– Я не удивлюсь, будь это так, - смело заявила медицинская дама, - но лучше не говорить об этом, пока точно ничего не известно. Конечно, я могу и ошибаться…
– Но разве… разве вы не заметили в ее комнате чего-нибудь подозрительного - следов борьбы, например, яда или оружия? - спросила миссис Уайтли. - Ведь вы же посмотрели, я полагаю?
– Откровенно говоря, нет, - призналась медицинская дама. - Я так удивилась, обнаружив, что мисс Августы Семафор нет в комнате, что никуда не посмотрела, кроме постели. Там, очевидно, спали, она была в беспорядке, и вся комната, кажется, тоже, но я сейчас же ушла.
– Как вы думаете, господа, - осторожно предложила миссис Уайтли, - не следует ли нам с мисс Лорд подняться наверх и осмотреть помещение?
Все выразили согласие, и медицинская дама вместе со своей спутницей отправились наверх и добросовестно все обшарили. Они не нашли, однако, ничего, кроме шиньона мисс Семафор и детского вязаного башмачка. Его подняла с пола мисс Лорд и показала миссис Уайтли.
– Откуда это, желала бы я знать, - удивилась она. - Впрочем, вероятно, это кто-то из них вязал для благотворительности.
– Без сомнения, - отозвалась миссис Уайтли.
Обыскав все, что было не заперто, - все шкафы и сундуки, - несколько разочарованные, они направились в гостиную. На их несчастье, в ту минуту, когда они выходили из комнаты, вернулась мисс Прюденс и, встретив их на пороге, тотчас догадалась о приключившемся в ее отсутствие обыске. Дамы заметили ее испуганное лицо и мгновенное облегчение, которое отразилось на нем при мысли, что найти-то им было нечего. Мисс Лорд сочла за лучшее действовать с апломбом.
– Господи боже мой! - воскликнула она, смеясь. - Не делайте такого испуганного лица, мисс Семафор! Не увидев вас за чаем и ничего о вас не зная, мы сочли за лучшее пойти навестить вас и вашу сестру и справиться, не нужно ли ей чем-нибудь помочь в ваше отсутствие, но ни вас, ни ее не оказалось дома.
– Да, - сказала Прюденс, с трудом переводя дух, - нас обеих не было дома, и я должна признаться, мисс Лорд, что нахожу весьма дерзким с вашей стороны и со стороны миссис Уайтли пойти при таких обстоятельствах в мою комнату и в комнату сестры.
– Потише, потише, мисс Семафор! - воскликнула медицинская дама. - Мы всего лишь хотели исполнить свою обязанность и помочь вашей несчастной сестре, которую вы, похоже, оставили без медицинской помощи во время ее болезни и, по-видимому, подняли прямо с постели, рискуя ее жизнью, и куда-то увезли, не приняв никаких мер предосторожности.
Гнев овцы бывает ужасен. Прюденс, припертая к стенке, защищалась отчаянно.
– Позвольте вам заметить, - заявила она, - что вы говорите о том, чего совсем не знаете. Сестра моя совершенно здорова, здоровее, чем когда-либо, а я не позволю собой командовать ни вам, ни миссис Уайтли и буду поступать так, как считаю нужным.
– Господи боже мой, - задыхаясь, воскликнула медицинская дама, - вот какую получаешь награду, когда пытаешься помочь людям! Пойдемте, милая миссис Уайтли, оставим эту… эту особу. Вместо того чтобы благодарить нас за сочувствие, она оскорбляет нас. Если бедная мисс Семафор умрет из-за того, что ей вовремя не оказали медицинскую помощь, это будет не наша вина.
И обе дамы с достоинством поплыли вниз докладывать о результатах своей миссии. В том, что с сестрами Семафор было что-то неладно, все постояльцы соглашались единодушно, но что именно - никто толком не знал. Жива ли еще мисс Августа Семафор? Если да, то какой же таинственной болезнью она страдает? Почему мисс Семафор-младшая, обычно такая беспечная и беззащитная, теперь так загадочно себя ведет?
Миссис Уайтли, вошедшая в комнату, насмерть перепугалась от таких рассуждений. С ней случилась настоящая истерика, когда она подумала о том, что, возможно, заразилась какой-нибудь страшной болезнью. Она успокоилась только тогда, когда и ее, и медицинскую даму по совету последней подвергли самой тщательной дезинфекции.
Где же находилась теперь Августа? Это была вторая неисчерпаемая тема для разговоров. Очевидно, где-то поблизости, раз майор Джонс видел Прюденс одну на Тэт-стрит вскоре после обеда. Целый день только это и обсуждали, но, так как Прюденс спускалась к завтраку и к обеду и вид у нее при этом был гораздо более спокойный, чем обычно, волнение потихоньку стало утихать. Может быть, в сущности ничего страшного и не произошло. Августа была та еще чудачка: возможно, именно она настояла на том, чтобы уехать ночью. Так или иначе, ничего важного, наверное, не случилось, иначе Прюденс не была бы так весела. Что касается предположений о том, что она сошла с ума и убила свою сестру, то даже миссис Уайтли такая мысль казалась теперь нелепой. Лишь медицинская дама продолжала стоять на своем.
Бедная Прюденс, утомленная бесконечными хитростями, ложью и всеобщим вниманием, чувствовала перемену и радовалась. Если бы только они совсем перестали ее расспрашивать, как было бы хорошо! Две недели - не такой большой срок, но за это время все подозрения рассеются, и ей можно будет совершенно спокойно объявить о своем отъезде и присоединиться к сестре. Чтобы не давать пищи слухам, она выходила из дому очень редко, вовремя являлась к обеду и завтраку. Старой миссис Бельчер, наиболее расположенной к мисс Семафор из всех обитателей дома, она сообщила, что сестра уехала на морской берег и если здоровье начнет поправляться, то и она, Прюденс, скоро поедет туда же. Миссис Бельчер сразу же поспешила распространить это известие, и все подозрения, видимо, развеялись. Прюденс, отослав с первой же почтой чек в тридцать фунтов доброй миссис Браун, настолько успокоилась, что могла терпеливо ждать.
XIII
Неожиданное посещение
Следующие два дня прошли мирно. Прюденс рассказала свою тщательно продуманную историю миссис Уилькокс и прибавила, что, вероятно, последует за сестрой через две недели. Затем она отправила большой сундук, будто для Августы, на вокзал "Виктория" и распорядилась держать его до востребования. Она приняла все меры, какие только могла придумать, и даже собиралась сообщить за обедом о получении от Августы письма, где та будто бы писала, что наслаждается прекрасным морским воздухом. Прюденс чувствовала, что начинает лгать с необыкновенной легкостью. Это радовало и пугало ее одновременно, сопровождаясь неприятными уколами совести. Много слез украдкой пролила она над враньем, в котором ей теперь приходилось упражняться.
Любопытство и волнение, вызванные мисс Семафор-старшей во всех жителях пансиона, улеглись. Ее комнату вымыли, привели в порядок и приготовили для нового жильца. Прюденс, пославшая доброй миссис Браун обещанные тридцать фунтов, гордилась быстротой, предусмотрительностью и осторожностью своих действий при столь трудных обстоятельствах. Главной заботой мисс Семафор было теперь письмо от вдовы того естествоиспытателя, чей роковой эликсир стал источником всех ее злоключений. День и ночь она думала только об этом. Существовало ли противоядие? Если нет, то вырастет ли когда-нибудь Августа? Если да, то насколько? Действительно ли, как казалось Прюденс, ее сестра все помнит и все понимает? Следовало ли обращаться с ней как с другими детьми? Если нет, то в чем заключалось ее отличие от них? Стоит ли отдавать ее в школу позже? Разовьются или нет ее умственные способности? Все эти тревожные вопросы, на которые у мисс Семафор не было ответов, не давали ей покоя.
Когда (раньше, чем Прюденс рассчитывала) в передней на столе появилось письмо на ее имя с парижским штемпелем и адресом, написанным иностранными буквами, бедняжка, одолеваемая и страхом и надеждой, так растерялась, что сразу не решилась его распечатать. Дрожа всем телом, она кое-как поднялась наверх, заперлась в своей комнате и принялась читать самое важное в своей жизни послание.
Миссис Гельдхераус писала, что ей все это кажется весьма удивительным, однако толку от этого было мало. Она никогда в жизни не слышала о том, чтобы кто-нибудь принял слишком много омолаживающего эликсира, и ни о каком противоядии она не знала.
"Я объясняла вашей сестре, - писала она, - что одна столовая ложка эликсира позволяет помолодеть на десять лет. То есть если сорокалетняя женщина примет две столовые ложки, то станет двадцатилетней. После для поддержания эффекта следует периодически принимать по одной чайной ложке. Она, как мне казалось, уяснила все мои наставления. Так как случая, подобного тому, что описываете вы, в моей практике никогда не было, я могу посоветовать вам только запастись терпением.
Как долго эликсир будет действовать, этого я не в состоянии предсказать. Как правило, чем большее количество этого чудодейственного средства требуется первоначально, тем скорее нужно повторить прием. Чем старше субъект, прибегнувший к чудодейственному средству, тем скорее улетучится его вновь обретенная молодость. Так ли это будет с вашей сестрой - сказать не берусь. Никто, кому прежде приходилось прибегать к омолаживающему эликсиру, не впадал в детство. Судя по вашим словам, положение осложняется еще и тем, что вы живете в пансионе. Но благодарите Бога за то, что ваша сестрица не приняла еще больше, а то она, вероятно, исчезла бы навеки и ваши обстоятельства были бы куда хуже. Весьма вероятно, что она все помнит, понимает и остается женщиной, пусть не телом, но душой. Я очень сожалею о случившемся, но ничем не могу вам помочь.
Всегда к вашим услугам, София Гельдхераус".
Закончив читать письмо, Прюденс совершенно пала духом, бросилась на постель и залилась горючими слезами. Теперь оставалось только покориться неизбежному, принять все тяготы судьбы, обман, одиночество и подозрения, которые были неразлучны с ее абсурдным, неслыханным положением. Ее будущая жизнь представлялась ей жизнью беглянки с безукоризненным прошлым. "Мне постоянно придется прятаться, избегать своих знакомых, развеивать бесконечные подозрения. Это ужасно, ужасно! - стенала она. - Если бы что-нибудь другое, я бы справилась, но это просто невероятно, неслыханно! Как я устрою наши финансы? Поверит ли мне мистер Карсон, если я скажу ему правду? Поверит ли он тому, что ребенок, которого я ему покажу, и есть Августа? (Мистер Карсон был адвокатом, занимавшимся делами семейства Семафор.) Как же подписывать бумаги? А если я скажу, что она умерла, он захочет приехать на похороны, утвердить меня в правах на наследство или что-нибудь подобное. Все это неизбежно приведет к расследованию! Ах, что же мне делать?"
Наконец, утомленная истерикой, мисс Прюденс затихла и стала распухшими от слез глазами следить за летавшими под потолком мухами. Ее единственной отрадой была мысль о том, что она по крайней мере благополучно разделалась с Августой и отдала ее в хорошие руки. Внезапно на нее вдруг напало желание повидаться с сестрой. Хоть беспомощная Августа и не могла говорить, ей можно было излить все горести и страдания. Это послужило бы Прюденс пусть маленьким, но утешением.
Для такой женщины, как мисс Семафор, необходимость хранить тайну, действовать самостоятельно, ни с кем не советуясь, казалась просто немыслимой. Ей требовалось, чтобы кто-нибудь руководил ею, чтобы она могла на кого-то опереться, и теперь, как ни мало толку было в разговоре с Августой, поделиться с ней своими переживаниями было бы все-таки приятно. Итак, Прюденс встала и написала несколько слов "доброй миссис Браун", предупреждая ее о том, что приедет завтра после полудня. Мисс Семафор, желая скрыть свое заплаканное лицо, сама отправилась на улицу, чтобы опустить конверт в почтовый ящик.
Прогулка пошла ей на пользу. Прохладный ветер освежил ее пылавшие от волнения щеки. В воздухе присутствовало что-то успокоительное, и она возвращалась домой в более мирном расположении духа. У дверей она, однако, заметила, что в доме происходит что-то необычайное. До ее слуха донесся громкий сердитый голос, как будто ей знакомый. Мюллер, открывший Прюденс дверь, показался ей взволнованным.
– Ах, пошалуйте, - проговорил он, будто задыхаясь, - я рад, что вы пошалевали. Тут женщина желает вас видеть, и когда я сказаль, что вас нет zu Haus, она начать schimpfen. Она все кричит и не хочет уйти.
Сердце Прюденс замерло в груди, и она оперлась о стену, чтобы не упасть.
– Где она, Мюллер? - спросила бедняжка слабым голосом.
– Я проводить ее в гостиную, - ответил Мюллер, - когда она сказаль, что не уйдет. Только она там не хочет остаться, а идет в заль и зваль вас.
Прежде чем он успел что-либо прибавить, перед Прюденс, словно привидение, возникла добрая миссис Браун. Она была вся растрепанная, раскрасневшаяся, в сбившейся набок шляпке. В развалку она прошествовала по зале и приблизилась к дрожавшей Прюденс.
– Пожаловали наконец, - произнесла она запальчиво, - нечего сказать, прекрасно заставлять почтенную женщину ждать! Вы, может, вообразили, что мне и делать больше нечего, кроме как тут рассиживаться?
– Что вам от меня нужно, миссис Браун? - спросила Прюденс взволнованным голосом.
– Что мне от вас нужно? Вот это да! Вы только посмотрите, что мне нужно! Желала бы я знать, почему вы посылаете почтенной замужней женщине чек, по которому нельзя получить денег! На что вы мне прикажете содержать этого ребенка? А? Скажите-ка! Срам, да и только! Пожалуйте-ка тридцать фунтов, которые вы остались мне должны, не то я вас в суд упеку, - заявила добрая миссис Браун громко и отчетливо.
Прюденс с тоской почувствовала, что две или три головы уже высунулись из своих комнат.
– Войдите, пожалуйста, сюда, - твердо проговорила мисс Семафор, - и объясните мне толком, в чем, собственно, дело?
– Дело? - переспросила миссис Браун, почти наступая на нее. - Дело, значит! С какой это стати вы изволили прислать мне чек, когда я вас заранее предупредила, что мне этого не надо?
К тому моменту Прюденс уже привела ее в гостиную, на удивление, пустовавшую, и затворила дверь.
– Ну, - сказала она дрожа, - что же все это значит и с какой стати вы вдруг явились и наделали столько шуму? Я сожалею, что послала вам чек. Я совсем забыла, что вы мне говорили не посылать, но чек этот совершенно нормальный, с ним не может быть никаких затруднений.
– Никаких затруднений! Да за кого вы меня принимаете-то? Вы послали мне чек, по которому никто не выдает денег! - воскликнула миссис Браун. - Хороша, нечего сказать, а еще леди называется! Заставляет бедную женщину шляться из одного трактира в другой, а никто на этот ваш чек и глядеть-то не хочет!
– Покажите мне его, - сказала Прюденс в недоумении.
Миссис Браун, смерив мисс Семафор подозрительным взглядом, принялась рыться в мешке. После долгих поисков она наконец вывалила все его содержимое на стол. Тут, среди бумажонок, шести пенсов медью, наперстка, нескольких расписок от закладчиков, полкроны, мотка ниток, огрызка синего карандаша и множества других мелочей, было и письмо Прюденс, из которого высовывался уже очень грязный и измятый чек.
– Тоже мне, а еще леди! - продолжала извергать ругательства "добрая миссис Браун". - Ишь чего прислала! - И она хлопнула чеком по столу.
Прюденс по привычке перечеркнула чек и поставила на нем отметку "денег не выдавать". Так ее научил делать поверенный, когда она впервые стала распоряжаться своими деньгами.
– Очень сожалею, - сказала она, - чек недействителен. Вот почему вам не выдавали по нему денег. Его нужно представить в банк. Если вы подождете здесь минуту, я дам вам другой.
Добрая миссис Браун не собиралась выпускать Прюденс из комнаты.
– Денежки пожалуйте, - потребовала она, - на кой мне ваш чек? Денежки пожалуйте, вот что!
Потребовалось немало времени, прежде чем дама поняла смысл того, что говорила ей несчастная Прюденс. Затем миссис Браун вдруг опустилась на стул и залилась слезами, чем немало удивила испуганную мисс Семафор.
– Не хотите же вы уморить дитя голодом, - рыдала она, - и отнять у бедной женщины ее хлеб!
Прюденс с жаром стала уверять ее, что ничего подобного она, конечно, не хочет. Мисс Семафор извинялась за недоразумение с чеком снова и снова и умоляла нежданную гостью успокоиться и подождать, пока она сбегает наверх за своей чековой книжкой. Миссис Браун, однако, проводила Прюденс до двери и хриплым голосом обвинила ее в желании "улизнуть".
Выходя из комнаты, Прюденс, сокрушаясь, заметила быстро скрывшиеся головы миссис Уайтли, медицинской дамы и даже само`й величественной миссис Дюмареск. Каждая минута казалась ей часом, пока наконец не был выписан новый чек. После бесконечных объяснений миссис Браун удалилась, крепко зажав его в руке. Прюденс просто изнемогала от страха и волнения.
"Мне, право, даже кажется, - заметила она про себя, - что миссис Браун немного выпила".
Страшное беспокойство за судьбу Августы давило ей на сердце.
"Я непременно завтра же навещу сестру, - решила она, - и если мне не понравится там, сейчас же заберу ее".
Душа у мисс Семафор ушла в пятки при мысли о предстоящем конфликте с миссис Браун. Даже если она и возводила напраслину на эту почтенную даму - утреннее происшествие указывало на то, что, кроме светлой стороны миссис Браун, которая приоткрылась ей на станции Лондон-бридж, существовала и совсем иная сторона - темная.
XIV
Прюденс посещает Пломмерс-коттедж
Мисс Семафор проснулась ни свет ни заря. Пока с Августой не приключилось несчастье, она никогда столько не думала. От постоянных тревог ее лицо осунулось и постарело. Торжество, связанное с тем, что сестру удалось удачно пристроить, оказалось мимолетным: неожиданный визит "доброй миссис Браун" не оставил ни следа от ее радости. Ожидая восхода солнца, Прюденс беспокойно металась на постели и представляла себе, как эта "почтенная дама" будет преследовать ее угрозами. Как в жутком кошмаре, перед глазами мисс Семафор страшной вереницей мелькали счета, чеки, миссис Дюмареск и медицинская дама.
В четыре часа она встала и, чтобы скоротать скучные часы до завтрака, стала наблюдать за садовником, точившим косу, за сонными горничными, отворявшими окна на противоположной стороне улицы и выбивавшими ковры. Ей сию же минуту захотелось отправиться к сестре. Ее беспокойство и нетерпение все росло, и она возмущалась, как порой возмущаемся и мы, - глупыми условностями, которые не позволяют наносить визитов в шесть часов утра, а также тем, что конка не ходит круглые сутки.
На улице все еще не было ни одного извозчика. Несколько раз мисс Семафор открывала окно, выглядывала из него и снова затворяла, брала в руки роман, а потом клала обратно, ходила по комнате взад-вперед, поправляла волосы, вертелась на стуле, отворяла дверь, прислушивалась, не встал ли кто, и снова затворяла. Но вот наконец раздался долгожданный звук гонга, возвещавший о первом приеме пищи.