– Мне не нужно сочувствия, я требую только справедливости.
С этими словами она повернулась к Мэри спиной.
– Пойдемте в другую гостиную, мистер Рэймонд, - прибавила она, - там мы продолжим наш разговор.
Но Мэри приблизилась к сестре и, взяв ее за руку, сказала:
– Нет, прежде мы должны поговорить с тобой, Элеонора, я тебя так не отпущу.
Я посмотрел на Элеонору и, убедившись, что я здесь лишний, быстро вышел из комнаты. В продолжение десяти минут я ходил взад-вперед по гостиной, погруженный в глубокие раздумья. В этом доме крылась какая-то тайна. Но какая? Что было причиной натянутости в отношениях между кузинами, которые выросли вместе и должны были любить друг друга?
Вдруг я услышал, как в другой комнате открылась дверь и раздался голос Мэри:
– После того, что произошло сейчас между нами, мы не можем больше оставаться обе под одной кровлей: одна из нас должна покинуть этот дом.
Раскрасневшись от волнения, она вышла в коридор и сделала несколько шагов по направлению ко мне, но, когда она увидела меня, весь ее гнев, казалось, исчез, - девушка вдруг залилась слезами и бросилась вниз по лестнице. Не успел я опомниться от впечатления, произведенного на меня странным поведением Мэри, как в комнату вошла ее кузина. Она, по-видимому, совершенно успокоилась, только выглядела очень утомленной и была бледна.
Я заметил, что после нашего недавнего разговора, когда Элеонора убедилась, что нашелся человек, верящий в нее, она точно воспрянула духом и приготовилась к бою, намереваясь стойко выносить удары судьбы.
– Объясните мне, что происходит, - сказала она. - У меня сложилось впечатление, что я не до конца понимаю, в каком положении оказалась.
Я очень обрадовался этой просьбе и начал подробно излагать дело, особо останавливаясь на тех пунктах, которые казались совершенно ясными Элеоноре, но вызывали недоверие у окружающих. Я объяснил, как тяжело должно было отразиться на ее участи решение молчать относительно некоторых подробностей, я умолял девушку посвятить хотя бы меня в то, чего она не хотела сказать другим.
– А я полагала, что вы удовольствуетесь тем, что я уже сообщила, - проговорила она медленно.
– Да, я верю вам, но хочу, чтобы и другие также смогли поверить, - сказал я.
– Боюсь, что это невозможно, - ответила она грустно, - мое имя запятнано навеки.
– И вы скорее согласны примириться с этим, чем сказать в свою защиту хоть слово?
– Я полагаю, что лишь одно слово с моей стороны едва ли поможет делу.
Я невольно отвернулся; в этот момент мне вспомнился Фоббс, устроивший свой наблюдательный пункт у окна в доме напротив.
– Если дела мои настолько плохи, как вы говорите, - продолжала она, - то мистер Грайс вряд ли поверит моим словам.
– Я знаю, что Грайсу чрезвычайно важно знать, каким образом этот ключ очутился у вас, - тогда только он сможет наконец напасть на верный след.
Элеонора ничего не ответила, и у меня опять стало тяжело на душе.
– Вы должны были дать ему объяснение по этому поводу, - продолжал я, - даже если опасались нанести этим вред той особе, которую хотите защитить от подозрения.
Девушка встала, и яркая краска залила ее щеки.
– Я никогда не скажу, как этот ключ попал ко мне, что бы ни случилось. Если даже все, кто меня любит, станут просить меня об этом на коленях, я ничего не скажу.
С этими словами она вновь опустилась на свое место.
– Мисс Левенворт, - проговорил я, - конечно, ваше решение ценой собственной репутации купить покой другой особы очень благородно, но ваши друзья и каждый, кому дороги правда и справедливость, откажутся принять от вас подобную жертву. Если вы и не согласны что-либо сообщить нам, мы все же будем вести расследование, пусть даже и без вашей помощи. Тот факт, что вы приемная дочь лучшего друга мистера Виллея, сам по себе заставил бы меня приложить все старания, чтобы смыть пятно с вашего имени. Но после той сцены в комнате покойного, свидетелем которой стал, я не достоин был бы называться порядочным человеком, если бы не заступился за вашу честь.
– Что вы хотите сделать? - спросила она после долгой, мучительной паузы.
– Я хочу снять с вас подозрение, отыскав истинного преступника и предав его в руки правосудия.
– Боюсь, что вам это не удастся, ведь в данном случае нам приходится иметь дело с убийцей, которого никто не знает.
– Кто-то знает его, - сказал я с ударением.
– Кто?
– Джен, бежавшая из дома, скорее всего, посвящена в эту тайну. Когда мы найдем ее, она наверняка сможет указать нам убийцу.
– С вашей стороны это всего лишь предположение, - ответила Элеонора, однако, несмотря на это, я заметил, что пущенная мной стрела попала в цель.
– Нет, эта девушка не сможет мне помочь, - грустно добавила мисс Левенворт.
– Неужели нет никого и ничего, что могло бы вам помочь? - спросил я.
Она молча отвернулась.
– Послушайте, - продолжил я, - у вас нет ни брата, ни матери, которые могли бы принять в вас участие и помочь словом и делом. Позвольте же мне хотя бы отчасти заменить их и ответьте только на один вопрос.
– Что вы хотите знать?
– Действительно ли вы взяли со стола бумагу?
Она молчала, казалось, обдумывая ответ. Наконец, повернувшись ко мне, сказала:
– Я отвечу, мистер Рэймонд, но только вам одному: да, я взяла эту бумагу.
– Я не спрашиваю о ее содержании, - проговорил я, - но ответьте еще на один вопрос: эта бумага еще существует?
Она посмотрела мне в лицо и сказала:
– Нет.
Я с трудом скрыл свое разочарование.
– Мисс Левенворт, быть может, с моей стороны жестоко докучать вам, но опасность, грозящая вам, настолько велика, что я осмелюсь задать вам еще один вопрос. Не скажете ли, какого рода шум вы слышали, сидя в своей комнате, в промежуток времени между уходом мистера Харвелла и тем моментом, как кто-то запер дверь в библиотеку?
Я, по-видимому, зашел слишком далеко в своем усердии: мне это тотчас дали понять.
– Мистер Рэймонд, чтобы показать, как я ценю ваше участие к моей персоне, я ответила вам на несколько вопросов. Удовольствуйтесь этим, и закончим разговор.
Глава XIV
Грайс у себя дома
Теперь я уже не сомневался, что существует какая-то особа, ради которой мисс Элеонора готова пожертвовать собой и которая очень ей дорога. Только сильная любовь или чувство долга могли заставить ее принести подобную жертву. И мне невольно приходил на ум, как я ни возмущался этим в душе, секретарь, на странное поведение которого я с первой минуты обратил внимание.
Я не могу сказать, чтобы мисс Элеонора или он сам дали какой-нибудь повод к подобному предположению. Но если допустить, что в дело вмешалась любовь, то все должно было предстать в совершенно другом свете. Секретарь Харвелл был, конечно, величиной, не заслуживающей внимания, но Джеймс Харвелл, воспламененный любовью к такой прелестной девушке, как Элеонора, - это было нечто совсем иное. И, похоже, я имел все основания отнести его к числу подозрительных лиц.
Но между подозрением и уверенностью огромная пропасть. Подозревать Харвелла или найти доказательство его виновности - две совершенно разные вещи. Подобная задача пугала меня, тем более я был не вполне уверен в том, что мое недоверие к нему не есть своего рода порождение ревности. Если бы я относился к Харвеллу с меньшей недоброжелательностью, он наверняка не казался бы мне таким подозрительным. Но прежде всего надо было подумать о спасении мисс Элеоноры. Ее арест набросил бы тень на ее репутацию, и это постыдное пятно уже невозможно было бы смыть. Я решил повидаться с Грайсом и посоветоваться с ним.
На следующее утро я отправился к сыщику, решившись вооружиться хладнокровием и заранее приготовившись ко всякого рода неожиданностям. Больше всего я опасался, что он совершит какой-нибудь решительный шаг, прежде чем я с ним увижусь. Но на этот день были назначены похороны мистера Левенворта, и мне казалось, что Грайс не станет ничего предпринимать раньше, чем закончится эта печальная церемония.
В скором времени я очутился у дверей квартиры сыщика и позвонил. Дверь открыл бледный рыжеволосый парень, который на мой вопрос, дома ли мистер Грайс, проворчал себе под нос нечто неразборчивое.
– Моя фамилия Рэймонд, и я желаю поговорить с мистером Грайсом.
Он внимательно осмотрел меня, будто хотел запечатлеть в памяти каждую черточку моего лица, и указал кивком головы на лестницу. Не ожидая дальнейших объяснений, я поднялся наверх и постучал в дверь. Войдя в комнату, я увидел широкую спину Грайса, склонившегося над письменным столом.
– Это вы? - проговорил он, обернувшись. - Чему я обязан честью видеть вас у себя?
С этими словами сыщик поднялся из-за стола и закрыл дверцу огромной печи.
– Сегодня холодно и сыро.
– Да, - ответил я и внимательно посмотрел на Грайса, чтобы понять, в каком расположении духа он находится. - Но мне недосуг беседовать с вами о погоде. Убийство…
– Да, это, конечно, загадочный случай, - произнес Грайс, глядя на печь, - но, быть может, вы узнали что-то новое?
– Да, отчасти, хотя вряд ли то, что мне известно, полностью отвечает вашим ожиданиям, - проговорил я, приблизившись к нему. - С тех пор как я виделся с вами в последний раз, одно из моих предположений перешло в полную уверенность: вы подозреваете ни в чем не повинную девушку.
– Какое приятное открытие! Я должен поблагодарить вас за него, мистер Рэймонд.
Подавив закипавший в душе гнев, я продолжал:
– Я настолько убежден в этом, что пришел просить вас прекратить свои поиски в этом направлении и постараться напасть на более верный след.
– Вот как! Странно слышать это от вас.
Но я не унимался.
– Мистер Грайс, мисс Элеонора настолько благородная девушка, что мы не имеем права бросать тень на ее доброе имя. Если вы согласны выслушать меня, даю слово, вы не раскаетесь в этом.
Он улыбнулся и произнес:
– Хорошо, говорите, я слушаю.
Вынув записную книжку с заметками, я положил ее перед сыщиком.
– Что это? Заметки? Это крайне неосторожно с вашей стороны: свои наблюдения и мысли никогда не следует доверять бумаге.
Я не обратил внимания на эти слова и продолжал:
– Мне удалось поближе познакомиться с Элеонорой и узнать ее так, как вам это не удастся никогда, мистер Грайс: я наблюдал ее при таких обстоятельствах, которые не оставили ни единого сомнения в ее невиновности. Судя по всему, она знает что-то касающееся этого убийства - этого я не могу отрицать, поскольку ключ, в конце концов, находился у нее. Но разве можно подозревать девушку в преступлении только потому, что она, вероятно из чувства долга, что-то умалчивает? Ведь мы и без ее помощи можем отыскать истину, стоит только удвоить бдительность и заставить немножко поработать ум.
– Да, но мы не сможем ничего сделать, если не пойдем по единственному следу, который у нас есть, - невозмутимо ответил Грайс.
– Вы не раскроете преступление, если станете продвигаться по следу, на который указали вам противоречия в показаниях мисс Элеоноры.
Сыщик сдвинул брови, но ничего не ответил.
– Мисс Элеонора находится под влиянием человека, которому хорошо известно ее доброе сердце, ее стойкость и, может быть, даже ее любовь. Постараемся найти этого человека, и в наших руках окажется тот, кого мы ищем.
– Вот как! - произнес Грайс. - Вы подозреваете кого-нибудь?
– Я не называю имен, прошу вас только повременить немного.
– Вы, значит, просите об одолжении?
– Да, если хотите.
– Вы собираетесь вести это дело сами или все же не откажетесь от помощи опытного человека?
– Я желал бы только одного: чтобы этим человеком были вы.
Сыщик улыбнулся:
– Вы, кажется, уверены в своей правоте?
– В том, что касается мисс Левенворт, я уверен полностью.
Ответ, по-видимому, понравился Грайсу.
– Скажите, что вы намерены делать? - поинтересовался он.
Я молчал, поскольку пока еще не составил план дальнейших действий.
– Мне кажется, что вы, как дилетант, взвалили на себя слишком тяжелую ношу. Будет лучше, если вы предоставите это дело мне.
– Но я хотел бы…
– Я не отказываюсь от вашей помощи, - заметил сыщик, - я ведь не страдаю избытком самолюбия и охотно прислушиваюсь к чужому мнению. Если бы вы, например, согласились рассказать мне обо всем, что видели и слышали за последние дни, я был бы вам очень благодарен.
Обрадованный тем, что он наконец сдался, я уже был готов рассказать ему обо всем, но вспомнил, что фактов, в сущности, у меня нет.
– Видите ли, в чем дело, - начал я нерешительно, - ведь все, что я знаю, основано скорее на личных наблюдениях, нежели на фактах, и поэтому я могу только сообщить вам свое мнение относительно того или иного обстоятельства. Но думаю, что, если бы я лучше знал историю этой семьи, мне легче было бы разобраться в своих впечатлениях.
– Так, значит, вы ничего не знаете о семейной жизни старика Левенворта?
– Нет, ничего.
– Вы даже не знаете, были ли у этих дам поклонники и претенденты на их руку или нет?
– Не имею об этом ни малейшего понятия.
Грайс помолчал немного, потом сказал:
– Мистер Рэймонд, знаете ли вы, с какими трудностями сопряжено ремесло сыщика? Быть может, вы думаете, что я могу проникнуть во все слои общества? Очень ошибаетесь. Я, например, положительно не могу играть роль великосветского денди - меня тотчас разоблачат.
Я невольно улыбнулся.
– Вы же по рождению принадлежите к высшему обществу… Вы, я уверен, сумели бы пригласить даму на тур вальса! - сказал он, шутя.
– Надеюсь, что сумел бы…
– А я нет, - прервал от меня. - Я нисколько не смущаюсь, если по долгу службы мне приходится иметь дело с великосветской дамой, но в других случаях я положительно не знаю, как себя держать и что говорить в свете. Впрочем, это, к сожалению, наш общий недостаток - все мои товарищи по ремеслу в этом отношении никуда не годятся, и потому нам приходится в некоторых случаях вербовать агентов из других слоев общества.
Я, наконец, начал понимать, к чему он клонит, но молчал.
– Знаете ли вы некоего господина по фамилии Клеверинг? - спросил сыщик неожиданно. - Он живет в Гофман-хаусе.
– Нет, кажется, не знаю.
– Это человек очень хорошего воспитания. Не хотите ли познакомиться с ним?
– Я не могу ничего сказать, пока вы не объясните, в чем дело, - ответил я уклончиво.
– Объяснять почти нечего. Генри Клеверинг живет, как уже было сказано, в Гофман-хаусе. Он не здешний, но город знает; он развлекается, ходит на прогулки, катается в экипаже, но никогда ни у кого не бывает в доме. Он большой поклонник дам, но ни к одной из них никогда не подходит, - одним словом, это человек, с которым стоит познакомиться. Но поскольку он придерживается предрассудков Старого Света и ненавидит развязность янки, то лично я не решился бы набиваться на знакомство с ним.
– Вы хотели бы, чтобы я…
– Это было бы прекрасное знакомство для молодого способного адвоката из хорошей семьи. Я уверен, что этот человек стоит того, чтобы с ним познакомиться.
– Но…
– Введите его в свою семью, постарайтесь добиться его расположения…
– Мистер Грайс, - воскликнул я в негодовании, - я никогда не соглашусь втереться в доверие к человеку, с тем чтобы потом выдать его полиции.
– Но для достижения вашей цели вам необходимо познакомиться с мистером Клеверингом!
– Так, значит, этот человек имеет какое-то отношение к интересующему нас делу? - я начал понемногу прозревать.
– Послушайте, - сказал Грайс, - я не думаю, что вам придется выдавать его, как вы выразились. Весьма вероятно, дело ограничится тем, что вы познакомитесь с ним, и только. Или вы имеете что-нибудь против этого знакомства?
– Нет.
– А также не имеете ничего против того, чтобы побеседовать с ним, если он вам понравится?
На этот вопрос я также ответил "нет", но уже менее решительно - я положительно тяготился этой ролью светского шпиона, которую мне навязывали.
– В таком случае я советую вам также немедленно поселиться в Гофман-хаусе.
– Я не думаю, что это настолько необходимо, тем более, как мне кажется, я уже виделся и говорил с этим господином.
– Где?
– Опишите мне сначала его наружность.
– Он высокого роста и строен, держится прямо, вид имеет довольно гордый, лицо приятное, цвет лица темный, волосы также темные с легкой проседью, пронзительный взгляд и светские манеры - в общем, производит впечатление очень внушительное.
– Мне кажется, я видел его, - повторил я и в нескольких словах рассказал, где и когда встретился с ним.
– Вот как, - сказал Грайс, - по-видимому, он интересуется вами так же, как и вы им. Жаль только, что вы уже с ним говорили, - весьма возможно, что он уже составил о вас неблагоприятное мнение, между тем чрезвычайно важно, чтобы он отнесся к вам без всякого подозрения.
Сыщик встал и прошелся по комнате.
– Мы должны действовать осторожно, - продолжал он, немного помолчав. - Отправляйтесь в библиотеку Гофман-хауса, покажитесь там таким, каковы вы на самом деле. Может быть, вам удастся завести с кем-нибудь интересный разговор… Остальное произойдет само собой.
– Ну, а если я ошибся и человек, про которого я вам рассказывал, не Клеверинг?
– Признаюсь, это меня крайне удивит, - заметил сыщик.
– Мистер Грайс, - продолжал я, чтобы показать, что наш разговор вовсе не отвлек меня от моих первоначальных планов, - я должен поговорить с вами еще об одной особе.
– Да неужели? - спросил он, повернувшись ко мне своей широкой спиной. - Кто бы это мог быть?
– Кто же, кроме… - я немного запнулся: имел ли я нравственное право упоминать о человеке, против которого не было решительно никаких улик? - Простите, - сказал я, - пожалуй, будет лучше, если я не стану называть его имя.
– Харвелл, - заметил он вскользь.
Лицо мое невольно вспыхнуло, - он понял, что отгадал.
– Я не вижу причины, почему бы нам не поговорить о нем, - продолжал Грайс. - Как вы думаете, говорил он правду на предварительном следствии или нет?
– Никто не доказал противного. Однако это странный человек.
– Но ведь и я странный человек, - спокойно заметил сыщик.
Чувствуя, что в данный момент перевес не на моей стороне, я взял шляпу и хотел уйти, но вспомнил про Джен и спросил, не слышно ли чего о ней. Грайс, казалось, колебался, быть ли откровенным со мной или нет, наконец не выдержал и воскликнул:
– Мне кажется, что в дело вмешался черт! Сколько мы ни искали ее, не обнаружили ни малейшего следа: она будто исчезла с лица земли. Я не удивлюсь, если услышу, что ее вытащили из реки или нашли еще где-нибудь мертвой.
– Ведь все зависит от показаний этой девушки, - заметил я.
– Что говорит по этому поводу мисс Элеонора?
– Она говорит, что Джен ей не поможет.
Грайс нисколько не удивился и лишь заметил:
– Ее надо найти во что бы то ни стало, даже если мне придется пустить в ход "Тонкое Чутье".
– Кто это?
– Это один из моих агентов, - мы прозвали его так за действительно необыкновенное чутье. Ах да, мистер Рэймонд, когда завещание будет вскрыто, приходите ко мне снова.
Завещание! А я совершенно забыл о нем.