Несчастная мать со слезами на глазах принялась покрывать его поцелуями. В это время в комнату вошла Уилсон, остановившись при виде столь странной сцены. Леди Изабелла поспешила выпрямиться; она поняла, каким непонятным должно казаться ее поведение.
- Видите ли, - проговорила она, как бы оправдываясь, - я очень люблю маленьких детей, а этот мальчик, - прибавила она, зарыдав, - напомнил мне моего собственного ребенка, которого я похоронила. Вы, конечно, понимаете это чувство?
Уилсон из вежливости кивнула, но в глубине души осталась убежденной в том, что новая гувернантка слегка тронулась рассудком. Обменявшись с ней несколькими фразами, Уилсон обратилась к маленькому Арчибальду, который не без любопытства смотрел на зеленые очки леди Изабеллы.
- Зачем ты убежал, негодный мальчишка? - строго прикрикнула на него Уилсон. - Зачем ты унес щетку? Ведь я запретила тебе ее брать; подожди, вот я скажу твоей маме.
С этими словами Уилсон довольно резко встряхнула его, крепко схватив за руки.
- О, прошу вас, - взмолилась Изабелла, - не делайте ему больно.
- Больно? - повторила служанка. - О! Вы его еще не знаете! Это настоящий маленький проказник!..
Уилсон вскоре увела мальчика из комнаты, оставив Изабеллу наедине с ее горем, с ее тоской и бешенством, которые она теперь испытывала при одной мысли, что не может выпроводить эту служанку со словами: "Этот ребенок мой, не смей бить его!.."
Она спустилась в свою приемную. Завтрак был уже готов, и в комнате вместе с Джойс находились и двое других детей леди Изабеллы. Заметив гувернантку, Джойс тотчас вышла.
Люси, старшая из детей, была очень милой и грациозной восьмилетней девочкой, а Уильям - худеньким мальчиком с болезненным цветом лица. Оба они поразительно походили на свою мать, по крайней мере на ту, какой она была прежде: у обоих были такие же нежные черты лица и задумчивые выразительные глаза. Изабелла хотела поцеловать их, но не посмела этого сделать из боязни выдать себя; она заставила свое сердце замолчать. Между тем Люси не сводила с нее глаз, а Уильям, менее пугливый и застенчивый, чем его сестра, обратился к ней с вопросом:
- Это вы наша новая гувернантка?
- Да, и надеюсь, мы подружимся.
- Почему нет? Мы всегда дружили с мисс Мэнинг, нашей прежней гувернанткой. Знаете, - продолжал он все тем же доверчивым тоном, - я скоро начну учить латынь. Да, как только перестану кашлять. А вы могли бы научить меня латыни?
- Увы, нет, - ответила Изабелла, - я плохо знаю этот язык.
- И я не удивляюсь этому. Папа сказал, что вы наверняка не знаете латинский язык, и пообещал поговорить с мистером Кэном - не возьмется ли он преподавать мне этот предмет.
- С мистером Кэном? - повторила леди Изабелла. - Мистер Кэн, учитель музыки?
- Ах! Так вы его знаете? - удивленно воскликнул мальчик.
При этом вопросе краска залила щеки леди Изабеллы; она поняла, что совершила еще одну оплошность, и, чтобы загладить ошибку, вынуждена была прибегнуть ко лжи.
- Нет, - ответила она, - я его не знаю, но мне говорили о нем.
- Это чудесный человек, - продолжал мальчик, - и вдобавок ко всему знает латинский. С тех пор как уехала мисс Мэнинг, он давал нам уроки музыки. Мама очень хотела этого.
"Мама" - это слово, относившееся к Барбаре, отозвалось болью в сердце Изабеллы.
- Вы завтракаете только хлебом с молоком? - спросила она, заметив, что едят дети.
- Как придется, - ответил Уильям, - один день нам дают хлеб с молоком, другой - хлеб с маслом или с медом, хотя тетя Корнелия и выражала желание, чтобы мы постоянно ели хлеб с молоком, - она уверяет, что таким образом воспитывала папу.
- Да, - наконец присоединилась к разговору Люси, - но это нисколько не мешало папе давать мне крутое яйцо, когда я с ним завтракала.
- А теперь вы больше с ним не завтракаете?
- О да, мы перестали завтракать с ним с тех пор, как приехала наша новая мама.
Когда завтрак окончился, леди Изабелла начала расспрашивать детей, сколько времени они занимаются и сколько отдыхают. В то время как она с ними разговаривала, в передней неожиданно раздался голос Карлайля. Люси устремилась к двери.
- Останьтесь, останьтесь здесь, Изабелла! - невольно вырвалось у гувернантки.
- Что? - спросил Уильям удивленно. - Вы, кажется, назвали ее Изабеллой? Это не ее имя. Ее зовут Люси.
- Да-да, - прошептала несчастная женщина в страшном волнении.
- Да, меня действительно зовут Изабеллой, - проговорила Люси, - но как вы это узнали? Меня никто не называл Изабеллой с тех пор, как ушла моя мама, моя настоящая мама.
- Так ваша мама ушла? - спросила леди Изабелла, вся дрожа.
- Да, - ответила девочка, - ее у нас украли.
- Украли?
- Да, украли. У нас гостил один человек, очень злой человек, которого папа приютил в замке. Так вот этот человек однажды уехал и увез с собой маму. С тех пор папа не хочет, чтобы меня называли Изабеллой.
- А как же вы это узнали?
- Папа при мне просил Джойс называть меня Люси, а Джойс передала это другим горничным… Нашу настоящую маму звали Изабеллой, и мы ее очень любили; но после того, как она ушла, Уилсон и тетя Корнелия запретили нам любить ее. Уилсон сказала нам, что если бы мама нас любила, то никогда не покинула бы.
- Как! - возмутилась несчастная мать. - Как Уилсон посмела говорить такое!
- Да, она думает, что если мама позволила себя украсть, то потому, что хотела этого. Но я не верю. Я думаю, что тот человек сильно бил маму, чтобы заставить ее покинуть нас. Теперь она умерла; я не знаю, отчего именно, но думаю, что от ударов того человека.
Разговор этот был прерван неожиданным появлением Джойс, которая предложила леди Изабелле проводить ее в классную комнату. Леди Изабелла встала и в сопровождении Люси и Уильяма отправилась в вышеупомянутую комнату на втором этаже. Только она села за стол, как перед ней появилась Барбара и начала объяснять ей, какого рода системы следует придерживаться при обучении ее детей. Правда, она высказывала свои мысли на этот счет самым почтительным и любезным тоном, тем не менее это были приказания. Сколько раз леди Изабелла готова была перебить ее - до такой степени сердце ее восставало против ее воли, а гордость чувствовала себя оскорбленной.
В тот же день вечером, когда Изабелла сидела с детьми в предназначенной для нее комнате, Уильям сильно раскашлялся. И вновь материнское чувство вырвалось наружу. Бедная женщина привлекла к себе ребенка, нежно прижала его к своей груди и осыпала поцелуями. В эту минуту Карлайль, услышавший кашель Уильяма, вошел в комнату.
Взглянув на него, Изабелла страшно смутилась и дрожащей рукой отстранила от себя маленького Уильяма.
- Зачем же вы его оттолкнули? - произнес Карлайль, растроганный ее нежностью. - Вы любите детей, я очень рад, это говорит в вашу пользу.
Что она могла ответить? Из ее горла вырвалось несколько бессвязных слов, затем, смутившись еще больше, она отошла в самый темный угол комнаты.
Карлайль внимательно посмотрел на Уильяма. Мальчик уже не кашлял, но казался изможденным, и на лице у него появился лихорадочный румянец.
- Миссис Вин, - сказал Карлайль, - после ужина приходите, пожалуйста, с Люси в гостиную. Нам очень хочется послушать, как вы поете.
Когда он вышел, Изабелла снова привлекла ксебе маленького Уильяма.
- Ты кашляешь и ночью, дружок? - спросила она.
- Да, иногда. Джойс всякий раз ставит варенье возле моей постели; когда я закашляюсь, то съем ложечку этого варенья, и мне лучше…
- Ты спишь один в комнате?
- Да, у меня собственная комната.
Леди Изабелла снова замолчала. Она размышляла о том, как ей ухаживать за больным ребенком, как устроить так, чтобы Уильяму позволили спать в ее комнате, возле нее.
- Дитя мое, - сказала она вдруг, - ты хочешь, чтобы твою постельку поставили в моей комнате?
- Не знаю. Зачем?
- Я стала бы за тобой ухаживать, подавать тебе все необходимое, а если бы пришел этот противный кашель, то я постаралась бы прогнать его. Да, дружок, я стала бы беречь тебя и любить, как любила тебя настоящая мама.
- Настоящая мама! - воскликнул Уильям. - Она не любила нас, она нас бросила!
- Это неправда. Что ты там болтаешь? - перебила его Люси гневным тоном. - Мама нас очень любила. Я знаю. И Джойс мне это говорила…
- Замолчи, Люси, ты говоришь глупости, - сказал Уильям.
Крупные слезы выступили на глазах Изабеллы.
- Дети мои! - тяжело вздохнула она. - Ваша мама любила вас, она очень, очень любила вас. Поверьте мне.
- Откуда вы это знаете, миссис Вин? - спросил Уильям, бойко вскинув голову. - Ведь вы ее никогда не видели, не правда ли?
- He видела, но я в этом убеждена, - настаивала несчастная мать, - потому что я нахожусь с вами всего лишь один день, а я уже люблю вас.
С этими словами Изабелла крепко обняла обоих детей и дала волю своим слезам.
- Отчего вы так плачете? - спросил Уильям.
Изабелла посмотрела на него и прошептала:
- Я плачу потому, что, глядя на тебя, думаю об одном маленьком мальчике, которого я похоронила. Ему было бы теперь столько же лет, сколько и тебе.
- А как его звали?
- Вильямом! - ответила она, не задумываясь ни на минуту.
- Вильям Вин! - произнес Уильям. - Его папа был французом, не правда ли? А он говорил по-английски?
- Да, говорил, - сказала Изабелла не без некоторого колебания. - Но пей же свой чай.
Позже Барбара, выйдя из-за стола, чтобы покормить своего ребенка, заметила маленькую Люси. Девочка стояла в дверях той комнаты, где находилась леди Изабелла.
- Можно нам теперь пойти в гостиную, мама? - воскликнула Люси.
- Да, - ответила Барбара, не останавливаясь, - и скажи миссис Вин, чтобы она также пришла и захватила с собой ноты.
В ту самую минуту, как миссис Вин собиралась войти в столовую, Карлайль столкнулся с ней в коридоре.
- Миссис Вин, - обратился он к ней, - разбираетесь ли вы в детских болезнях?
Изабелла уже намеревалась ответить "нет", но, к счастью, вовремя вспомнила, что ее считают матерью троих детей, которых она похоронила, и потому поспешила ответить:
- Да, сэр, немного.
- Не находите ли вы, - продолжал Карлайль, - что Уильям очень болен?
Нужно сказать, что мальчик в эту минуту не был со своей наставницей - его отослали в детскую спать. Что же касается Люси, то она уже сидела в гостиной.
- Я думаю, - ответила Изабелла, - что ему нужен особенный уход; по моему мнению, необходимо, чтобы кто-нибудь находился при нем постоянно, в особенности ночью. Если вы позволите, сэр, я с радостью возьму его всвою спальню. Можно перенести его кроватку и поставить рядом с моей.
- Благодарю вас за это предложение, - возразил Карлайль, - но я не могу принять его. Я не смею причинять вам такое беспокойство.
- О, это не причинит мне беспокойства. Кроме того, я успела горячо привязаться к этому ребенку.
- Вы очень добры, но, право же, это невозможно. Если необходимо, чтобы кто-нибудь спал с ним в одной комнате, то я поручу это кому-нибудь из слуг.
С этими словами Карлайль отворил дверь перед миссис Вин. Больше всего она боялась, что ее попросят сесть за фортепьяно и спеть что-нибудь. Ее могли узнать по голосу. Правда, он сильно изменился с тех пор, как случилась ужасная катастрофа на железной дороге, - она пришепетывала и растягивала слова, но странное дело: все эти недостатки исчезали, когда она пела.
Но тяжелое испытание на этот раз миновало ее; Барбара, вернувшись в гостиную к мужу, села за фортепьяно и играла до тех пор, пока не доложили о приходе гостя. Гостем этим был сам почтенный судья Гэр.
- Какой приятный сюрприз! - воскликнула Барбара. - Миссис Вин, позвольте представить вам моего отца.
Леди Изабелла и судья обменялись поклонами. Затем Изабелла уединилась в своей комнате и погрузилась в печальные думы. На часах пробило десять. Она огляделась вокруг, затем нетвердыми шагами добрела до лестницы и спустилась на этаж ниже, опираясь на перила. На площадке она встретила служанку Сару и остановилась, озаренная новой мыслью.
- Скажите, пожалуйста, - обратилась она к служанке, - где комната маленького Карлайля?
- По коридору направо, - ответила та.
Леди Изабелла подождала с минуту, потом, уверившись в том, что служанка ушла, на цыпочках вошла в комнату, где спал ее возлюбленный ребенок. Она подошла к постели. Уильям спал; на лице его отражалось страдание, а тонкие руки были сложены на груди. Возле постели на маленьком столике стоял стакан со сладкой водой и блюдечко с вареньем.
Изабелла упала на колени возле постели ребенка, склонила голову к подушке, прислушиваясь к его дыханию. Бедная мать плакала.
- Боже милосердный! - раздался вдруг чей-то резкий и звучный голос. - Я подумала, уж не горим ли мы?
Резкий голос принадлежал Уилсон. Она увидела свет в комнате Уильяма и, испугавшись, прибежала. Услышав ее восклицание, леди Изабелла быстро выпрямилась.
- Я… я… я сидела возле Уильяма, - пробормотала она. - Мистер Карлайль… очень… беспокоился сегодня вечером. Ребенок действительно казался больным… очень больным…
- Напрасно вы тревожитесь, - ответила Уилсон, - болезнь вовсе не опасна.
- Будем надеяться, - прибавила леди Изабелла. - Будем надеяться! - повторила она, поспешно удаляясь.
- Спокойной ночи, миссис Вин, - произнесла Уилсон, провожая ее взглядом. - Я решительно не понимаю эту женщину! - пробормотала она себе под нос. - Право, я начинаю думать, что у нее голова не в порядке!
Глава IV
"Вспомни обо мне"
Судья Гэр отправился в Лондон в сопровождении мистера Риннера. Миссис Гэр, приняв приглашение Карлайлей, поселилась на время со своей дочерью. Однажды вечером после ужина, на котором присутствовала также мисс Карлайль, леди Изабелла, не в силах больше выносить пристальный взгляд старой девы, отказалась последовать за всеми в гостиную и, сославшись на сильную головную боль, удалилась в свою приемную.
Миссис Гэр, почувствовав глубокую симпатию к новой гувернантке, последовала за ней.
- Мне, право, грустно видеть вас больной, - проговорила эта добрая и сердечная женщина, садясь возле леди Изабеллы.
- Благодарю… благодарю вас, - ответила та, - сегодня я действительно чувствую себя очень плохо.
Наступила минута молчания. Миссис Гэр с сочувствием разглядывала леди Изабеллу. Казалось, она понимала, что огорчения, а не годы состарили это молодое лицо, убелили эту голову, и ей почему-то захотелось расспросить гувернантку о прошлом, о причине ее несчастий и страданий.
- Вы испытали много горя, - начала она своим тихим мелодичным голосом. - Моя дочь рассказывала мне, что вы потеряли своих детей, лишились положения, занимаемого вами в свете. Это поразило меня, глубоко поразило. Мне бы так хотелось вас утешить.
Услышав эти слова, полные самой искренней нежности, Изабелла не смогла сдержать чувств; из груди ее вырвался горестный стон, и она закрыла лицо обеими руками. Крупные слезы покатились по ее впалым щекам.
- О, не жалейте меня! - воскликнула она. - Не жалейте меня, дорогая миссис Гэр! На этом свете, - прибавила она с горькой улыбкой, - есть существа, рожденные для страданий!
- Все мы рождены для страданий, всех нас ожидают бо`льшие или меньшие испытания. И я также не избежала общего закона… Никто и представить себе не может, сколько горя и тревог испытало мое несчастное сердце!
- Да, вы правы, но есть страдания, которые нельзя выразить, страшные, ужасные страдания, которые не убивают, а медленно подтачивают наше сердце и которые мы должны безропотно переносить…
- На долю каждого из нас приходится много тяжелых дней, - произнесла старушка. - Одни с самого рождения испытывают физические муки, другие всю свою жизнь больны душой. Страдания очищают душу христианина. Так мы смягчаем справедливый гнев Божий и обретаем спокойствие за пределом нашей жизни.
- О! Это моя единственная надежда, мое единственное утешение…
- Вы похоронили своих детей, - продолжала миссис Гэр, - признаюсь, это ужасное испытание. А представьте себе ту муку, которую испытывает мать, видя, что ее ребенок обесчещен и отвергнут обществом? Ах, поверьте, каждая из нас несет свой крест; жизнь полна страданий.
- Но есть и исключения, - заметила леди Изабелла, - есть люди, жизнь которых не омрачает ни одно облачко.
- Я не знаю таких; счастья - безусловного счастья, я хочу сказать, - не существует в мире.
- Взгляните на мистера и миссис Карлайль. Разве они не счастливы? - произнесла Изабелла отрывисто.
- Да, миссис Карлайль счастлива, я с радостью могу подтвердить это, - сказала миссис Гэр с улыбкой. - До сих пор ничто не нарушало ее счастья. Но вы жестоко ошибаетесь, если думаете, что мистер Карлайль никогда не знал горя. Напротив, он перенес тяжелое испытание. Его первая жена покинула его… и его, и детей. Это было тяжкое потрясение в его жизни, потому что он горячо любил эту женщину и отдал ей всю свою любовь.
- Ей, вы говорите? Но в таком случае Барбара…
Едва леди Изабелла произнесла эти слова, как поняла, до какой степени она забылась. Она, простая гувернантка, осмелилась назвать миссис Карлайль одним ее именем!
К счастью для нее, миссис Гэр не заметила этого.
- Барбара, - с живостью продолжала она, - только унаследовала ту любовь, которую Карлайль всецело отдавал своей первой жене. О! Леди Изабелла была таким прелестным созданием! Я всегда чувствовала к ней необыкновенное расположение и, несмотря на все, что произошло впоследствии, не могу разлюбить ее. Очень многие возмущались ее поведением, но во мне оно возбудило только сострадание. Это была славная пара: она - такая очаровательная и грациозная, он - такой благородный и добрый!
- И она решилась расстаться с ним, покинуть его! - проговорила Изабелла с отчаянием. - Отказалась от такого блаженства, от такого счастья!
- Да, но не будем больше говорить об этом, это слишком грустная тема для разговора. Следствием ошибки леди Изабеллы стало счастье моей дочери. Но леди Изабелла страдала, очень сильно страдала…
- Откуда вы знаете? Кто вам рассказал о ней? - воскликнула гувернантка с лихорадочным нетерпением. - Неужели Фрэнсис Левисон?
- Фрэнсис Левисон? Да что он мог сказать? Что он нарушил свое слово и отказался жениться на леди Изабелле?.. Лорд Моунт-Сиверн виделся с ней; он отыскал ее в одном швейцарском городке, где она жила, убитая горем, больная, состарившаяся от угрызений совести и мучительного раскаяния. Теперь она уже умерла, и, надеюсь, Господь облегчил ее страдания еще при жизни…
- А как мистер Карлайль воспринял известие о ее смерти?
- Не знаю. На глазах у других он сохранял свое обычное достоинство. Никто не мог прочесть того, что было у него в душе… Но, кажется, в гостиной, - прибавила миссис Гэр, по-видимому, желая прекратить этот разговор, - меня уже могут хватиться.
- Я сейчас же пойду и узнаю, - воскликнула Изабелла, воспользовавшись удобным предлогом, чтобы дать волю слезам.
С этими словами она вышла из комнаты и машинально добрела до гостиной. Там никого не было. Из соседнего будуара доносились мелодичные звуки фортепьяно. Напев показался ей знакомым, вскоре она узнала и романс: это был тот самый романс, который она когда-то пела и который так любил Карлайль.