- Значит, ты хочешь отделаться от меня, - сказала она медленно и с расстановкой, - чтобы жениться?
Гектор высвободил одну руку и положил ее на сердце.
- Клянусь тебе в этом честью! - ответил он.
- Тогда я тебе верю.
Дженни вернулась на середину комнаты. Точно ничего не произошло, она спокойно оправила перед зеркалом одежду и надела шляпу. А затем, перед самым уходом, вновь подошла к Треморелю.
- Значит, всему конец? - спросила она твердым голосом, но в глазах ее виднелись слезы.
- Это необходимо, - ответил он.
- Я ухожу, Гектор, - сказала она, минуту подумав. - Если ты действительно бросаешь меня только для того, чтобы жениться, то ты уже больше никогда не услышишь обо мне.
- Зато я навсегда останусь твоим другом.
- Отлично! Если же ты порываешь со мной из-за другой любовницы, в чем я уверена, то запомни, что я тебе скажу: ты человек без души, а она - развратная женщина.
Дженни отворила дверь. Он хотел было протянуть ей руку, но она отстранила ее.
- Прощай!
Гектор подбежал к окошку, чтобы убедиться, действительно ли она ушла. Да, она покорилась случившемуся и пошла на вокзал.
- Ну-с, - сказал он, - это было жестоко с моей стороны, но не настолько, как я предполагал. А Дженни все-таки славная девушка…
XVI
Говоря мисс Фанси о предполагаемом браке, Треморель нисколько не лгал. Идея эта уже приходила в голову Соврези, желавшему завершить предпринятое им дело спасения полным восстановлением благосостояния своего друга.
Однажды вечером, более месяца тому назад, Соврези после обеда провел Тремореля к себе в кабинет.
- Попрошу твоего внимания только на четверть часа, - обратился он к нему, - и, кроме того, будь добр, не отвечай мне, не подумав; предложение, которое я хочу тебе сделать, заслуживает серьезного внимания.
- Я умею быть серьезным, когда нужно, - ответил Треморель.
- Начнем с ликвидации. Она еще не вполне закончена, но уже продвинулась вперед настолько, что можно предсказать ее результаты. Со вчерашнего дня я могу утверждать, что тебе останется от трехсот до четырехсот тысяч франков.
Гектор не смел даже надеяться на такой успех.
- Значит, я богат! - радостно воскликнул он.
- Богат не богат, а все-таки проживешь без нужды. И именно теперь тебе представляется возможность восстановить то положение, которое ты потерял.
- Возможность? Какая? Говори, ради бога!
- Женись.
Открытие это, казалось, удивило Тремореля, но не огорчило его.
- Жениться! - ответил он. - Советовать-то легко, а вот как это исполнить!..
- Виноват, я не бросаю слов на ветер - ты это должен был бы знать. Что ты имел бы против молодой девушки из честной семьи, красивой, воспитанной, очаровательнее которой после моей жены я не знаю никого, да к тому же имеющей миллиончик приданого?
- Ах, мой друг, я обожал бы ее. И ты знаешь этого ангела?
- Да, и ты тоже. Это Лоранс Куртуа.
При этом имени радостное лицо Гектора омрачилось, и он разочарованно махнул рукой.
- Никогда! - ответил он. - Ни за что на свете! Куртуа - этот старый негоциант, положительный, как часы, этот раб своего дела - никогда не согласится отдать свою дочь за человека, промотавшего свое состояние.
Соврези пожал плечами.
- Этот Куртуа, - сказал он, - которого ты считаешь таким положительным, большой романтик и очень тщеславен. Отдать дочь за графа Гектора Тремореля, двоюродного брата герцога Самбльмезу, ему показалось бы делом очень заманчивым даже и в том случае, если бы у тебя не было ни гроша за душой. Чего бы только он не сделал, чтобы иметь право сказать: "Моя дочь, графиня Треморель…"
Гектор молчал. Он считал свою жизнь уже законченной, и вот новые великолепные перспективы вдруг открылись перед ним. Наконец-то он вылезет из этой унизительной опеки своего друга! Он будет свободен, богат, у него будет красивая жена, гораздо красивее, на его взгляд, чем Берта; его приемы затмят собой приемы у Соврези.
- Должен тебя уверить, - сказал он своему другу, - что мадемуазель Лоранс кажется мне одной из тех чудесных особ, на которых можно жениться даже без приданого.
- Тем лучше, дорогой Гектор, тем лучше. Значит, прежде всего нужно понравиться самой Лоранс. Ее отец обожает ее, и я уверен, что он не выдаст ее ни за кого против ее воли.
- Будь спокоен, она полюбит меня!
И скоро в доме мэра Орсиваля только и говорили, что о милом графе Тремореле. И господин Куртуа был уверен, что Гектор вот-вот попросит у него руку его дочери, и уже заранее подготовил ответ "да", так как был уверен, что Лоранс не ответит "нет".
Все было ясно и для Берты.
Однажды вечером, после бала у Куртуа, Соврези решил поговорить с женой об этом браке, думая, что это будет для нее приятный сюрприз. Она побледнела при первых же его словах. Волнение ее было настолько велико, что, боясь выдать себя, она едва успела уйти к себе в кабинет. Спокойно усевшись в одно из кресел спальни, Соврези продолжал выкладывать ей все выгоды от этого брака, повысив голос так, чтобы его могла слышать из соседней комнаты жена.
Берта не отвечала. Так неожиданно свалился на нее этот удар, что мысли ее смешались.
- Ты ничего не отвечаешь, - продолжал Соврези. - Значит, ты не одобряешь мой проект? А я думал, что ты обрадуешься!
Она поняла, что если будет долго хранить молчание, то муж войдет к ней, увидит ее сидящей на стуле и догадается обо всем. И, сделав над собой усилие и не понимая сама, что говорит, она произнесла изменившим ей голосом:
- Да, да! Это превосходная идея!
- Как странно ты это сказала! - воскликнул Соврези. - Разве ты видишь препятствия?
Она и в самом деле искала возражения, но не находила ни одного, на которое могла бы опереться.
- Мне немного страшно за судьбу Лоранс, - сказала она наконец.
- Почему?
- Я отвечу тебе твоими же словами. Треморель - ты сам говорил мне - был распутником, игроком, чудовищем…
- Тем более, значит, можно положиться на него. Быль молодцу не в укор. Этого урока он никогда не забудет. Кроме того, он будет любить свою жену.
- Откуда ты знаешь?
- Да уж он и теперь влюблен в нее.
- Кто тебе сказал?
- Он сам. Веришь ли, он даже находит этого дурака Куртуа умным и интересным. Уж эти мне влюбленные! Все видят в розовом свете! Каждый день по два или три часа он проводит в мэрии… Какого черта ты там делаешь? Ты слышишь меня?
Сделав над собой нечеловеческое усилие, Берта победила ужасное волнение и вышла с улыбающимся лицом. Спокойная внешне, она стала ходить взад и вперед, в то время как внутри тяжкие, невыносимые мучения раздирали ее сердце. И не иметь права побежать к Гектору, чтобы от него самого узнать всю правду! Ведь Соврези мог врать, обманывать ее! Зачем? Она этого не знала. Все равно. Она только чувствовала, что ненависть ее к мужу увеличивается до отвращения. Кто выдумал этот брак? Он! Кто соблазнил Гектора надеждами на будущие выгоды? Опять-таки он! Все он!
В течение всей ночи она не могла сомкнуть глаз. Это была для нее одна из тех ужасных ночей, в которые задумываются преступления.
А на следующий день после завтрака, оставшись в бильярдной наедине с Гектором, она спросила его:
- Так это правда?
Выражение ее лица было настолько жестоким, что он испугался.
- Правда… - залепетал он. - Что правда?
- Твой брак?
Он сначала помолчал, не зная, объясниться с ней или нет, и наконец, обозленный ее повелительным тоном, ответил:
- Да!
От этого ответа она задрожала. До сих пор для нее мерцал еще слабый луч надежды. Она ожидала, что он разубедит ее, наконец, даже обманет. Но нет, он признался ей во всем. И это уничтожило ее. Язык и способность мыслить изменили ей.
А тем временем Треморель стал излагать ей мотивы, побудившие его к такому поступку. Берта с негодованием остановила его.
- Поберегите себя для других подлых поступков, - сказала она. - Вы любите Лоранс.
Он хотел оправдываться, протестовать.
- Довольно! - перебила его Берта. - Другая женщина стала бы вас упрекать, а я просто заявляю вам, что этому браку не бывать. Я его не желаю. Верьте мне и откажитесь от него, пока еще не поздно. Не вынуждайте меня принимать меры.
И она удалилась, хлопнув дверью и оставив Гектора одного, взбешенного.
- Как она смеет так разговаривать со мной! - говорил он сам себе. - Скажите, пожалуйста! Она не желает, чтобы я женился на Лоранс!..
Но по мере того, как он успокаивался, его посещали самые невеселые мысли. Если он будет настаивать на этом браке, кто поручится за то, что Берта не приведет свои угрозы в исполнение? Ведь еще по поводу мисс Фанси она говорила ему:
- Вот пойду к Соврези, сознаюсь ему во всем, и тогда мы будем связаны с тобой стыдом больше, чем всеми обрядами церкви и мэрии.
Конечно, это было тем самым средством, которое она имела в виду для того, чтобы разрушить этот брак, и оно казалось ему ненавистным. При одной только мысли, что его друг узнает обо всем, граф Треморель задрожал.
"Как он поступит, если Берта откроется ему во всем? - думал Гектор. - Он убьет меня без сожаления. Я и сам поступил бы так, если бы оказался на его месте. Но предположим, что он пощадит меня. Все-таки я должен буду драться с ним на дуэли, или же меня попросту выгонят вон. И чем бы дело ни кончилось, мой брак будет бесповоротно разрушен, и Берта на веки вечные останется со мной".
И он не видел никакого выхода из положения.
- Надо подождать, - решил он.
И он поджидал, лишь тайком бывая у Куртуа, так как действительно успел полюбить Лоранс. Он поджидал, снедаемый беспокойством, то отбиваясь от настояний Соврези, то стараясь избежать исполнения Бертой ее угроз.
Ах, как он ненавидел эту женщину, которая держала его в руках, под волей которой он изгибался, точно ивовый прут! Ничто не могло поколебать ее жестокого упорства. Он думал, что доставит ей удовольствие, навсегда порвав с мисс Фанси. Напрасно! Вечером в день разрыва он сказал ей:
- Берта, я уже никогда в жизни не увижусь с мисс Фанси.
Она с иронией отвечала ему:
- Тебе будет очень благодарна мадемуазель Куртуа.
В этот же самый вечер, проходя по двору, Соврези увидел у решетки какого-то нищего, который делал ему знаки.
Соврези подошел к нему.
- Что вам угодно? - спросил он.
Нищий осмотрелся, чтобы убедиться, что его никто не видит, и с таинственным видом сунул в руку Соврези тщательно свернутую записку.
- От одной прекрасной дамы, - сказал он, хитро подмигнув. - Узнаете от кого.
Соврези повернулся спиной к дому, распечатал записку и прочитал:
"Милостивый государь.
Вы оказали бы большую услугу одной бедной девушке, очень несчастной, если бы пожаловали завтра в Корбейль, в гостиницу "Бель имаж", где Вас будут ожидать целый день.
Ваша покорная слуга
Дженни Фанси".
В конце письма стоял постскриптум:
"Умоляю Вас, ничего не говорите об этом графу Треморелю".
"Эге! - подумал Соврези. - Это хорошее предзнаменование для брака".
- Господин, - обратился к нему нищий, - мне приказано дождаться ответа.
- Скажи, что приду! - ответил Соврези и сунул ему в руку сорок су.
XVII
На следующий день было холодно и сыро. Стоял такой непроницаемый туман, что ничего не было видно даже в десяти шагах. Тем не менее, едва только закончился завтрак, Соврези взял ружье и свистнул собак.
- Пройдусь по лесам, - сказал он.
Это был только предлог, так как, выйдя из Вальфелю, Соврези направился прямо в Корбейль и, верный своему обещанию, через полчаса уже входил в гостиницу "Бель имаж".
Мисс Фанси поджидала его в той самой большой комнате с двумя кроватями, которую уже давно стали оставлять для нее, как для лучшей клиентки гостиницы.
Глаза девушки были красны от недавних слез, кожа бледна, очевидно, она не спала. На столе около камина, в котором пылал огонь, стоял еще не тронутый завтрак.
Когда Соврези вошел, она поднялась ему навстречу и дружески протянула руку.
- Благодарю вас, - сказала она. - Благодарю, что вы пришли. Вы так добры!
Слезы брызнули у нее из глаз, она закрыла лицо платком. Он взял девушку за руку и тихонько, почти против ее воли, открыл ее лицо.
- Взбодритесь! - сказал он. - Не надо падать духом!
Она подняла на него свои большие заплаканные глаза, в которых светилось скорбное выражение.
- Значит, вам уже все известно? - спросила она.
- Я не знаю ничего, вы ведь сами запретили мне говорить с Треморелем, но я догадываюсь.
- Он не желает больше меня видеть. Он прогоняет меня.
Соврези придвинул стул поближе к мисс Фанси и сел.
- Что же делать, дорогое дитя мое? - сказал он. - Покоритесь. Увы! Ваша связь, как и все подобные ей связи, недолговечна. По капризу они рождаются и в случае надобности разрушаются. Нельзя же всегда быть молодым. Настает час, когда волей-неволей приходится слушаться рассудка. Гектор вас не гонит, вы это отлично знаете, но он понимает необходимость позаботиться о будущем, утвердить свое существование на более прочной базе. Он чувствует необходимость в семейном круге… Одним словом, Гектор хочет жениться.
- Он! - воскликнула Фанси с вульгарным жестом. - Он хочет жениться! - И, подумав немного, добавила: - Так, значит, это правда?..
- Уверяю вас, - произнес Соврези.
- Нет! - воскликнула Дженни. - Тысячу раз нет, это невозможно! У него есть любовница, я это знаю, я убеждена в этом, я имею доказательства!
Соврези улыбнулся.
- Тогда что же это за письмо, - яростно заговорила она, - которое я нашла у него в кармане еще полгода тому назад? Правда, оно никем не подписано, но не может быть никакого сомнения, что оно от дамы!
- Письмо?
- Да, не оставляющее никаких сомнений. Вы спросите, почему я до сих пор не говорила о нем ему? Не смела. Я его люблю, а он меня бросил. Я говорила себе: если только я заговорю о нем, то наступит конец всему, в особенности если он любит другую, - и я погибла. И я молчала, соглашаясь на унижение, тайком от него плакала, но весело обнимала его, тогда как на лице его я видела следы от поцелуев другой. И я сказала себе: "Он вернется ко мне". Какая я дура! И таким образом, я ни словом не обмолвилась с ним об этой женщине, которая причинила мне столько страданий.
- Что же вы хотите делать, дитя мое?
- Я? Не знаю. Все! Я ничего не говорила ему об этом письме, но оно у меня: это мое оружие. Оно мне еще пригодится! Стоит только захотеть, и я узнаю, кто она, и тогда…
- Вы превратите расположенного к вам Тремореля во врага.
- Во врага? Да что он может сделать-то против меня? Я прилипну к нему, я буду всюду следовать за ним, как тень, и всюду буду кричать имя другой любовницы. Пусть он сажает меня в сумасшедший дом! Удирают и оттуда! Я предъявлю ему самые ужасные обвинения, которым в первое время никто не поверит. Пусть все выплывет наружу. Мне нечего бояться: у меня нет ни родных, ни друзей, ни одной живой души на свете, которая пожалела бы обо мне. Он узнает, что такое брать любовниц прямо с тротуара! Итак, милостивый государь, вы его друг, поверьте мне и посоветуйте ему вернуться ко мне.
Соврези, не перестававший серьезно беспокоиться, живо представил себе, какой оборот могут принять угрозы Дженни в действительности. Можно извести человека так, что и закон ему не поможет. Да еще как! Ведь, сражаясь в грязи, волей-неволей измажешься в ней и сам.
- Послушайте, моя дорогая, - возразил Соврези, - даю вам слово - понимаете? - даю вам честное слово, что скажу всю правду. Поверите вы мне тогда?
С минуту она молчала.
- Да, - сказала она. - Вы честный человек. Я вам поверю.
- В таком случае клянусь вам, что Треморель хочет жениться на одной молодой девушке, страшно богатой, приданым которой надеется обеспечить свое будущее.
- Он вам солгал, а вы и поверили!
- Почему? Уверяю вас, что, пока он живет в Вальфелю, он не имеет, да и не может иметь никакой другой любовницы, кроме вас одной. Он живет у меня в доме, как мой брат, в обществе только меня и моей жены, и я могу дать точный отчет о каждом его поступке, точно о своем собственном.
Мисс Фанси открыла было рот, чтобы ответить, но внезапная мысль вдруг изменила все ее решения, и язык прилип к гортани. Она промолчала, вся вдруг покраснела и со странным выражением посмотрела на Соврези.
Он этого не заметил вовсе. Его интриговало то доказательство, о котором говорила Дженни Фанси.
- Быть может, вы мне покажете это знаменитое письмо? - сказал он.
- Вам! - воскликнула она и задрожала. - Вам? Ни за что на свете!
Испуг Фанси передался Соврези. Отвратительное сомнение зашевелилось вдруг в его душе. Прощайте теперь безопасность, счастье, покой, сама жизнь!
Он выпрямился, глаза его засверкали, губы задрожали.
- Дайте мне это письмо! - повелительно сказал он.
Дженни так испугалась, что отступила на три шага назад. Насколько могла, она скрыла это и даже попыталась улыбнуться, превратить все в шутку.
- Не сегодня, - сказала она. - Когда-нибудь в другой раз… Много будете знать - скоро состаритесь.
Но гнев Соврези все возрастал, сделался ужасен, вызывал трепет. Он покраснел как рак.
- Это письмо, - повторил он едва слышным голосом, - я хочу видеть это письмо!
- Невозможно, - запиналась Фанси. - Нельзя. - И, как утопающий за соломинку, она ухватилась за осенившую ее идею. - В другой раз, - сказала она. - У меня его нет с собой.
- Где оно?
- У меня дома, в Париже.
- Ведите меня туда! Идемте вместе!
Она почувствовала, что попалась, и уже не находила в себе больше ни хитрости, ни находчивости. А между тем было бы очень легко поехать вместе с Соврези, рассеять все его подозрения и, наконец, попав с ним на улицы Парижа, затереться в толпе и улизнуть от него.
Но нет! Ей даже и на ум не приходило все это, наоборот, она приготовилась бежать от него сейчас же. У нее еще было время. Она сейчас дойдет до двери, отворит ее и со всех ног бросится бежать вниз по лестнице… И она стремглав кинулась вперед.
Одним прыжком Соврези оказался около нее.
- Несчастная женщина! - прохрипел он. - Жалкое создание! Ты хочешь, чтобы я тебя растоптал!
Резким движением схватив ее за плечо, он швырнул девушку в кресло. А затем, повернувшись к двери, запер ее на ключ, который положил к себе в карман.
- Теперь письмо! - повторил он, возвратившись к Фанси.
Никогда в жизни еще бедная девушка не испытывала такого страха, как теперь. Ярость этого человека обезоружила ее, она понимала, что он вне себя, что она у него в руках, что он мог ее убить, и все-таки еще старалась ему сопротивляться.
- Вы причинили мне боль, - бормотала она, пробуя испытать на нем силу своих слез. - Стыдитесь, ведь я вам ничего не сделала.
Он схватил ее за руки и, склонившись к самому лицу, сказал:
- В последний раз говорю: отдай мне это письмо, или я применю силу.
Она не могла уже больше сопротивляться.
- Оставьте меня, - ответила она. - Я отдам вам его.