- Да, конечно, - прервал его Себастьян Перрон, - вы правы, Доминик… В суде на столах непременно должны громоздиться дела. Отправление правосудия - дело долгое, потому как громоздкое, но так уж повелось: наше ремесло не терпит торопливости, главное - вынести справедливый приговор.
На сей раз Доминик остался доволен тирадой председателя.
- Золотые слова, - подытожил он.
Потом осведомился:
- Желает ли господин председатель, чтобы я помог ему облачиться в мантию?
- С какой стати, - удивился Себастьян Перрон, - я ведь сегодня не заседаю и пришел, чтобы поработать в своем кабинете.
- И впрямь, - спохватился судебный исполнитель, - совсем я потерял голову; покорно прошу извинить меня, господин председатель.
Он тотчас испарился, отправился по своим многочисленным обязанностям, границы которых никто не взялся бы определить.
Как только он вышел, лицо Себастьяна Перрона, на миг озарившееся веселой улыбкой, вновь приняло тревожное выражение, не покидавшее его уже дней десять…
С некоторых пор Себастьян Перрон полностью переменился. Первыми спохватились коллеги, которые сначала шептались об этом потихоньку, потом заговорили в открытую.
Что случилось с председателем палаты? Какое-то недомогание, болезнь?.. А, может, у него не все ладилось дома - отсюда и этот вечно озабоченный вид, это всегда обеспокоенное, измученное лицо?
В действительности же Себастьян Перрон утратил былую свою веселость с того самого дня, когда, казалось бы, к взаимной радости он вновь обрел Мариуса, который в глазах всех слыл другом его детства и которого сам он, без тени сомнения, почитал таковым.
Оставшись один, Себастьян Перрон рассеянно смотрел на скопившуюся груду дел, даже не думая приступать к работе.
Он расхаживал взад и вперед по огромной, строго и без вычурности декорированной зале, служившей ему личным кабинетом; едва ли не в двадцатый раз за утро он повторял одно и то же:
- Все это очень необычно, в высшей степени странно и внушает тревогу… Как Мариус, нарушив свое обещание, до сих пор не подает вестей?
Председатель палаты хмурил брови, кривил рот, до боли кусая губы.
- Между тем, - продолжал он, пытаясь уцепиться за краешек надежды, - если бы новости были плохими, он давным-давно известил бы меня. Тогда что же?.. Нет новостей - добрая новость? И все-таки не мешало бы получить конкретные сведения.
Каких новостей ожидал Себастьян Перрон? Что за миссию доверил он человеку, которого считал старинным своим приятелем Мариусом и который на самом деле был таинственным санитаром Клодом, нанятым в лечебницу профессором Полем Дро под настойчивым нажимом финансиста Миньяса?
Внезапно Себастьян Перрон был вынужден прервать свои размышления.
Постучав в дверь и так и не дождавшись разрешения войти, в кабинете появился судебный исполнитель Доминик.
Он принес печатный бланк, на котором стояла красная чернильная печать первого председателя гражданского суда, непосредственного начальника Себастьяна Перрона.
- Неприятная новость, господин председатель, - доложил Доминик.
Вид у него был такой расстроенный, что Себастьян Перрон заволновался.
- Вы пугаете меня, Доминик, что случилось?
Доминик протянул ему документ за подписью первого председателя.
- Вот в чем дело, - пустился он в объяснения, - вы ведь знаете, что бракоразводными делами в четвертом отделе вашей палаты обычно ведает судебный уполномоченный Бурниш. Так вот, нам только что сообщили, что Бурниш попал в автомобильную катастрофу и то ли вывихнул, то ли сломал ногу, короче, его препроводили домой и работать он не может.
- Бедняга Бурниш, - воскликнул Себастьян Перрон, - мне искренне жаль его.
Тоном еще более серьезным Доминик продолжил:
- Само собой, ситуацию Бурниша не назовешь веселой… но ваша, господин председатель, тоже не из приятных…
- Господи! О чем вы? - спросил Себастьян Перрон.
- Разве господин председатель не прочел бумагу, что я принес? - осведомился Доминик.
- Нет еще, - ответил Себастьян Перрон и машинально стал ее просматривать.
Желая избавить председателя палаты от малоприятного чтения, судебный исполнитель в двух словах пояснил:
- Дело в следующем: полагая, что в настоящий момент все очень загружены, господин первый председатель поручает господину председателю палаты Перрону заняться сегодня бракоразводными делами.
Себастьян Перрон хлопнул кулаком по столу:
- Ну нет, уж это слишком! Неужто меня считают здесь за ломовую лошадь? Полагают, что я могу заменять всех подряд, выполнять самые невероятные поручения? Выходит, недостаточно, что трижды в неделю я веду судебные заседания, каждый день по четыре часа работаю здесь в кабинете, так теперь еще вздумали, что я, председатель палаты, заменял простого судью…
Тут, взглянув на возмущенную физиономию своего собеседника, Себастьян Перрон чуть не поперхнулся.
Сложив на груди руки, искренне преданный традициям Доминик ошалело взирал на Себастьяна Перрона.
- Как можно, - вымолвил он с той наивной непосредственностью, за которую ему многое сходило с рук, - неужто я не ослышался, господин председатель?.. Неужто служитель правосудия угрожает неподчинением своему начальнику?.. Не верю, быть того не может!.. Сдается мне, господин председатель попросту шутит.
Доминик обладал даром мгновенно успокаивать Себастьяна Перрона.
Ко всему прочему, тот ведь и сам знал, что судебный исполнитель говорит сущую правду.
Разве имел он право роптать и плакаться? Разве пристало ему, председателю судебной палаты, подавать пример неповиновения?
Себастьян Перрон взял себя в руки.
- Я и впрямь пошутил, - слукавил он. - В котором часу начинается прием?
Доминик вновь выглядел спокойным и благодушным.
- Его следовало начать четверть часа назад, господин председатель.
- Прекрасно, - сказал Себастьян Перрон и машинально скинул сюртук. - Доминик, подайте мне мантию и шапочку.
* * *
Примирение, а точнее сказать - попытка примирения, входит в обязанности судьи и составляет первый этап бракоразводного процесса; эта процедура повторяется так часто, что давно стала пустой формальностью и только иногда, волей обстоятельств, приобретает характер поистине трагический.
По закону, сам председатель суда или, по крайней мере, председатель одной из палат обязан лично побеседовать с поссорившимися супругами и убедить их не идти на развод.
Только после того, как оба супруга в присутствии судьи засвидетельствуют твердое намерение расстаться, дело запускают в производство.
Обязанность, теоретически возложенная на председателя суда, на практике чаще всего отправляется специальным судебным уполномоченным.
Именно так обстояло дело в ходе настоящей сессии, а судебным уполномоченным как раз и был судья Бурниш.
Случившееся с Бурнишем несчастье вынудило председателя суда назначить ему замену, и он, в согласии с законом, призвал Себастьяна Перрона к прямым его обязанностям, которые тот не исполнял лишь потому, что на это отступление от правил смотрели сквозь пальцы.
Путаясь в слишком длинной мантии и придерживая левой рукой волочившийся сзади подол, Себастьян Перрон заторопился в зал, где вместо судьи Бурниша ему предстояло мирить рассорившихся супругов.
Помещение для примирения супругов совсем не походило на зал судебных заседаний - величавый, торжественный; эту небольшую, затянутую темно-зеленой материей комнату вообще вряд ли можно было назвать залом - в ней едва умещались письменный стол для судьи и пара кресел для супружеской пары.
Кроме супругов, пришедших на аудиенцию, и судьи или председателя суда, в зале обычно никого не было; не опасаясь, что их услышат нескромные, а зачастую и недоброжелательные свидетели, супруги либо упорствовали во взаимной ненависти и желании расстаться, либо смягчались, отказывались от своего намерения, клялись забыть оскорбления и жить отныне в добром согласии и взаимной любви.
С десяток вызванных в тот день супружеских пар ожидали в темном коридоре, разбившись на две группы.
По одну сторону сидели женщины; были среди них надменные гордячки, другие кипели от ярости, а некоторые тайком смахивали слезу.
Напротив сидели мужчины; как правило, их бывало немного, ибо в подобной ситуации мужчина всегда трусит и чаще всего в суд не является.
Те из них, что приходят, держатся тише воды, ниже травы; не знают, как сесть, как встать, предпочитают смотреть в пол, не решаясь взглянуть ни на соседа, ни на сидящих напротив женщин, не говоря уж о законной супруге, с которой задумали развестись или проживать раздельно.
Себастьян Перрон понятия не имел, что за дела ему придется рассматривать.
Впрочем, его это мало заботило; он был уверен, что явившимся для примирения супругам хватит и двух-трех минут, чтобы изложить все свои взаимные претензии. За годы службы Себастьяну Перрону не раз доводилось мирить решивших развестись супругов, и всегда он выполнял эту миссию с честью.
У него были готовые формулировки, которые он в нужный момент умело использовал, за редким исключением, весьма к месту.
Пока супруги препирались между собой, он слушал вполуха. Но едва поток жалоб иссякал, он обращался к ним с назиданием:
- Подумайте о ваших детях!
В девяти случаях из десяти этот аргумент срабатывал, ибо в девяти случаях из десяти у супругов было потомство; один только раз Себастьян Перрон навлек на себя гнев истца:
- Каким образом, господин председатель, могу я думать о детях: ведь я возбуждаю дело против жены, покинувшей супружеский кров в первый же вечер после свадьбы.
В иных случаях Себастьян Перрон, который не был обделен проницательностью и в несколько секунд безошибочно определял, кто есть кто, увещевал желающих развестись по-другому:
- Вы, безусловно, вправе требовать развода, но ведь процесс будет стоить немалых денег… Поскольку ни один из вас не собирается вступать в новый брак, советую вам согласиться на раздельное проживание. Если у вас завелись лишние деньги, успеете еще решить, как лучше ими распорядиться. Отдать их жрецам правосудия всегда успеете.
Зачастую Себастьян Перрон с удовлетворением наблюдал, как муж и жена, только что осыпавшие друг друга проклятиями, прекращали вражду и, оберегая кубышку, приходили к согласию.
Иногда, чтобы получить желаемый эффект, Себастьян Перрон намеренно сгущал краски и всячески поддерживал кандидатов на развод в их обоюдном решении.
- Да, - заявлял он, - нечасто встретишь такое дело. Ну и шуму будет вокруг него! Вы оба выдвигаете такие скандальные обвинения, что об этом заговорит весь город; я восхищен, что у вас достало мужества придти сюда, в прачечную правосудия, и здесь, при всех, отстирывать свое грязное белье.
Чаще всего трюк удавался, боязнь скандала способствовала примирению супругов, и они спешили простить друг другу взаимные обиды.
В тот день Себастьян Перрон намеревался покончить с примирениями как можно скорее.
Рассмотреть надлежало с полдюжины дел. Себастьян Перрон рассчитывал, что за час он вполне управится.
На столе аккуратной стопкой лежали папки с делами; Себастьян Перрон прочел фамилии, стоявшие в списке первыми:
- Луи Ланкре против Эрнестины Ланкре. Приглашайте, - обратился он к дежурному судебному исполнителю.
Минут через десять примиренные супруги удалились.
- Недурное начало, - воодушвился Себастьян Перрон. - Давайте следующего…
На этот раз судье не удалось отговорить мужа от развода.
- Я бы и сам не прочь, - отвечал тот, - но вот уж три года, как она исчезла и не подает о себе вестей. От людей я слышал, будто теперь она в Америке, живет там на содержании.
Себастьян Перрон выписал ему направление в суд и распорядился:
- Давайте следующее дело.
Дойдя до восьмой папки, Себастьян Перрон, который до этого лишь для видимости просматривал фамилии истцов, неожиданно вздрогнул.
- Не может быть! - прошептал он. - Это совпадение… такая же фамилия… не могу поверить…
Судья поправил пенсне и попытался разобрать помещенные под фамилией примечания, написанные мелко, неразборчиво, да вдобавок еще перечеркнутые.
Он впадал все в большее недоумение.
- Сомнений нет, это тот самый хирург, а значит, его жена - та самая…
В этот момент судебный исполнитель широко распахнул дверь. Он отошел в сторону, пропуская господина и даму, и объявил:
- Госпожа Амели Дро, господин профессор, хирург Поль Дро.
Себастьян Перрон сразу побледнел; Амели Дро, с трудом сдержав крик удивления, застыла в дверях.
Почему так странно вели себя судья и истица? Впрочем, хирург Поль Дро ничего не заметил!
Глава одиннадцатая
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА
С минуту все трое молчали.
Председатель палаты подошел к письменному столу и принялся нервно листать бумаги, подшитые к делу супругов Дро; он был так взволнован, что не мог прочитать ни строчки.
Амели Дро не хуже судьи умела таить свои чувства и, чтобы скрыть обуревавшее ее смятение, она опустила на лицо плотную вуалетку и неподвижно застыла, молча ожидая начала тягостной процедуры.
Судья пригласил супругов садиться, и молодая дама присела в кресло; ее муж упорно продолжал стоять, лицо его, попавшее в поток падавшего из окна света, было ярко освещено.
Когда Амели и Поль Дро очутились в кабинете судьи, глаза их невольно встретились и они, не произнося ни слова, церемонно раскланялись.
Наступило мучительное ожидание; слышен был лишь шелест бумаги - это судья, торопясь и нервничая, выписывал из дела какие-то сведения: по-видимому, эти сведения были ему необходимы, но писал он так неразборчиво, что и сам вряд ли смог бы прочесть написанное.
Когда Амели Дро вошла в его кабинет, Себастьян Перрон густо покраснел, потом побледнел. Не сразу, но ему все-таки удалось справиться с волнением - на щеках заиграли краски, губы стали пунцовыми, и только блеск в глазах выдавал пережитое им смятение, что, впрочем, ничуть не портило миловидности его умного лица; что и говорить, Себастьян Перрон был на редкость хорош собой, и на счету у него числилось немало любовных приключений.
Овладев собой, судья начал процедуру примирения. Он оторвался от бумаг, строго взглянул на хирурга и задал первый вопрос:
- Вы - господин Поль Дро, доктор медицины и хирург, не так ли?
- Да, господин председатель, - спокойно ответил врач.
- Ваш возраст? - продолжал Себастьян Перрон.
- Сорок семь лет.
- Место жительства?
- Я проживаю в доме по авеню Мадрид, в Нейи, рядом с лечебницей, директором которой являюсь.
- Знаю, знаю, - запинаясь, забормотал судья, - лечебница известная, известен и возглавляющий ее хирург.
Себастьян Перрон явно готов был сделать над собой усилие и сказать хирургу какую-нибудь любезность; услышав последние его слова, Поль Дро невесело усмехнулся.
- Благодарю вас, сударь, - прозвучало в ответ, - по счастью, моя лечебница пользуется неплохой репутацией и, думаю, я вправе рассчитывать на признательность моих коллег и моих клиентов.
Теперь Себастьян Перрон повернулся к госпоже Дро.
Чтобы не встречаться с ней взглядом, он сделал вид, будто вчитывается в документы, и чуть слышно спросил:
- Я имею честь говорить с госпожой Дро?
- Да, господин председатель.
- Вы проживаете - во всяком случае, проживали до сего дня - вместе с вашим мужем, господином Полем Дро?
- Да, мы действительно проживаем в одной квартире, - не без горечи уточнила Амели Дро.
Судья продолжил:
- Ваша девичья фамилия - мадемуазель Амели…, - тут он замолчал, точно не решаясь назвать имя.
Молодая дама сама закончила фразу:
- Я - урожденная Амели Тавернье, родители мои проживали в Либурне.
Себастьян Перрон вздрогнул. Собрав волю в кулак, он сдержал судорожное движение плеч и задал следующий вопрос:
- Сколько вам лет, сударыня?
Амели Дро что-то неразборчиво пробормотала, и судья не стал настаивать; склонившись над письменным столом, он поочередно поклонился каждому из сидящих против него супругов, теперь - заклятых врагов, и по-отечески обратился к ним:
- Брачный контракт - дело нешуточное, и заключают его, основательно все обдумав. Посему, я глубоко убежден, что и вы, господин Поль Дро, и вы, госпожа Амели Тавернье, не решились бы вступить в этот союз, не рассмотрев предварительно со всей серьезностью всех возможных его последствий. И если именно так вы мыслили и действовали тогда, таковым должно остаться ваше отношение к браку и сегодня, когда вы обратились к правосудию, дабы расторгнуть узы, принятые вами на себя по доброй воле. Не спорю, развод может обернуться благом, но прибегать к нему следует лишь в крайности, посему в час, когда вы предстали передо мной, я обязан выполнить долг служителя правосудия и попытаться примирить вас друг с другом… Я обращаюсь к вам, сударыня, как к истице, - заключил Себастьян Перрон, оборачиваясь к Амели Дро, - какие обвинения выдвигаете вы против вашего супруга?
Амели Дро выпрямилась в кресле и сухо ответила:
- Долгое время муж пренебрегал мной, теперь он меня обманывает… У него есть любовница, и он этого не отрицает… Полагаю, что согласно кодексу это достаточно тяжкое оскорбление.
Себастьян Перрон поклонился ей.
- Вы хорошо знаете закон, сударыня, - сказал он без всякой иронии, после чего обратился к Полю Дро:
- Признаете ли вы обвинения, предъявленные вашей супругой?.. Верно ли, что у вас есть любовница?
Хирург определенно был в замешательстве, он силился скрыть свое волнение, придать лицу маску непроницаемости.
- И да, и нет, - сказал он очень отчетливо, - верно, что по причинам личного порядка, которые, с вашего позволения, я опущу, госпожа Дро и я обоюдно согласились отказаться от нормальной супружеской жизни. Верно и то, что я питаю искреннее, серьезное и необоримое чувство к другой женщине, и это чувство захватило меня целиком, но эта женщина не является моей любовницей, этого я не признаю.
Заявление профессора чрезвычайно заинтриговало Себастьяна Перрона.
Он попросил уточнений.
- Сударь, - начал судья, - вы с таким воодушевлением говорите о питаемом вами чувстве… Между тем, вы ни словом не обмолвились о природе этого чувства и совсем ничего не сказали о той, к кому оно обращено… Не соблаговолите ли вы уточнить кой-какие детали, госпоже Дро, возможно, и не известные, которые помогли бы мне успешнее содействовать взаимному вашему примирению?
Поль Дро, присевший было в кресло, снова поднялся.
- Сударь, - холодно сказал он, - вы зря тратите время: я не могу ответить на ваш вопрос.
Себастьян Перрон не настаивал.
- Отдаете ли вы себе отчет, - только и заметил он, - сколь осложняете дело таким своим отношением? Сударь, каковы ваши намерения касательно будущего?
- Свои намерения, - отвечал профессор, - я подчиню намерениям госпожи Дро.
- Что вы имеете в виду?