- Несчастен настолько, что если бы ты отправил меня на тот свет, то оказал бы большую услугу. Но я пришел не для того, чтобы рассказывать тебе о своих горестях. Теперь нам ничто не мешает, идем.
- Можешь идти, если хочешь, я не стану убивать тебя, но сам останусь здесь.
- Это невозможно, мой милый Пауль, - добродушно ответил Зиг. - Я дал клятву привести тебя с собой, так что не делай глупостей. Ты добрый малый, и я тоже. Давай не будем ссориться. Скажи-ка мне, кстати, ты женат? Не приходится ли одна славная особа по прозвищу Зоннен-Лина тебе женой?
- А тебе-то что до этого?
- Полиция должна все знать… Но, если тебе интересно, я расскажу, кто сообщил нам о твоем убежище. Не кто иной, как Зоннен-Лина.
- Это неправда! - прорычал великан.
- Если бы это была неправда, я не стал бы тебя огорчать напрасно. Я уважаю всякое сердечное чувство и считаю низостью плести кому-нибудь, что его жена или любовница способна на обман. Уж лучше сразу заколоть человека ножом. По крайней мере, это менее жестоко.
- Может, ты и не врешь, - сказал атлет, лицо которого приняло совсем другое выражение, - уж лучше действительно ножом…
- Тебе немного надо, - подавив вздох, произнес сыщик.
Вдруг Пауль подошел к Зигу и приставил револьвер к его груди.
- Поклянись, что Зоннен-Лина предала меня, - крикнул он.
- Клянусь, - сказал Зиг совершенно спокойно.
Атлет пристально посмотрел ему в глаза и проговорил:
- Ты не лжешь, ты слишком прост для этого.
Руки Пауля беспомощно повисли, и он тяжело опустился на деревянный стул, прошептав:
- Вот, значит, почему я не видел ее уже два дня. Вот женщина! А я так любил ее, ведь она была у меня только одна!
С увлажнившимися от слез глазами атлет повернулся к Зигу и сказал:
- Можешь забирать меня, надевай кандалы.
- За кого ты меня принимаешь? Я никогда не пользуюсь слабостью человека; когда ты успокоишься, тогда и поговорим.
Забившись в угол, великан разрыдался как ребенок. Полицейский тем временем мерил комнату шагами, думая: "Хорошо тебе, ты можешь поплакать, а я - нет, и слезы душат меня". Немного погодя сыщик подошел к атлету и, похлопав по плечу, произнес:
- Пойдем, я покажу тебе Зоннен-Лину.
Тот выпрямился и спросил:
- Ты знаешь, где ее можно найти?
- Да, конечно, она со вчерашнего дня под арестом. Зоннен-Лина боялась оказаться замешанной в темном деле. Она думала, что ей грозит пожизненное заключение, и поэтому сдала тебя, желая тем самым облегчить собственную участь.
Пауль, пробормотав какое-то проклятие сквозь зубы, спросил:
- Значит, ты обещаешь провести меня к ней?
- Сейчас же, если хочешь.
- Я убью эту бабу.
- Это твое дело. Я только взялся тебя арестовать. Хочешь, прикончи свою Лину, это меня не касается: одной женщиной больше, одной меньше - мне все равно.
- Я готов, - воскликнул Пауль, - пойдем!
- Пойдем, - повторил сыщик.
Атлет вместе с Зигом спускался по лестнице, кажется, не осознавая, что с ним происходит. Опустив голову, погрузившись в тяжелое раздумье, он покорно шел за полицейским, как собака за хозяином. Зоннен-Лина, его жена, предала его, что ему теперь было за дело до всего остального! Когда они вышли на улицу и в лицо Паулю пахнул свежий воздух, он снова пришел в себя. Подняв голову и посмотрев по сторонам, атлет спросил:
- Где же экипаж?
- Какой экипаж?
- Ну, стражники…
- Нет никаких стражников.
- Значит, ты пришел арестовать меня один?
- Да, ведь я уже говорил тебе это. Не звать же мне эскадрон гусар ради нас двоих. К тому же, я привык действовать в одиночку.
Зиг остановил проезжавшую мимо пролетку и сказал атлету:
- Полезай, и без фокусов, пожалуйста.
Сыщик приказал кучеру ехать на Александерплац и сел на заднее сиденье, так что его колени соприкасались с коленями арестанта. Долгое время они оба молчали, погрузившись в свои мысли. Наконец, Пауль не выдержал и простонал:
- Предать меня! Меня, который столько для нее сделал!
Это риторическое восклицание, конечно, не требовало ответа, но воспитанный Зиг вежливо кивнул в знак сочувствия. Пауль продолжал изливать свое горе:
- Разве я в чем-нибудь отказывал ей? Нет, никогда! Она получала от меня все, что хотела. Если бы она мне сказала: "Я хочу весь этот ювелирный магазин", следующей же ночью я бы опустошил его. Как-то раз мы с ней шли по улице, и она увидела красивое платье в витрине. Лина сказала тогда, что это платье очень бы ей пошло, и в тот же вечер оно было у нее.
- Ты, конечно, купил его? - с иронией спросил сыщик.
- Нет, - ответил Пауль, - я украл его.
- Прекрасное средство, позволяющее мужьям не разоряться на жен, - с юмором заметил Зиг.
Атлет продолжал размышлять вслух:
- Много ли мне надо денег? Пустяки! Стакан пива, кусок хлеба и ночлег - вот и все, что мне требовалось. Я вырос в деревне и получил простое воспитание.
- Это видно, - сказал полицейский.
- Только для нее мне нужны были деньги, только ради нее я стал вором, а потом и убийцей.
Зиг снова сочувственно кивнул.
- В последний раз, когда я сидел в тюрьме, - не унимался атлет, поглощенный воспоминаниями, - я попал туда из-за нее. Разве я хоть раз упрекнул ее в этом? Нет, а между тем я всегда находил средство достать ей денег. Но ей всегда было мало. Однажды она написала мне, что ей нужно сто марок. Сто марок! Где же их достать в тюрьме? И, несмотря на то что я сидел закованный в цепи в одиночной камере, я все же нашел случай украсть эти сто марок у тюремного надзирателя, и она получила свое. Ради нее я совершал и такие преступления, о которых вам не известно!..
При этих словах Зиг встрепенулся. До тех пор он только из вежливости выслушивал признания атлета, но теперь сыщик оживился: выходит, Пауль совершал преступления, о которых никто не знал. В этом во что бы то ни стало следовало разобраться.
- Ты знаешь, который час? - спросил после короткого раздумья полицейский.
Пауль, погруженный в свои мысли, не отвечал, и Зиг тронул его за рукав.
- Что? Что случилось? Мы уже приехали? - воскликнул атлет, встрепенувшись.
- Нет еще, я только хотел спросить тебя, который час?
- Который час? А какое мне дело до того, который теперь час?
- Я спросил тебя об этом потому, что мне пришла в голову одна мысль.
- Какая мысль?
- Еще слишком рано, чтобы идти к Зоннен-Лине.
- Ага! - воскликнул атлет, и глаза его яростно сверкнули. - Ты ищешь предлог, чтобы не исполнить свое обещание?
- Какой ты подозрительный! Я хотел сделать тебе самое невинное предложение… Послушай, не могу же я заявиться в тюрьму и сказать стражникам: "Господа, вот мой друг, атлет Пауль, который желает повидаться со своей многоуважаемой супругой, находящейся в настоящее время в вашем почтенном заведении. Не будете ли вы так любезны, господа, попросить эту даму в гостиную?" Сторожа на это ответят так: "Господин Зиг, мы польщены появлением здесь вашего друга, рады ему и надеемся на то, что скоро он надолго поселится у нас. Но мы не имеем права беспокоить госпожу Зоннен-Лину. Для того чтобы ваш досточтимый друг мог увидеть свою супругу, ему необходимо получить официальное письменное разрешение, а лицо, выдающее такие документы, в настоящее время покоится у себя дома в постели, так как еще очень рано". Понимаешь, милый Пауль, что нас ждет в тюрьме? Поэтому я предлагаю тебе как-нибудь убить оставшееся время. Обо мне не беспокойся, я обещаю не покидать тебя. Часов в десять мы отправимся в здание суда, там я подойду к начальнику полицейской охраны и скажу ему, что дал тебе честное слово, что ты увидишь свою милейшую супругу. Он непременно войдет в мое положение и поможет мне сдержать обещание. В одиннадцать часов ты увидишь свою Лину. Согласен?
- А что мне еще остается? - недовольно проворчал атлет.
- Какой ты благоразумный! Да, впрочем, я ничего другого от тебя и не ожидал. Теперь надо подумать, как нам занять время. Может, позавтракаем?
- Мне не хочется есть, - буркнул Пауль.
- Какой ты эгоист! Что у тебя нет аппетита, это вполне понятно. Но ты как-то не подумал о том, что из-за тебя я с пяти часов утра на ногах. Ты заставил меня поволноваться: то хотел убить меня, то не хотел; то мне пришлось закрыть глаза, то открыть. Я уже мысленно говорил себе: "Ну все, конец!" И после всех этих мучений я остался жив! Теперь мне нужно восстановить силы! Да и тебе на полный желудок будет легче беседовать с Линой.
- У нас будет разговор короткий, - процедил сквозь зубы Пауль.
- Да, да, я понимаю, удар кулаком не займет много времени. Но я бы на твоем месте не отказал себе в удовольствии все ей высказать.
- Говорить я не умею, я могу только действовать.
- Не болтай глупостей! Ты заговоришь как по писаному, если съешь хороший бифштекс и выпьешь бутылочку винца.
- Ты думаешь?
- Я точно знаю. Каждый раз, когда мне предстоит иметь дело с женщиной, я плотно завтракаю и не отказываю себе в вине. Когда человек немножко навеселе, ему проще высказать все, что у него на душе.
- Да, это верно, - пробормотал атлет. - Ее тогда и убить будет легче.
- Значит, решено? - спросил Зиг.
- Решено!
- Ты ангел! - воскликнул сыщик. - Поезжайте в гостиницу "Веселый Антуан", - приказал он кучеру.
- Нет, только не туда, - воспротивился атлет.
- Почему? Разве там плохо кормят?
- Нет, нет, у меня есть на это свои причины.
- Ты, вероятно, задолжал там?
- Нет, я никому ничего не задолжал.
- Так в чем же дело?
- Три дня назад я обедал там с ней, - вздохнув, сказал атлет.
Зиг посмотрел на Пауля, но без всякого удивления. Сыщик обдумывал про себя, стоит ли везти его именно туда, куда он ходил со своей Линой.
- Мой милый друг, - обратился он к своему спутнику, - я уважаю чувства других, но бывают обстоятельства, когда я их не одобряю. Посуди сам, если ты все еще боготворишь свою неверную жену, то тебе должно быть приятно побывать там, где ты провел с ней столько веселых часов; если же ты ненавидишь и презираешь ее, то тогда тебе должно быть все равно, где бы ты ни находился.
- Я ненавижу ее! - воскликнул атлет.
- В таком случае едем в гостиницу "Веселый Антуан". Тем более что мы уже на месте.
- Ну, пойдем, - согласился Пауль со вздохом.
Протиснувшись в узкую дверь гостиницы, они стали подниматься по темной лестнице. На втором этаже Зиг распахнул еще одну дверь, и они оказались в небольшой комнате. Атлет, осмотрев ее, сказал:
- Эта та самая комната, я узнаю ее.
- Судьба всегда издевается над нами, - философски заметил Зиг.
Заказав шикарный по местным меркам завтрак, сыщик сел справа от Пауля. "Если этот урод за десертом не разболтает мне все свои тайны, - думал про себя Зиг, - то я буду не достоин звания полицейского агента. Что же это за не известное мне преступление?"
Когда принесли четыре дюжины устриц, сыщик Зиг сейчас же принялся за них. Читатель, вероятно, удивится, что в таком кабачке вдруг нашлись устрицы, но, тем не менее, так оно и было. Там подавали даже всевозможные деликатесы. Хозяин сам побывал в тюрьме и поэтому обзавелся особого рода посетителями, которые не жалеют денег и требуют самых изысканных и дорогих блюд. В этих грязных комнатах с оборванными обоями действительно можно было пообедать куда лучше, чем в роскошном ресторане. Атлет Пауль последовал примеру Зига: отчасти ему и правда хотелось есть, отчасти он старался сделать вид, будто позабыл о коварной изменнице-жене.
После женитьбы Пауль успел привыкнуть к таким трапезам, ведь избалованная и вкусившая роскоши Лина заставляла мужа разделять свои пристрастия.
- Теперь заказывай ты, - сказал Зиг, когда устрицы исчезли со стола. - Не стесняйся, казна за все платит.
- Ну, в таком случае, выпьем еще рюдесгеймера, - предложил великан, уже заметно оживившийся после первой бутылки белого вина.
- Мне все равно, можно и его, но я уверен, что ты заказываешь его не без задней мысли.
- Ты это о чем?
- Какое-нибудь воспоминание или что-нибудь в этом роде. Вероятно, когда вы здесь сидели в последний раз, она заказала именно это вино. Признайся-ка, а?
- От тебя, брат ничего не скроешь, - проворчал атлет, наполняя свой стакан.
- Ты все еще любишь Зоннен-Лину? - спросил сыщик.
- Нет, я больше не люблю ее! - закричал великан и стукнул кулаком по столу.
От этого удара два стакана разбились вдребезги.
- Ах, не рассказывай мне сказки, - проговорил Зиг. - Невозможно за одну минуту разлюбить женщину, которую обожал.
- Обожал, боготворил! - тяжело вздохнул гигант. - А она, похоже, не любила меня.
- Так всегда бывает, - продолжал философствовать сыщик.
- Если бы ты знал, что эта женщина значила для меня.
- Знаю, все они одинаковы. И чем безразличнее она относится к тебе, тем больше ты ее любишь, не так ли?
- Да, но я не хочу больше об этом, а то слишком много всего наговорю, - произнес Пауль, залпом махнув стакан вина.
"Хорошо, что я это понимаю, - подумал Зиг. - После завтрака мы к этому еще вернемся".
- Ну, что же ты не ешь? Может случиться так, что тебе еще очень долго не придется так хорошо завтракать, - обратился он к атлету.
- Почему это? - спросил Пауль, поднимая голову.
- Что значит почему? Ведь ты и сам знаешь, что казна не угощает рюдесгеймером в тюрьмах.
- Знаю, но может, я больше не желаю поступать на иждивение казны, - сказал Пауль, глядя сыщику прямо в глаза.
- Вот как? - ответил тот спокойно. - Но, кажется, сегодня утром я имел удовольствие арестовать тебя.
- Верно! Но кто же помешает мне уйти, когда я позавтракаю?
- Я!
- Ты? - рассмеялся великан. - Посмотри на меня!
Он встал и головой чуть не коснулся потолка.
- Ну, - сказал Зиг, изучив его как следует через пенсне, - ты действительно красивый мужчина. Это я всегда знал, но с твоей стороны как-то неделикатно подчеркивать свои преимущества в моем присутствии.
- А ты видел мои плечи? - продолжал атлет, с удовольствием рассматривая себя в зеркало, висевшее за Зигом. - После завтрака, - добавил Пауль, присаживаясь, - я могу прихлопнуть тебя, и ты не успеешь и пикнуть. Я брошу тебя под стол и спокойно вернусь к своим делам.
- Конечно, - признал Зиг, - все это очень легко сделать, но…
- Но что?
- Во-первых, ты даже не сможешь дотронуться до меня.
- Какие глупости!
- Вовсе нет! - И Зиг, вынув из кармана револьвер, спросил:
- Узнаешь?
- Да ведь это мой револьвер!
- Совершенно верно. Ты забыл про него в порыве отчаяния, и поэтому я прихватил его с собой. Если бы в твое отсутствие у тебя произвели обыск, то оружие скомпрометировало бы тебя, вот я и захотел избавить тебя от этой неприятности… Но что бы нам попросить на десерт? - любезно продолжал он. - Может, кусок рокфора и мокко с коньяком? Ты ничего не имеешь против?
- Ничего, - проворчал атлет.
- Кроме того, я обещал организовать тебе свидание с Линой. Ты же не помешаешь мне исполнить обещание?
- Ну, свобода мне дороже женщины! - хвастливо заметил Пауль.
- Да, но Зоннен-Лина для тебя не обычная женщина, а божество.
- Я еще увижусь с ней.
- Да, лет через десять, через полгода, а может быть, и через две недели. Но ты хочешь увидеть ее сегодня, сейчас же, чтобы высказать ей все, что наболело…
- Конечно, - прорычал атлет, опорожняя очередной стакан. - А потом я задушу ее своими собственными руками.
- Этого я бы на твоем месте не делал, - проговорил Зиг, убирая водку со стола.
Сыщик хотел, чтобы Пауль был слегка навеселе, но вовсе не желал, чтобы тот напился.
- Почему я не должен этого делать?
- Потому что глупо убивать, если можно отомстить иным путем.
- Каким?
- Зоннен-Лина испугалась, что ее могут посадить в тюрьму, и выдала тебя со всеми потрохами. Теперь твоя очередь - сдай ты ее. Лина ведь не раз помогала тебе в проделках. Одно твое слово, и она попадет под суд.
Атлет подумал с минуту и ответил:
- Нет, я готов убить ее, но не хочу видеть, как она страдает.
"Пожалуй, - подумал про себя Зиг, - этот негодяй человечнее, чем я думал".
Затем он продолжал вслух:
- Видишь, значит, ты все еще ее любишь.
- Да, я люблю ее, люблю, - проворчал атлет, вставая.
- Но ты совсем не ревнив.
- Я не ревнив? Ну…
- Нет, сын мой, ты не ревнив. Если бы ты был ревнив, ты бы сделал все, чтобы держать ее в заключении, чтобы она больше не могла обманывать тебя.
- Но ведь я же говорил тебе, что хочу убить ее, - произнес атлет, сжав руки сыщика в своих, так что они захрустели. - Я не ревнив? Да я же из ревности убил человека!
- Не говори мне о таких вещах, иначе я буду вынужден доложить об этом кому следует.
Сыщик знал, что влюбленные и пьяные говорят охотнее, когда делаешь вид, будто сам откровенен с ними.
- Ну, так донеси на меня, - взревел атлет, - мне все равно! Раз Зоннен-Лина предала меня, то мне лучше на виселицу, чем в тюрьму!
Пауль схватил бутылку водки, и Зиг не стал отнимать ее. Приложившись к горлышку, великан сделал несколько больших глотков, а потом тихо заговорил, наклонившись к сыщику:
- Я повторяю тебе, что из-за нее я убил человека. Это было не так давно - в августе или в сентябре прошлого года, когда она жила на Краузенштрассе. Как-то вечером я поднялся и постучал к ней в дверь. Она не открыла мне. Хозяйка квартиры сообщила, что Лина ушла с каким-то важным господином. Можешь себе представить, что я почувствовал? Я прождал ее у дверей больше двух часов. Потом решил пойти в Кайзер-кафе, она часто туда заходила. Там я встретил знакомого кельнера, а затем увидел и ее. Она сидела за столом с каким-то господином, они пили, смеялись и болтали. У меня потемнело в глазах. Когда он поцеловал у нее сначала одну руку, а потом другую, погладил ее золотистые волосы, я хотел броситься на него и вонзить нож в живот. Но потом я сказал себе: "Пауль, из этого ничего хорошего не выйдет, лучше проследи за ними". Я вышел на улицу и снова стал ждать. Наконец, она появилась под руку с ним, веселая и беззаботная. Со мной она никогда не была так весела! Они направились к ее дому, у дверей он снова поцеловал ей руку и сказал: "До свидания, моя красавица, значит, ты напишешь мне, когда этого болвана не будет дома!" Я незаметно последовал за ним. Незнакомец повернул на Французскую улицу - я за ним. Не помню, что было дальше, но я совершенно потерял голову. Я слышал только крик этого негодяя… Через пять минут я вернулся к Лине и заявил ей: "Я убил твоего возлюбленного".
Рассказывая все это, Пауль то и дело прикладывался к бутылке. В итоге он совершенно опьянел, и голова его тяжело опустилась на стол. Все попытки Зига выяснить подробности остались тщетными.
Пока атлет дремал, сыщик обдумывал услышанное.
- Значит, ван ден Кольб и Зоннен-Лина! - прошептал он. - И ради этой женщины он забыл о своей жене, о Марии! Он получил по заслугам. Обманывать такую женщину! Какая низость!