В продолжение целого вечера я занимался тем, что сравнивал показания свидетелей и пытался найти намек на возможность совершения убийства кем-нибудь другим, помимо Элеоноры. Я взял лист бумаги и выписал на нем следующие говорящие против нее обстоятельства:
1) недоразумение между ней и дядей, о котором упоминал Харвелл;
2) таинственное исчезновение горничной;
3) обвинение в адрес Элеоноры, которое произнесла Мэри, а мы с Грайсом невольно услышали;
4) ее сбивчивые показания относительно платка, запачканного сажей и найденного в комнате дяди;
5) отказ объяснить что-либо относительно бумаги, найденной ею на столе покойного после того, как унесли тело;
6) найденный у нее ключ от библиотеки.
На другой стороне листа я написал:
1) недоразумения между родными бывают очень часто, но чтобы недоразумения эти приводили к преступлению - это большая редкость;
2) исчезновение Джен могло не иметь ничего общего с преступлением;
3) если Мэри и обвиняла свою кузину, то, с другой стороны, она же открыто при всех объявила, что никого не может заподозрить в этом убийстве; в первом случае слова свои она произнесла под непосредственным впечатлением от происшедшего - они могли быть необоснованными;
4 и 5) ни в чем не повинные люди иногда запутываются в показаниях, что служит поводом к возникновению подозрений против них.
Но ключ? Что можно было сказать в пользу Элеоноры по этому поводу? Ровно ничего. Благодаря этому она все еще должна была оставаться под подозрением, ведь она не хотела объяснить, каким образом он попал к ней; в этом должен был сознаться и я, как бы ни хотел утверждать противное.
Дойдя до этого пункта, я отбросил бумагу и взял в руки вечернюю газету. Первое, что бросилось мне в глаза, были следующие строки:
ТАИНСТВЕННОЕ УБИЙСТВО
Мистер Левенворт, известный миллионер, найден убитым в своей комнате. - Никаких следов убийцы. - Преступление совершено при помощи револьвера. - Необыкновенные обстоятельства сопровождали эту смерть.
Это стало для меня по крайней мере некоторым утешением. Значит, пока еще Элеонору не обвиняли в убийстве. Но что принесет нам следующий день?
"Она не может быть виновна, - говорил я себе, вновь и вновь пытаясь убедить себя в этом. - Но каковы доказательства ее невиновности? Только ее красота?"
Совершенно опечаленный, я бросил газету и пошел вниз, поскольку каждую минуту ждал, что мне принесут телеграмму в ответ на посланную мною мистеру Виллею. И действительно, вскоре я ее получил. Я быстро вскрыл депешу: ее отправил владелец отеля, где остановился мой патрон. Содержание ее было следующее:
"Вашингтон, мистеру Эверетту Рэймонду.
Мистер Виллей лежит больной у меня в доме; опасаясь последствий, телеграмму ему не показывал. Сделаю это по возможности в скором времени.
Томас Ловерти".
Я снова в раздумьях вернулся в свою комнату. Почему вдруг я почувствовал такое облегчение? Неужели боялся и не желал возвращения моего патрона? Кто же, кроме него, собственно говоря, мог бы направить меня на настоящий след? Ведь ему лучше, чем кому-либо, были известны все подробности частной жизни этой семьи. Неужели я, Рэймонд, в данном случае боялся узнать правду?
Нет, этого никто не смел утверждать. Я вынул свои заметки и против № 6 написал: "Подозрительно".
Таким образом, никто уже не мог упрекнуть меня, что, ослепленный женской красотой, я не желал видеть подозрительные обстоятельства даже там, где они были очевидны. Тем не менее я повторял про себя: "Если она скажет, что не виновна, я поверю ей". Мы, в сущности, рабы своих ощущений и предрассудков.
Глава XI
Приглашение
В утренних газетах появились новые и более детальные подробности об убийстве. С лихорадочной поспешностью я просмотрел все публикации, относившиеся к этому делу, но не нашел ни малейшего намека на то, что так боялся увидеть. Джен, таинственно исчезнувшую в ночь убийства, не только подозревали как соучастницу в этом страшном преступлении, но даже были готовы объявить ее главным действующим лицом. Никому и в голову не приходило упомянуть имя мисс Элеоноры в связи с этим убийством.
В "Таймс" было напечатано: "Сыщики уже напали на след беглянки", а в "Геральд" разместили объявление:
"Родственники покойного мистера Левенворта обещали вознаграждение тому, кто сообщит какие-либо сведения о Джен Честер, исчезнувшей 4 марта из дома № 5. Девушке на вид двадцать пять лет, она по происхождению ирландка, ее приметы следующие: стройная фигура, волосы темные с рыжеватым оттенком, свежий цвет лица, недурна собой, маленькие руки, пальцы исколоты иголкой, большой размер ноги. Она была одета в клетчатое платье, белое с красным, на плечи накинут зеленый шерстяной платок. На правой ее руке большой шрам от ожога, на левом виске несколько следов от оспы".
Это объявление придало моим мыслям другое направление. Странное дело, я до сих пор совсем не думал об этой девушке, а между тем, по всей вероятности, именно она могла сообщить больше, чем кто-либо. Я, конечно, не мог согласиться с теми, кто видел в ней соучастницу преступления, - ведь в таком случае она захватила бы с собой все имевшиеся у нее деньги, а между тем они лежали нетронутые в ее сундуке. Но, если горничная, положим, случайно застала убийцу на месте преступления, чем объяснить тот факт, что она даже не вскрикнула и прошла незамеченной мимо комнат сестер Левенворт, в одной из которых даже была открыта дверь? Любой человек при подобных обстоятельствах невольно вскрикнул бы от неожиданности, а между тем никто ничего не слышал. Девушка исчезла бесследно. Что теперь оставалось предполагать? Единственно то, что преступник был ей хорошо знаком и сумел ее успокоить и уговорить не поднимать тревогу.
Поскольку я не хотел строить каких-либо предположений, не имея под рукой достоверных фактов, то отложил газету в сторону и решил пока больше об этом не думать. Но решение легче принять, чем выполнить, - разве можно запретить своим мыслям возвращаться к тому, что в данную минуту интересует тебя больше всего? Целое утро я провел в глубоких размышлениях и, наконец, пришел к такому заключению: необходимо или найти Джен, или заставить мисс Элеонору объяснить, каким образом у нее очутился ключ от библиотеки.
В два часа я вышел из своей конторы с намерением попасть к началу заседания в дом Левенворта, но меня задержали, так что я опоздал и приехал на место уже тогда, когда присяжные вынесли решение. Я был очень огорчен этим, ведь таким образом я лишился возможности увидеться с мисс Элеонорой. От Харвелла я узнал, что присяжные пришли к следующему заключению: "Смерть произошла от выстрела, произведенного неизвестным лицом".
Это принесло мне огромное облегчение - я опасался, что присяжные могут вынести заключение не в пользу сестер Левенворт. Но меня несколько обеспокоило, что Грайс и его люди покинули дом сразу же после заседания. Знаменитый сыщик был не так прост, чтобы оставить нераскрытым подобное преступление, следовательно, он ушел из каких-то особых соображений. Я решил немедленно отправиться к нему и вызвать его на откровенный разговор, но в эту минуту мое внимание привлекло оживленное движение в доме, расположенном напротив дома Левенвортов, за окнами нижнего этажа. Вглядевшись пристальнее, за одной из занавесок я совершенно ясно различил лицо Фоббса.
Этот факт, доказывавший, что мое предположение относительно Грайса было совершенно правильным, глубоко меня расстроил, поскольку мне было бесконечно жаль Элеонору, которой теперь в одиночку приходилось вести борьбу с враждебными ей силами.
Я поехал к себе домой, где в качестве заместителя мистера Виллея написал мисс Элеоноре записку. В ней я напоминал, что всегда к ее услугам и что меня можно застать дома ежедневно по вечерам, между шестью и восемью часами. Затем я отправился в тот дом, где накануне оставил мисс Мэри. Меня провели в длинную узкую гостиную. В скором времени появилась и сама Мэри.
– Я уж думала, что вы обо мне забыли! - воскликнула она, увидев меня. - Расскажите, что нового произошло?
– Засвидетельствован факт убийства…
Она молчала, но в глазах ее отражалось нетерпение.
– Совершенного неизвестным лицом, - докончил я.
Вздох облегчения невольно вырвался из ее груди.
– Теперь все разошлись по домам? - спросила Мэри.
– Да, в вашем доме не осталось посторонних.
– Значит, пока нам нечего больше опасаться?
– Я не хотел бы ни обидеть, ни огорчить вас, - проговорил я, - но мне кажется, что вы выполнили бы свой долг, если бы сегодня же вечером вернулись к себе домой.
– Почему? - воскликнула девушка удивленно. - Разве это так необходимо? Неужели вы не понимаете, что я не могу жить под одной кровлей с Элеонорой?
– Я этого не знаю и вовсе не хочу знать. Она ваша кузина, вы воспитывались вместе, как две сестры, поэтому ваша обязанность оказать ей поддержку в трудную минуту. Вы, наверно, согласитесь со мной, если спокойно поразмыслите над этим…
– В настоящее время я не способна спокойно размышлять над чем бы то ни было.
Но не успел я ответить на эти слова, как Мэри заметно смягчилась и совершенно другим тоном спросила, действительно ли я нахожу необходимым ее возвращение в дом дяди.
– Да, я считаю это необходимым, - подтвердил я.
Сначала Мэри даже будто готова была уступить, потом вдруг залилась слезами и объявила, что не в состоянии этого сделать и с моей стороны жестоко ее так мучить.
– Прошу прощения, - сказал я холодно, - вероятно, я действительно зашел слишком далеко. Даю слово, что это больше не повторится, к тому же у вас наверняка много друзей, которые могут дать вам совет.
– Друзья, о которых вы говорите, - возразила Мэри, - будут только льстить мне и потакать во всем. Вы единственный говорите прямо и откровенно, что я должна делать.
– Простите, - заметил я, - с моей стороны это была только просьба, не больше.
Мэри начала встревоженно прохаживаться взад-вперед по комнате, а затем проговорила взволнованно:
– Вы не знаете, о чем просите. Мне кажется, я задохнусь в этом доме… Почему Элеонора не может приехать сюда? Миссис Гилберт охотно приютит ее у себя, и мы сможем устроиться так, что вовсе не будем видеться.
– Вы забываете, что у вас есть еще и другие обязанности. Завтра будут хоронить вашего дядю.
– Ах да… бедный дядя!
– Вы хозяйка в доме, - продолжал я. - Позаботьтесь же о том, чтобы достойно был отдан последний долг тому, кто всю жизнь заботился о вас.
– Да, вы правы, я постараюсь заслужить ваше одобрение и вернусь к своей кузине, как вы этого желаете, мистер Рэймонд.
– Скажите мне, найдет ли ваша кузина в вас поддержку и утешение? - спросил я, протягивая ей руку.
– Я постараюсь исполнить свой долг, - сказала она нерешительно.
Когда я вышел на улицу и уже собирался сесть в омнибус, то заметил, что на тротуаре стоит какой-то господин, который не спускает с меня глаз и, очевидно, следит за мной. Я подошел к незнакомцу и спросил, не напоминаю ли я ему кого-нибудь из его знакомых, что он так пристально меня разглядывает.
– Нет, - сухо ответил тот.
Наружность этого господина была такова, что невольно бросалась в глаза; по-видимому, он принадлежал к высшему обществу, был очень красив собой и имел в высшей степени изящные манеры.
"Он не может иметь ничего общего с тайной полицией, - подумал я. - Вряд ли он меня знает, и интересоваться мной ему также не с чего. Во всяком случае я его запомню".
В тот же вечер, часов около восьми, я получил записку от мисс Элеоноры, принес ее Томас. "Приходите, приходите скорее! Я…" - вот и все, что в ней было написано, а затем перо, очевидно, выпало из ее дрожащей руки.
Глава XII
Элеонора
Дверь открыла Молли.
– Мисс Элеонора примет вас в гостиной, - сказала она, впуская меня в переднюю.
Я быстро направился в указанную комнату, мучимый каким-то неясным страхом. Подойдя к двери в гостиную, я прислушался: все было тихо. Я медленно открыл дверь и осторожно отодвинул тяжелую портьеру. Элеонора сидела при свете газовой лампы, которая слабо освещала комнату. Она была бледна, как мраморная Психея, стоявшая за ней в нише, и так же прекрасна и неподвижна, как она. Бедная девушка, казалось, не замечала ничего вокруг - она была охвачена горем.
Ошеломленный представившимся мне зрелищем, я стоял неподвижно, не зная, войти ли мне или удалиться, как вдруг неподвижная фигура в кресле зашевелилась. Элеонора вздрогнула и, увидев меня, быстро направилась мне навстречу.
– Мисс Левенворт! - воскликнул я, и звук моего голоса испугал меня самого.
Она остановилась и закрыла лицо руками.
– Что случилось? - спросил я.
Девушка беспомощно опустила руки и проговорила едва слышно:
– Как? Вы не знаете? Теперь уже открыто начинают высказывать подозрения, что я…
Она не могла продолжать и лишь протянула мне газету, которую подняла с пола, прошептав:
– Читайте сами.
Мне было достаточно одного взгляда на газету, чтобы убедиться в том, что худшие мои предчувствия сбылись; на первой полосе крупными буквами было напечатано:
СМЕРТЬ ЛЕВЕНВОРТА
Новые подробности загадочного происшествия. - Один из членов семьи покойного находится под сильным подозрением. - Прошлое мисс Элеоноры Левенворт.
Я был готов к этому, я ждал чего-то подобного, и все-таки газета невольно выпала у меня из рук. Я стоял и не смел взглянуть на девушку, хотя жаждал этого всей душой.
– Что это значит? - пробормотала она. - Что все это значит?
Я лишь покачал головой - говорить не мог.
– Меня смеют обвинять? Меня?! - воскликнула она. - Меня, которая была бы готова пожертвовать жизнью, только бы спасти его! Это не просто позор, это острый нож, который они вонзили мне в сердце!
Я был глубоко потрясен, но твердо решился не выказывать сочувствия, пока не буду совершенно уверен в ее невиновности.
– Вас это, кажется, ужасно поразило, мисс Элеонора, - сказал я, - но разве вы не отдавали себе отчета в том, как присяжные должны были истолковать ваше молчание относительно найденного у вас ключа? Неужели вы думали, что, после того как вы отказались от каких бы то ни было объяснений, публика - я уж не говорю о полиции - удовлетворится этим и не пойдет дальше в своих предположениях?
– Но…
– Когда вы отрицали тот факт, что, выходя из библиотеки, держали в руках какую-то бумагу, когда отказывались объяснить Грайсу, каким образом к вам попал ключ…
Она отступила на шаг назад - мои слова, очевидно, ее испугали.
– Послушайте, - продолжал я. - Неужели вы думаете, что можно скрыть от публики то, о чем осведомлена полиция?
Девушка ничего не ответила.
– Мисс Элеонора, - произнес я, - мне кажется, вы не понимаете, в каком положении находитесь. Если вы посмотрите на все происшедшее со стороны, то сами убедитесь, что вы должны объяснить…
– Но я не могу ничего объяснить, - проговорила она хриплым голосом.
– Вы не можете?
Не знаю, мой тон ли подействовал на нее или сами слова, но она отшатнулась так, будто ее ударили по лицу.
– Как? - воскликнула Элеонора. - И вы тоже сомневаетесь во мне? Я думала… мне и в голову не могло прийти, что… Вы, значит, с самого начала мне не верили? Вам было достаточно ложных улик, чтобы поверить в мою виновность! - Девушка в бессилии опустилась в кресло и чуть слышно прошептала: - Теперь я совсем одна, я покинута всеми.
Это невольно тронуло меня. Я сказал:
– Мисс Левенворт, ведь и я всего лишь человек. Но мне больно видеть ваше отчаяние, - скажите мне, что вы не виновны, и я поверю вам, невзирая на улики.
Она встала и приблизилась ко мне:
– Может ли кто-нибудь, взглянув мне в глаза, сказать, что я действительно виновна в этом ужасном преступлении?
Когда я грустно покачал головой, она прибавила:
– Ах, так вы хотите доказательств! - С этими словами она бросилась к дверям: - Идите, идите за мной.
Я последовал за ней, дрожа от страха и волнения. Она быстро поднялась по лестнице и, когда я нагнал ее, уже стояла перед дверьми комнаты, где лежал ее дядя.
– Пойдемте, - повторила девушка и, распахнув дверь, вошла в комнату.
Я был очень удивлен происходящим, но подчинился. В спальне было сумрачно, но в коридоре горела лампа, и при ее свете я увидел, как Элеонора опустилась на колени, наклонилась над усопшим и положила руку ему на грудь.
– Вы говорили, что поверите мне, если я скажу, что не виновна, - произнесла она, - вот, смотрите.
Она прижалась щекой к покойнику, поцеловала его в холодные губы, потом, поднявшись на ноги, воскликнула:
– Неужели вы думаете, что я могла бы это сделать, если бы убила его? Вы, хороший, любящий сын, можете ли вы предположить, что, если бы на мне была его кровь, я могла бы теперь подойти к нему с последней лаской? В прежние времена говорили, что из ран трупа начинала течь кровь, если к нему приближался убийца, - продолжала Элеонора, - что же должно было бы произойти, если бы я, облагодетельствованная им, его любимое дитя, подняла на него руку?
Я положительно не мог говорить, настолько был взволнован этой сценой.
– Бог, вездесущий, всезнающий, да услышит меня! Если я хоть мыслью, хоть словом виновна в этой смерти, пусть он покарает меня перед лицом всех людей!
Я нагнулся и взял ее руку.
– Значит, теперь вы мне верите? Вы не сомневаетесь в моей невиновности? - спросила бедняжка, и на ее лице появилась слабая улыбка. - Так пусть же начнется борьба не на жизнь, а на смерть. Я принимаю вызов, поскольку нашелся хоть один человек, который в меня верит, несмотря на все имеющиеся против меня улики
Глава XIII
Задача
Когда мы вновь спустились в гостиную, то обнаружили там, к своему удивлению, Мэри. Она стояла посреди комнаты, закутанная в манто, и будто ожидала нас. Поскольку я прекрасно понимал, насколько тягостна для обеих эта встреча, то собрался тут же уйти, но в мисс Мэри было что-то заставившее меня изменить свое намерение. Я подошел к ней и проговорил:
– Вашей кузине удалось сделать то, чего вы так сильно желали, - убедить меня в своей невиновности. Теперь я готов приложить все старания, чтобы с помощью Грайса найти наконец истинного виновника смерти вашего дяди.
– Я всегда знала, что достаточно посмотреть на Элеонору, чтобы убедиться в ее невиновности, - сказала Мэри, глядя мне прямо в глаза.
Я почувствовал, как кровь бросилась мне в лицо, и собрался было ей ответить, но, прежде чем я успел что-либо сказать, она продолжала еще более холодным тоном:
– Вообще молодой девушке, выросшей в роскоши и довольстве, окруженной заботами близких людей, очень трудно, почти невыносимо очутиться в положении обвиняемой или по крайней мере подозреваемой в ужасном преступлении. Моя кузина может быть уверена в том, что я глубоко ей сочувствую.
С этими словами девушка скинула манто и впервые с момента нашей встречи взглянула на двоюродную сестру. Элеонора невольно подалась ей навстречу; мне показалось, что в эту минуту происходило нечто имевшее огромное значение для обеих девушек, чего я, однако, постичь не мог.
Элеонора первой справилась с волнением; она снова отступила назад и холодно произнесла: