- О, ничего страшного, - ответила она тем робким и тихим голосом, которым говорила почти всегда.
- Ах, вот и он! - радостно воскликнул Карлайль.
- Ну что? - осведомился вошедший доктор. - Как здоровье маленького больного?
Ребенок проснулся; доктор внимательно осмотрел его, пощупал пульс, послушал дыхание.
- Дайте мне воды, я хочу пить, - прошептал Уильям, - папа, могу я позвонить, чтобы мне дали воды?
- Иди разыщи служанку, - сказал ему Карлайль.
Уильям вышел. Карлайль стоял, опершись на подоконник. Изабелла не отходила от доктора; густая вуаль скрывала ее черты.
- Что вы скажете нам, доктор? - начал Карлайль. - Прошу вас ответить откровенно, в каком состоянии его здоровье.
Доктор колебался.
- Мистер Карлайль, иногда очень горько выслушивать правду.
- Да, и темне менее необходимо. Я прошу вас ничего не скрывать от меня; здесь нет матери, которую нужно было бы поберечь.
- Пусть будет по-вашему…
- Итак, жизнь ребенка в опасности?
- Да, с самого рождения ребенок был предрасположен к чахотке, и теперь болезнь достигла полного развития.
Карлайль не без труда овладел собой - он слишком нежно любил своих детей. Через несколько мгновений он прервал молчание:
- Каким образом так могло получиться? Никто не страдал этой болезнью - ни в моей семье, ни в семье… матери ребенка!
- Извините, мистер Карлайль, - возразил доктор, - бабка Уильяма, графиня Моунт-Сиверн, умерла от чахотки.
- Но ее болезнь не называли чахоткой, - заметил Карлайль.
- Однако это была чахотка - если хотите, медленная, не изнурительная, но все-таки чахотка!
- Инет надежды?..
- Вы желаете, чтобы я сказал правду?
- Правду, только правду, - ответил Карлайль с горечью, но решительно.
- Ну так я вам скажу: нет никакой надежды - болезнь зашла слишком далеко.
- Сколько же он проживет?
- Не знаю. Он может протянуть еще несколько месяцев, год, пожалуй, но может умереть и очень скоро! Не утомляйте его больше уроками, бедному ребенку это никогда не понадобится!
С этими словами доктор посмотрел на гувернантку. Он видел, как она затряслась всем телом.
- Вам дурно, сударыня?
Изабелла открыла рот, чтобы ответить, но не смогла. Чтобы лучше видеть ее лицо, доктор снял с нее зеленые очки; она поспешила взять их дрожащей рукой и упала на стул, прикрыв лицо другой рукой.
Удивленный Карлайль приблизился к ней и спросил:
- Не больны ли вы, миссис Вин?
- Прошу вас, господа, не прерывайте из-за меня ваш разговор, - прошептала она, надевая очки. - Благодарю вас обоих за внимание. Я подвержена легким приступам. Мне уже гораздо лучше.
Доктор успокоился, а Карлайль отошел к окну.
- Какое же вы пропишете лекарство для ребенка? - спросил он.
- Что вы пожелаете сами или что пожелает ребенок. Пусть он играет или отдыхает, катается или ходит пешком, ест или пьет - всебудет хорошо, потому что все это не имеет значения.
- Но мне думается, доктор, что вы слишкомлегко отказываетесь от всякой надежды.
- Вы желали знать мое мнение, и я вам его озвучил.
- Поможет ли более теплый климат?
- Ну, он мог бы протянуть лишние две-три недели, и только. Да и кто сопровождал бы его? Право, я вам не советую.
- Но вы будете от времени до времени приезжать к нам, чтобы проведать Уильяма?
- Если вам угодно. Прощайте, сударыня, - прибавил доктор, обернувшись к гувернантке.
Та молча поклонилась. Мартен вышел в сопровождении Карлайля.
- Как эта гувернантка любит вашего ребенка! Я заметил это еще тогда, когда она привозила его в Линнборо. А видели вы, как она разволновалась, когда я сказал, что надежды нет?..
- Да… До свидания, доктор! - Карлайль пожал ему руку. - Ах, если бы вы могли, вы спасли бы его, не правда ли?
- Если бы мы, смертные, могли совершать подобные чудеса… Вам предстоит тяжкое испытание, мой друг, но что делать! Иногда несчастье поражает нас для того, чтобы мы выздоровели. Прощайте, скоро увидимся!
Карлайль вернулся в комнату и подошел к Изабелле, которая все еще сидела в кресле.
- Какие грустные вести, миссис Вин, - заметил он печально, - но, думаю, вы предвидели это, как и я сам.
Женщина встала, подошла к окну и выглянула на улицу; тысяча различных чувств теснились в ее груди.
- Ятак привязалась к этому ребенку, - начала она. - Приговор доктора смутил, расстроил меня…
- Как вы добры, миссис Вин, - сказал Карлайль, подходя к ней, - вывыказываете моему ребенку столько участия.
Она ничего не ответила.
- Пожалуйста, не говорите ничего миссис Карлайль, - продолжал Арчибальд. - Я сам желаю сообщить ей это грустное известие и постараюсь, чтобы оно как можно меньше ее опечалило.
- Отчего же вы так за нее боитесь? Ведь она не мать этому ребенку!
В ее словах слышалась гордость, проникнутая горечью. Карлайль раздраженно бросил:
- Прошу вас, сударыня, думать о том, что вы говорите.
Этот упрек напомнил ей, кто она. Бедная гувернантка осмелилась сказать такое о жене Карлайля! Для этого нужно было потерять рассудок!
Он уже собрался уйти, но Изабелла вдруг повернулась в его сторону и с мольбой произнесла:
- Когда вы говорили про теплый климат, доктор заметил, что Уильяма некому сопровождать… Позволите ли вы мне взять на себя это беспокойство?
- Нет, миссис Вин, он останется со мной. Вы, вероятно, слышали, что сказал доктор: это путешествие не принесет большой пользы моему ребенку!
В полуотворенной двери показалось бледное личико Уильяма.
- Доктор ушел? Я не хотел приходить, пока он не уедет; он непременно заставил бы меня выпить эту противную микстуру!
Карлайль сел и, усадив ребенка на колени, с любовью прижался лбом к вьющимся волосам Уильяма.
- Ну что, папа, доктор сказал, что я умру?
- О нет! Мы постараемся тебя вылечить!..
Говоря это, Карлайль старался подавить в своей душе горькое чувство. Но он не в силах был этого сделать и, чувствуя, что вот-вот разрыдается, поспешил передать ребенка миссис Вин и вышел из комнаты.
- Папа! Папа! - закричал ребенок, вырываясь из рук учительницы и устремляясь вслед за Карлайлем. - Вернемся домой вместе, мне так хочется!
Как он мог отказать?
- С удовольствием. Подожди меня здесь, я зайду за тобой.
И действительно, Карлайль вскоре вернулся, и все трое пошли домой. Отец вел сына за руку, а леди Изабелла шла возле ребенка.
- Где же Уильям Вэн? - спросил мальчик у отца.
- Он с лордом Моунт-Сиверном, - сказал мистер Карлайль.
Едва он успел произнести эти слова, как из почтовой конторы торопливо вышел какой-то джентльмен и загородил им дорогу. Но, посмотрев на них, смутился и бросился в сторону. Быть может, читатель догадывается, что это был Левисон. Узнав его, Уильям воскликнул:
- Ах, папа, я ни за что на свете не хотел бы быть таким злым!
Карлайль хранил молчание; он казался равнодушным, и только на губах мелькала едва заметная презрительная улыбка.
Дойдя до жилища судьи Гэра, они увидели, что последний расхаживает взад-вперед по комнате в сильном волнении.
- Скажите на милость, Карлайль, что же это такое происходит? - воскликнул он, увидев их. - Сегодня я не пошел в суд, но мистер Риннер поведал мне о совещании, которое происходило при закрытых дверях.
- Я не понимаю, о чем вы говорите, - заметил Карлайль.
- Наши судьи будто бы решили доказать, что Ричард не убивал Галлиджона! - продолжал судья Гэр шепотом.
- В самом деле?
- Да… и что убийство совершено Левисоном, понимаете, Левисоном!.. Но это невозможно. Ричард не может быть невиновен…
- А я вполне этому верю. Ричард невиновен, и это будет доказано всему свету.
- Карлайль, это немыслимо! Подумайте сами! Ну, зачем тогда он стал бы скрываться? Почему же он не показывал сюда носа и не хлопотал об оправдании?
- Почему он не приходил сюда, когда вы сами поклялись предать его, мистер Гэр?
Лицо судьи позеленело. Он помолчал, а потом воскликнул:
- О, Карлайль, как могли бы вы отомстить Левисону! Если бы одна особа была жива, вы бы заставили ее опомниться!
- Каждый сам себя заставляет опомниться, - ответил Карлайль, взяв ребенка за руку.
И, поклонившись миссис Гэр издали, продолжил путь. Изабелла шла возле ребенка; она вся дрожала от горя и волнения. Судья с сосредоточенным видом смотрел им вслед. Он никак не мог понять того, что происходит. Ричард невинен! Ричард, которого он так немилосердно преследовал и которого сам хотел подвести к виселице!
Глава ХIV
Дамы во всем своем блеске
В среду утром колокола в Вест-Линне весело звонили. Народ валил со всех сторон; остававшиеся в домах теснились к окнам; всюду замечалось необыкновенное оживление. В десять часов должны были объявить имя избранного кандидата.
Барбара с детьми и гувернанткой выехали в коляске. Гувернантка выразила желание остаться дома, на что Барбара не согласилась. Она была почти оскорблена таким равнодушием, так как дело касалось Карлайля. Прежде всего необходимо было, чтобы миссис Вин взяла на свое попечение Люси, в то время как она, Барбара, присматривает за другими детьми. Итак, миссис Вин вынуждена была сесть в коляску; она поместилась напротив миссис Карлайль, закутав лицо густой вуалью и надев синие очки.
Подъехав к дому мисс Корнелии, они вышли из коляски. Там уже собралось целое общество. Из окон дома можно было видеть всю церемонию. Корнелия красовалась в пышном атласном платье и с такой яркой алой розеткой на груди, которая могла бы смутить целое стадо быков.
Наконец церемония началась. Карлайль был предложен сэром Джоном Добидом. Два другие господина предложили Левисона. Перевес оказался на стороне Карлайля, так как он получил на двадцать голосов больше. Друзья сэра Фрэнсиса Левисона потребовали перебаллотировку. Поднялся страшный гвалт, толпа хлынула в избирательный зал.
Карлайль и сэр Джон Добид шли под руку. Чтобы попасть в здание суда, нужно было пройти мимо дома мисс Корнелии. Молодой лорд Вэн, находившийся в толпе, замахал шляпой в воздухе и крикнул: "Да здравствует Карлайль и честь!" Толпа отозвалась на крик лорда Вэна с таким неистовством, что заглушила все прочие толки: "Да здравствует Карлайль и честь!"
Барбара и плакала, и улыбалась; глаза ее встретились с глазами мужа.
- Посмотрите на балконы! Точно корзинки с цветами! - шепнул мистер Дрейк на ухо Левисону. - Как все женщины вокруг него увиваются! Между нами говоря, Левисон, на твоем местея бы вовремя ретировался.
- Как презренный трус, не правда ли? Нет, я пойду до конца!
- Какая красавица его жена! - продолжал Дрейк, не сводя глаз с Барбары. - Скажи, пожалуйста, Левисон, его первая жена была так же хороша собой?
Левисон бросил на него яростный взгляд. В эту самую минуту полицейский чиновник подошел к друзьям и схватил баронета за воротник со словами:
- Сэр Фрэнсис Левисон, вы - мой пленник!
- Пусти, негодяй! Прежде узнай, кто я! - воскликнул последний, с бешенством вырываясь из его рук.
Полицейский наклонился, сделал торопливое движение, и руки Левисона оказались в цепях.
- Мне очень жаль, что я вынужден арестовать вас публично, но я не мог сделать этого раньше. Приказ об аресте лежит у меня в кармане только со вчерашнего дня, я получил его в пять часов вечера. Я арестую вас, сэр Фрэнсис Левисон, как убийцу Джорджа Галлиджона!
Толпа отхлынула назад, парализованная этим неожиданным объявлением. Дамы, видевшие эту сцену из окон дома Корнелии, не могли догадаться, в чем дело, тем не менее все были бледны от волнения.
Но бледность их была ничтожна в сравнении со смертельной бледностью, покрывшей лицо Левисона. На него было жалко смотреть. Губы его скривились в беспомощной улыбке. В эту минуту он узнал Отуэя Бетеля, стоявшего неподалеку, и страшное проклятие сорвалось с его уст. Вскипев от бешенства, он закричал:
- Это ты, собака, поддел меня!
- Нет, клянусь…
Неизвестно, кем или чем поклялся Бетель, - его речь была прервана появлением второго полицейского, который надел ему на руки кандалы, как и Левисону.
- Мистер Отуэй Бетель, арестовываю вас как сообщника убийцы Джорджа Галлиджона.
Все взоры устремились на арестованных. Полковник Бетель направился к ним.
- Что все это значит? - с достоинством спросил он у полицейских.
- Полковник, просим извинить нас! Мы приводим в исполнение приказ об аресте. Вашего племянника обвиняют в сообщничестве с убийцей Галлиджона.
- В сообщничестве с Ричардом Гэром?
- Полковник, говорят, что Ричард Гэр невиновен!
- И я невиновен! - воскликнул Отуэй Бетель запальчиво.
- В таком случае вам остается только доказать это, сударь, - вежливо ответил полицейский.
Корнелия перегнулась через балкон, желая знать, в чем дело. Миссис Гэр стояла позади. Наконец им сказали, что эти два господина - выскочка, желающий попасть в парламент, и молодой Бетель - арестованы за убийство Галлиджона и за то, что они взвалили это преступление на плечи Ричарда Гэра.
Слабый крик раздался с балкона - бедная мать Ричарда упала в обморок.
Среди общего шума и насмешек толпы Левисон и Отуэй Бетель были препровождены в полицейскую контору.
Нам остается рассказать еще об одном эпизоде. Читатель уже видел мисс Корнелию в дорогом атласном платье. О! Если бы она только знала, кто находился в это время на балконе верхнего этажа, то, пожалуй, трудно было бы поручиться за последствия. А находилась там одна весьма незначительная особа - Эфи Галлиджон!
Прислуга мисс Корни провела ее туда тайком. На ней было шелковое белое с зеленым платье с оборками до самой талии, фантастическая шляпка с гирляндой и вуалью, безукоризненной белизны перчатки и легкая кружевная косынка, надушенная мускусом. Счастье, что Корнелия не знала о такой неслыханной дерзости!
- А ведь он, право, недурен! - заметила Эфи, обращаясь к служанкам Корнелии, когда Левисон повернулся лицом к ее балкону.
- О, презренное создание! - воскликнули те хором. - И этот человек еще осмелился состязаться с мистером Карлайлем!
- Что это! Посмотрите, пожалуйста! - вскрикнула вдруг Эфи. - На него надели кандалы! За что же это? Что он сделал?
Бедная Эфи ничего не могла понять.
- Боже мой! - воскликнула одна из служанок. - Это сэр Фрэнсис Левисон и Отуэй Бетель! Говорят, что их арестовывают за убийство Джорджа Галлиджона… вашего отца, мисс Эфи! Левисон убийца, а Ричард Гэр вовсе не виновен в этом преступлении…
Эфи напрягла все свои умственные способности, чтобы понять смысл этих слов, но вдруг почувствовала сильное головокружение, покачнулась и упала на пол.
Глава ХV
Мистер Джеффин
Когда Эфи Галлиджон пришла в себя, то поспешила убраться из дома мисс Карлайль. Она величественно шествовала по улице, возвращаясь к миссис Лэтимер.
Недалеко от квартиры мисс Карлайля находилась лавочка, в которой продавали сыр, ветчину, масло и сало. Один молодой человек приятной наружности вычитал в объявлениях, что эта лавочка продается, и приехал из Лондона специально для того, чтобы сделаться ее обладателем. Его предшественник нажил порядочный капитал, прежде чем продать лавку, и мистеру Джеффину предсказывали точно такой же успех. Уже одно то, что мисс Карлайль закупала в этой лавочке провизию, свидетельствовало о высоком качестве товара.
Когда Эфи поравнялась с лавочкой, мистер Джеффин в белом фартуке возник в дверях. Эфи остановилась. Мистер Джеффин посмотрел на нее с восхищением.
- Здравствуйте, мисс Галлиджон, - воскликнул он с жаром.
- Как поживаете, Джеффин? - сказала она с некоторым высокомерием и соблаговолила вложить в протянутую руку кончики пальцев. - А я думала, что вы закрыли сегодня свою лавочку.
- Мы должны быть при деле, - ответил мистер Джеффин, с прежним восхищением рассматривая личико красавицы. - Если бы я знал, что вы сегодня пользуетесь свободой, мисс Галлиджон, быть может, и я позволил бы себе прогуляться в надежде встретиться где-нибудь с вами.
- Ах, боже мой! - произнесла Эфи, насмешливо улыбаясь. - Вы могли бы увидеть меня час или два часа тому назад, если бы у вас были глаза. Я ходила к мисс Карлайль, - прибавила она таким тоном, каким может говорить особа, навестившая какую-нибудь знатную графиню.
- Где же были мои глаза? - воскликнул мистер Джеффин с горьким сожалением.
- Что значит весь этот гам? - спросила вдруг Эфи.
- Это народ провожает радостными криками мистера Карлайля. Неужели вы не знаете, что его выбрали представителем Вест-Линна в парламенте?
- Нет, я этого не знала.
- Мы все за мистера Карлайля. Да благословит его Бог! Таких людей мало!.. Ах, кстати, мисс Галлиджон, не слышали ли вы, чем так провинился тот, другой? Говорят, он убил кого-то? Правда ли это?
- Пожалуйста, не говорите со мной об этом, - заметила Эфи. - Убийство - не лучшая тема для разговора с дамой. - И, нежно взмахнув батистовым платочком, мисс Эфи продолжила свой путь.
Проводив красавицу восхищенным взглядом, мистер Джеффин вернулся в свою лавочку.
"В конце концов, он не такой уж и плохой парень, - рассуждала про себя Эфи. - А комната за лавкой очень удобная, и я постараюсь как можно красивее ее меблировать. Потом заставлю его купить фортепьяно для гостиной, как во всех порядочных домах. Я найму двух нянек, кухарку и горничную. Я не прочь выйти за него замуж, только одно меня смущает - его имя. Джо Джеффин! Ни за что на свете не соглашусь сделаться миссис Джо Джеффин!.. Хотя… Господи!"
Перед ней внезапно вырос Эбенезер Джеймс.
- Как поживаете, Эфи?
- Прошу вас оставить меня, мистер Джеймс. Как вы смеете называть меня Эфи?
- Что это вы так возгордились, любезная мисс? Я не желал оскорбить вас.
- Да, вы уже успели всем растрезвонить, что я ваша старая знакомая, даже мистеру Джеффину, хотя я вас не просила об этом. Сделайте одолжение, избавьте меня от вашего общества, право, оно никому не может сделать чести.
- Прекрасно! Я с удовольствием избавлю вас от своего общества, но прежде должен передать вам одно поручение. Позвольте доложить вам, что вас ждут в суде. Потрудитесь явиться туда немедленно.
- Меня? В суде? С чего вы взяли?
- Повторяю, потрудитесь явиться туда немедленно, - повторил Эбенезер. - Вы видели, как арестовали Левисона, вашего старинного ухажера?
- Как вы смеете говорить мне подобные вещи, Эбенезер Джеймс!
- Не притворяйтесь глупенькой, Эфи, это ни к чему не приведет. Вы отлично знаете, где я видел вас и где явидел его.
Выражение лица Эфи мгновенно изменилось.
- Я ничего не знаю об убийстве, - прошептала она испуганно, стараясь придать равнодушный тон своему голосу. - Я ничего не знаю и потому никуда не пойду!
- Это необходимо, Эфи, - ответил он, сунув ей в руку сложенный листок бумаги. - Вот повестка.
- Я ни за что на свете не буду давать показания против Левисона, - произнесла она, разорвав повестку на мелкие кусочки. - Клянусь вам, что я не пойду! - И Эфи умчалась прочь.
- Приходите непременно! - прокричал ей вслед Эбенезер.
"Она улизнет, если ее не арестовать, - подумал он. - А вот, кстати, и Белл, надо предупредить его".