Она опять приоткрыла рот и, не ответив, тихонько зашипела, а я пошел на кухню, достал бутылку виски и шипучку и смешал два коктейля. С удовольствием дал бы ей что-нибудь покрепче, глицерин или дистиллированную серную кислоту. Когда я со стаканами вернулся в комнату, она даже не пошевелилась, но шипение прекратилось. Глаза были снова пустые, на губах заиграла прежняя лукавая улыбочка. Внезапно она села на кровати, откинула одеяло и потянулась за стаканом:
- Дай.
- Оденешься - дам.
Я поставил коктейли на шахматный столик и закурил:
- Одевайся, я не смотрю.
Я отвернулся, но тут до меня вновь донеслось шипение, на этот раз громкое, зловещее, и я покосился в ее сторону. По-прежнему голая, она стояла на четвереньках на кровати. Рот приоткрыт, лицо точно обглоданная кость. Шипение со свистом, словно бы против ее желания, вырывалось у нее изо рта. В пустых глазах Кармен что-то таилось. Что-то такое, чего я никогда не видел в глазах женщин.
И тут ее губы, словно у куклы, которую дергают за веревочку, очень медленно, очень осторожно раздвинулись, и Кармен смачно грубо выругалась.
Я не обиделся. В конце концов такое слово в свой адрес я слышал не впервые. Мне не понравилось другое. Мне не понравилось, что меня обругали в моей же собственной квартире. Ведь в этой комнате я жил. Другого дома у меня не было. Здесь хранилось то, что есть у каждого, что связывает с прошлым, заменяет семью: книги, фотографии, радио, шахматы, старые письма, что-то еще в этом же роде. Вещей этих было мало, совсем мало, но они принадлежали мне, моей памяти.
Больше переносить этот спектакль я был не в силах, и ее брань лишь напомнила мне об этом.
- Если через три минуты, - тихим, внятным голосом проговорил я, - ты не оденешься и не уберешься отсюда, я выкину тебя в коридор пинком под зад. Нагишом, как есть. Сначала - тебя, а следом - твои тряпки. Поторопись.
Лязгнув зубами и угрожающе, по-змеиному зашипев, она спустила ноги на пол, сняла со стоявшего рядом стула одежду и стала одеваться. Я не спускал с нее глаз. Руки ее не слушались, но оделась она, хоть и не ловко, не по-женски, но быстро, всего за две минуты с небольшим - по часам.
С минуту она постояла возле постели в отороченном мехом пальто и в лихой зеленой шляпке с загнутыми полями, крепко прижимая к груди зеленую сумочку и угрожающе шипя. Лицо - по-прежнему как обглоданная кость, глаза - такие же пустые, во взгляде - та же затаенная злоба. Постояла, пошипела, а потом быстрым шагом направилась к двери, открыла ее и, не поворачиваясь, молча вышла. Слышно было, как загудел в шахте лифт.
Я подошел к окну, раздвинул шторы и распахнул окна. В ночном воздухе еще стоял застоявшийся, сладковатый привкус, напоминавший об автомобильных выхлопах и оживленных улицах. Я пригубил коктейль. Внизу хлопнула дверь. По пустому тротуару застучали каблучки. Неподалеку взревел мотор, и машина, набирая скорость, скрылась в ночи. Я подошел к разложенной постели. Подушка еще хранила отпечаток ее золотистой головки, а помятая простыня пахла ее маленьким надушенным развратным телом.
Я поставил стакан на стол и стал с остервенением лупить по кровати ногами.
XXV
Утром опять шел дождь - косой, серый, похожий на криво висящую занавеску из стеклянных бус. Разбитый, невыспавшийся, я нехотя встал и подошел к окну. Во рту до сих пор оставался гадкий привкус от генеральских дочек. На душе было пусто, как в кармане у нищего. Я пошел на кухню и выпил две чашки черного кофе. Похмелье бывает не только от спиртного. У меня, например, было похмелье от женщин. Меня выворачивало от них наизнанку.
Я побрился, принял душ, оделся, снял с вешалки плащ, спустился вниз и вышел из подъезда. Напротив дома, футах в ста вверх по улице, стоял серый "плимут". Тот самый, который увязался за мной накануне и о котором я спрашивал Эдди Марса. За рулем мог быть полицейский - если только у полицейского выдалась вдруг масса свободного времени и он решил за мной погоняться. Или какой-нибудь незадачливый юный детектив, из тех, что пытаются за неимением своих совать нос в чужие дела. Или же епископ Кентерберийский, которому претил мой образ жизни.
Я вернулся в подъезд, вышел через заднюю дверь, выгнал свою машину из гаража и проехал по улице мимо серого "плимута". В "плимуте", в полном одиночестве, сидел низкорослый, хилый человечек. Увидев меня, он тут же включил мотор и двинулся следом. Дождь явно пошел ему на пользу: на этот раз он держался достаточно близко, чтобы я не смог улизнуть в какой-нибудь проулок, и в то же время достаточно далеко, чтобы спрятаться за идущими между нами машинами. Я выехал на бульвар, остановился на стоянке перед соседним с моей конторой домом и вышел из машины, подняв воротник плаща и нахлобучив на нос шляпу, что, впрочем, от дождя не спасало: по лицу нескончаемым потоком стекали ледяные капли. "Плимут" остановился на противоположной стороне улицы, у пожарного крана. Я дошел до перехода, дождался зеленого света, перешел на другую сторону и вернулся назад, держась поближе к краю тротуара. "Плимут" не сдвинулся с места. Никто из него не вышел. Я подошел и рывком открыл дверцу.
За рулем, откинувшись на сиденье, сидел светлоглазый низкорослый человечек. Я нагнулся и заглянул в машину. По спине глухо стучал дождь. Хлюпик щурился от табачного дыма и нервно теребил пальцами тонкий обод руля.
- Ну что, никак не решишься? - спросил я его.
Хлюпик проглотил слюну, чуть было не проглотив заодно и сигарету.
- По-моему, вы меня с кем-то спутали, - буркнул он тихим, глухим голосом.
- Меня зовут Марло, - представился я. - Ты меня уже два дня пасешь.
- Никого я не пасу.
- Нет? Значит, твоя тачка руля не слушается и сама ездит, куда ей вздумается. Пора, по-моему, ее приручить. Итак, сейчас я иду завтракать в кафе напротив. Завтрак будет состоять из стакана апельсинового сока, яичницы с беконом, жареного хлеба, порции меда, трех или четырех чашек черною кофе и - на сладкое - зубочистки. Из кафе я пойду к себе в контору, находится она на седьмом этаже вон того здания. Если тебя что-то очень волнует, заходи, потолкуем. Надо будет только перед твоим приходом сак следует пулемет смазать.
С этими словами я захлопнул дверцу и ушел, а хлюпик остался сидеть, часто моргая глазами от удивления. Спустя двадцать минут я уже проветривал свой кабинет от "Soirée d’Amour" уборщицы и вскрывал толстый грубый конверт, надписанный косым, по-стариковски четким почерком. В конверт вместе с официальным извещением был вложен большой розовый чек на пятьсот долларов. Имя предъявителя - Филип Марло, личная подпись - Гай Стернвуд, отправитель - Винсент Норрис. День начинался неплохо. Я сел было заполнять платежное поручение, но тут зазвонил звонок, возвещавший о том, что в мою приемную кто-то вошел. Это был хлюпик из "плимута".
- То-то же, - сказал я. - Заходи и выкладывай все начистоту.
Он проскользнул мимо меня с такой прытью, словно боялся, что я ударю его ногой под зад. Мы оба сели и внимательно посмотрели друг на друга через стол. Он был крохотного роста, никак не больше пяти футов трех дюймов, да и весил, как перышко. Глазки точно бусинки. Смотрит волком, а сам - овца овцой. Двубортный, с большим количеством лацканов серый костюм висит, как на вешалке. Поверх костюма - изрядно поношенное твидовое пальто нараспашку. Наружу выбился влажный от дождя шейный платок.
- Может, вы меня и знаете, - начал он. - Я - Гарри Джонс.
Я отрицательно покачал головой и подвинул ему плоскую металлическую коробку с сигаретами. Его маленькие, тонкие пальчики выхватили сигарету из коробки с проворством форели, клюнувшей на искусственную мушку. Закурив от настольной зажигалки, он махнул рукой:
- Я в этих краях не первый день. Знаю тут кой-кого. В свое время работал в питейном заведении неподалеку от Хьюним-Пойнт. Работка - врагу не пожелаешь. Представь: удираешь на тачке, руки на руле, на коленях - пушка, а по карманам рассовано денег столько, что ими все шоссе обклеить можно. Иной раз, пока до Биверли-Хиллз доедешь, четырех легавых в перестрелке уложишь. Весело, нечего сказать.
- Кошмар, - поддакнул я.
Он откинулся на стуле и выпустил тоненькую струйку дыма из своего маленького, крепко сжатого ротика.
- Может, ты мне не веришь? - засомневался он.
- Может, и не верю, - откликнулся я. - А может, и верю. А возможно, еще не решил, верить тебе или нет. К чему ты мне все это рассказываешь?
- Просто так, - процедил он.
- Ты уже два дня неотступно следуешь за мной по пятам. Как парень, который хочет подцепить девчонку, а все никак духу не хватает. Может, ты страховой агент? А может, знакомый Джо Броди? Вариантов тут много, но я привык - работа такая.
От удивления его глаза чуть не выкатились из орбит, а нижняя губа отвисла до колен.
- Господи, откуда ты все это знаешь?
- Я - ясновидящий. Давай выкладывай, что у тебя, не тяни. Время - деньги.
Он прищурился, и глаза-бусинки, погаснув, скрылись за плотно сжатыми веками. Последовала долгая пауза. Дождь хлестал по плоской крыше многоэтажного отеля напротив. Наконец глаза-бусинки вновь победоносно сверкнули, и хлюпик с важным видом заметил:
- Да, я действительно хотел с тобой познакомиться. Думал продать тебе кое-что - дешево, всего за пару сотен, не больше. Как ты установил, что я был знаком с Джо?
Я открыл лежавшее на столе письмо и пробежал его глазами. Какой-то безумец предлагал мне приобрести - со скидкой, разумеется, - шестимесячный курс по снятию отпечатков пальцев. Я бросил письмо в корзину и посмотрел на хлюпика:
- Догадался. Методом исключения. Ты ведь не легавый, верно? И не человек Эдди Марса, я его вчера вечером о тебе расспрашивал. Вот и получается, что ты был знаком с Джо Броди, иначе бы мной не заинтересовался.
- Господи, - сказал он и облизнул нижнюю губу. Когда я упомянул имя Эдди Марса, лицо его побелело, челюсть отвисла, а окурок повис в углу рта, словно врос в него.
- Кончай заливать, - сказал он наконец с улыбкой висельника.
- Хорошо, не буду, - спокойно сказал я и развернул второе письмо. Его автор вызвался регулярно посылать мне информационный бюллетень из Вашингтона с самыми сенсационными новостями, да еще из первых рук. - Надеюсь, Агнес выпустили? - с прохладцей спросил я.
- Да. Она меня к тебе и послала. Заинтересовался?
- Еще бы, такая блондинка.
- Кончай ты. В тот вечер… ну, когда Джо пристрелили, ты намекнул, что, не знай Броди что-то про Стернвудов, он не стал бы посылать им эту фотографию.
- И что же он про них знал?
- Вот за это я и хочу получить с тебя пару сотен.
Я побросал еще несколько не менее идиотских писем в корзину и закурил очередную сигарету.
- Нам с Агнес надо рвать отсюда когти, - пояснил хлюпик. - Она хорошая, ей здесь не место. В наше время женщинам вообще нелегко.
- Она для тебя слишком велика, - хмыкнул я. - Если окажется сверху - задавит.
- Оставь свои похабные шуточки, приятель, - обиделся Джонс, и в его голосе прозвучало нечто, отдаленно напоминающее чувство собственного достоинства.
- Ты прав, - сказал я, с некоторым удивлением взглянув на него. - Последнее время я общаюсь со всякой мразью, вот и распустился. Ладно, хватит трепаться, перейдем к делу. За что ты хочешь две сотни?
- А ты заплатишь?
- Не факт.
- А если я помогу найти тебе Рыжего Ригана?
- Рыжего Ригана я не ищу.
- Рассказывай. Так хочешь слушать или нет?
- Валяй. Если будет что-то любопытное - заплачу. За двести долларов в наше время можно приобрести кучу ценных сведений.
- Ригана убили люди Эдди Марса, - с невозмутимым видом сообщил он, откинувшись на стуле с таким видом, будто только что стал вице-президентом США.
Я махнул рукой в сторону двери:
- Даже спорить с тобой лень. Жаль на тебя кислород тратить. Вали отсюда, коротышка.
Джонс облокотился на стол, весь напрягся и стал тщательно разминать сигарету, уставившись прямо перед собой, За дверью застучала пишущая машинка: стук, звоночек, треск переводимой каретки; стук, звоночек, треск каретки…
- Я не шучу, - сказал он.
- Проваливай. У меня и без тебя дел полно.
- А это, по-твоему, не дело? - взвился он. - Ты меня не торопи. Пока все не расскажу - не уйду. Я ведь сам был с Риганом знаком. Не скажу, чтобы мы были закадычные друзья, но знал я его неплохо. Бывало, встретишь его и спросишь: "Как жизнь молодая?", а он либо ответит, либо нет - в зависимости от настроения. Но парень он неплохой, мне он всегда нравился. Ну вот, крутил он любовь с певичкой Моной Грант, а она возьми да выйди замуж за Марса. Тогда Риган с горя женился на богатой дамочке, которая все ночи напролет по кабакам шаталась - как будто у нее по ночам бессонница. Да ты ее знаешь: высокая такая, черненькая - в общем, девица что надо, хотя и с норовом. Такая жена, сам понимаешь, - не подарок. Тонкая штучка. Риган с ней и не сошелся. Ты, конечно, скажешь: подумаешь, не сошелся, главное, что у ее отца деньжата водились. Мол, женился на деньгах, так терпи. Но Рыжий рассуждал иначе. Он был себе на уме, далеко идущие планы строил. Своей жизнью жил, и на деньги тестя, думаю, ему было наплевать. И я его, честно тебе скажу, понимаю.
Хлюпик оказался не таким уж дураком. Мелкому жулику его склада такое бы и в голову не пришло. А если б и пришло, он бы не смог подыскать нужных слов.
- Стало быть, он сбежал, - сказал я.
- Собирался сбежать. С Моной. Она ведь с Эдди Марсом тогда уже не жила, ей его бизнес очень уж не нравился, а больше всего всякие там темные делишки: шантаж, ворованные машины, засады на искателей приключений из восточных штатов и так далее. Говорят, как-то Риган при всех сказал Эдди, что если тот хотя бы раз использует Мону в своих махинациях, то ему не поздоровится.
- Все это известно, Гарри, - перебил я его. - Такая информация денег не стоит.
- Погоди, сейчас я расскажу тебе такое, чего ты наверняка не знаешь. Когда Риган сбежал от жены, я его поначалу каждый день в кабаке у Варди видел: сидит себе, уставившись в стену, и хлещет ирландское виски. Раньше-то он любил поболтать, а теперь - молчит, как воды в рот набрал. Иногда он заключал пари с Малышом Уолгрином и передавал мне для него деньги.
- А я думал, Малыш в страховой компании работает.
- Страховая компания - это только ширма, табличка на дверях. Впрочем, если надо, он тебя и застрахует тоже. Ну вот, а примерно с середины сентября Риган куда-то запропастился. Сразу я этого, положим, не заметил. Ну ходил, ну перестал - подумаешь. Но потом один парень рассказал, что супруга Эдди Марса смылась будто бы с Рыжим Риганом, а Марс не только не злится, но ведет себя, точно шафер на свадьбе. Все это я передал Джо Броди, он ведь был парень не промах.
- Еще какой промах, - буркнул я.
- Не скажи, в сыщики он, может, и не годится, но малый смышленый. В тот момент он как раз без денег сидел, и ему пришло в голову, что если найти этих голубков, Рыжего с Моной, то за них заплатят и Эдди Марс, и жена Ригана. Джо немного эту семейку знал.
- Много не много, а пятьсот долларов он из них к тому времени уже вытянул.
- Правда? - Гарри Джонс немного удивился. - Странно, Агнес мне ничего об этом не говорила. Вот и верь им после этого. Она вообще все время от меня что-то скрывает. Ну ладно, стали мы с Джо газеты просматривать, но про эту парочку нигде ни слова - значит, думаем, старый Стернвуд этой истории хода не дал. Затем как-то раз попадается мне у Варди Забияка Канино. Знаешь его?
Я отрицательно покачал головой.
- Лихой парень, из самых отчаянных. Иногда он на Эдди Марса работает - тот к нему обращается, ест и кого подстрелить надо. Забияке ведь человека убить ничего не стоит. А когда он Марсу не нужен, то держится в стороне, свои делишки обделывает. Обычно Забияка просто так в Лос-Анджелесе никогда не появляется. Это-то меня и насторожило. Может, думаю, они на след Ригана напали, ведь Марс делал вид, что ему на всю эту историю наплевать, а сам только и ждал случая с Рыжим расквитаться. А может, Забияка совсем по другому поводу в городе оказался, не знаю, но на всякий случай я все же Джо обо всем рассказал, и тот сел Забияке на хвост. Это он умел. Не то что я. Это я тебе все бесплатно рассказываю. Садится, значит, Джо ему на хвост и видит, что Канино подъезжает к воротам усадьбы Стернвудов, а рядом останавливается другая машина, с девицей за рулем. Канино с этой девицей о чем-то долго разговаривает, и она что-то ему передает, вроде как деньги. Передала и уехала. Это была жена Ригана, она знает Канино, а Канино знает Марса - вот Джо и решил, что Забияка что-то про Ригана разнюхал и пытается втихаря продать эти сведения его супруге. Потом Канино смывается, и Джо теряет его стед. Конец первого действия.
- Как этот Канино выглядит?
- Невысокий, широкоплечий, глаза карие, волосы каштановые, ходит во всем коричневом: коричневый костюм, коричневая шляпа. Даже плащ и тот коричневый. Ездит в двухместной коричневой машине. Это вообще его любимый цвет.
- Послушаем второе действие.
- Деньги вперед.
- Видишь ли, пока, честно говоря, платить особенно не за что. Посуди сам: миссис Риган вышла замуж за бывшего бутлегера. Познакомилась она с ним в кабаке или в игорном доме и наверняка с людьми такого типа встречалась не раз. Эдди Марса она хорошо знает, и, если бы с Риганом что-то случилось, она наверняка обратилась бы за помощью именно к нему. Что же касается Канино, то Марс мог по просьбе миссис Риган поручить ему поиски Рыжего. За что же, спрашивается, давать тебе двести долларов?
- А если я скажу, где сейчас жена Эдди, - заплатишь? - спокойно спросил хлюпик.
Это уже становилось интересно. Я подался вперед, вцепившись пальцами в подлокотники кресла.
- Даже если она одна? - добавил Гарри Джонс тихим, каким-то даже зловещим голосом. - Даже если она никуда с Риганом не убегала и ее все это время продержали в укрытии, милях в сорока от Лос-Анджелеса, чтобы полиция думала, будто она смылась с Рыжим? Заплатишь двести монет, сыч?
Я облизнул губы. Они были сухими и солеными.
- Да, заплачу, - пробормотал я. - Где она?
- Ее нашла Агнес, - угрюмо сказал Джонс. - По чистой случайности. Увидела в машине и выследила. Агнес тебе сама расскажет, где ее прячут, - но не раньше, чем у нее в руках будет двести долларов.
Я окинул его суровым взглядом:
- В полиции ты все это расскажешь бесплатно. Сейчас у них в центральной тюрьме есть несколько первоклассных костоломов. На совесть работают. С ними шутки плохи. А если ты после допроса отдашь концы, они за Агнес возьмутся.
- Пусть допрашивают, - отозвался хлюпик. - Меня не так-то легко расколоть.
- А Агнес, я смотрю, не так проста, как кажется.