Глава XI
Воскресным вечером Доминик пришел к отцу. У него был такой решительный вид, что Джордж сразу понял: мальчик настроен на серьезный разговор. Банти ушла в церковь. Оно и к лучшему. Джордж не возражал бы против ее присутствия на совещании, но Доминик явно хотел поговорить наедине, считая, что матерей следует ограждать от таких ужасных вещей, как убийства. Преисполненный сознанием свалившейся на него ответственности, он, похоже, осуждал отца, все эти годы делившегося с ней своими тайнами.
- Пап, я все думал об этих перчатках, - начал он, усевшись напротив Джорджа и взгромоздив локти на стол.
- Да, и что же? - По правде говоря, не такого вступления ожидал Джордж, ну да ничего. От разговора о перчатках все равно не уйти.
- Ты знаешь, что я имею в виду. Те перчатки, что принадлежали Лесли, с ними все в порядке, но ведь у кого-то были другие, испачканные. И от них предстояло избавиться. Бутылка была вся в крови. Ведь убийца был в перчатках, я прав?
- Прав. Ну и что?
- Понимаешь, ты не говорил, была ли Китти тогда в перчатках.
- В помещении - нет, - тут же ответил Джордж. - Но в машине у нее вполне могли быть перчатки. Наряжаясь для вечеринки, она, вероятно, надела и перчатки. В них сподручнее вести машину.
- Да, но ты так и не нашел никаких окровавленных перчаток среди ее вещей. - Это был не вопрос, а утверждение. Доминик пристально следил за реакцией отца и был вполне удовлетворен ею. - Знаешь, я все время думаю, что же произошло в тот вечер. Если я правильно понимаю, Китти выбежала из амбара и помчалась домой, но вскоре у нее кончился бензин. Она в ужасе. Убеждена, что совершила преступление, что Армиджер сильно пострадал, а возможно, и умер. Надо бежать. Звонить на станцию техпомощи или куда-то еще она боится. Бежит к телефонной будке и звонит другу, которому может доверять, объясняет, где находится, просит привезти немного бензина - канистру или просто шланг, чтобы можно было откачать, словом, что угодно, лишь бы поскорее попасть домой. Никому ни слова, просит она, и приезжай поскорее. Я сделала нечто ужасное. И выкладывает все как на духу, ведь она в таком состоянии, когда просто необходимо выговориться. А теперь предположим, что человек, которому она звонит, имеет все основания желать Армиджеру смерти. До тех пор он, может, и не вынашивал никаких замыслов, но теперь видит, что его час настал. Армиджер в амбаре, без сознания, легкая добыча, если только не придет в себя до моего прибытия, к тому же есть человек, считающий себя виновным. Я не говорю, что он решил убить Армиджера, но вполне мог пожелать ознакомиться с обстановкой. Он же ничего не терял. Если Армиджер очухался и ушел, так тому и быть. Если держится за голову и стенает от боли, можно изобразить сочувствие, посадить пострадавшего в машину и успокоить Китти. Но если он все еще лежит без памяти, это шанс, один на миллион. И этот человек едет, но не к Китти, а прямо к амбару. Армиджер без сознания, и убийца не упускает свой шанс.
- Давай дальше, - спокойно сказал Джордж, вглядываясь в напряженное лицо сына. Как бы горячо они ни отрицали этого, но отец и сын были очень похожи. Банти видела это сходство, а ярче всего оно проявлялось в те мгновения, когда кто-то из них заставлял ее сердиться. Если они увлекались одним и тем же делом, то и действовали одинаково, и Доминик, будто тень, повторял все шаги отца. Но теперь Джордж уже и не знал толком, кто из них тень. - Продолжай, и посмотрим, как ты управишься с мелочами.
- Я могу их увязать, - ответил Доминик. - Все до единой. Этот неизвестный готов действовать, но уверенности у него еще нет. Никакого оружия, никаких особых приготовлений. Он не искушает судьбу. Перчатки он надел просто потому, что в них удобнее вести машину холодной ночью. Итак, он решил использовать долгожданный шанс. Когда он входит и видит Армиджера лежащим там на полу, то хватается за первое попавшееся орудие, за гипсовую статуэтку в алькове справа от двери. Я знаю с твоих слов, что они очень легкие и полые внутри. Поэтому убийца отбрасывает статуэтку прочь. Та разбивается о стену, убийца бегом поднимается по лестнице, хватает бутылку и бьет ею свою жертву до тех пор, пока бутылка не разлетается на куски. Потом он опомнился, увидел, что Армиджер мертв, и принялся заметать следы. Надо избавиться от перчаток, да побыстрее. Выбросить их через несколько сотен ярдов, потому что ему предстоит ехать к Китти и увозить ее. Иначе она наверняка заподозрит его, как только станет известно об убийстве. Убийца в выигрышном положении. Никто ничего не узнает. Ему даже нет нужды наводить вас на Китти, сами разберетесь. Но ему необходимо забрать ее, иначе это сделает кто-нибудь другой, и тогда Китти проговорится, что звонила, но за ней не приехали. А это может показаться подозрительным, правильно?
- Да, наверное, - согласился Джордж.
- Возможно, он ничего не имел против Китти и не принуждал ее брать вину на себя. Даже хотел бы, чтобы это сошло ей с рук, при условии, что ему самому не угрожает опасность. Итак, он должен был создать впечатление, будто примчался из города прямо к Китти. В амбаре он пробыл недолго. Теперь надо избавиться от перчаток, залить в машину Китти канистру бензина, но прежде - убрать следы крови. Главное же - перчатки. Так что он должен был выбросить их до встречи с Китти.
- А ты у нас сообразительный, - заметил Джордж. - Что ж, продолжай. Как он избавился от перчаток?
- Времени у него в обрез, возможностей почти никаких, верно? Отойти подальше от дороги некогда. Да еще надо прятаться от Китти. Он осторожно выскальзывает из амбара, закрывая дверь левой рукой, потому что перчатка на ней не так сильно испачкана кровью, как правая. Не думаю, чтобы он решил спрятать перчатки где-нибудь в амбаре, даже если там и есть укромное местечко. Затем он снимает перчатки, выворачивает их наизнанку и, возможно, правую засовывает в левую, чтобы наружная поверхность была как можно чище. Я осматривал место. Позади амбара есть водосток, прикрытый решеткой. Соблазнительно, но уж слишком очевидно: если перчатки не унесет водой, они так и останутся под решеткой, а там полиция будет искать в первую очередь…
- Действительно, там они первым делом и посмотрели. Разумеется, предварительно обыскав сам амбар. Давай дальше.
- Остаются только дорога, живая изгородь и канавы, да еще лесок напротив. Вроде бы очевидно, но, по-моему, нужно очень много людей и времени, чтобы дотошно обыскать такой лес. Даже полоску вдоль дороги, и ту не осмотришь толком. Там такой слой старого валежника, что можно копаться сто лет и ничего не найти. Я, во всяком случае, спрятал бы перчатки в лесу, а потом поспешил на выручку Китти, разыграл тревогу, наполнил бак бензином и сказал: езжай домой и не волнуйся по пустякам, с этим старым дураком наверняка ничего серьезного не случилось. А Китти так рада видеть его, что задевает подолом юбки его брюки, запачканные кровью. Может, она его обнимала? А на туфельку ей упала капля крови с его рукава. Впотьмах они этого не заметили. Вот и все. Я ничего не упустил?
Джорджу пришлось признать, что сын учел каждую мелочь.
- Ты вполне уверен, что он совершил убийство до того, как отправил Китти домой, а не после?
- Разумеется. Ведь Армиджер мог очухаться. Если этот парень сперва поехал к Китти, едва ли у него хватило бы духу вернуться в амбар потом. Да и желание, наверное, уже пропало бы.
Джордж задумчиво молчал, и Доминику это молчание было в тягость. Мальчик вложил в свою вдохновенную речь весь пыл, все надежды, но, когда его рассказ подошел к концу, Доминик задрожал и принялся украдкой изучать лицо отца в поисках тех или иных признаков одобрения, затянувшееся молчание тревожило его.
- Ну, скажи же что-нибудь! - выпалил Доминик дрогнувшим от напряжения голосом. - Черт возьми, сидишь как воды в рот набрал. Тебе плевать, если Китти упекут в тюрьму на всю жизнь. Для тебя не имеет значения, виновна она или нет.
Джордж внезапно очнулся от дум, взял сына за шиворот и встряхнул, мягко, игриво, но одновременно и строго. Пылкая речь сына оборвалась. Да и то сказать, Доминик был ошеломлен собственной напористостью куда больше, чем Джордж.
- Хватит базара. Придержи коней, мой мальчик.
- Хорошо, извини. Но ведь ты сидишь сиднем. Разве я ничего не заслужил.
- Головомойку ты заслужил, - ответил Джордж. - Так что кончай поддевать меня. Если бы сегодня пополудни ты съездил к лесу, то увидел бы там полчище полицейских, ищущих эти перчатки. Поиски идут не только там. Может, мы и не очень уверены, что найдем их там, но не меньше твоего хотим отыскать эти злосчастные перчатки. Мы даже еще не знаем, имеют ли отношение к делу те маленькие пятнышки крови на подоле платья Китти. Хочешь верь, хочешь нет, но ты не единственный, кто умеет сводить концы с концами. Мы даже пытаемся выяснить, кому она звонила той ночью. Вот над этим ты и поработай, а как найдешь ответ, дай мне знать.
Взгляд Доминика сделался спокойнее, в глазах засветилась радость. Вот, значит, как, - подумал он. - Вы ищете перчатки, чтобы закрыть дело. Но ты, отец, уже внутренне согласен со мной и не веришь, что Китти убийца. Я знал, что в конце концов ты примешь мои доводы.
Доминик воспрянул духом. Теперь он не одинок в своих убеждениях. Теперь у него есть союзник.
- А я уже и так над этим работаю, - заявил Доминик. - Более того, мне кажется, что я приближаюсь к разгадке.
Но он не стал делиться своими догадками с отцом. Святой Георгий заметил еще одно знамя на горизонте, и теперь предстоит гонка. Кто же поспеет к дракону первым?
Глава XII
Утром в понедельник, примерно за час до того, как Армиджера вопреки всем предсказаниям проводил в последний путь его угрюмый сын, Китти Норрис минуты на две появилась в суде и была отправлена обратно в камеру еще на неделю.
Во время кратких слушаний она сидела спокойно, ни разу не улыбнувшись и не глядя ни на кого, даже на Реймонда Шелли. Она покорно вставала, когда ее просили, и садилась, словно ребенок, напуганный незнакомой обстановкой и чужими, властными и капризными людьми.
Глаза ее от выплаканных слез и бессонницы сделались похожими на глубокие ямы и, казалось, занимали поллица. Она переводила взгляд с одного недоброжелателя на другого в надежде отыскать хоть узкую брешь в их сплоченных рядах. Китти не чувствовала страха, она отдалась на волю волн и терпела их удары, ибо ничего другого не оставалось. Это было грустное зрелище. Слава богу, хоть Доминик этого не видит, думал Джордж, которому пришлось выполнять неприятное поручение и доставить Китти в суд.
Весть об этом облетела весь город, и у здания собралась толпа зевак. Среди них был и одинокий репортер с фотоаппаратом, который ослепил Китти своей вспышкой, прежде чем Джордж успел защитить ее. Он должен был предвидеть, что Китти Норрис с ее машинами, нарядами и поклонниками всегда давала газетчикам повод интересоваться ею, и теперь ее имя наверняка попадет в заголовки. Ее прекрасные печальные черты оживились впервые со дня ареста, она отпрянула, не сумев отличить бестактное любопытство от оголтелой злобы, и Джордж едва успел поддержать ее. Он почти внес Китти в машину, но и там ее преследовали назойливые взгляды и ропот толпы. Разинув рот, она смотрела в зарешеченное окошко. Наконец машина тронулась и повезла ее прочь от здания суда.
- Зачем они так? - дрожа, спросила Китти. - Что я им сделала?
- Они не желают вам зла, дорогая, - ласково пояснила надзирательница, - просто им интересно. Привыкнете.
Ничего себе утешение, подумал Джордж, почувствовав, как рукав Китти касается его рукава. Он тоже страдал. Но, кажется, странные слова тюремщицы все-таки успокоили девушку. А от Джорджа она, собственно, и не ждала никакой поддержки.
- Вам нужно собраться с духом, Китти, - сказал он, помогая ей выйти из машины.
- Зачем? - просто спросила Китти, глядя сквозь него в какую-то холодную пустоту.
- Ради себя и друзей, которые верят в вас.
В горле у него запершило. Казалось, голосовые связки возмущены таким непрофессиональным заявлением. Но Китти вдруг улыбнулась. Она напрягла глаза и на миг даже увидела Джорджа. И мягко сказала:
- О да, я не должна подводить Доминика. Передайте ему, что я приму бой, когда прозвучит гонг. Разве я могу проиграть, когда он у моего угла ринга?
Что ж, угрюмо размышлял Джордж, возвращаясь в центр Комербурна, меня поставили на место, и поделом. Человек-невидимка - вот кто я такой. Должность, а не человек, да еще враждебная должность. Это больно. Джордж понимал, что рассуждает глупо, но от этого становилось еще хуже. Ревность всегда унизительна, а уж ревность к собственному сыну - унижение просто невыносимое.
Благодаря расшалившимся нервам и угнездившемуся на задворках сознания чувству легкой вины Джордж стал особенно ласковым и внимательным к Банти. Это было опасно, потому что жена прекрасно знала его и была очень умной женщиной. Но годы близости свели на нет все его хитрые потуги, сделав их по-детски наивными. Так что не стоило и стараться. Банти любила мужа и не собиралась уступать кому-либо даже толику своих прав на него.
После долгой нервотрепки, которая ни к чему не привела, Джордж частенько пробуждался от неглубокого и беспокойного сна с мучительным сознанием своей никчемности и тянулся к Банти не как к утешительному призу, а как к лекарству от мук. И она, раскрыв объятия, принимала его, даже в полусне понимая, что воплощает в себе всю женственность мира, которую, если надо, без остатка отдаст своему мужу. Чаще всего Джордж именно среди ночи охотно поверял ей свои тайны. И вот в первые часы ночи со вторника на среду он поведал ей о своем еще не очень обоснованном убеждении в том, что Армиджера убил человек, которого застрявшая без бензина Китти позвала на помощь.
- Неужели Китти не заподозрила этого? - спросила Банти. - Она не стала бы молчать, если бы пришла к такому же заключению. У нее нет причин защищать убийцу, даже если он привез ей бензин.
- Нет, конечно. Но она наверняка позвонила человеку, близко ей знакомому, которому полностью доверяла. Убийство - это не книжная головоломка, тут каждый подозревает каждого, у кого были возможность и мотив. В таком деле приходится руководствоваться тем, что ты знаешь о людях, и судить по принципу: этот способен, а этот нет. С домочадцев и друзей подозрения снимаются. И человек, который пришел на помощь Китти, не вызвал у нее подозрений. Представь себе, что ты в беде, я прихожу на помощь, а потом на этом месте находят труп. Ты допустила бы мысль, что я убийца?
- Ни за что на свете, - сказала Банти. - Но я могла бы подозревать почти каждого, кроме тебя.
- Например, Доминика? Или старого дядю Стива?
Банти вспомнила своего дядю по отцу, этого старого барашка, и засмеялась.
- Ой, не смеши меня, дорогой! Этот милый старый дурачок?
- Или Криса Дакетта, например?
- Нет. Но я понимаю, что ты имеешь в виду. В беде ты доверился бы только людям, которых не мог бы заподозрить ни в чем дурном. Но если бы в последствии кто-нибудь все-таки заронил тебе в душу подозрение, разве ты не стал бы задаваться вопросами? Может, именно таким образом ты и заподозрил Китти?
- Уж и сам не знаю, - с чувством ответил Джордж. Хоть он и уткнулся носом в волосы Банти, а все же голос выдал его. Он не мог скрыть тревоги и негодования. Впрочем, обмануть Банти было невозможно, и Джордж даже не стал пытаться. - Она просто отказывается говорить об этом телефонном звонке, и все. Ей известно, что мы знаем о нем, но… нет, она не отрицает, просто притворяется, будто не понимает, о чем речь, а иногда даже не притворяется, а просто молчит и словно витает где-то, как будто нас не существует. Ни я, ни Дакетт так и не добились от нее толку. Ничего не смогли вытянуть. Разумеется, я сказал ей, что человек, которому она звонила, может оказаться убийцей. Я ее стращал, угрожал ей, настаивал, но лишь помог Китти укрепиться в своей решимости не выдать его.
- Потому что она не верит в его причастность, - сказала Банти.
- Да, не верит. И говорить с ней бесполезно. Она думает, что подставит невинного и что мы вцепимся в него мертвой хваткой, как вцепились в нее, - с горечью ответил Джордж и прильнул губами к шее жены, ища успокоения.
- А Крис Дакетт все еще думает, что это ее рук дело?
Джордж пробубнил что-то утвердительное. Он слишком устал и не мог оторваться от Банти, а посему приник к ее губам.
- Итак, начальник любой ценой хочет добиться ее осуждения, ты любой ценой стремишься изобличить кого-то другого, человека, которого Китти считает невиновным и который будет так же беспомощен, как она сама, если по ее милости попадет к вам в лапы. Неудивительно, что девочка отказывается от борьбы за себя и не желает говорить.
Джордж увидел ловушку и возмутился. Он вовсе и не желает добиться своего любой ценой, никто не обвиняет людей просто так. Необходимо кропотливо изучить все передвижения этого неизвестного лица, а уж потом…
- Если Китти не откроется тебе, почему бы не подослать к ней человека, которому она уж наверняка все расскажет? Я знаю ее гораздо хуже, чем ты… - она погладила Джорджа по щеке, и он испугался, что жена хочет усмирить его потаенную боль, хотя и надеялся, что это не так, - но все-таки мне кажется, что, если ты убедишь Лесли Армиджера расспросить ее, она может не выдержать и признаться. Возможно, я ошибаюсь, - ласково добавила Банти, прекрасно зная, что не ошибается, - но они росли вместе и, я слышала, любят друг друга.
- Этого-то как раз я и не могу сделать.
- Почему не можешь?
- Потому что он и есть тот человек! Потому что, несмотря на одно обеляющее его обстоятельство, я почти уверен, что это был Лесли. - Он почувствовал, как пальцы Банти, ласкавшие его голову, дрогнули. Она не верила ему. - Знаю, у него нет телефона, и Лесли не преминул сообщить мне об этом. Но подумай, какой громадный куш он мог получить.
- Все же мне не ясно, каким образом Лесли мог это сделать, - сказала Банти.
- Мне тоже не ясно. Отсутствие телефона - непреодолимое препятствие.
- Да нет, я не о том. Мне не ясно, почему ты подозреваешь Лесли. Ведь, даже если бы Китти могла позвонить ему, она почти наверняка не сделала бы этого.
И Банти объяснила почему. Когда она умолкла, Джордж уже спал, посапывая ей в щеку. Банти поцеловала его, вздохнула, сказала: "Бедный мой старичок" и тоже погрузилась в сон.
Проснувшись перед рассветом, Джордж сразу вспомнил все, что говорила ему жена, и рывком сел на постели. Потом медленно, стараясь не потревожить Банти, улегся опять и принялся пядь за пядью изучать уже пройденный путь.