Глава 13
На следующем перекрестке, когда миссис Ченнинг готовилась повернуть налево, Ратлидж остановился рядом.
- Рад видеть вас снова, - сказал он.
Это было правдой. При последней встрече он просил ее не уезжать в длительное путешествие. Она хотела провести около года за границей, чтобы постараться наладить заново свою жизнь. При этом намекнула, что хочет уехать из-за человека, который ей дорог, что именно отношения с ним и явилось причиной для отъезда. Неожиданное решение застало его врасплох, он просто высказался по этому поводу и ушел. Он не проверял реакции на свои слова, но после избегал ее, как мог, - ее дома, общих друзей и любого места в Лондоне, где она могла появиться.
Он взглянул на нее, но приготовленные слова застряли в горле. Стоит ли? И, сам не ожидая от себя, под влиянием нахлынувших эмоций вдруг выпалил:
- Уже поздно, но не хотите выпить кофе?
Она улыбнулась.
- Не откажусь.
Он стал лихорадочно вспоминать, какие рестораны еще открыты.
- Отель "Мальборо"? - предложил он. Нейтральная территория.
- Я поеду за вами.
Она последовала за его автомобилем. Около гостиницы нашлись свободные места. Они вошли в вестибюль. Заметив в небольшой гостиной столик у окна, в нише, Мередит указала на него Ратлиджу:
- Сюда?
Он согласно кивнул, они прошли и сели. Здесь было уютно, малолюдно, всего несколько пар пили чай и кофе за соседними столиками, и обстановка была спокойной и располагающей к откровенному разговору.
Они заказали кофе. Последовало молчание, которое прервал Ратлидж:
- Вы сегодня поздно возвращаетесь.
- Я была на очень приятном званом вечере. - Мередит улыбнулась, по-видимому что-то вспомнив.
Они встретились впервые на приеме у друзей. Ему казалось, что она видит его насквозь и может даже читать его мысли. Потом понял, что все придумал, и испугался возникшего чувства. Но у нее действительно был дар хорошо разбираться в людях, несмотря на молодость. И его тянуло к ней против его воли.
Принесли кофе. Ратлидж молча ждал, пока молодой человек закончит сервировать стол и отойдет. Официант наконец ушел, и, когда Мередит подвинула ему сахарницу, Ратлидж спросил:
- Почему вы остались?
Он пытался говорить негромко, но это было нелегко, мешал голос Хэмиша, тот просто не умолкал с той минуты, как Ратлидж заметил на улице машину Мередит.
Она поигрывала серебряной ложечкой, поворачивая ее в пальцах, так что отражающийся в металле свет то вспыхивал, то гас, и Ратлидж, как завороженный, тоже стал смотреть на игру света и тени, думая, что эта игра напоминает их взаимоотношения, состоявшие из светлых и темных полос.
- Иен… - Мередит прервала наконец молчание, не глядя на него. Это прозвучало предупреждением - не открывать дверь в прошлое.
Он отпил глоток кофе, почувствовал горький вкус во рту.
- Я был в Суссексе. Вы знаете Гастингс? Там красивый берег. - Ратлидж был недоволен собой. Нашел о чем говорить. Но почему-то ничего не мог придумать другого.
- Правда? Я там никогда не была. - Кажется, Мередит честно пыталась поддержать его и найти общую тему для разговора. - Мне всегда нравилось море. Хотя я никогда не была в восторге от купания. Мне достаточно сидеть на берегу и смотреть на воду.
Он перебирал в голове возможные темы, потом спохватился:
- А как ваше плечо?
Она попала в катастрофу несколько недель назад, когда поезд, следующий на север, в Шотландию, внезапно сошел на повороте с рельсов. Тогда несколько человек были убиты и ранены. У нее было вывихнуто плечо. Он одним из первых прибыл на место происшествия.
- Все уже почти прошло. Доктора оказались опытными. Я жила у друзей, чтобы находиться рядом с клиникой. Знаете, я просто влюбилась в доктора Андерсона. Ему, должно быть, лет шестьдесят пять. По крайней мере. Временами мне даже хотелось, чтобы он был тогда с нами, во Франции. Я ему полностью доверяла и делала все предписанные упражнения. Но скучала по Лондону. Я всегда сюда возвращаюсь. - Голос ее немного дрогнул.
Ратлидж задержал дыхание, потом выдохнул, держа в руках чашку и безуспешно пытаясь отсечь в голове предупреждения Хэмиша.
- Вы ведь знаете, что такое тяжелая контузия?
Она посмотрела ему в глаза:
- Я видела это.
Ему показалось, что она насторожилась.
Он не мог заставить себя продолжать. И, понимая, что не сможет ей все рассказать, сменил тему:
- Моя сестра тоже знает такого доктора. Он пользуется доверием пациентов.
- Редкий дар, - согласилась она, поставив чашку на стол. - Расскажите о Суссексе.
Рассказать про Суссекс, не затрагивая темы убийств, было невозможно. Он порылся в памяти.
- Там есть магазин военных вещей и оружия. От оловянных солдатиков до старинных секир. Был даже кремневый нож.
Мередит заинтересовалась:
- Каменный нож? И сколько же ему лет?
- Очень старый. Я его купил и послал другу, который, скажем так, интересуется подобными вещами. Он только что ушел в отставку из Ярда.
Вместо того чтобы просто приятно провести время в обществе Мередит, как вначале задумывалось, он все испортил, затеяв никому не нужный и бессмысленный разговор. Она почти допила свой кофе. И вдруг задала неожиданный вопрос:
- Иен, вы ведь знаете, что я была медсестрой во Франции?
Он замер, как будто предполагая, куда приведет развитие темы. Интересно, что она видела и слышала, когда его принесли без сознания на пункт скорой помощи после того, как его засыпало землей при взрыве и он чуть не задохнулся, погребенный заживо. Он был контужен, не понимал, где находится и что говорит. Он ее не видел и не знал, что она была там. Это выяснилось в прошлом году, когда он встретил ее в Лондоне на вечере по случаю празднования Нового года.
- Да, - только и мог он из себя выдавить.
Но она, хотя и видела его смущение, тем не менее продолжила:
- Я пошла медсестрой на фронт по эгоистическим причинам. Мой муж пропал в самом начале войны, в бою под Монсом. Я думала, что если попаду во Францию, то смогу его отыскать. Или хотя бы услышать о нем какие-то вести. Все лучше, чем сидеть дома в полной неизвестности. Но я пробыла на фронте три года и ни разу не встретила человека, который мог мне сказать, жив мой муж, или мертв, или в плену.
Мередит никогда до этого не упоминала о своем муже.
- Мне очень жаль, - сказал Ратлидж искренне.
Мередит подняла на него глаза и коротко улыбнулась:
- Спасибо. - Она перевела взгляд на окно и стала следить за движением автомобилей. - Я называю себя вдовой, продолжила она, спустя некоторое время, - так более… Скажем, так более приемлемо в обществе. Но являюсь ли таковой?
- А вы хотите быть вдовой? - спросил Ратлидж.
Она отодвинула чашку:
- Поздно уже. Мне пора. Спасибо, что поговорили со мной, Иен.
Он не двинулся с места.
- Так вы хотите быть вдовой, Мередит?
Она взглянула на него:
- Я хожу на концерт каждый год в день его рождения. Я храню память о нем, поддерживаю близкую связь с его семьей и часто их навещаю. - Глаза ее наполнились слезами, она отвернулась. - Но мечтаю я о тебе, Иен. И я не могу жить с таким грузом вины.
Прежде чем он успел что-то произнести или удержать ее, она встала и пошла к выходу, опустив голову, чтобы никто не видел ее лица. Он пошел было за ней, но понял, что этого не следует делать. Отель - не место для подобных сцен.
К столу подошел официант и спросил, не желает ли он еще что-нибудь.
Глядя в окно, как Мередит идет к своему автомобилю, Ратлидж ответил:
- Виски. Если у вас есть.
Хэмиш тут же сказал: "Какое значение имеет - вдова она или нет. Ты все равно не можешь сказать ей правду".
И эти слова гулом отдались в его голове.
Он понял, что не имеют значения ни его чувства к Мередит Ченнинг, ни ее переживания. Не имеют значения потому, что все равно между ними ничего не может быть. И не надо обманывать себя.
Следующее утро он начал с разбора бумаг, накопившихся на столе и давно ждавших его внимания, но скоро понял, что ничего не получится, потому что он думает о другом. Отодвинув бумаги в сторону, он достал из кармана листок с информацией, полученной от хозяина магазина о кремневом ноже, и стал ее изучать.
Чарльз Генри. Человек, который утверждал, что его дедушка нашел нож в своем саду в Восточной Англии, далеко от Суссекса. Если это правда, почему этот Чарльз Генри продал нож в Гастингсе? Почему не предложил музею? Если же ему хотелось выручить за него больше денег, то была еще дюжина мест, где могли заинтересоваться ножом. Например, Лондон. Почему он выбрал маленький магазин на задворках Гастингса? Если только он не живет где-то рядом.
Камминс оказался прав - было трудно изгнать из головы мысли о деле с ножом, и чем больше Ратлидж о нем узнавал, тем больше его затягивала эта загадка. Но как теперь отыскать этого человека? Прошло много лет, он мог умереть, пойти на войну и погибнуть или, например, эмигрировать в Австралию.
Странно, почему-то казалось, что Чарльз Генри - это его имя, но не фамилия. Например, Чарльз Генри Блейк или Чарльз Генри Теннисон. Или просто - Чарльз Генри?
И имеет ли какое-то отношение дед Генри Чарльза к Харви Уилеру, которого нашли мертвым в Стонхендже?
Скорее всего, никакой связи нет.
Ратлидж взял перо и лист бумаги и написал короткое письмо старшему инспектору Камминсу, в котором перечислил все детали своего посещения магазина в Гастингсе и сведения, которые дал ему владелец. Закончил он так: "Это даст вам достаточно информации, и если не позволит сделать окончательный вывод, то займет ваше воображение на некоторое время и заставит задуматься".
Подписав, положил письмо в конверт и приготовил к отправке почтой. Но на этом не успокоился и спустился вниз, в архивы Ярда, чтобы взять дело. В папке с делом Стонхенджа не было ничего, что могло бы добавить информации к рассказу Камминса. И тем не менее Ратлидж внимательно все перечитал и изучил лицо Харви Уилера на фотографии, приклеенной к делу.
Кем он был в жизни? Мертвые глаза не могли ничего сказать даже о том, какого они были цвета. Был ли он добрым или жадным, страстным или жестоким, честным или лживым? Изображение не было четким.
Однако при очень внимательном рассмотрении можно было сделать кое-какие выводы. Глаза широко поставлены, очертания подбородка твердые, нос прямой, ушные раковины хорошей формы. Хэмиш заметил: "Если его приодеть, сошел бы за джентльмена".
Именно это ему помогло обманывать, втереться в доверие и лишить сбережений тех женщин. Наверняка он производил на них впечатление человека, которому можно по крайней мере верить.
Полиция Керквуда и Эдинбурга идентифицировала его как Уилера. Но что, если они ошиблись? Ведь они не видели его лет семь.
Хэмиш сказал: "Один констебль мог ошибиться, но два вряд ли".
Именно на этом и основано убеждение, что они не ошиблись. А если ошиблись? Что, если Уилер после второй встречи с полицией в Эдинбурге изменился и стал вести примерную жизнь? Маловероятно, конечно, если исходить из его наклонности попадать в неприятные ситуации. Но случаются на свете и более странные перемены. Мужчины часто женятся на женщинах, ради которых хотят измениться и действительно меняются. Или появляется ребенок, и мужчина переосмысливает свое прошлое и решает стать хорошим человеком, превращается в трудолюбивого, примерного отца и семьянина. Даже церковь иногда оказывает влияние и меняет людей в лучшую сторону.
А самое простое предположение - Харви Уилер мог попасть под колеса грузовика или вдруг заболеть и умереть в больнице и давно похоронен неопознанным на кладбище бедняков.
Но он ведь умер на жертвенном камне Стонхенджа.
А если это был не он?
Старший инспектор Камминс был отличным полицейским. Если он не отыскал других следов Уилера, значит, их не было.
"Тупик. Похоже на твое расследование в Гастингсе", - пробормотал Хэмиш, но Ратлидж сделал вид, что не слышал.
Если мертвый человек не был Харви Уилером, то тогда надо начинать расследование с самого начала. И это после стольких лет. С расплывчатыми показаниями свидетелей, с уликами, затерянными или испорченными. Притом, что нет никакой уверенности, что новые показания будут вернее прежних.
Камминс до сих пор одержим этим делом, потому что так и не смог найти ответы на свои вопросы. Это была его единственная неудача, и он не смирился с ней.
Но человек умер насильственной смертью, был это Харви Уилер или кто-то другой, и тот, кто его убил, ушел от наказания.
Ратлидж закрыл папку, отложил в сторону и, сделав над собой усилие, окунулся в текущие дела, которые давно ждали его внимания.
Пришлось отгонять время от времени всплывавшие мысли о деле в Суссексе, от которого его отстранили, и о том, что там сейчас происходит. Он никак не мог выкинуть из головы замечание Хэмиша о том, что оба дела - давнее, в Стонхендже, и совсем недавние убийства в Суссексе - были тупиковыми. И ничего нельзя с этим поделать.
Дело, которое было отложено в дальний ящик и по поводу разбирательства которого Ратлидж обязан был свидетельствовать в суде, неожиданно вернули в список первоочередных. Завтра утром в Винчестере должно было состояться судебное заседание, об этом ему сообщил сержант Гибсон. Пришлось спешно собраться и выехать, несмотря на поздний вечер. Он прибыл в зарезервированный отель рано утром. У него оставалось еще время после завтрака, и он до начала заседания побродил по знаменитому кафедральному собору.
Вскоре за ним явился констебль - пожилой, седеющий, коренастый человек.
По дороге в зал суда Ратлидж спросил:
- Вы, наверное, помните того человека, убитого в Стонхендже в 1905-м? Дело так и не было раскрыто.
Констебль Грегг нахмурился, припоминая:
- Бог мой, сэр! Я не думал о нем больше тринадцати лет. Откуда вам о нем известно?
- Я знал инспектора, который им занимался. Он недавно вышел в отставку.
- Это был хороший человек и прекрасный полицейский. Если бы кто и мог найти разгадку, то только он.
- Первой на месте преступления была полиция Солсбери, так? - Это был наводящий вопрос, чтобы вызвать констебля на откровенность.
- Да, констебль Даттон прибыл из Винчестера. Он возвращался после судебного заседания, куда был вызван для дачи показаний. Ехал на велосипеде, но по дороге у него лопнула шина. Пока он дошел до ближайшей деревни и починил шину, уже стемнело. Люди, которые собрались в Стонхендже встречать праздник солнцестояния, обнаружили там убитого и послали в эту деревню одного из своей группы. Его звали Тейлор, банковский клерк. Ему было так плохо, что его вырвало два раза, потом он упал, и, когда Даттон к нему наклонился, он только и мог сказать: "Мертвый человек в Стонхендже". Даттон туда поехал на своем велосипеде. Действительно, убитый, о котором говорил клерк, лежал на камне. А группа так называемых друидов сидела на траве с таким видом, что было ясно: больше всего им бы хотелось вернуться домой в свою постель. Даттон не знал, что делать, послать кого-то на своем велосипеде за помощью или ехать самому. Вот так и получилось, что делом сначала занялась полиция Солсбери. Всех свидетелей допрашивали по несколько раз, но те ничего не могли сказать, что помогло бы следствию.
Грегг покачал головой:
- Удивительное дело. Обычно всегда находится что-то на месте преступления - какой-нибудь маленький клочок бумаги, след ботинка… Когда следствие началось, я был к нему причастен.
- Рассматривалось прошлое этих новоявленных друидов?
- О, конечно, сэр. Они все оказались чисты.
Они подошли к суду и стали подниматься по лестнице. Констебль провел Ратлиджа в зал, где рассматривалось дело, по которому его вызвали.
Пока Ратлидж ждал своей очереди около двери, он продолжал спрашивать констебля:
- Был некто Чарльз Генри среди этих друидов?
- Чарльз Генри? - повторил констебль. - Да, был, но не совсем среди друидов. Кажется, это было имя солиситора, который был знакомым учителя… Да, Чарльз Генри…
В это время дверь распахнулась и Ратлиджа вызвали. Он неохотно покинул констебля, кивнув тому на прощание. Надо было идти в зал. Когда он вошел, море лиц повернулось в его сторону - зал был заполнен до отказа. На возвышении сидел судья в красной мантии, рядом представители власти в черном. Все в аккуратных белых париках. У обвиняемого на скамье подсудимых было хмурое, озабоченное лицо. Ратлидж поднялся на свидетельское место, пытаясь отделаться от мыслей о Стонхендже. Как и обещал Камминс, оно уже стало его собственным наваждением. Успокоившись, он произнес клятву, назвал свое имя, звание, и чувство долга заставило отступить все посторонние мысли. Он был готов отвечать на вопросы.
Спустя полчаса он был свободен и сразу пошел искать констебля Грегга.
Но ему сказали, что констебль тоже вызван как свидетель и дает показания в другом помещении суда. Судебное заседание медленно тянулось до конца дня и продолжилось на следующий день. Защита представила свои доводы, обвинитель произнес речь. Наконец присяжные уединились для вынесения решения, и Ратлидж мог наконец покинуть Винчестер.
Долгий летний вечер позволил ему отправиться в Солсбери искать Чарльза Генри, солиситора, но, как и ожидалось, того уже там не оказалось. Столько времени прошло. Он спрашивал о нем везде, в полиции, в адвокатской конторе, даже на улицах. Везде его ждал один ответ. Никто не помнил не только этого человека, но даже имени. Прошло пятнадцать лет, а роль Генри в деле была крошечная.
Хэмиш сказал: "Он продал нож в Гастингсе".
Но как он у него оказался? Выяснение требовало времени.
Ратлиджу следовало еще час назад выехать в Лондон, но ему не терпелось узнать, куда исчез Чарльз Генри. Он прибыл в Лондон позже, чем ожидалось, задержавшись в пробке из-за перевернувшегося грузовика, поэтому сразу отправился в Ярд, чтобы оставить отчет о своей поездке в Винчестер. Его ждала запись в журнале дежурного. Старший инспектор Хаббард сообщал: "В моем кабинете в восемь утра".
Ратлидж знал Хаббарда, время от времени с ним разговаривал, но никогда вместе они не работали. У старшего инспектора Хаббарда была репутация служаки, приверженца строгого соблюдения буквы закона, человека прямого, честного и обладавшего острым, отточенным умом.
На следующее утро Ратлидж прибыл в Ярд за пятнадцать минут до назначенного времени и встретил на лестнице самого старшего инспектора Хаббарда. Для человека, приближавшегося к пятидесяти годам, он был в прекрасной форме, двигался по-молодому энергично, держался прямо.
- Вы точны, - сказал Хаббард, - идемте, приступим к делу. Как там в Винчестере?
- Присяжные еще не вышли, когда я уехал. Но кажется, прокурор произвел на них впечатление своими ясными и неопровержимыми доказательствами виновности подсудимого.
- Этого я и ожидал. Наверное, приговор вынесут сегодня.
Они прошли в кабинет, Хаббард предложил Ратлиджу садиться. Положил шляпу на самую высокую стопку папок на своем столе и сел сам. Глубоко вздохнув, сказал: