- В самом деле? Valid! Стрикленд, молодой человек, остановившийся в комнате рядом с мадам Терстон? Молодой человек, который любит азартные игры, да?
Я кивнул.
- Тогда мы пойдём и нанесём небольшой визит в комнату мистера Стрикленда. Allons!
- Вы имеете право, месье. Вы - следователь. Но я не пойду и не буду шарить в чьей-то комнате.
- Как пожелаете, - ответил месье Пико.
Таким образом, когда маленький детектив вошёл в комнату Стрикленда, я опять оказался там, где был в тот ужасный миг предыдущей ночью, задаваясь вопросом, где обитатель комнаты. Когда мы проходили через гостиную, я слышал голоса и предположил, что там находились Уильямс, Норрис и Стрикленд.
Доктор Терстон сегодня не появлялся, и мы поняли со слов Столла, что хозяин намерен оставаться в своей комнате, если только срочно не потребуется. Я был этому рад. Мне казалось, что захватывающая игра "найди улику", которая продолжалась в доме, будет не слишком приятна человеку, понёсшему тяжелую утрату.
Столл сказал нам, что хозяин подумал обо всём и выдал инструкции, согласно которым мы были вольны просить всё, что пожелаем, извинившись за то, что мы вынуждены оставаться здесь вопреки нашей воле. Это было так характерно для Терстона - не забыть о правилах гостеприимства даже в напряжении последних дней.
Вскоре я почувствовал беспокойство. Мне не нравилось стоять там, где на меня глядели сломанные двери той ужасной комнаты. Я хотел быть внизу с другими. Но прошло немало времени, прежде чем маленький детектив появился вновь и, когда это случилось, он не вышел полностью в коридор, но приоткрыл дверь ногой и подозвал меня.
Я был потрясён, увидев в его руке бриллиантовый кулон.
- Vite! - прошептал он. - Смотрите! Вы знаете, что это?
- Да, - сказал я. - Это вещь миссис Терстон.
- Bien. Подождите, - шепнул Пико и снова исчез в комнате.
Когда он вышел, то выглядел более спокойным.
- Что всё это значит? - спросил я.
- Это значит, что бриллантовый кулон, который принадлежал мёртвой леди, находится в чемодане мистера Дэвида Стрикленда.
- Но ведь это доказывает, что убийца - он? - быстро спросил я.
- Не надо так спешить, mоn ami, - он подошёл ко мне и стряхнул пылинку с отворота моего пиджака. - Это может быть доказательством как раз противоположного. Я говорю "может". А теперь - в спальню шофёра.
Меня уже перестали удивлять места, выбираемые великими сыщиками для посещений. Поэтому вновь, - хотя я устал и был голоден, - я поднялся на верхнюю площадку лестницы и указал Пико на дверь комнаты Феллоуса.
Я непрерывно восхищался этим маленьким человечком, и было увлекательно наблюдать его несколько нервический энтузиазм. Но я был действительно удивлён его интересом к Феллоусу. Я не мог поверить, что у шофёра с таким открытым взглядом было за душой что-то такое, что следовало скрывать, - разве что одна или две местные любовные интрижки. Но я слишком уважал Пико и его гений, чтобы позволить себе вставить какое-то замечание.
Маленький детектив оставил дверь комнаты открытой, и я мог видеть, как он перескакивал с места на место среди простой и удобно расставленной мебели.
Всё в комнате выглядело очень опрятно, а одежда хозяина была свёрнута и убрана. Какое-то время Пико, казалось, не находил ничего, заслуживающего внимания, - пока не увидел на маленьком столике около кровати экземпляр "Дейли телеграф". Сперва сыщик взглянул на неё вскользь, но затем, похоже, заметил что-то на первой полосе и стал просматривать газету очень тщательно.
Добравшись наконец до последних страниц, Пико воскликнул "Tiens!" и "Voila!" и произвёл другие неанглийские звуки.
- Что это? - спросил я.
Он подошёл ко мне.
- Видите? - и маленький детектив взволнованно указал на карандашные отметки в одной из рекламных колонок.
Я наклонился, чтобы исследовать их, и обнаружил, что они сосредоточились в рубрике "Лицензированные помещения, отели и рестораны на продажу". Я сдержался и не стал выражать удивления, но, клянусь, ничего полезного из этого не вынес.
- Вот! - вскричал Пико, - вот оно - связующее звено. En avant! Кусочек за кусочком. О, это совсем не тривиальное дело!
- Я рад, что вы так считаете, - сказал я, поскольку был разочарован скучающим тоном лорда Саймона, когда тот произносил "ещё одно дело о запертой комнате".
- Нет, нет. Ни в коем случае. Как там говорится у вас в Англии? Сюжет усложняется, а? Этой газете три недели!
И он поспешил назад, чтобы положить её на место. Когда мы пошли вниз, я рискнул вновь спросить, имеется ли у него теория.
- Я бы не называл её теорией, - ответил он. - Всё пока в темноте. Но смотришь - что это? Слабый свет! Постепенно он становится ярче. И вскоре папа Пико увидит всё. Всё! - добавил он, и я надеялся, что это правда.
Наконец мы пришли в спальню Мэри Терстон и обнаружили сержанта Бифа, сидящего в глубоком кресле у окна.
- А-а, добряк Бёф! - воскликнул Пико с типично галльским легкомыслием, в присутствии мёртвых, на мой взгляд, не слишком уместным. - На страже, а? Позвольте осмотреться?
- Можете осматриваться, - сказал сержант, - но ничего не трогайте, сэр.
- Bien. И чего же вы так терпеливо ждёте, сержант?
- Я? О, я просто жду ордера, чтобы действовать. Я составил отчёт.
Пико не смог сдержать улыбки.
- Ждёте ордера, да? Это хорошо. Тогда вы знаете, кто виновен?
- Конечно, знаю. Это так же очевидно, как нос на вашем лице.
Пико повернулся ко мне:
- Это ваше английское выражение? Он жаждет моей крови, правда?
Настала очередь сержанта улыбнуться.
- Что-то вроде того, - сказал он.
Пико понадобилось некоторое время, чтобы обследовать обстановку комнаты. И пока он это делал, я подумал, что его осмотр был проделан не потому, что он ожидал найти здесь какие-то улики, но потому, что по своей природе он был человеком дотошным и не начинал строить теорию, пока не удостоверится, что не существует никаких противоречий.
- А теперь, мистер Таунсенд, сделайте одолжение? Спуститесь в гостиную, включите радио и возвращайтесь сюда.
Я повиновался очень неохотно, беспокоясь, что подумают Терстон и остальные о звуках музыки в доме в такое время. Я поспешно объяснил всё Уильямсу, Норрису и Стрикленду, которые были в гостиной, и выполнил просьбу Пико.
- Спасибо, - сказал он, когда я возвратился. - Теперь свет стал чуть ярче.
Думая, что я понял значение его слов, я заметил:
- Вы должны были убедиться, что мы слышали крики миссис Терстон, месье Пико.
- А вы их слышали? - медленно спросил он.
- Конечно, слышал.
И тут он сказал нечто необыкновенное:
- Не будьте слишком уверены, месье. Человеческое ухо - любопытный орган. Иногда он слышит то, чего невозможно услышать. А иногда не в состоянии услышать то, что должно.
После этой фразы, которую я посчитал частью преднамеренной мистификации, он быстро пошёл в направлении деревни - вероятно, также в поисках ланча.
ГЛАВА 7
Гонг возвестил ланч. Дойдя до столовой, я был нисколько не удивлён, обнаружив, что к нам присоединился маленький толстячок, представленный нам как монсеньор Смит. Он внёс множество пакетов, повесил на спинку стула зелёный зонтик, обвёл нас сияющим взглядом и отказался от супа.
Всем, казалось, было более чем понятно, что желательно избегать темы, занимавшей мысли каждого из нас. Но, возможно, некое подсознательное возвращение к сверхъестественным впечатлениям вчерашнего вечера заставило Сэма Уильямса заговорить о полётах вообще, процессе полёта, планировании и создании миниатюрных аэропланов.
- А что, ведь я действительно слышал, что какой-то американец оторвался от земли и полетел по воздуху с помощью крыльев, - сказал он, - но избежал судьбы Икара.
Маленький священник взглянул на него через массивные линзы очков.
- Но есть очень много видов крыльев,- пробормотал он, - есть крылья у самолётов и птиц. Есть ангельские крылья и, - он понизил голос, - есть дьявольские крылья. - Затем он положил в рот кусочек хлеба, который крошил.
Мы сразу же затихли. Знакомый с уже общеизвестными особенностями этого замечательного человека, я пытаться найти в его словах нечто, имеющее отношение к нашей загадке.
- Но можно летать и без крыльев, - продолжил монсеньор Смит, - причём ужаснее, чем с крыльями. У дирижаблей нет никаких крыльев для подъёма. У пули нет никаких крыльев. Умело брошенный нож, сверкающий в воздухе, как пьяная комета, тоже бескрылый.
Для Алека Норриса это было уже слишком, и он начал торопливо рассуждать об автомобилях. А поскольку они занимали в жизни отца Смита весьма скромное место, так как он по большей части ходил пешком и там, где автомобили не приветствовались, священник снова затих.
Затем разговор прервался.
Молодой Стрикленд с внезапным восклицанием обратился к Столу:
- Смотрите! - воскликнул он.
Через стол побежал упавший с потолка или с цветов паук. Дворецкий подошёл, поднял его и понёс в пальцах к окну. Маленький круглолицый священник, сидевший рядом со мной, рассеянно наблюдал за ним. Внезапно он вскочил.
- О нет! - закричал он. - Нет! - Его голос был жалобным, страдальческим, и в то же время испуганным.
Он подбежал к окну, открыл его, подобрал паука и опустил на клумбу.
- Что такое, в чём дело? - спросил Норрис. - Разве Столл не убил его?
Прежде, чем ответить, отец Смит выдержал паузу. За это время Столл покинул комнату и закрыл дверь.
- Лучше бы убил, - простонал священник. - Правда, лучше бы убил!
Мы обменялись взглядами. Что он мог иметь в виду? Его нельзя было подозревать в ненависти к паукам или в чём-нибудь подобном. Отец Смит был слишком кротким и доброжелательным, чтобы ненавидеть. Кроме того, если бежать через всю комнату его заставила ненависть к насекомому, почему он не раздавил его? Почему так осторожно выпустил в сад?
- А вы, оказывается, любитель природы, монсеньор Смит? Вы специально изучаете арахнид?
- Если вы имеете в виду пауков, - ответил тот, - то я знаю о них только два факта. И их знают все. Они убивают мух. И они висят на нитях.
Остальная часть трапезы прошла довольно напряжённо, поскольку этот, казавшийся по-детски невинным человек имел, как я уже знал, привычку высказывать наиболее шокирующие вещи.
Я уже начал подумывать, в какое неожиданное место святой отец попросит себя проводить после ланча, но всё же был несказанно удивлён, когда он подошёл ко мне и попросил показать ему деревенскую церковь.
Конечно же, я попытался его образумить:
- Вы думаете, - отважился спросить я, - что нам следует напрасно терять время на осмотр старого здания, в то время как перед нами стоит нерешённая задача? Она всё ещё представляет такие трудности...
- Но что же мы можем сделать лучшего, чем обратиться с нашими проблемами к церкви? - вежливо осведомился он, и мы отправились.
На кладбище около церкви мы встретили викария. Он взглянул на меня со своей быстрой беспокойной улыбкой, и я представил ему отца Смита. У этих двоих, казалось, было многое, о чём поговорить, и я согласился подождать, пока викарий показывал моему новому знакомому красоты старинного здания.
Я, должно быть, просидел на невысокой стене в бледном свете осеннего дня минут десять, когда отец Смит поспешно вышел из здания, очевидно, в некотором потрясении. Когда он прошёл вперёд, и грубые ботинки быстро замелькали по дорожке, я заметил, что одежда священника немного испачкана.
- Он назвал ее раковиной! - воскликнул он. - Нельзя терять ни минуты. Разве вы не понимаете значения того, что он назвал её раковиной?
Я стал настолько привыкать к его загадочной экзальтации, что не выказал удивления, и молча зашагал рядом с запыхавшимся маленьким человеком к дому Терстона.
- Раковина, - бормотал он. - Это его точные слова.
Внезапно отец Смит остановился посреди дороги.
- Как?! - воскликнул он довольно громко, обратив ко мне стёкла своих очков, - конечно же, как! - И спустя мгновенье продолжил, - мы должны пойти в гимнастический зал.
- Гимнастический зал?
- Да, безотлагательно. Вы говорите, что один канат был найден?
- Да. Единственный канат.
- Один из канатов, - рассеянно поправил он меня.
- Их что, два? - спросил я, чувствуя себя Алисой в Стране Чудес.
- Боюсь, что так. Если бы был только один, было бы лучше. Гораздо лучше. Но я боюсь, что их два. И всё же, кто может сказать наверняка? Один канат создает петлю.
Здание гимнастического зала было построено предшественником Терстона, энтузиастом физкультуры. Оно находилось около гаража и представляло собой длинное белое строение. Поскольку здание полностью соответствовало современной архитектуре и не пыталось подделаться под древний красный кирпич дома, то располагалось так, чтобы не быть видимым даже из окон спален.
Ни Терстонами, ни их друзьями зал не использовался. Среди нас культуристов не оказалось. Но, прогуливаясь там однажды утром во время прошлого посещения и услышав внутри какое-то движение, я заглянул внутрь. Я увидел Феллоуса, шофёра, принявшего на параллельных брусьях такое положение, которое по силам разве только акробату. Я спросил его тогда, используется ли гимнастический зал вообще, и он сказал, что доктор Терстон позволил группе местных бойскаутов собираться там несколько раз в неделю. Ему, Феллоусу, это не очень нравится, потому что мальчики создают много шума и, как выяснилось, еще и бегают потом по территории поместья.
Когда мы вошли, в зале было очень тихо и сумрачно, как обычно бывает в школах и церквях, когда в них никого нет. Не хватало толпы, которая просто обязана находиться в подобном месте.
Маленький отец Смит пристально поглядел вверх, как праздный мальчик-пастух разглядывает облака. Я тоже поглядел в этом направлении и увидел то, что приковало его внимание. Из поперечной балки торчали два прочных стальных крюка для крепления гимнастических снарядов, но с них не свисало никаких канатов.
- Вы совершенно правы, - сказал я. - Теперь я вспомнил. Было два каната. У человека, который построил это здание, как говорил Феллоус, они были установлены так, чтобы он мог лазать по ним наперегонки с друзьями. А теперь их нет.
Вдоль стены лежала лестница.
- Странное место для лестницы, - заметил я. Но отец Смит не собирался отвечать. Как я заключил впоследствии, он сразу понял, что лестница была оставлена здесь, чтобы человек мог снять канаты.
Именно священник был впереди, когда мы шли к дому и вверх по лестнице на третий этаж, который становился для меня слишком хорошо знакомым. Отец Смит суетливо вбежал в яблочную комнату и, слегка сдвинув к плечу чёрную ткань, погрузил руку в бак с водой. Мгновение спустя второй канат, во всем подобный первому, был уложен рядом на полу.
Затем отец Смит уселся на деревянную скамью и в течение долгого, очень долгого времени ничего не говорил. Снаружи уже начало смеркаться, но в яблочной комнате всё ещё было достаточно светло, чтобы я мог видеть его круглые глаза, в которых застыло удивление, смешанное со страхом. Солнце опускалось, бросая красные и жёлтые отсветы, напоминающие обширное сражение между двумя армиями на холмах Испании.
А затем отец Смит произнёс:
- Вы никогда не задумывались, какие мерзкие вещи изобрели люди, чтобы убивать друг друга? А на что направили они уже имеющиеся дьявольские изобретения, такие как порох и газ? Но ни порох, ни газ, ни пистолет, ни яд не столь ужасны, как орудие, которое выбрал этот убийца.
- Я считал, что это было в высшей степени обычное орудие, - осмелился сказать я. - Нож.
- Вы говорите только об оружии. Я мыслил шире.
- Вы имеете в виду, что у него был сообщник?
- Я имею в виду, что у него их было семь.
- Семь! - я почти закричал, пораженный этим непонятным утверждением.
- Семь дьяволов, - произнёс маленький священник и стал печально раскачиваться из стороны в сторону.
- Но монсеньор Смит, - сказал я, - в чём отличие между оружием и орудием? Вы, конечно же, просто играете словами?
- Это слишком рискованная игра, чтобы я стал в неё играть. Я уж скорее развлёк бы мальчиков бомбой, про которую они думали бы, что это мяч, чем позволил бы себе смутить взрослых мужчин словом, в котором они видят предупреждение. Орудие может стать оружием, как нож в гильотине.
- Но тогда, если вы всё это понимаете...
- Но это же не так! - закричал отец Смит. - Я знаю оружие, и думаю, что знаю орудие. Но я должен быть уверен в том, кто убийца!
Теперь в яблочной комнате стало почти совсем темно, и я почувствовал, что пришло время вечернего чая. Я встал, чтобы подтолкнуть отца Смита к действиям. К моему облегчению, он тоже поднялся.
- Вы правы, - сказал он, - в этой комнате есть зло.
Он, казалось, больше не спешил и вниз спустился неторопливо. Когда мы вошли в гостиную, чтобы присоединиться к остальным, я смог услышать его мягкое бормотание себе под нос, и немного повернулся, чтобы расслышать слова:
- Король Брюс. Король Брюс, - загадочно шептал маленький священник.