь посередине комнаты и уставившись на" нее.
- Императрице Австрии, дорогая. Не представляю себе Франца-Иосифа молодым. Но здесь говорится, что он был очень красив и она влюбилась в него с первого взгляда. Он, конечно, должен был жениться на ее старшей сестре, но Елизавету он увидел первой, у нее были длинные волосы до колен. Это-то все и решило.
- Какое отношение все это имеет к пьесе Виллогби? - озадаченно спросила Паула.
- Никакого, дорогая моя. Просто я читаю очень интересную книгу.
- Ну, меня это не интересует, - сказала Паула и снова принялась мерить шагами комнату.
- Не обращайте внимания, Мод, - сказала Матильда. - У Паулы мозг работает только в одном направлении и нет никаких представлений о правилах поведения. Расскажите мне про вашу императрицу!
- Бедняжка! - откликнулась Мод. - И все из-за свекрови. Наверное, очень неприятная женщина. Здесь ее называют великой герцогиней, но я никак не могу понять, почему она только великая герцогиня, если ее сын - император. Она хотела, чтобы он женился на Елене.
- Еще немного, и я соглашусь прочитать эту занимательную историю, - сказала Матильда. - А кто такая Елена?