Сочинский вариант - Михеев Михаил Александрович 9 стр.


3

Дома у Ирины Васильевны был гость.

Я услыхала его прежде, чем увидела. Они беседовали о прошлогоднем осеннем сезоне, и, думаю, не только я, но и жители соседних домов могли быть в курсе их разговора.

Когда я открыла калитку, они сидели на крыльце. Это был молодой мужчина самой курортной внешности, томный и вкрадчивый, в замшевой куртке и вельветовых шортах, со сверкающей впереди застежкой-молнией.

- Мой прошлогодний жилец,- представила его Ирина Васильевна.

Он назвал имя, я не стала его запоминать. Ирина Васильевна собиралась было устроить коллективное чаепитие, молодой человек с готовностью её поддержал, с надеждой поглядывая на меня. Я не возражала бы против стаканчика чайку с домашним вареньем, но без добавления к этому еще и молодого человека в вельветовых шортах.

По примеру лермонтовских барышень сослалась на больную голову и прошла к себе.

Ирина Васильевна проводила гостя до калитки, но и оттуда я слышала их разговор… тут позвонил Ковалев и, не вдаваясь в подробности, сказал, что подъедет к столовой. "Есть новости!" - добавил он.

По своему, пусть небольшому, опыту я уже знала, что когда в нашей работе появляются новости - это, чаще всего, плохие новости.

К столовой я прибыла раньше, чем Ковалев.

Он приехал на такси, я побыстрее забралась в машину, удачно опередив многих желающих. Ковалев свернул в первый же переулок и выехал на малопроезжую улицу. Он не торопился начинать разговор, но по его лицу я уже догадалась, что предчувствия меня не обманывали.

- Да говорите, что случилось! - не выдержала я.- Георгий Ефимович сбежал?

- Нет, Георгий Ефимович сидит, как мышь в норе.

Других несчастий вроде у меня не предвиделось, я несколько успокоилась.

- Даже на улице не показывается,- продолжал Ковалев.- Кузовкин только в окошке его и видит.

- Как это ему удается?

- Оптика.

- Тогда какие еще новости?

Ковалев пропустил на перекрестке "скорую" и повернул следом.

- Ваш Щуркин потерялся.

- Это еще как?

- Говорят, улетел сегодня в Москву. Я после нашего с вами разговора к нему зашел. Дома его уже не застал.

- Может, он от вас спрятался?

- Нет, я пришел чинно-благородно, как страховой агент.

- Он застрахован?

- Конечно. На пять тысяч рублей. Меня встретила его жена. Она мне и сказала, что у Владислава Витальевича - туристская путевка в Болгарию. Местный комитет комиссионного магазина его наградил за отличную работу.

- Вот не вовремя его наградили.

- Срок начала путевки через три дня. Но он решил улететь пораньше, в Москве у него дела. Так сказала жена. И в комиссионном магазине неожиданно взял отпуск раньше, чем собирался прежде… Даже отпускные не получил.

- Зачем ему теперь отпускные, у него и так денег полон карман. А может быть, он в Новосибирск улетел, а жене сказал… хотя вы, конечно, это проверили.

- Конечно, проверили. Он на самом деле зарегистрировался на московский самолет, рейс, номер - все совпадает. Мог зарегистрироваться и не улететь, так мы, на всякий пожарный случай, связались с бортом самолета. Попросили второго пилота посмотреть, что за гражданин летит на восемьдесят четвертом месте. Пилот посмотрел, обрисовал.

- Обрисовал?

- Полный, лысоватый. Глазки маленькие. Нос и губы тонкие.

- Он.

- Так что Щуркин сейчас, уже гуляет по Москве.

- Может быть, за деньгами полетел. Так нет, не должен, деньги у него с собой, конечно. Здесь где-то были. От меня он просто отмахнулся, чтобы ждала. А сам выручать свою подругу, попавшую в беду, видимо, не пожелал.

Мне было приятно говорить с Ковалевым, проверить свои предположения и сомнения - надоело вариться в собственном соку.

- Не пожелал,- согласился Ковалев.- Звериный закон - хромого волка в стае загрызают.

- А может, я его спугнула? Что-то почуял старый хищник и убрался загодя.

- Тогда он деньги просто с собой захватил.

- В Москву?

- В Болгарию.

- Что он с ними будет делать в Болгарии?

- Припрячет где-либо. В валюту переведет. Мы тут с подполковником даже подумали: возможно, он из туристской поездки возвращаться не собирается.

- Останется в Болгарии?

- Зачем в Болгарии, может и в Турцию махнуть. Он из тех людей, которые ради денег на все готовы. Болгария - Турция, это же рядом…

- Здесь всех бросит, жену, дочь?

- А что ему жена, дочь?

- Вот так так… Об этом я, признаться, не подумала.

- Так и я не подумал. Это мой подполковник предположил. Даже проверить решил, не бывал ли Щуркин раньше за границей.

- Проверили?

- Бывал. Правда, не в Болгарии, а в Румынии, но это тоже рядом. Так что вполне мог кое-какие знакомства там завести, на будущее.

- Ну, в таких делах у меня опыта никакого нет. Здесь вашему подполковнику, конечно, виднее. Но если так, то деньги у Щуркина с собой. А что делать? Не можем же мы на основании одних подозрений его в Москве задержать. Ни один прокурор санкции на обыск не даст. И ваш подполковник настаивать здесь не будет.

- Вообще-то, он человек решительный.

- Но в сомнительные дела ввязываться, конечно, не станет.

- Само собой. Он сказал: задерживать Щуркина в Москве нет смысла, денег при нем может и не быть. Но в Болгарию он их постарается захватить. Поэтому подполковник решил связаться с московскими товарищами, чтобы последили за Щуркиным, где нужно. И на границе тоже.

- Найдем мы здесь деньги или не найдем, а уезжать буду, обязательно постараюсь к вашему подполковнику зайти, "спасибо!" сказать. Если примет, конечно.

- А почему - не примет? Он у нас молодежь любит. И про вас меня спрашивает, как и что…

Ковалев остановил машину на перекрестке. Откинулся на спинку, поглядывая на красный огонек светофора.

А я перебирала в уме варианты, внезапно возникшие в связи с "заграничной" версией подполковника Григорьева. Понимала, что сделать сама здесь уже ничего не смогу, Щуркин вышел из сферы моего наблюдения. Осталась его дочь… Милочка Щуркина -дочь своего отца… я задумалась.

Загорелся желтый, Ковалев включил скорость.

- Что решили с Башковым? - спросил Ковалев.

- Что?… Не знаю. Пока не знаю.

- Кузовкин там его караулит.

- Пусть еще денек покараулит. Башков, по-моему, пока никуда бежать и так не собирается. Думаю, он тоже Щуркина ждет. Что-нибудь тот ему пообещал, чувствую. Ведь Башков не знает, что Щуркин собирается удочки сматывать. А пока не знает, будет сидеть и ждать. Вот и пусть посидит и подумает. Ему есть о чем подумать.

- А может, ему в КПЗ будет лучше думаться?

- Трудно сказать… Сейчас у меня Владислав Витальевич Щуркин, что называется, из головы не идет. Ваш подполковник меня надоумил. Может оказаться, что Щуркин на запрещенные "заграничные" приемы мастер. Он человек сообразительный, рисковать не будет и на прямой "заграничный" ход не пойдет. Ох, Ковалев, что-то другое Владислав Витальевич затевает. Мне бы с ним еще разок потолковать… Но до него далеко, к сожалению. А вот до студенческого общежития отсюда уже близко. Высадите меня здесь, пожалуйста.

- Что вы собираетесь делать?

- Что?… Не знаю еще что. Посмотрю на его дочь.

- Зачем?

- Проверю еще раз теорию наследственности,- отшутилась я.

4

О том, что отец собирается в Болгарию, дочь, наверное, знала. Не могла не знать, зачем еще он заходил к ней перед отъездом. Разумеется, я не рассчитывала получить какие-то точные сообщения - дочь, судя по всему, стоила своего отца. Но она еще не так ловко умеет пользоваться лживыми словами, как ширмой, за которой можно прятать свои мысли и намерения. И если я умело поведу разговор и буду внимательна, возможно, у меня появятся дополнительные соображения о планах ее отца.

В данном случае я не боялась оскорбить любовь детей к родителям и родительскую привязанность к детям - в создавшейся ситуации не было и намека на эти святые извечные чувства. Была игра двух сообщников - совместная подозрительная игра…

А вот какая - это мне нужно было обязательно разгадать.

Монументальная дежурная общежития была на своем месте.

- Трубу не нашли? - спросила я.

- Какую трубу?

- Которую украли. Из оркестра.

- А-а! - узнала она меня.- Не нашли. В милицию заявили, так там разве найдут.

- Бывает, находят,- заступилась я.- Щуркина у себя?

- Щуркина?

- Из тридцать четвертой…

- Ах, та? А ее нет. Ушла. С чемоданчиком.

- С чемоданчиком?- всполошилась я.- Она что, тоже… уехала?

- Нет, сказала, что белье в прачечную понесла. Если кто спрашивать будет, так она скоро придет, так и сказала. Пусть, мол, подождут. Вот и ключ висит - значит, нет.

Я вышла из общежития, нашла неподалеку скамеечку, с которой хорошо просматривался подъезд, присела. Сидела долго, около часа. И чем дольше ждала, тем меньше у меня оставалось уверенности, что я ее здесь дождусь. Ушла в прачечную, скоро вернусь. Пусть подождут!… Уж не отцовский ли приемчик употребила дочь?…

Я вернулась в общежитие.

- Не пришла! - подтвердила дежурная.

- А ключа на вешалке нет.

- Так это ее сопарница взяла, Егорова. Они вместе живут. Тебе зачем Щуркину-то?

- Хотела повидать перед отъездом. Может, письмо матери захочет написать, передала бы.

- Вот-вот! Мать, поди, по дочери скучает, ночами не спит, а той письмо написать времени, видите, нет. Так ты пройди в комнату, с Егоровой потолкуй. Спроси, может, она знает, куда Щуркина ушедши.

Я поднялась на третий этаж. Дверь на этот раз была открыта.

Егорову - "сопарницу" Милочки Щуркиной по комнате - звали Анюта, так она сама представилась, протянув мне по-детски маленькую узенькую ладошку. У нее были пухлые щечки и покрытый симпатичными конопушками носик. Она пила чай за столом. С одной стороны чашки стояла коробка с сухарями "Кофейные", а с другой лежала раскрытая книжка, но явно не учебник.

Анюта предложила мне чаю. Я не отказалась. И пить уже хотелось, и торопиться мне, как я думала, было пока некуда.

Мы макали сухари в чай и не спеша беседовали.

- Значит, вы от ее мамы?

- От мамы.

- Хорошо иметь такую маму.

- Какую?

- Богатую. Правда, что ее мама - директор магазина?

- Вроде того.

- Подарки ей присылает какие! Деньги, посылки разные. Халат такой, знаете, японский. С птицами. Красивый - ужасно!

- Что, подарки прямо сюда приходили, в общежитие?

- Что вы. Она за ними ходила. На почту. До востребования.

- А у тебя мама есть?

- Есть-то есть…- протянула Анюта.- Гардеробщица она, в драмтеатре. У нее кроме меня еще двое. Отец сначала был, а теперь его нет… А у Милочки и отец солидный такой. В прошлом году ей путевку достал. В Болгарию.

- В Болгарию? - переспросила я.

У меня даже дыханье чуть сбилось от неожиданности. Если до этого я просто пила чай, грызла сухари и просто так разговаривала с Анютой, а мои смутные подозрения бродили где-то по обочинам сознания, то сейчас они начали выстраиваться в четкую мысль.

Очевидно, это отразилось на моем лице.

- Вы мне не верите? - не поняла Анюта.

- Почему же, верю, верю…

- Она, знаете, из Болгарии туфли привезла. Парижские!

- Неужели?

Я думала о другом и произносила первые попавшиеся слова.

- А свитер,- рассказывала Анюта,- белый, и слова на нем разные напечатаны. По-английски, конечно. А может, по-французски - не знаю. Слева, вот здесь - "экспорт!", а справа так же - "сюрприз!" А посредине девушка в черных очках из пистолета целится. Видели такие?

- Такой не видела. Похожие - встречала…

- Шикарный свитер, наверное, дорого стоит.

- Наверное. Спросила бы…

- Постеснялась. Вам налить еще?

- Спасибо! - Мне было уже не до чая.- Ты давно здесь с Милочкой живешь?

- Еще с прошлого года. Как Милочку сюда к нам перевели. Она из другого института. Я еще учусь, а она уже на практике.

- Где же ее практика?

- В Управлении Морфлота.

- Что она там делает?

- Так она на спецкурсе. Вроде как по торговой части. Грузы разные принимает, определяет, что куда. На теплоходе, значит. На сухогрузах. Знаете, такие есть с кранами разными.

- Видела.

- Туда, на спецкурс, трудно было попасть. Наверное, опять ей отец помог.

- А почему трудно попасть?

- Английский хорошо знать нужно. А Милочка его знает.

- Английский-то там зачем?

- Как зачем? Так со спецкурса они в загранплаванья ходят.

Вот тут все стало на свои места, и в те слова, которыми я возразила Анюте, я уже не верила и сама:

- Какое там загранплаванье? Плавают, должно быть, вдоль побережья - от Батуми до Одессы.

- Что вы! Да они и в Турцию ходят, в Константинополь, в Стамбул. И в Грецию даже.

Я не спорила с Анютой. Конечно, ходят! Это я понимала и сама. Сидеть и дожидаться Милочку я уже не могла. Её нужно было искать. И я чувствовала, что не успокоюсь, пока её не разыщу.

- Долго что-то Мила не возвращается. Повидать мне ее нужно перед отъездом. Может быть, она на работе?

- Может быть. Только я не знаю, как ее искать. Вы позвоните в деканат!… Хотя уже поздно, короткий день, и в деканате никого нет. Тогда прямо в пароходство. Телефона, правда, я не знаю. Но вы и так найдете.

- Попробую.

Я встала. Анюта проводила меня, задержалась у дверей.

- Подождите, я вам ее туфли покажу. Загляденье - не туфли.

Анюта открыла шкаф, достала коробку с французской надписью на крышке и лакированным изображением длинных женских ног в туфлях.

Коробка оказалась пустой.

- Странно…- удивилась Анюта.- И свитера ее нет. Она его на работу никогда не надевает, ни свитер, ни туфли. Куда же это она собралась?…

С первого же автомата я позвонила в "Бюро находок" - Ковалева не было. Я не знала, когда буду дома, но просила передать ему, чтобы он позвонил, но предупредила, что могу сама позвонить еще раз.

Поймала на улице такси и поехала в Управление.

Был конец рабочего дня, а завтра - выходной. Люди, которые оставались на своих местах, не очень понимали, как мне помочь. "Эмилия Щуркина, говорите? Студентка на практике… Да, может быть, и работает где, вы знаете, сколько их у нас, практикантов. Очень нужна? Ах, от матери приехали, из Новосибирска… понимаем, понимаем! Только где ее сейчас искать. Может быть, подождете до понедельника, все будут на своих местах, и Щуркина тоже. Через отдел кадров сразу и найдем. А сейчас, понимаете, трудно. Отходят ли какие суда из порта и когда?… А вас, гражданочка, почему это интересует?…"

Я не стала доставать свое служебное удостоверение. Конечно, ко мне отнеслись бы с большим доверием, но тогда мне пришлось бы искать начальника, который мог бы ответить на интересующие меня вопросы, объяснить, почему я интересуюсь Эмилией Щуркиной… этот медлительный путь я отвергла.

Звонить отсюда при незнакомых людях в "Бюро находок" я не хотела. Нужно было срочно попасть домой.

Я помахала на улице водителю-любителю, который был не прочь заработать тройку на бензин для своих голубых "Жигулей".

В общежитии и в Управлении я потеряла почти два часа. И не знала, что потеряй еще полчаса, то вернулась бы из своей командировки ни с чем. Но мое беспокойство, превратившееся после разговора с Анютой в уверенность, что меня собираются провести,- если еще не провели, как школьницу,- заставило торопиться.

Ирины Васильевны дома не было. Я открыла дверь своим ключом, который она мне доверила. Позвонила Ковалеву.

На мое счастье, он ответил сразу.

- Очень нужно! - сказала я.- И очень срочно. Узнайте в Управлении Морфлота, где и в какой должности проходит практику студентка Эмилия Щуркина.

Ковалев сразу догадался о причинах моей тревоги, которую я, кстати, и не пыталась скрыть.

- Узнаем, конечно! - успокаивал он меня.- Вы не тревожьтесь, сейчас все выясним. Еще что?

- И какая вероятность, что она может попасть на судно, направляющееся в заграничный рейс? Весьма опасаюсь, что, пока отец отвлекал наше внимание на себя, дочь могла отправиться с деньгами за границу.

- Даже так?

- Да, очень подозреваю, что именно так.

Я сидела на тахте и смотрела на телефон. На часы и на телефон. Ждала. Вышла из комнаты, налила холодного чаю и, когда Ковалев, наконец, позвонил, кинулась к своему столику, едва не уронив стакан.

- Вы оказались правы, Евгения Сергеевна!

- Неужели опоздали?

- Еще не знаю. Но Эмилия Щуркина проходит практику на сухогрузе "Нахимов". Сегодня днем, в одиннадцать ноль-ноль, "Нахимов" отправился в Новороссийск. Там примет груз и пойдет в Стамбул.

- А имеет право практикантка Эмилия Щуркина во время стоянки "Нахимова" в Стамбуле покинуть судно и территорию порта и выйти в город?

- Имеет право,- ответил Ковалев.- Может покинуть порт, предъявив при выходе соответствующие документы. Они у нее есть.

Мне показалось, что я молчала очень долго.

Я пыталась сообразить: что еще можно предпринять… Не может быть, что уже ничего нельзя сделать, уже нельзя вмешаться в ход событий и они будут раскручиваться, подчиняясь чьей-то программе. Чьей-то чужой программе, а не моей…

Ковалев, озадаченный моим молчанием, спросил, слушаю ли я его.

А когда я высказала ему свои соображения, замолчал уже он. И хотя сейчас каждая минута у меня была на счету, я терпеливо ждала. Я знала, о чем он сейчас думает, и поэтому не торопила его.

- Понимаете…- наконец сказал он,- фактического материала у подполковника Григорьева маловато, чтобы так решительно действовать. Но наши предположения - это ведь тоже материал, если их серьезно рассмотреть и, главное,- в них поверить. До новороссийского прокурора мы уже не дозвонимся, поздно.

- Тогда постарайтесь добраться до здешнего прокурора. Доставайте все документы и поедем в Новороссийск. Сколько до него?

- Часа за три доедем.

- А сколько потребуется времени здесь, на оформление и все?…

- Трудно сказать. Да и прокурора на месте может не быть.

- Ковалев, голубчик, сделайте все, что можно. Деньги либо у отца, либо у дочери. Вернее всего - у дочери. Кроме того, отца мы еще можем придержать, проверить. А дочь - уже нельзя, если только мы с вами не поспешим. Обидно будет, если мы, догадываясь обо всем, ее за границу выпустим.

- Это я понимаю. Думаю, подполковник нас поддержит… Словом, ждите у телефона.

- Долго?

- Ну, час-полтора, может быть.

- Ковалев!…

- Быстрее, ей-богу, нельзя. Бумажки, печати, подписи - вы что, не знаете? Минуты лишней не задержусь!

Я опять прошла к Ирине Васильевне. Выпила холодный чай, который налила. Налила второй стакан, уже не знаю зачем - пить мне вроде не хотелось. Вернулась в комнату: присела на тахту. Легла. Уже старалась не смотреть на часы, а, закрыв глаза, лежала и ждала телефонного звонка… Я не знала, сколько может простоять под погрузкой "Нахимов". Ковалев тоже не знал, да и поздно уже было что-то узнавать. И задерживать судно в порту у нас тоже не было никакого права. Нужно ехать вот сейчас и надеяться застать "Нахимова" еще у причала.

Мне показалось, что телефон еще только собирался зазвонить, как я схватила трубку.

Назад Дальше