- Это не совсем так, я знаю, что ему сказать. К тому же, если нам удастся этот эксперимент и доказательства его виновности будут налицо, не все ли равно, узнает ли он нас? Но тогда - клянусь вам - тогда он погиб.
Трудно передать, каким тоном произнес Зиг эти слова; в них сквозили злоба, ненависть и страшная боль. Мария так ужаснулась им, что впервые взглянула на Зига не как на простое орудие своей мести, а как на человека, с чувствами которого приходится считаться.
Они простились, условившись встретиться в ресторане "Хиллер" в семь часов. Зиг уже в шесть был там. В ожидании гостей ему нужно было сделать несколько важных приготовлений. По его приказанию на середину стола поставили корзину с цветами, распространявшими дурманящий аромат. Зиг знал, что запах цветов очень сильно действует на нервы. Затем он старательно выбрал вина, заказал двойное количество свеч и настоял на том, чтобы как можно ярче осветить место, где сядет Хорфди.
В семь часов явились Мария и Хорфди и сели за стол. Сначала разговор не вязался, но потом Зиг взял себя в руки и, откинув всякие посторонние мысли, принялся болтать о пустяках с самым непринужденным видом. После вина он стал немного задумчивее, а во время десерта начал рассуждать на нравственные и философские темы. Наконец, Зиг выразил желание присутствовать на каком-либо уголовном процессе и спросил, не будет ли в скором времени разбираться какое-нибудь интересное дело.
- Вы себе представить не можете, - сказал он добродушным голосом, обращаясь к гостям, - как меня интересуют подобные вещи.
Потом он обернулся к Хорфди:
- Знаете, почему вы мне так симпатичны?
- Откровенно говоря, понятия не имею.
- Видите ли, мне ваша фамилия показалась знакомой, к тому же мне легко было ее выговорить, потому что я прочел один уголовный роман, где фигурирует господин Хорфди. О, как интересны были эти мемуары! Эта полиция! Сам процесс! Убийства! Это мой конек! Впрочем, если помните, я с первого дня нашего знакомства просил вас пойти со мной осмотреть тюрьмы, но, так как вы не удовлетворили мою просьбу, я сегодня утром поехал один.
- Куда?
- В полицейский президиум и в тюрьму - я забыл, как она называется, на букву М - Моабит?
- Совершенно верно. И что же вы видели?
- Все, положительно все. Я взял проводника, старика лет шестидесяти с массой орденов на груди. Он показал мне альбом преступников, музей, - все, все. Я так был счастлив, что не хотел расставаться со своим проводником, и благодаря ему даже сделал интересную покупку.
- Покупку?
- Да, прелестную покупку, - повторил Зиг.
- Какая-нибудь украденная драгоценность? - спросил Хорфди, пуская клубы дыма.
- Гораздо лучше! Я не знаю, как он это устроил, но он сказал, что эту вещь вообще нельзя было продавать. Я заплатил ему восемь тысяч марок.
- Это должно быть что-то очень ценное. Может быть, одежда какого-нибудь преступника, в которой он выходил на эшафот?
- Нет, нет, что бы я стал делать с одеждой? Ведь не могу же я носить ее. Англичане не так разборчивы. Они готовы дать пачку банковских билетов за окурок сигары, выкуренной какой-нибудь знаменитой особой. Но я не англичанин! Я люблю соединять приятное с полезным. Посмотрите-ка!
Он быстро протянул Хорфди нож, который все это время держал в руке под столом. Передавая нож, Зиг привстал с места, облокотился о спинку стула и сквозь синие стекла очков наблюдал за своим собеседником, холодный и бесстрастный, в любой момент готовый броситься на свою жертву. Наконец, наконец-то он узнает истину!
Если Хорфди действительно убийца, при виде этого ножа он непременно выдаст себя каким-нибудь жестом или словом. Хорфди сначала колебался, но потом взял нож и, внимательно осмотрев, вернул его Зигу со словами:
- Я, со своей стороны, не советовал бы нам рассчитывать на этот нож как на орудие защиты от нападения, он в очень плохом состоянии.
Зиг был поражен. Все его приготовления, все его надежды рухнули как карточный домик. Он потерял целых три месяца! Он шел по ложному следу! Это было ужасно! Он взглянул на Марию, чтобы узнать, какое впечатление произвела на нее эта сцена. Она не изменила своего положения, но лицо ее не было так бледно, как несколько минут назад, и грустная улыбка блуждала на устах. Казалось, его неудача нисколько не тронула ее. Это было слишком для вспыльчивого Зига. Как! В то время как он был приведен в отчаяние неудачной попыткой, Мария осталась равнодушной к его поражению! Вместо того чтобы жалеть его, она как будто радуется за его противника! Но, по его мнению, игра еще не была проиграна. Может быть, убийца не рассмотрел тогда орудия смерти и поэтому не узнал его теперь. Он ближе пододвинулся к Хорфди и снова указал на нож, говоря:
- Я так радовался этой покупке, а вы говорите, что нож негоден?
- Кончик согнут, посмотрите сами.
- Да, конечно, - подтвердил Зиг, делая вид, что внимательно осматривает нож, - но это вполне понятно. Вероятно, нож наткнулся на кость в теле и согнулся.
- Как? - воскликнул Хорфди. - Вы думаете, что этим ножом кого-то ранили?
- Еще бы, и даже смертельно.
- Кто вам это сказал?
- Мой чичероне! Неужели вы думаете, что я покупаю вещи, даже не поинтересовавшись их историей? Я знаю судьбу этого ножа от начала до конца. Он принадлежал молодому человеку, убитому на Французской улице, в доме номер сто семнадцать.
Хорфди сделал невольное движение. Зиг продолжал:
- Молодого человека звали - подождите-ка, я забыл его имя…
- Карл ван ден Кольб, - подсказал ему Хорфди.
Зиг удивленно вскинул брови.
- Значит вам знакомо это дело?
- Да, ведь я сам был замешан в него, - ответил Хорфди.
- Как так?
- Меня обвиняли в убийстве этого Кольба.
- Вас?!
- Да, меня! Оттого я так разволновался, когда вы заговорили об этом убийстве. Я, вероятно, бледен как мертвец… Пожалуйста, передайте мне стакан воды.
Зиг исполнил его просьбу. Хорфди сделал глоток и продолжал:
- Ах, если бы вы знали, сколько неприятностей я перенес. Поверите ли, меня арестовали и посадили в тюрьму.
- Не может быть! - воскликнул Зиг.
- К сожалению, это правда. Я сидел в одиночной камере. Мне даже надели ручные кандалы.
И обращаясь к Марии, он продолжал:
- Простите мое волнение, сударыня, я знаю, что это неподходящая тема для разговора, особенно в присутствии дамы. Но когда я думаю о том, что перенес, я теряю власть над собой.
- Конечно, конечно, - прибавил Зиг, а затем спросил: - А можно узнать, как вы выпутались из этой неприятной истории?
- Да очень просто, я доказал, что невиновен, вот и все.
- Но как полиции пришло в голову арестовать именно вас?
- За два дня до смерти Кольба между нами состоялся неприятный деловой разговор.
- Но ведь это ужасно! - воскликнул Зиг. - Если сегодня ночью убьют вас, то подозрение в убийстве падет на меня, так как вы провели сегодняшний вечер со мной?
- Вероятно! Если не сразу найдут настоящего убийцу, то вас могут арестовать, я советую вам быть наготове, - пошутил Хорфди.
- Полиция совсем безумна, - сухо заметил сыщик.
- Ну, она только исполняет свои обязанности. И, кстати сказать, немедленно освобождает невиновных… Впрочем, мне это все безразлично, просто я много выстрадал из-за этого. Вы задели еще не зажившую рану.
Хорфди говорил с грустью в голосе, будто сдерживая слезы. Вдруг он протянул руку, взял нож и стал внимательно его рассматривать.
- Так это значит нож, которым убили бедного Карла ван ден Кольба… - сказал он взволнованно. - Он не был моим другом, но все же это был превосходный человек. Человек, добившийся всего сам благодаря труду и энергии. Он не сумел понять и простить мне нескольких погрешностей, которых не могло быть в его правильной и уравновешенной жизни. Он был жесток со мной и несправедлив, но я не сержусь на него, я искренне сожалею о его смерти… Карл обладал богатством и силой, но смерть отняла у него все это в одну секунду…
Он помолчал немного, а затем продолжил, не глядя ни на Зига, ни на Марию:
- Если бы убийца знал - как я теперь знаю, - знал бы, что этот человек любит и любим, что он ждал свою жену на следующее утро, может быть, рука его дрогнула бы и он бы промахнулся. Бедный юноша! Бедная жена!
Хорфди замолчал, и слезы блеснули на его глазах. Мария, потрясенная всеми волнениями этого дня, не выдержала и разразилась неудержимыми рыданиями. Сначала Зиг хотел броситься на помощь молодой женщине, но потом решил, что важнее найти объяснение ее слезам, и сказал:
- Это наша вина. В продолжение часа мы толкуем только о смерти и об убийстве, никакие нервы не выдержат.
Хорфди ничего не сказал, он молча смотрел, как Мария плакала. Зиг, желавший скорее закончить эту сцену, позвал лакея, велел ему поймать карету и отвез Марию домой, а Хорфди отправился к себе. Женщина находилась в таком состоянии, что Зиг не стал заводить с ней разговор. Да и что он мог ей сказать? Нашел ли он новую улику против Хорфди после сегодняшней сцены? Он надеялся на полный успех и действительно добился того, что Хорфди не только побледнел, но даже прослезился от волнения, но волнение это было вполне естественно, и Зиг попался в свою же ловушку.
Человек, которого он считал холодным и бессердечным, оказался вдруг серьезным и душевным, он был сильно потрясен смертью Кольба и сказал несколько теплых слов по поводу его безвременной кончины.
Обдумывая все это, Зиг отправился в свою скромную квартирку на Кейбельштрассе, которую оставил за собой. Иногда ему хотелось на несколько минут сбросить с себя личину графа и снова стать бедным чиновником.
- Ах, господин Зиг, - воскликнул швейцар, - как давно мы вас не видали.
- Я уезжал, - ответил сыщик, - никто ко мне не приходил?
- Нет, вам только оставили письмо.
Зиг сразу узнал почерк полицейского комиссара и прочел следующее: "Милый Зиг, во время моей отлучки вам приходилось иметь дело с бежавшим из тюрьмы атлетом Паулем и его женой, высокой и сильной особой с рыжими волосами. От меня требуют в полиции сведения об этих лицах, поэтому прошу вас как можно скорее явиться ко мне, чтобы мы с вами все обсудили".
- Хорошо, перед тем как вернуться в "Палас-отель", я схожу туда, - пробормотал Зиг, поднимаясь по лестнице и пряча письмо в карман.
IX
Зиг провел ночь у себя, на Кейбельштрассе, и на следующее утро, сообщив полицейскому комиссару нужные ему сведения об атлете Пауле и его сообщнице Зоннен-Лине, довольно поздно вернулся в "Палас-отель".
На другой день Зига снова вызвали в полицию, чтобы он рассказал о том, как продвигается порученное ему дело. Его сейчас же провели в кабинет начальника сыскного отделения. В ту минуту, когда он подходил к двери, до его ушей донесся отрывок из разговора полицейпрезидента и его подчиненного:
- Значит, вы склонны верить словам этой женщины? - спросил полицейпрезидент.
- Да, ведь говорить правду в ее интересах, - ответил начальник сыскного отделения.
- По ее словам, атлет Пауль будет ночевать у себя на Мулакштрассе?
- Весьма вероятно.
- Значит, завтра утром его можно будет арестовать? - спросил полицейпрезидент.
- Да, конечно, но я должен довести до вашего сведения, что в данном случае мои люди рискуют жизнью. Этот Пауль самый страшный из всей банды, он уже дважды убегал из тюрьмы и обладает сверхчеловеческой силой. Он никогда не ложится спать, не спрятав заряженный револьвер под подушку. Первого полицейского, который войдет к нему в комнату, он сразит наповал.
- Конечно, если полицейский не сумеет взяться за дело как следует, - вмешался в разговор Зиг, стоя на пороге кабинета.
- Хотел бы я посмотреть, что бы вы делали на месте этого полицейского, - заметил начальник, поворачиваясь к Зигу.
- Это нетрудно осуществить. Пойдемте со мной, если только мне позволят заняться этим делом.
- Вы хотите сами арестовать Пауля? - спросил полицейпрезидент.
- Вы не знаете, с кем имеете дело! - воскликнул начальник сыскного отделения.
- Отлично знаю, ведь своим первым арестом он обязан мне, а после этого он еще раз побывал в тюрьме.
- Тогда меня еще больше удивляет то, что вы не боитесь его. Вы же помните его исполинскую фигуру? Он едва проходит в двери.
- Да, я вообще карлик по сравнению с другими людьми. Но когда-то Давид победил Голиафа.
- Неужели вы думаете справиться с ним в одиночку?
- Почему бы и нет?
- Да вы просто самоубийца! - воскликнул пораженный начальник сыскного отделения.
- Я взялся за это дело и закончу его без всякой посторонней помощи. Вы же ничего не имеете против? - спросил Зиг у начальника.
- Я вовсе не отказываюсь от вашей помощи и сейчас же распоряжусь, чтобы вас посвятили во все подробности дела. Но ответьте мне на один вопрос: если вы займетесь Паулем, не упустите ли вы что-нибудь важное в другом порученном вам деле?
- О, не беспокойтесь! Мне нужно всего лишь два часа, чтобы арестовать вашего исполина.
На следующий день в шесть часов утра Зиг уже поднимался по черной лестнице одного из домов на Мулакштрассе. Он знал, что атлет Пауль ночевал там уже три ночи подряд. Это была небольшая каморка с одним выходом на лестницу. Тщетно поискав звонок или молоток, Зиг стал изо всех сил колотить в дверь.
- В чем дело? - послышался чей-то грубый голос из-за двери.
- Открывай, я пришел арестовать тебя, - ответил агент.
- Дурак, - раздался снова тот же голос, - если бы ты пришел арестовать меня, ты бы не признался в этом. Эти болваны очень осторожны в обращении со мной. Это ты, Эде?
- Я, я, открывай.
- Ужасно неохота вставать с постели, но ради друга я готов даже подхватить насморк. Сейчас открою и снова улягусь.
Но едва дверь отворилась, как Зиг прошмыгнул в нее, быстро схватил со стола заряженный револьвер и навел его на атлета, в недоумении стоявшего напротив.
- Еще шаг, и я тебя застрелю! - сказал агент.
- Однако! Ты и впрямь полицейский! - воскликнул атлет.
- Я же тебе говорил, дурак! Ну, теперь ты в моей власти, и не бунтуй.
- Так я тебе и сдался! - взревел Пауль, выходя из себя. - Такую блоху, как ты, я могу сожрать с волосами и костями. У тебя мой револьвер, но кулаки и зубы, острые как бритва, пока еще при мне!
- Глупости все это, - спокойно возразил Зиг. - Чтобы пустить в ход зубы, ты должен подойти ко мне, а если сделаешь хоть шаг, я застрелю тебя на месте.
Не опуская револьвер, агент уселся на постель, из которой только что выскочил Пауль. В четырех шагах от Зига стоял атлет, почти обнаженный. Он от ярости скрипел зубами, но не решался пошевелиться. Несколько секунд они пристально смотрели друг другу в глаза: один в любой момент был готов броситься вперед, а другой - выстрелить.
Первым молчание нарушил Зиг:
- Ну, вот видишь, ты меня до сих пор не съел, и очень жаль… Я надеялся умереть какой-нибудь необычной смертью.
- Он еще и дерзости говорит! - воскликнул исполин, немного успокоившись и отыскивая глазами какой-нибудь предмет, который мог бы служить ему оружием.
- Вот видишь, - продолжал Зиг, - все думают, что ты страшнее, чем есть на самом деле. Стой на месте, парень, не то ты вынудишь меня прострелить тебе руку! Что тебе нужно? Что ты ищешь? Может, обувь? Боишься простудить ноги? Твоя правда, я добрый человек и не желаю, чтобы ты заработал насморк.
Не опуская револьвера, он свободной рукой поднял ботинки, стоявшие у постели и бросил их атлету.
- Благодарю, - сказал Пауль, мало-помалу приходя в себя, - чувствуешь себя как-то лучше, когда ноги обуты…
- Да-да, вот именно! Потому я и кинул тебе ботинки. Может, тебе и брюки дать? Жилет и куртку? Ты не стесняйся, мой друг, все это у меня здесь, под рукой.
- Если отдашь все, буду очень благодарен, - ответил Пауль, удивленный такой любезностью.
Жилет, брюки и куртка были переданы таким же образом, с соблюдением всех предосторожностей.
- Не хочу показаться нескромным, - сказал Зиг, - но я желаю знать, что ты намерен делать, когда оденешься?
- Я думаю над этим. Пожалуй, я задушил бы тебя, если бы не револьвер…
- Может, тебе и револьвер подать?
- Было бы неплохо…
- Ага! А что бы ты стал с ним делать, если бы я его тебе отдал?
- Что за глупые вопросы, конечно, я бы выстрелил в тебя, - ответил атлет, пожимая плечами.
- Точно? - спросил сыщик.
- Можешь не сомневаться.
- Первый выстрел прямо в сердце?
- Да, прямо в сердце.
- Ну, целься хорошенько, мой друг, вот тебе револьвер.
Зиг встал и протянул револьвер гиганту. Затем, повернувшись к нему спиной, агент дошел до постели и снова сел на нее, скрестив руки на груди.
- Ну, я жду, - сказал сыщик.
- Вот так человек! - воскликнул изумленный атлет. - Ты и впрямь полицейский?
- Кто же еще? Видишь, у меня в кармане - наручники. Впрочем, это единственное, что я взял, отправляясь навестить тебя.
- Какой же ты дерзкий!
- Ты повторяешься, мой милый, - заметил Зиг, повернувшись лицом к стене.
- И ты воображаешь, что я позволю тебе надеть на себя эти браслеты? - спросил Пауль, пребывая в полном недоумении.
- Или ты убьешь меня, или позволишь надеть на тебя наручники, - ответил Зиг. - Поступай как хочешь. Но решайся быстрее: мое время дорого.
- Для тебя жизнь ничего не значит? Тебе все равно - жить или умереть?
- Не задавай глупых вопросов. Если бы я дорожил жизнью, разве я пришел бы к тебе сегодня утром? А тебе дорога жизнь?
- Немного. Я знаю, что любим.
- Ты, любим? Послушай, ты что, пьян?
- Есть немного, - проворчал атлет.
Зиг через синие стеклышки очков внимательно посмотрел на Пауля.
- Ну да, отец и мать не уродом тебя сделали, у тебя хороший рост. Пожалуй, ты кое-что из себя представляешь, раз бабы в тебя влюбляются, хотя у них вообще-то неважный вкус.
Вновь повернувшись к атлету вполоборота, Зиг продолжал говорить, но уже совсем другим тоном:
- У тебя свежо. Похоже, ты забыл затопить печь? Что ж, пойдем, нас ждут.
- Где?
- В полиции. Там тебе будет гораздо лучше, к тому же сегодня тебя оставят в покое, не волнуйся. Допросят завтра. Так как ты уже раз бежал из тюрьмы, тебя посадят в одиночную камеру, а там довольно удобно.
- Ты смеешься надо мной? - взревел вдруг в ярости гигант.
- Не кричи так, ты перебудишь всех соседей, сейчас только седьмой час.
- Выстрел из револьвера, которым я прикончу тебя, все равно всех разбудит.
- Брось, ты только угрожаешь мне, но ничего не делаешь, это становится скучным, - сказал сыщик и разлегся на постели атлета.
Тогда последний одним прыжком очутился рядом с ним и приставил к его груди оружие. Агент смотрел исполину в глаза и ждал. Минуту спустя Пауль, потупив взор, отступил на шаг назад.
- Не могу я убить этого человека!
- Я уже понял, - сказал Зиг, - мне больше нечего на это рассчитывать. Придется мне еще пожить.
- Разве ты так несчастен? - спросил атлет, опять подходя к полицейскому.