Но Билл отрицательно мотнул головой в сторону общего зала, где появились новые посетители, еще не отведавшие фирменного напитка и потому скучные и твердо стоящие на ногах.
- А вы, мисс Даррах? - повернула голову Дессима.
- Ох нет, милая. Я не имею склонности к спорту во всех его проявлениях… В детстве меня почти напрочь лишил зрения мой братец Теренс, когда угодил в переносицу яблоком, предназначавшимся брату Брайану… И к тому же я слишком… гм!.. полненькая. Нет, я уж лучше посижу и посмотрю на вашу игру.
И тут вдруг из общего зала раздался взрыв смеха и криков… Билл пригласил всех, находившихся в отдельном зальчике, посмотреть на чудо, которое учинил мистер Легг. Все прошли в общий зал и уставились на мишень… Огромный красномордый детина стоял у доски с растопыренной ладонью, прижатой к мишени, и вся ладонь была аккуратнейшим образом обтыкана дротиками…
- М-да, - проронил Уочмен, - похоже, мистер Легг нашел взамен меня другую жертву своей сверхъестественной меткости. Неудивительно, что толпы трудящихся так верят мистеру Леггу…
Тут Уочмен облокотился о стойку и повысил голос:
- Впрочем, я со своей стороны хочу предложить мистеру Леггу сыграть партию в "круглые сутки"… Играли в такой вариант, мистер Легг?
- Довольно давно, - несколько удивленно протянул Легг, вынув трубку изо рта.
- Итак, "круглые сутки".
- "Круглые сутки"?.. Но я слегка подзабыл правила…
- Вам нужно попасть во все секторы по порядку номеров, а закончить на дубле, - пояснил Норман Кьюбитт.
- По существу, - зловеще мягким тоном заметил Уочмен, - вы можете назвать это особо изощренным методом убийства времени… Убийство времени или отбывание срока… Вы когда-нибудь отбывали срок, мистер Легг?
- Нет, - сказал Легг, не меняясь в лице. - Но я ваш вызов принимаю, отчего же нет. Только выйду на секундочку, если позволите…
- Конечно, - поклонился Уочмен…
Глава третья
Дальнейшие успехи Уочмена
- Самый большой недостаток у Люка - это то, что он просто неспособен не трогать дерьмо, чтобы не пахло… - саркастически заметил Себастьян Периш.
Кьюбитт надвинул на брови свою шляпу и стал возюкать по холсту кистью еще более ожесточенно, молча косясь на Периша.
- Более того, мой двоюродный брат знаменит тем, что умеет превратить даже самое обычное говно в необыкновенно вонючее и чрезвычайно тошнотворное… - продолжал Периш. - Я тебе не мешаю с этими разговорчиками, старина?
- Нет. Поверни голову чуть вправо. Вот так. И еще - твои плечи снова опустились… Не сутулься…
- Ты прямо как доктор - живот подтяни, спину выпрями… Послушай, Норман, а что ты скажешь о нашем Люке - он ведь, кажется, ревнует к Биллу?
- Ревнует? - переспросил Кьюбитт, сосредоточенно нанося очередную краску. - Почему это ревнует?
- Не почему, а кого! Дессиму, конечно!
- Чушь. Хотя я не знаю. В конце концов, он твой кузен, должно же быть и в нем немного вашего фамильного тщеславия…
- Не знаю, старик, почему ты считаешь меня тщеславным. Я так о себе вовсе не думаю… Поверишь ли, в день я получаю в среднем двенадцать с половиной восторженных писем от поклонниц. Ну и что? Они для меня ничего не значат!
- Но ты был бы вне себя, если бы тебе одна из них отказала… Не шевели ушами, очень тебя прошу… Ну а насчет Люка ты, возможно, прав.
- Интересно, как далеко зашел их прошлогодний флирт? - полюбопытствовал Периш.
- Заткнись, пожалуйста, - я рисую твои губы…
Губы самого Кьюбитта были плотно сжаты. Некоторое время он остервенело терзал холст. Потом отступил на шаг, оглядел свое творение и заметил:
- Не думаю, что дело тут в Билле Помрое. Ведь Люк весь вечер кидался на Легга. Не понимаю, почему? Ведь он этого человека видит впервые в жизни.
- Мне показалось, что он просто пробует этого Легга на трухлявость. Пытается загнать в угол - не мытьем, так катаньем…
Кьюбитт, не отрывая взгляда от холста, добавил:
- И мне даже почудилось, что Люк одернул спой пиджак, словно в зале суда…
- Очень характерный жест, - согласился Периш.
Кьюбитт улыбнулся:
- Да, но Люк явно собирался сделать гадость этому Леггу.
- Люк не делает гадостей, - пробурчал Периш.
- Еще как делает, - холодно проронил Кьюбитт. - И это тоже очень характерно - для него…
- Но ведь он бывает и добр, и щедр, не так ли?
- Ну конечно, Себастьян, конечно. И я его очень люблю. Он меня интересует как человек.
- Да и он тебя любит! - воскликнул Периш. - Это же очевидно! Трудно не догадаться!
- Ты вложил в свои слова бездну смысла, - усмехнулся Кьюбитт. - Послушай, Себ, ты не мог бы посидеть неподвижно? Или тебя, пардон, блохи за задницу кусают? Чего ты все время вертишься? Отдохни тогда уж пару минут, если хочешь.
Периш охотно встал с валуна, потянулся и подошел к Кьюбитту посмотреть на полуфабрикат собственного портрета. Холст был немаленький. Фигура в красном свитере исполнена была чуть ли не в половину натурального размера. Небо на заднем плане вздымалось полупрозрачной голубой аркадой, а море выглядело весьма схематичным синим ковром. Солнце скульптурно высвечивало изгиб правой скулы.
- Чудесно, старик, чудесно, - похвалил Себастьян.
Кьюбитт, который терпеть не мог, когда его называли "старик", вполголоса ругнулся.
- Как мне назвать этот опус, если я решусь выставить его в нашей академии? - спросил Норман. - "Портрет актера"? А может быть, "Себастьян Периш, эсквайр"?
- Ну, лучше назвать моим именем, - скромно потупился Периш. - Не то чтобы я боялся, что далеко не каждый узнает меня на этом холсте, а просто…
- Ясно, я понял твою точку зрения. Думаю, что твой импресарио одобрит такой подход… Итак, что мы там говорили о Люке? Что он бывает добр и щедр? И безумно меня любит?
- Послушай, я не уверен, что мне надо тебе все объяснять в деталях…
- Нет, но ты ведь что-то хотел мне рассказать на эту тему или мне почудилось?
- Ну, возможно, ты будешь удивлен, если узнаешь… Я, во всяком случае, был удивлен. А ведь я, можно сказать, его ближайший родственник.
У Кьюбитта в голове вдруг словно что-то щелкнуло.
- Погоди, - пробормотал он, - ты, часом, не имеешь ли в виду его завещание?
- Как ты догадался?
- Ну, мой милый Себ…
- Ну ладно, ладно, все понятно… Одним словом, недавно Люк сообщил мне, что по завещанию он разделил свои деньги между нами двоими.
- Вот это да!
- Я застал его за написанием какой-то очень внушительной бумаженции, и он сказал: "Знаешь, возможно, придет день, когда ты сам это прочтешь, но я могу сказать тебе и сейчас". И сказал.
- Чрезвычайно мило с его стороны, - проворчал Кьюбитт. - Черт побери! Лучше бы ты мне не рассказывал!..
- Да почему же?
- Не знаю, но… Во всяком случае, надеюсь, что он переживет нас обоих.
- Между прочим, он намного старше меня, - жизнерадостно заметил актер. - То есть я не хочу сказать, что он меня не переживет, я только хочу уточнить относительно собственных перспектив… - Периш стал методично выбивать свою трубку о камень. Лицо его залила краска. - Вообще-то это ужасно. - Периш наконец подал голос.
- Что именно?
- У меня сейчас туго с деньгами, - признался Себастьян, - и я прикидывал, не мог бы Люк…
- То есть ты собирался попросить у него помощи?
Периш промолчал.
- Ага, ясно, - протянул Кьюбитт. - Теперь, в свете этой новости, ты уже стесняешься попросить его? Бедный Себ! А куда, скажи на милость, ты девал свои деньги? У тебя же их вагон и маленькая тележка! Ты всегда на сцене, получаешь гонорары… У тебя должны быть безумные доходы!
- Это и так и не так. Если бы ты, старик, знал всю эту актерскую кухню… У меня просто невероятные расходы, чистое безумие!
- Но почему?
- Да потому, что мне надо поддерживать свой уровень! Надо выглядеть процветающим, это раз. Потом, я плачу своему агенту совершенно бешеные деньги. Клубы мне обходятся так дорого, словно я сижу там на бриллиантах и поедаю из золотых тарелок ювелирные изделия! А тут еще я, как последний кретин, вложился в один спектакль, который в мае принес убытков на несколько тысяч фунтов…
- А ради чего ты вложил туда деньги?
- Продюсеры были мои друзья. Все выглядело очень прилично.
- А ты раздаешь деньги, Себ? Ну, я в буквальном смысле. Всяким пьющим и несчастным актерам?
- Ох, бывает. Такой уж это чертов бизнес, что приходится…
- Не чертее, чем живопись, - мрачно заметил Кьюбитт.
- Тебе хорошо, тебе не нужно гнаться за престижем. Люди и так понимают, что художники живут по-особенному, - возразил Периш.
- Было время, когда художники все пьянствовали и вели богемную жизнь. Но теперь лично я живу очень скромно.
- Но ведь твои картины продаются?
- В среднем у меня расходится шесть картин в год. По цене от двадцати до двухсот фунтов. Короче, за год набегает с полтысячи. А ты, небось, столько за месяц зарабатываешь, верно?
- Да, но…
- Нет-нет, я не жалуюсь. Я бы мог получать и больше, если бы брал учеников или имел склонность к коммерческому искусству. Мне всегда хватало денег, до тех пор как…
- Как что? - заинтересовался Периш.
- Да нет, ерунда. Давай-ка лучше продолжим. К одиннадцати часам солнце будет уже чересчур высоко - надо успеть.
Периш прошел к своему валуну и принял позу, выражающую надменность и величие.
- Ну как? - спросил он.
- Нормально. Тебе надо добавить только пару лохматых эполет и можно называть картину "Наполеон на острове Эльба".
- Мне, кстати, всегда хотелось сыграть Наполеона.
- Да уж, много ты понимаешь в Наполеоне!
Периш мирно улыбнулся:
- Ну, во всяком случае, не меньше, чем в одноименном коньяке. А знаешь, Люк на него здорово похож.
- Они просто близнецы, - кивнул Кьюбитт.
Некоторое время Кьюбитт писал молча. Но Периш неожиданно рассмеялся.
- Что такое? - спросил художник.
- Сюда идет твоя подруга!
- О чем ты, черт возьми? - раздраженно бросил Кьюбитт, оглянулся и сник: - А, да, ты прав…
- А она тоже станет меня рисовать?
- Нет уж, дудки.
- Неласков ты со своей маленькой Виолеттой.
- Нечего ее так называть.
- Почему?
- Да потому, что она уже давно не молода и, может быть, приставуча, но… Она очень беззащитна, и в каком-то смысле она все-таки леди!
- Ты сноб!
- Не будь таким кретином, Себ… Ах, черт, кажется, у нее при себе все ее причиндалы… Похоже, она все-таки собирается рисовать. Ну ничего, я почти закончил на сегодня.
- Она тебе машет.
Кьюбитт стал лихорадочно мазюкать по холсту.
- Все, на сегодня достаточно, - сказал он, собирая краски и подрамник. А потом, вглядываясь в море, добавил:
- Нет, зря ты мне рассказал насчет Люка, зря…
* * *
Друзья заранее договорились между собой, что все трое будут проводить свой отпуск в Оттеркомбе кто как пожелает, независимо друг от друга.
Уочмен рассчитывал с раннего утра порыбачить на лодке. Проснувшись на рассвете, он услышал за окном стук многих пар башмаков о булыжную мостовую. Все здесь происходило как встарь - каждое утро, перед самым восходом солнца, мужчины Комба уходили в море на своих лодках. И так же стучали их подошвы, так же покрикивали вдали чайки… Уочмен поуютнее закутался в одеяло и опять заснул. Ни на какую рыбалку он не поехал.
Второй раз он проснулся уже в половине десятого и обнаружил, что Периш давно позавтракал и отправился на свою скалу позировать.
- Здоровенную картину рисует ваш друг мистер Кьюбитт, - сообщил Уочмену старик Эйб Помрой. - Одной его картины при бережном расходовании хватит, чтобы прикрыть прорехи в обоях во всем моем баре. А краски он кладет, надо сказать, так жирно, словно это и не краски вовсе, а обыкновенная грязь. Не жалеет этого добра. Вблизи это выглядит как переперченная итальянская пицца, но ежели отойти шагов на двадцать, то мистер Периш на картине как живой встает, во как. И смотрит так натурально на ту скалу и с этаким обозленным видом, словно проголодался и собирается пойти пообедать. Вы бы сходили, сэр, поглазели бы на ихнее рисование.
- Что-то мне лень, Эйб. А где Билл?
- Вышел в море на лодке…
Эйб потер подбородок, почесал в голове и переставил стаканы на стойке бара.
- Мой сынок прямо места себе не находит, - вдруг сказал Помрой. - И стал мне словно чужой - мой собственный сын-то. Каково мне, а?
- Неужели? - вежливо изобразил заинтересованность Уочмен, набивая свою трубку.
- Ну да. С этой его политикой и со всякими левыми идеями. Прямо чужак, да и только. А ведь он неглупый парень, образование получил прекрасное, восемь классов… А в голове у него одна дребедень, как у этих поганцев политиков. Правда, со мной он спорить не берется, видит, что я ему не пара насчет потрепаться о политике, да…
- Ты слишком скромничаешь, Эйб, - заметил Уочмен.
- Нет, сэр, нет… Просто у меня для этой политики язык не подвешен, и потом я ведь человек старомодный, консерватор! Всегда за тори голосовал, мать их распротак. А какого рожна - и сам не знаю…
- Почему же, причины вполне понятны.
- Эх, сэр, понятны, да только не для моего мальчика.
- Не стоит переживать, Эйб, ничего, - лениво отмахнулся Уочмен.
- Да я не об том волнуюсь, сэр! Просто я вижу, как мой мальчик места себе не находит, мечется… Вот и вчера вечером - в каком тоне он себе позволил разговаривать! Просто позор для него, да и только!
- Да нет, Эйб, это я виноват, ей-богу. Я сам на него нападал.
- С вашей стороны очень благородно, сэр, так говорить. Да только тут еще и другие мыслишки имеются у меня в башке. Я ведь хотел бы, чтобы Билл как-то остепенился, взял наше хозяйство под себя, что ли… Мне ведь уже скоро семьдесят, а Билл у меня младшой. Мои старшие-то на войне полегли, одна дочь замужем в Канаде, другая в Австралии. А Биллу достанутся "Перышки".
- Думаю, что Билл вырастет из своих коммунистических идей и станет настоящим хозяином, - сказал Уочмен, которому этот разговор порядком поднадоел.
Эйб Помрой промолчал, и тогда Уочмен добавил:
- Скоро ваш Билл женится и обустроится тут…
- Когда ж это будет, сэр?! Небось, вы заметили что-то между ним и этой мисс Десси? Странное это дело, не в моем вкусе, и не могу я к этакой простоте привыкнуть. Папаша этой Десси - фермер на Кэри Эдж, мой старинный дружбан, прямо сказать. Оно, конечно, хорошо. Но мисс Десси была мила, пока под стол пешком ходила. А потом ее мамаша вбила себе в голову, что девке обязательно надо учиться в этом самом Оксфорде, словно порядочной девушке других забот мало…
- Да-да, я знаю, - небрежно вставил Уочмен.
- И вот малышка Десси возвращается из Оксфорда, и что я вижу? Стала такая уверенная в себе, словно не девка, а чистый мужик, и говорит такими словами, как эти америкашки…
- Ну и?
- Так разве этого недостаточно? Но если она ценит моего Билла выше тех парней, которых встречала в своей новомодной жизни, что ж, оно хорошо. И в конце концов, она мне почти все равно как дочь, и плевать я хотел, какое воспитание она получила и где росла…
Уочмен встал и потянулся.
- Звучит идиллически, Эйб, - заметил он равнодушно.
- Э, погоди, сынок, погоди. Все не так-то просто. Мой Билл с ума сходит с тех пор, как эта Десси запала ему в душу. И всякие бешеные идейки в ихних башках нормально совпадают. Кроме того, и ее старики вроде как не против моего Билла, во всяком случае, мамаша. Старина Джим Мур приходил сюда потолковать со мною. Он так мне и сказал, что не дело молодым людям жить на ферме и день-деньской расхаживать туда-сюда по скотному двору. Я к чему это все рассказываю, сэр. Это все произошло с того времени, как вы тут у нас отдыхали в прошлом году. Такие вот случились дела. Билл прямо сгорает от нетерпения, когда поведет Десси под венец…
- Неужто? - переспросил Уочмен. - А что Десси? Она тоже сгорает от того же самого?
- Да в этом-то и закавыка, - вздохнул старый Эйб.
Уочмен раскурил трубку и, глядя в лицо хозяину гостиницы, почувствовал, что старик явно не в своей тарелке.
- Все дело в том, что она говорит… что она говорит насчет своей… ну то есть невинности, - пробормотал несчастный старик.
- И что же она говорит? - резко спросил Уочмен.
- Похоже, у нее идея, будто невинность невесты просто пережиток, вот и все… Много болтает о всякой там свободе женщин и прочую ерунду. Как я понимаю, просто она девка малахольная и сама не знает, чего болтает…
- А что говорит Билл? - спросил Уочмен.
- Ему это не нравится. Он хочет взять невесту честную, как всякий добропорядочный мужчина. И он не понимает, что это за такая свобода для жены - да и для мужа тоже… Все это прямо чепуха какая-то. Я ей уже говорил это, и что для свадебной сделки такие разговорчики вовсе не нужны, а прямо наоборот. А ее послушать, так у нее наготове есть другой парень, вот как. В общем, это поганое дело, сэр, скажу я вам. Прямо говоря, сэр, так я во всем виню этого самого Легга. Билл уже собирался обустроить свои дела и осесть тут хозяином, пока не появился этот Боб Легг. А теперь у Билла все снова смешалось в голове - проклятые революционные идеи и свадьба. Да еще и мисс Десси увлеклась этой мутью. Мне Легг не нравится, прямо скажу. Никогда не нравился. Хоть он и мастер дротики бросать. Сколько я понимаю, это расчетливый парень, вот что. И он идет упорно к своей цели. Вот так, и сколько тут лясы ни точи, дело не поправишь…
Уочмен наконец направился к двери. Эйб последовал за ним. С крылечка оба непроизвольно посмотрели в сторону тоннеля.
- Вот те раз! - вскричал старик Эйб. - Легка на помине! Вон она, мисс Десси, идет, небось, в магазин…
- Ну ладно, мистер Помрой, - сказал измученный этой беседой Уочмен. - Я решил все же пойти взглянуть на картину, которую рисует мой друг.