Снова кивок. Кандидат был явно из тех студентов, которым не хватает стипендии, чтобы закончить обучение. Маккуин, сидя в своем обшарпанном кабинете в Бангоре, руководя небольшим собственным дельцем по сносу домов и из активов имея лишь разбитый грузовик да тонну старых кувалд, считал себя состоявшимся человеком и всем сердцем одобрял ольстерскую протестантскую трудовую этику. Он бы никогда не отказал собрату по духу, какого бы цвета у него ни была кожа.
- Хорошо, - сказал он, - найди себе здесь, в Бангоре, комнату. Из Белфаста каждый день приезжать сюда вовремя ты не будешь успевать. Мы работаем с семи утра до темноты. Работа почасовая. Тяжелая, зато хорошо оплачивается. Проболтаешься кому-нибудь из властей - полетишь с работы, как дерьмо с лопаты. Все ясно?
- Да, сэр. Когда мне начинать? И где?
- Грузовик забирает всю бригаду у главного вокзала каждое утро в полседьмого. Будь там в понедельник. В бригаде старший - Большой Билли Камерон. Я предупрежу его о тебе.
- Хорошо, мистер Маккуин. - Кандидат развернулся, собираясь уходить.
- И последнее, - сказал Маккуин, покручивая в пальцах карандаш. - Тебя как зовут?
- Харкишан Рам Лал, - ответил студент.
Маккуин посмотрел на карандаш, потом на список имен на столе и снова на студента.
- Мы будем называть тебя Рам, - сказал он и добавил это имя к списку.
Студент вышел на залитую ярким июльским солнцем улицу приморского североирландского города.
К вечеру воскресенья он уже подыскал себе дешевую комнатку в каком-то старом грязном пансионе на Рейлуэйвью-стрит, где были сосредоточены почти все городские гостиницы. По крайней мере это было недалеко от вокзала, откуда по утрам будет отъезжать рабочий грузовик. Замызганное окно его комнаты выходило прямо на укрепленную насыпь, по которой к вокзалу подъезжали поезда из Белфаста.
Комнату ему удалось найти не сразу. Как только он заходил в очередной дом с выставленной в окне табличкой "Сдаются комнаты", оказывалось, что свободных мест нет. Как выяснилось, в разгар лета в Бангор действительно съезжаются на заработки рабочие чуть ли не со всего графства. К счастью, позже выяснилось и то, что у миссис Макгерк, католички, еще оставались свободные комнаты.
Утро воскресенья он потратил на то, чтобы перевезти на новое место свои вещи из Белфаста - в основном это были учебники по медицине. Днем он лег отдохнуть и стал представлять себе освещенные ярким солнцем холмы родного Пенджаба. Еще год, и он станет дипломированным медиком, потом еще один год интернатуры, и он сможет вернуться на родину, чтобы лечить людей родной крови. Это была его мечта. Он уже подсчитал, что этим летом сможет заработать достаточно денег, чтобы дотянуть до выпускных экзаменов, а там у него появится зарплата.
В понедельник утром он встал по будильнику в без четверти шесть, умылся холодной водой и прибыл к вокзалу в самом начале седьмого. Поскольку до назначенного времени еще было несколько минут, он нашел уже открывшееся кафе и выпил две чашки черного чая (это был весь его завтрак). В четверть седьмого приехал грузовик, и вокруг него собрался десяток рабочих из бригады. Харкишан Рам Лал не знал, то ли ему подойти к ним и представиться, то ли ждать в сторонке, и решил лучше подождать.
В двадцать пять минут седьмого приехал на своей машине бригадир. Припарковав ее у дороги, он направился к грузовику со списком Маккуина в руке. Он осмотрел рабочих, увидел все знакомые лица и кивнул. После этого подошел индиец. Бригадир смерил его взглядом.
- Это тебя, что ли, Маккуин на работу взял? - осведомился он.
Рам Лал остановился.
- Да, - сказал он. - Меня зовут Харкишан Рам Лал.
Почему Билли Камерона называли Большим, было понятно сразу. При росте шесть футов три дюйма он носил огромные, подбитые гвоздями ботинки с окованными носками. Руки его походили на два бревна, свисающие с огромных плеч, а голову венчала копна рыжих волос. Маленькие глаза бригадира зло блеснули из-под светлых ресниц. Вид худого жилистого индийца, очевидно, не вызвал у него радости. Он плюнул себе под ноги и приказал:
- Лезь в грузовик.
Пока ехали на работу, Камерон сидел в кабине, в которой не было задней перегородки, отделяющей ее от небольшого кузова, где на двух деревянных скамейках вдоль бортов расселись рабочие. Рам Лал сидел в самом хвосте у откидного борта рядом с небольшим, но крепким, как камень, мужчиной с удивительно яркими голубыми глазами, которого, как выяснилось, звали Томми Бернс. Держался Томми приветливо.
- Ты вообще откуда? - поинтересовался он с выражением неподдельного любопытства.
- Из Индии, - ответил Рам Лал. - Из Пенджаба.
- Так из Индии или из Пенджаба? - не понял Томми Бернс.
Рам Лал улыбнулся.
- Пенджаб - это часть Индии, - пояснил он.
Бернс какое-то время переваривал полученную информацию, а потом спросил:
- Ты протестант или католик?
- Ни то, ни то, - терпеливо ответил Рам Лал. - Я индуист.
- То есть ты не христианин? - изумился Бернс.
- Нет. Моя религия - индуизм.
- Эй, - окликнул Бернс остальных, - этот парень не христианин! - В голосе его не было ни раздражения, ни злобы, только интерес, как у ребенка, который неожиданно увидел новую занимательную игрушку.
Камерон повернулся из кабины.
- Язычник, - рыкнул он.
Улыбка сползла с лица Рам Лала. Он уставился на брезентовую стенку грузовика. К этому времени они уже довольно далеко отъехали от Бангора в южном направлении и тряслись по трассе А21 в сторону Ньютаунардса. Через какое-то время Бернс взялся знакомить его с остальными. В кузове сидели Крэйг, Мунро, Паттерсон, Бойд и двое Браунов. Рам Лал достаточно долго прожил в Белфасте, чтобы понимать, что все это шотландские фамилии. Следовательно, они были из тех пресвитерианцев, которые составляют протестантское большинство шести североирландских графств. Новые знакомые смотрели на него приветливо, с улыбкой.
- Что-то я не вижу у тебя коробки с обедом, - сказал ему немолодой мужчина по фамилии Паттерсон.
- Да, - кивнул Рам Лал. - Я рано вышел из дома и не стал просить хозяйку приготовить что-нибудь.
- Без обеда никак нельзя, - заметил Бернс. - Да и без завтрака тоже. Мы будем себе чай заваривать на костре.
- Сегодня же куплю себе коробку и завтра приду с едой, - пообещал Рам Лал.
Бернс посмотрел на его туфли с резиновой подошвой.
- Ты раньше когда-нибудь такой работой занимался? - спросил он.
Индиец покачал головой.
- Тебе нужны ботинки потяжелее, если не хочешь без ног остаться.
Рам Лал пообещал купить еще и пару армейских ботинок, если вечером найдет открытый магазин. Они уже миновали Ньютаунардс и продолжали ехать на юг в сторону небольшого городка под названием Комбер.
- А вообще, чем ты живешь? - спросил сидевший напротив него Крэйг.
- Я студент, учусь медицине в Белфасте, в "Королеве Виктории", - ответил Рам Лал. - В следующем году надеюсь закончить.
Томми Бернс обрадовался.
- Это, считай, настоящий доктор! - воскликнул он. - Эй, Большой Билли, если кому-то из нас кирпич на голову упадет, Рам будет знать, что делать.
Большой Билли зарычал.
- Ко мне он и пальцем не прикоснется, - отрезал он.
После этого разговор прекратился и возобновился только тогда, когда прибыли на место. Выехав из Комбера на север и проехав две мили по Дандоналд-роуд, водитель свернул направо, миновал рощу и наконец остановился. Они увидели предназначенное для сноса здание.
Это была большая старая заброшенная винокурня с покосившимися стенами, одна из двух, которые когда-то в этих краях производили добрый виски. Она стояла на берегу несущей свои воды от Дандоналда к Комберу и дальше, в озеро Стренгфорд-Лох, реки Комбер, которая когда-то вращала ее огромное колесо. В прежние времена сюда на телегах привозили солод, а потом на них же увозили бочки с готовым виски. Речная вода, приводившая в действие механизмы, использовалась и в баках. Но винокурня уже много лет стояла без дела, забытая всеми и пустая.
Конечно же, здешние дети нашли способ забраться внутрь и выяснили, что это место как нельзя лучше подходит для игр. После того, как там кто-то упал и сломал ногу, совет графства произвел осмотр здания и пришел к выводу, что оно находится в аварийном состоянии, и в результате его владельцу было вменено в обязанность пустить его под снос.
Владелец старой винокурни, потомок обедневшего дворянского рода, решил провернуть это дело как можно дешевле. Тут-то Маккуин и вступил в игру. Конечно, здание можно было снести быстрее при помощи специальных машин, но это стоило бы дороже. Большой Билли со своими ребятами брался сделать это кувалдами и ломами. Маккуин даже нашел какого-то частного строителя, который согласился купить лучшие из сохранившихся деревянных балок и сотни тонн старого кирпича. Люди с деньгами хотят, чтобы их новые дома выглядели "стильно", то есть под старину. Так что сохраненные старинные, выбеленные солнцем кирпичи и настоящие древние балки украсят новые "старые" дома каких-нибудь богачей. Маккуин знал свое дело.
- Ну что, ребята, поработаем? - сказал Большой Билли, когда грузовик, высадив бригаду, с грохотом укатил обратно в Бангор. - Начнем с черепицы на крыше. Вы знаете, что делать.
Работники встали вокруг сваленных в кучу инструментов. Тут были большие семифунтовые кувалды, ломы шести футов в длину и больше дюйма в толщину, раздвоенные на конце ломы-гвоздодеры, тяжелые молотки на коротких ручках и разнообразные пилы. Единственное, что указывало здесь на заботу о безопасности людей, так это ремни со скользящими застежками и сотни футов веревки. Рам Лал посмотрел на здание и сглотнул. Винокурня была высотой с четырехэтажный дом, а он ненавидел высоту. Но о строительных лесах, разумеется, речи не шло - слишком дорогое удовольствие.
Кто-то из рабочих подошел к зданию, выломал филенчатую дверь, разорвал ее, как игральную карту, и развел костер. Вскоре, вскипятив котелок речной воды, заварили чай. У всех были свои кружки, кроме Рам Лала. Про себя он отметил, что на следующий раз нужно будет купить и ее. Работа предстояла пыльная, поэтому пить будет хотеться. Томми Бернс, выпив чай, снова наполнил кружку и протянул ее Рам Лалу.
- А что, у вас в Индии пьют чай? - спросил он.
Рам Лал взял кружку. Сладкий чай без молока ему не понравился.
Все первое утро рабочие провели на крыше. Поскольку черепицу сохранять было не нужно, они просто срывали ее руками и сбрасывали на землю подальше от реки. У них было указание не засорять реку, поэтому они бросали все в высокую траву, сорняки и кусты ракитника и дрока, которые подступали к самым стенам винокурни. Работали в общей связке, чтобы, если кто-нибудь поскользнется и начнет съезжать по покатой крыше, другой мог бы его удержать. По мере того, как исчезала черепица, начинали показываться огромные дыры между стропилами, под которыми просматривался пол верхнего этажа, где раньше хранился солод.
В десять они спустились по шаткой лестнице на завтрак. Снова расположились на траве и заварили чай. Рам Лал не завтракал. В два часа они сделали еще один перерыв на обед. Бригада принялась с аппетитом поедать привезенные бутерброды. Рам Лал посмотрел на свои ладони. Они были в царапинах и кое-где кровоточили. Мышцы сводило от боли, и ему ужасно хотелось есть. Он мысленно прибавил к списку намеченных покупок плотные рабочие перчатки.
Томми Бернс достал из своей коробки толстый бутерброд и посмотрел на Рам Лала.
- Ты не проголодался, Рам? У меня тут на двоих хватит.
- Эй, ты что делаешь? - тут же подал голос сидевший с противоположной стороны костра Большой Билли.
Бернс ощетинился.
- А что? Я просто предложил парню бутерброд.
- Пусть индус сам себе бутерброды носит, - недовольным тоном произнес Камерон. - Ты за собой лучше следи.
Бернс опустил глаза и стал молча жевать. Было видно, что никто из рабочих не хотел перечить Большому Билли.
- Спасибо, я не голоден, - сказал Рам Лал Бернсу, потом отошел к реке, присел на берегу и опустил горящие руки в воду.
Когда стемнело и за ними приехал грузовик, большая крыша была уже наполовину освобождена от черепицы. Если так пойдет и дальше, через день они смогут приступить к стропилам. Тут уже придется работать пилами и ломами.
Работа продолжалась неделю, и некогда гордое здание постепенно лишалось стропил, балок и деревянных перекрытий, пока не остались одни голые стены, пустыми глазницами окон глядящие в небо в ожидании неминуемой смерти. Рам Лал не был привычен к такому тяжелому физическому труду. У него постоянно болели мышцы, ладони покрылись мозолями, и все же он продолжал зарабатывать столь необходимые ему деньги.
Он купил жестяную коробку для обедов, кружку, плотные ботинки и пару рабочих перчаток, которых, кроме него, никто из рабочих не носил. У них от многолетнего физического труда руки были такие, что хоть гвозди забивай. Всю неделю Большой Билли постоянно изводил Рам Лала, поручал ему самую тяжелую работу, а узнав, что он не любит высоты, стал посылать его на самый верх. Пенджабец долго держал свою злость при себе из-за того, что ему были нужны деньги, но в субботу его прорвало.
К этому времени все деревянные конструкции были сняты, и бригада работала со стенами. Проще всего было обрушить эту махину, заложив взрывчатку в углы стены, выходящей на луг. Но это было исключено. Как ни странно, но именно в Северной Ирландии для работы с динамитом требовалась специальная лицензия, а ее приобретение могло пробудить нездоровый интерес у налогового инспектора. Если бы это случилось, Маккуину и всей его бригаде пришлось бы платить немалые подоходные налоги, а сам Маккуин еще был бы вынужден сделать отчисления в государственный страховой фонд. Поэтому они разбивали стены на куски размером в квадратный ярд, стоя на опасно прогибающихся перекрытиях. Под ударами кувалд несущие стены содрогались и шли трещинами.
Когда стали обедать, Камерон пару раз обошел вокруг здания, потом приблизился к сидящим вокруг костра рабочим и стал объяснять, как нужно будет обрушить большой фрагмент одной из стен на уровне третьего этажа. Затем он повернулся к Рам Лалу.
- Ты полезешь наверх, сказал он. Когда стена начнет шататься, подтолкнешь ее наружу.
Рам Лал посмотрел на кирпичную стену, о которой шла речь. Вдоль всего ее основания шла большая трещина.
- Эта штука может рассыпаться в любую секунду, - невозмутимо произнес он. - Тот, кто будет сидеть на ней, упадет вместе с ней.
Камерон уставился на него, выпучив от ярости глаза. Лицо его побагровело.
- Ты меня вздумал учить работе?! Ты, грязный, тупой черномазый, будешь делать то, что приказано! - Он развернулся и пошел к зданию.
Рам Лал поднялся на ноги и выкрикнул резким голосом:
- Мистер Камерон…
Камерон в изумлении остановился и повернулся. Остальные рабочие, разинув рот, уставились на индуса. Рам Лал медленно подошел к большому бригадиру.
- Давайте кое-что разъясним, - сказал Рам Лал, и его голос отчетливо услышали все, кто сидел на лугу. - Я родился на севере Индии, в Пенджабе. И я кшатрий, член сословия воинов. Может быть, у меня не хватает денег, чтобы оплатить учебу, но мои предки были воинами, принцами, правителями и учеными две тысячи лет назад, когда ваши еще носили шкуры. Поэтому я вас прошу больше меня не оскорблять.
Большой Билли Камерон посмотрел на индийского студента с высоты своего громадного роста. Его белки налились кровью. Остальные в изумлении наблюдали за ними, не в силах отвести взгляд.
- Вот, значит, как, - ровным голосом проговорил Камерон… - Вот, значит, как, да? Ну так теперь все изменилось. И что ты, черный ублюдок, скажешь на это?
Не договорив последнее слово, он быстро взмахнул рукой, и его тяжелая ладонь опустилась на щеку Рам Лала. Молодой человек отлетел на несколько футов и упал на землю. В голове у него зазвенело. Он услышал голос Томми Бернса:
- Не вставай, парень. Большой Билли тебя убьет, если встанешь.
Рам Лал поднял лицо и прищурился от яркого света. Великан стоял над ним, сжимая кулаки. Он понял, что, если дойдет до драки, большого ольстерца ему не одолеть. Стыд и унижение охватили его. Его предки с саблями и копьями в руках преодолевали верхом территории в сто раз больше, чем эти шесть североирландских графств, вместе взятых, завоевывая все, что им попадалось на пути.
Рам Лал закрыл глаза и опустил голову. Через несколько секунд он услышал, что здоровяк отошел от него. Рабочие зашептались. Он сильнее сжал веки, удерживая набежавшие слезы стыда. Вдруг сквозь темноту проступили образы. Он увидел обожженные солнцем равнины Пенджаба и скачущих по ним всадников - гордых, воинственных, с черными глазами, орлиными носами, бородами, в тюрбанах воинов земли пяти рек.
Когда-то очень давно, когда мир был еще совсем молодым, по этим долинам проскакал Искандер, царь Македонии. Александр, молодой бог с горячими и жадными глазами, которого называли Великим, который в двадцать пять лет плакал оттого, что ему больше нечего было завоевывать. Эти всадники были потомками его воинов и предками Харкишана Рам Лала.
Пока они проезжали мимо, он лежал в грязи. Проезжая, они смотрели на него, и каждый из всадников произнес одно слово: "Месть".
Рам Лал молча поднялся на ноги. Что сделано, то сделано, и то, что должно быть сделано, будет сделано. Так было принято у людей его крови. Остаток дня, работая, он не произнес ни слова. Он не разговаривал ни с кем, и никто не обращался к нему.
Вечером у себя в комнате, когда на улице совсем стемнело, он начал готовиться. Со старого потертого туалетного столика он снял щетку и расческу, убрал засаленную салфетку и вынул из подставки зеркало. Достав книгу по индуизму, он вырезал из нее страницу с изображением великой богини силы и справедливости Шакти. Прикрепив ее на стену там, где раньше было зеркало, он превратил туалетный столик в алтарь.
Потом Рам Лал сходил к вокзалу и купил букет цветов, их он сплел в гирлянду. С одной стороны от портрета он поставил неглубокую миску с песком, а в песок воткнул горящую свечку. Затем он вынул из своего чемодана свернутую в валик тряпицу, развернул ее и достал полдюжины палочек для воскурения. Сняв с книжной полки дешевую вазу с узким горлышком, он поставил в нее палочки и поджег их концы. Сладкий, вязкий аромат фимиама начал наполнять комнату. Над морем поднялись огромные черные грозовые тучи.
Когда алтарь был готов, он встал перед ним с гирляндой в руке, склонил голову и начал молиться. Над Бангором прокатился первый раскат грома. Рам Лал говорил не на современном пенджаби, а на древнем санскрите, языке молитв. "Деви Шакти… Маа… Богиня Шакти… Богиня-мать…"
Снова загрохотал гром, и упали первые капли дождя. Он отщипнул от гирлянды один цветок и положил его перед портретом Шакти.
- Я был несправедливо обижен. Я прошу о мести… - Он оторвал второй цветок и положил его рядом с первым.