- Бабушка умерла, - захныкала вдруг. - Я нашла ее в подвале, с совком в руке.
- Что она делала там?
- Не знаю. Под стенкой небольшое углубление и следы свежей земли.
- Назови место!
- Над ямкой сбитый кирпич и подтек на стене.
- Точнее!
- От угла четыре шага и сразу под стеной.
- Готово! Просыпайтесь!
Женщина распахнула глаза, заморгала удивленно.
- Нашлись ваши серьги, - объявила Ядвига.
- Какие серьги? - сознание еще не вернулось к Владе Михайловне, - а, серьги, - в голосе слышалось уныние, открывшиеся истины обесценили желанные изумруды.
- Маму воспитывали две бабушки, и каждая норовила облить другую грязью.
- Да, да… - Ядвига направилась в гостиную. Влада Михайловна поспешила за ней. Ей хотелось поделиться, облегчить душу, объяснить все, оправдать. Она не замечала, что Марта и Ядвига из вежливости, равнодушными кивками и поддакиваниями, отрабатывают гонорар. Живое участие излучала лишь Катя. Влада Михайловна повернулась к ней:
- Мама вечно жила на надрыве, доказывала всем и каждому, что любима и желанна, сочиняла из своей жизни роман.
Две женщины, утратив детей, растили маленькую девочку. Для одной внучка олицетворяла беду: нищета, насилие, смерть дочери вошли в ее жизнь с появлением ребенка. Для другой малышка стала долгожданной продолжательницей рода, заменила погибшего сына. Тем не менее: первая обожала крошку, вторая едва терпела. Повзрослев, девочка потянулась к мелодраме и бутылке. Сказалось сумбурное воспитание, полное недетских страстей.
- Голубушка, - Марта, устав от сеанса и интимных подробностей, почти открыто гнала клиентку вон, - мы работу выполнили. Желаете, можем присутствовать при изъятии. Нет - воля ваша. От прочего увольте, полно собственных забот.
- Простите, - смешалась Хижняк, - я слишком взволнована, болтаю лишнее.
Она достала из сумки мобильный, набрала номер.
- Сынок, надо немедленно ехать в Кузино. Да, да, хорошо.
- Через десять минут, - объявила хозяевам.
- Я выдохлась, - возвестила тот час Ядвига Болеславовна, - измучилась, к тому же ненавижу подвалы.
Марта припечатала старуху осуждающим взглядом.
- Голова трещит, есть хочется, - Ядвига спешным порядком ретировалась на кухню. Хлопнула дверца холодильника, зазвенела посуда.
- Я подожду на улице, - после нагоняя Влада Михайловна ощущала себя неловко.
- Отлично. Через десять минут встретимся.
Катя с Мартой остались вдвоем.
- Как вы ее, - хмыкнула Катерина, - раз и в глаз.
- Ненавижу сентиментальные пузыри. Сю-сю-сю; Сю-сю-сю. Какое мне дело до ее придурковатой бабки и сумасшедшей мамаши? Моя задача отыскать камни, слушать всякие бредни я не нанималась.
- Ты, Катюша, напрасно близко к сердцу приняла эту историю, - в дверях гостиной появилась Ядвига с бутербродом в руках. - Напрасно пожалела девушку. Она получила по заслугам. Нечего на родную мать доносы писать.
- Доносы? - ахнула Катя
- Барышня под шумок намеревалась прибрать к рукам матушкино богатство. Вынесла из дому ожерелье жемчужное и брошь с бриллиантом. Как раз за день до обыска.
- Ядвига! - Марта гневно свела брови. - Опять!
- Брось ты! - отмахнулась старуха и пояснила. - Мы работаем под заказ. Сказал клиент: серьги - ищем серьги. Сказал диадема - ищем диадему. Сопутствующие моменты - наш навар, неподотчетный никому.
- То есть, вы прикарманиваете чужие вещи? - догадалась Катя.
- Фи! - Марта сморщила нос. - Прикарманиваете! Что за выражение?! "Левые" деньги, к вашему сведению, идут на благотворительные цели.
- Катя, нам пора! - Марта положила конец спору.
Финал истории выдался на удивление скучным. Минут сорок езды, подвал полуразвалившегося дома, углубление в земляном полу, потрескавшийся кожаный ридикюль. В нем облигации военного займа, пять золотых червонцев и серьги.
- Мне говорили, а я не верила. Вы - волшебницы! - Влада Михайловна зачарованно улыбалась.
Волшебница… вспомнив летние приключения, Катя, поддавшись внезапному порыву, не позволяя рациональным мыслям одержать верх, закрыла глаза, постаралась расслабиться и забормотала:
- Кракотан…буся…имимсав…
Как в прошлый раз тарабарский язык вывел сознание на другой уровень. С его высот/глубин суета сегодняшнего дня выглядела не такой уж странной. Более того, многое вдруг прояснилось. Виной всему, наверняка, была майская находка! Желтой кожи кобура, видеокассета и ключ. Ключ, который она нашла и не показала Борьке. Ключ, о существовании которого Устинов даже не подозревал.
Рациональное мышление вернулось под грохот, который Борька назвал словом: "Стреляют?!" Потом мотоцикл на лесной тропе захлебнулся ревом, принялся вилять по дороге, человека за рулем оторвало от сиденья и тряпичной куклой выбросило на обочину. Тело с утробным уханьем ударилось о землю, и от этого странного и страшного этого звука Катя пришла в себя окончательно. "Что случилось? Где мы?", - она не успела открыть рот, как грязная Борькина ладонь закрыла ее губы.
- Тихо! Молчи! - иногда Устинов был очень убедителен.
Молчать пришлось до тех пор, пока убийцы не покинули место преступления. Впрочем, говорить Кате не хотелось. А может быть, еще и не моглось. Но наблюдала за происходящим она с все возрастающим интересом. Борис сбил веткой, залетевшую на дерево какую-то желтую кожаную сбрую. Рассмотрел ее внимательно, спрятал за пазуху. Потом они шли через лес. Плыли на лодке. Ужинали в старом доме на острове. Ночью Катя залезла в Борькин рюкзак и достала дневную находку. Как оказалось, кобуру с пистолетом.
С эмоциями что-то творилось. Вернее, их как будто не было вовсе. Оттого оружие не напугало. В бесстрастной отрешенности Катерина отложила - на всякий случай - подальше инструмент убийства и стала ощупывать кожаное шитье кобуры. В кармашке обнаружилась флешка, а в одном из швов - неестественно твердое уплотнение. Борька не обратил на это внимания, а она сразу сообразила - тайник и, подрезав ножом кожу, выковыряла плоский, серебристый ключик. Что он отпирал-запирал было неизвестно. Но ради этого кусочка стали или ради флешки несколько часов назад убили человека, и это придавало ключу значимость. Сейчас объяснить логику своего поступка Катя не взялась бы. Тогда же идея разделить добычу показалась справедливой. Забрать кассету было невозможно. Борька это сразу бы заметил. А про ключ он ничего не знал, поэтому, недолго думая, Катерина ткнула ключ в карман.
"Может быть, сегодняшние злосчастные события происходят из-за ключа или флешки? Ведь парня на мотоцикле убили. Значит, можно предположить, что преступники продолжили поиск и вышли на меня и Бориса, и теперь нам угрожает опасность?", - версия была логичной, но малоубедительной. Нынешние неприятности кались только ее и ни как не задевали Устинова.
- Вастрасам…пусиока…бысувап… - Катя продолжила эксперимент.
Итак…она шла в сберкассу, парень схватил ее за руку, потащил к машине. Она вырвалась, заехала сумкой по плечу. Второй мужик попытался подсобить напарнику и то же схлопотал. Потом выскочила из-за поворота Рекса и Устинов, устроили побоище. Но…и без них Катя разобралась бы сама. Действовали ребята без злости, почти шутя, будто развлекались с похмелья.
Следующий пункт - взрыв. Истеричный рассказ Степана про девушку, похожую на нее. Свидетельство Володи.
- Чудамигар…секвал…стаимпр… - понимание не складывалось. Происшествия то казались звеньями преступного замысла, то нечаянными совпадениями.
Признавая поражение, Катя тяжело вздохнула и решила действовать по наитию. А оно подсказывало: надо воспользоваться Юлиной идеей и поехать вместе с Борькой в N-ск, вытащив, таким образом, из этой кутерьмы себя и Борьку.
Дом заполняла вязкая, по-деревенски глухая, тишина. Со двора ни доносилось ни звука. На всякий случай Катя вышла на крыльцо. Щенок спал, свернувшись клубочком в траве. Рексы рядом не было. Зато из-за гаража доносилось глухое рычание.
Неужели?! Точно! Мерзкую псину опять потянуло на приключения. Заскучав в чужих краях, Рекса намылилась в бега. Для чего, следуя вековой традиции закоренелых арестантов, учинила подкоп. Под бетонной стеной забора зиял провал, из которого в данный исторический момент торчала черно-белая попа. Голова, шея, спина протиснулись в тесное пространство, а более упитанная пятая точка не смогла. Рекса елозила брюхом по земле, крутилась, вертелась, пытаясь пролезть в лаз.
- Куда ты собралась? Куда, я спрашиваю? - Закричала Катерина. Прыгающий от старания и усердия обрубок хвоста в пасти железобетонного прикуса привели ее в ярость. - Вернись, гадина!
Родной хозяйский голос придал сил. Воодушевленная добрым словом, Рекса одолела препятствие и понеслась в сторону леса.
- Ну, и денек! - едва не расплакалась Катерина, - все наперекосяк.
Ирина Сергеевна Устинова
Ирина Сергеевна потерянно стояла у окна в холле двухэтажного лагерного корпуса. О ней словно забыли. Однако, бойкот был кажущийся. Стоило направиться к двери, как невесть откуда взявшийся, крепыш простужено рявкнул: "Оставайтесь на месте. Это приказ". Пришлось подчиниться.
- Ирина, - Устинова обернулась. Напротив стоял Петр. - У моего друга беда, я должен быть с ним. Если Яну не найдут, Павел может застрелиться; теперь особенно. Я не могу оставить Кравца одного.
- Я понимаю.
- Мы с Пашей… - Петр неопределенно махнул рукой, - … извини. В общем, все плохо. Но то, что мы встретились - прекрасно. Поэтому, я тебя прошу, чтобы не случилось - не пропадай. А лучше… просто выходи за меня замуж.
- Как…так сразу?
- Да. Ведь между нами пробежала искра. Это главное. Остальное можно уладить по ходу дела. В первый же выходной мы пойдем в ЗАГС и уладим формальности.
- Зачем их улаживать? Мы же взрослые люди.
- Олейник! Ты где? - разлилось гулким эхом по коридорам.
- Так надежнее. Так ты от меня никуда не денешься.
- Но мы почти не знакомы.
- Мы познакомимся, если будем вместе, и ты каждый день будешь ждать меня. По отдельности точно ничего не выйдет. Мне некогда ухаживать. У меня не нормированный рабочий день, не всегда есть выходные и, вообще, если тебе будет плохо со мной, мы разведемся.
- Зачем тогда жениться? - Ирина Сергеевна пожала плечами. Странный разговор. Но, невзирая на очевидную авантюрность предложения, ей очень хотелось сказать "да".
– Ты согласна?
- Олейник! - грянуло снова.
- Хорошо, Петр, - выдохнула и подумала: "Боже! Что я творю!"
Совершать глупости в пятьдесят лет было чертовски приятно. Особенно ради такого мужчины. Петр - настоящий, сильный, надежный. От каждого его жеста и слова веяло уверенностью. Каждое слово и жест нравились…
- Олейник!!!
Реальность безжалостно вторглась в мечты. В уже очень нескромные, кстати.
Рядом хлопнула дверь, Ирина Сергеевна вздрогнула.
- Мы его потеряли… - прохрипела рация на поясе пробегавшего мимо Демина, - вот хрень! Профессиональная хватка! Доложите Палычу: парень ушел из-под носа, волчище матерый…
Ирина Сергеевна вздрогнула.
- Что значит потеряли? Кого? Борю?
- Ирина Сергеевна, возьмите себя в руки, - в комнату вошел Павел Павлович. - Ваш знакомый Степан Богунский ушел от наблюдения. Он, по мнению моих ребят, матерый волк.
Кравец грустно улыбался. Ухмылка существовала как бы отдельно от лица, глаз, настроения. Губы сами по себе растянулись, уголки приподнялись, ярко поблескивали в щели зубы. Прочее осталось в трагическом замешательстве. Землистая кожа, застывший взгляд, нервное дыхание. Полковник выглядел паршиво, гораздо хуже, чем при знакомстве.
- Я бы попросил вас, Ирина Сергеевна, переговорить с одним из моих коллег. Он ждет вас на улице.
Будущий собеседник рассматривал нарисованный на стене меловой портрет старухи и мечтательно улыбался. Чувствовалось, что у него прекрасное настроение.
- Позвольте, представиться, Иван Иванович. - Новому знакомому было откровенно за 70-т. Но хищная радость, сияющая в выцветших глазах, делала его моложе. Иван Иванович походил на охотника в разгар гона и почти не скрывал своего возбуждения. - Здравствуйте-здравствуйте. Я буду задавать вопросы. Постарайтесь отвечать быстро, не задумываясь. Готовы?
- Катя рассказывала об этой женщине? Что именно? - кивок седой головы указал на портрет.
- В апреле умерла Катина мама. Девочка много времени проводила на кладбище, там познакомилась со старухой. Она предложила Катерине работу и свела с экстрасенсом. Катя посетила несколько сеансов, пообщалась с духом матери и… - Ирина Сергеевна не знала в каком ключе излагать историю. Сама она отнеслась к спиритическим увлечениям Катерины скептично, сочла за остаточные явления нервного срыва.
- То есть, - по завершению рассказа резюмировал Иван Иванович, - Вы полагаете, что Катя была не в себе?
- После смерти родных многие слышат голоса умерших, это почти повальное явление. Поощрять подобные настроения не следует, особенно это было неуместно в Катином случае. Узнав о смерти матери, она чуть с ума не сошла. Борису чудом удалось вернуть Катю к жизни. Меньше всего девочке стоило заниматься оккультизмом. Это занятие для крепких нервов.
- Катя склонна с истерии? - перешел к другой теме Иван Иванович.
- Отнюдь. Она очень уравновешенная для холерического темперамента.
- Следовательно, - старик подался вперед, - будь ваша Катя в обычном состоянии духа, эзотерика не впечатлила бы ее?
- Эзотерика впечатляет всех, - объявила Ирина Сергеевна, - но в разной мере. И главное, при разных обстоятельствах. Потеряв любимого человека, исстрадавшись, Катя, конечно, стала более внушаема и уязвима. Нервный срыв тоже не добавил уверенности.
- Так, так, - задумчиво отозвался Иван Иванович, - неожиданная смерть матери, изоляция от привычного окружения, новые интересы, заманчивое предложение…Схема старая.
- Я не знаю ни о каком предложении.
- Да, - старик согласился сам с собой, не слыша и не слушая возражений. - Итак, вопрос в следующем: почему Катя не поддалась на провокацию? Ее работали крутые профи, в чем они ошиблись, где просчитались? Ваше мнение?
- Не знаю, что и кто от нее добивался, но, единственное без чего, вернее кого, Катя не может обойтись - это мой сын. Если бы ей грозила разлука с Борисом, она бы отказалась от всего, не раздумывая.
- Она его так любит?
- Что вроде того. - В двух словах поведать о сложностях житейских, о хитросплетении судеб невозможно.
- Он ее? - старика интересовала только суть.
- Тоже.
- Стало быть, прерогативы определены. Каждый для другого может стать приманкой.
Взгляд выцветших глаз полнился беспредельным, несокрушимым равнодушием. Этот человек давно разучился сострадать ближнему и дальнему. Люди для него стали лишь материалом, цементом, скрепляющим кирпичи стратегических разработок. Ирина Сергеевна судорожно сглотнула, против воли сердце обуял дикий страх. Боря, Боречка, едва не взвыла. Катя!
- Не волнуйтесь, - произнес бесстрастно старик, - слезами горю не поможешь.
- Простите, - Устинова достала платок. По ее щекам текли слезы.
- Итак, - Иван Иванович опять кивнул на портрет. - Катя хорошо рисует? Портрет похож на оригинал?
- Катя - не настоящий художник, но ей удается передать и внешние черты, и характер, и даже конкретное состояние человека, этого не отнимешь.
– Что именно вас смущает? - Вмешался Кравец.
- Мрачная физиономия, - выдал Иван Иванович.
Действительно, лицо старухи полнилось раздражением. Мгновение, отпечатанное в сознании Катерины, было для натурщицы не лучшим в жизни. Обстоятельства ли тяжким бременем легли на плечи? Обязательства ли взяли за горло? Причины уныния остались за кадром, отразились лишь следствия: сумрачное высокомерие во взгляде и обида в надменном изгибе губ.
- Когда Катя в последний раз встречалась со старухой?
- На днях. Она сдала работу, получила деньги, купила торт. - Устинова задумалась, - первого или второго сентября.
Иван Иванович довольно потер руки.
- Недавно. Очень хорошо, - он буквально искрился от счастья. - Друг мой, Паша, а не призвать ли нам к ответу Бари Чичвидзе, как думаешь?
-Уже, - внезапно появившись, Николай Антонович сразу разобрался в сути разговора и, достав телефон, убеждал невидимого собеседника, - дорогой, не спорь. Найди Бари Рустамовича, скажи, звонил Николай Демин, привет передавал. Завтра? Нет, голуба моя, сегодня, сейчас, немедленно. Да? Точно? Ну, ладно, даю десять минут и то, исключительно, за кавказский акцент.
- Десять минут, - Иван Иванович нетерпеливо глянул на полковника, - разбаловал ты контингент, ох, разбаловал.
- Разве что чуть-чуть, - усмехнулся тот.
Раздался звонок. Подопечные, "братия", не желая подводить Демина, откликнулись сразу же.
- Бари, дорогой, - заворковал Николай, - встретиться надо. Нет-нет, бросай все к чертовой матери и мотай сюда. Адрес…
Старик довольно кивнул. Правильно, правильно, к чертовой матери, время наступает на пятки.
- Слабость старухи - карты, - снизошел к объяснениям Иван Иванович. - Проигрыш - единственное, что способно опечалить ее. Если Катя не ошиблась и подметила верно, то наша милая старушка влетела по крупному. Любезнейший Бари Рустамович Чичвидзе, арбитр и гарант картежных баталий в нашем славном городе, сейчас подъедут и просветят кто, кого, когда, на сколько "обул".
- Я думала, вы будете искать Катю и Яну! А вы старухой занялись, - возмутилась Ирина Сергеевна.
- Не болтайте ерунды, - перебил Николай Антонович. - Катю и Яну ищут, делается все возможное.
- И невозможное, - добавил Кравец. Его более чем устраивало, что дело приобрело такой серьезный оборот. Присутствие старичка Ивана Ивановича коренным образом меняло статус операции, придавая его личной трагедии, государственное значение. Иван Иванович мог все. Люди, техника, экспертиза. Все - маловразумительное, неконкретное наречие грело душу Кравца, глушило боль в сердце. Если Яну не получится найти, думал он, хоть расквитаюсь. Чего бы это ни стоило. Хоть жизни, хоть погон.
- Хоть жизни, хоть погон, - прошептал он еле слышно.
Устинова обернулась. На полковника страшно было смотреть. При имени внучки лицо его дрогнуло и, словно, рассыпалось на части. Кравец застонал сквозь стиснутые зубы, сполз по стене на пол, уткнул лицо в ладони, завыл тоскливо и горько, как пес над покойником.
- Прекрати! - приказал Иван Иванович. - Или убирайся вон!