- Вам нравится Джанет, не так ли, Эрик?
Мазер вспомнил Джанет у окна, когда он подавал сигнал, - сигнал Иуды, - и Анну, когда она подошла к окну и стояла за спиной Джанет.
- От вас ничего не может ускользнуть, не так ли? - спросил он тихо.
- Мне очень жаль. Я никому об этом не скажу.
- Говорить, в сущности, нечего. Между нами не было ничего, кроме того, что происходило у всех на глазах. А все остальное - это моя фантазия, и я имею право на эту тайну.
- Только… Эрик, это не должно остаться тайной! Вы нужны Джанет. Это было бы замечательно. Она не такая, как мы. Она способна чувствовать и говорить об этом нечто глубокое и прекрасное. - Анна откинулась на спинку стула в поисках слов, которых ей не хватало. - Вы правы. Я могу говорить только о математике.
- Когда вы сказали, что она не такая, как все мы…
- Я знаю, глупо с моей стороны так говорить.
- Виноват мартини?
- Возможно.
- Для этого, моя дорогая, и существует мартини, чтобы выуживать из нас правду, - ответил Мазер. - Вы снобы, во всяком случае очень многие из вас, и вы это знаете? За каменной стеной, в высокой башне, вы смотрите на нас сверху вниз как мы боремся за жизнь, словно жалкие муравьи. Я и сам себя нередко ощущаю муравьем, карабкающимся вверх по бесконечному склону горы… - Он внезапно почувствовал, что безумно устал, пытаясь все рассказать. А ему не хотелось рассказывать о себе и своем самочувствии. Ему все было безразлично. - Что вы собираетесь делать? Начнете писать докторскую сначала?
Анна постаралась подстроиться к его так внезапно изменившемуся настроению. Очевидно, на Мазера подействовал выпитый мартини, как он подействовал и на нее.
- Я собираюсь поговорить об этом с доктором Бауэром в конце недели. Боб на какое-то время заменит… только… Свет уже погас. Вы это знаете?
- Да, знаю.
Анна попыталась вернуться к прерванному разговору.
- И не потому, что мы снобы, поверьте мне, Эрик. Просто нам спокойно и безопасно в нашем маленьком мирке, который мы так хорошо знаем…
- В мирке циклотронов и мегатонов, расщепленных атомов и водородных смесей. Это словно рассказ о вечеринке, о том, как прошел ваш бал, - с убийственным, как всегда, сарказмом закончил Мазер.
- Эрик, - расстроилась Анна, пытаясь поймать его взгляд, чтобы передать ему хотя бы чуточку человеческого сочувствия и поддержки.
- О, к черту вас всех! - вдруг в сердцах воскликнул Мазер, не в силах признаться себе и еще меньше Анне, что причиной его отчаяния является не его неспособность понять мир ученых, а его полное непонимание интимной стороны отношений между мужчиной и женщиной, когда он даже не смог разделить с Анной ее робкие надежды в отношении него и Джанет.
Анна встала и подхватила свою сумку.
- Я не буду обедать, если вы не возражаете, Эрик. Спасибо за мартини.
Он попытался встать и попрощаться с ней, но Анна уже ушла.
- Мне все равно, - сказал он сам себе, тяжело опускаясь на стул. - Мне абсолютно все равно. - Он взял недопитый Анной стакан с мартини, повертел его в руке и выпил остатки мартини с той стороны стакана, где к нему прикасались губы Анны.
Глава 13
Чуть взбодрившись после двух часов сна, которого ему так не хватало, приняв душ, Маркс в девять часов вечера входил в таверну "Красная лампа". Его сразу же удивило сходство этого заведения с барами старой Англии, какими их любят изображать в новогодних календарях. Круги света от ламп, похожих на свечи, туманная дымка над залом, обшитым темными панелями, массивные скамьи и неожиданно ярким пятном сидящая за большим столом молодежь в необычной одежде в самом конце зала, в так называемой Старой половине, где даже краснощекий бармен в рубахе с расстегнутым воротом и закатанными до локтей рукавами был олицетворением духа далекой старины. Он наполнял темным пивом кружки для двух трудяг в холщовых рубахах.
Маркс, разглядывая это сборище, был удивлен тем, что вместо общей беседы говорил только кто-то один из них, говорил с жаром, возбужденно, а остальные молча слушали. Взгляд Маркса упал на единственную в этой мужской компании девушку. Запустив пальцы в длинные волосы своего соседа, она непринужденно играла ими. Ее собственная прическа походила на красный пчелиный улей.
К Марксу подошел бармен. Его маленькие круглые голубые глаза были остры, как сталь. Ирландец, подумал Маркс, настоящий умный и ловкий ирландец, и заказал пиво.
- Покажите ваше удостоверение, - попросил ирландец.
Маркс послушно подчинился. Все равно пришлось бы сделать это, когда он стал бы его допрашивать.
- Так я и думал, - сказал бармен. - Человек по имени Перерро уже побывал здесь утром. - Он кивнул в сторону молодежи. - Вам нужны они.
- Что у них за костюмы?
- Эдвардианского периода, - ответил бармен. - Каждый новый год я начинаю, думая, что уже повидал все, а в конце года понимаю, что еще ничего не видел. Но потом говорю себе: лучше они, чем какое-нибудь дерьмо.
Маркс понял, что перед ним человек-педант, и он точен в своих словах и оценках.
- Они все были здесь вчера, когда сюда пришел профессор Мазер?
- Я их не считал. У них всегда одна и та же компания.
- А молодая леди?
- Она была вчера. Для них она своего рода талисман, насколько я понимаю. Вот здесь, - он постучал по голове, - пусто, но зато все более, чем о’кэй, в других местах.
Маркс улыбнулся.
- Вы вчера вечером разговаривали с Мазером?
- Нет. Он чертовски спешил, когда уходил отсюда. Я подумал, что ребята достали его и он попросту сбежал. Он, впрочем, всегда такой. Остановится, начнет разговор эдак на час и ты думаешь, что вот нашел с кем поговорить о религии или старых балладах, у него их целая коллекция, поэтому идешь за пивом, чтобы угостить, а когда возвращаешься, его и след простыл. Несчастный мужчина, я так всегда считал.
- Но все же мужчина? - спросил Маркс.
- Я тоже думал об этом и, пожалуй, склоняюсь в его пользу.
- Я хотел бы поговорить с юной леди, - сказал Маркс. - Она достаточно взрослая, чтобы ей можно было предложить что-нибудь выпить?
- Она настолько взрослая, что сама может предложить вам это, - ответил ирландец. - Садитесь за столик у стены, и я пошлю ее к вам.
Девушка подошла к Марксу, соблазнительно покачивая бедрами. Он заметил, что молодых людей, как будто совсем не интересовали ни откуда-то взявшийся детектив, ни то, что девушка ради него покинула компанию, или же они просто умело делали вид, что это так. Маркс, представившись, ждал, когда девушка сядет, и лишь тогда спросил ее имя.
- Салли Набакоф.
Маркс удивленно вскинул брови. С такими рыжими волосами и веснушками на носу - Набакоф? Интересно, кто из ее парней придумал ей такую фамилию?
- Вы студентка профессора Мазера?
- Не-е-ет, - дружелюбно протянула она.
- Но вы студентка?
- Не совсем. Я работаю в институтском архиве.
- Понимаю, - ответил Маркс и кивнул в сторону "эдвардианской" молодежи. - У вас есть друг?
- Даже несколько, - не задумываясь ответила девушка и вздохнула.
- Что будете пить? - спросил Маркс.
- Джони знает. Дюбонне, пожалуйста, - она посмотрела на бармена.
- Дюбонне, - повторил заказ Маркс. - Вы не против, если я буду пить только пиво?
- Это вредно для вашего мочевого пузыря, - бесцеремонно предостерег его бармен.
Маркс менее всего собирался в данный момент обсуждать эту проблему. Его больше интересовало, что из себя представляет эта юная леди: наивная простушка или девушка для всех. До них долетали обрывки разговоров ее друзей; они спорили о каком-то Бергсоне. Это имя показалось смутно знакомым, но в разговоре с девицей ему не хотелось показать свое невежество вопросом о Бергсоне.
- Я спасаю вас от жарких словесных баталий, - сказал он девушке.
Она рассмеялась своим гортанным смехом.
- Да мне здесь не позволяют и рта открыть. Но все равно они славные ребята.
- А профессор Мазер?
- Он лучше всех.
- Он вам нравится?..
- Но… я очень плохо его знаю, а он, ручаюсь, увидев меня на улице, даже не узнает. Но при нашей первой встрече… Мой друг, - он теперь не так часто бывает здесь, - но в тот вечер, когда он нас с мистером Мазером познакомил, вы не поверите, я чувствовала себя королевой Викторией, а он был для меня сэром Вальтером Ралли, или еще кем-то в этом роде. Вы не представляете…
- Королева на один день, - пробормотал Маркс.
- Совершенно верно. В следующую нашу встречу и потом, каждый раз, когда я осмеливалась подумать, что могу заговорить с ним… мне казалось, что я умру! Вы меня понимаете?
- Как зовут вашего друга, того, что познакомил вас?
- Джефри Остерман. Правда, красивое имя Джефри?
Маркс кивнул.
Салли сама взяла стакан с подноса у бармена, вежливо нагнувшегося, чтобы обслужить их.
- Джони, мой любимчик, - сказала она.
- А Чарли? - Бармен подмигнул Марксу.
- Нет, Джефри, - сказала Салли.
Бармен ушел, сделав вид, что зажимает нос, но так, чтобы Салли не заметила, и подмигнул Марксу. Видимо, это была его реакция на имя Джефри.
Салли одним глотком опорожнила половину стакана. Она явно относилась к любителям дюбонне.
- Вчера вечером Мазер был в хорошей форме? - спросил Маркс.
- В наилучшей! - экзальтированно воскликнула Салли. - Мальчики что-то обсуждали, - они всегда о чем-то спорят, - как вдруг совершенно неожиданно, словно кроме него и меня никого больше не было, мистер Мазер стал читать стихи. Мне они понравились, он все больше вдохновлялся, был так драматичен, и смотрел на меня, потому что знал, что я одна его понимаю. Другие вообще ничего не поняли.
Маркс невольно ухмыльнулся.
- Что за стихи он читал?
- Я не очень разбираюсь в них, но что-то патриотическое - о тирании, крови и насилии. Потом мальчики говорили, что он просто разыгрывал их. Они считают, что лорд Байрон типичный мещанин. Только я одна понимала, почему он, читая стихи, расстегнул и откинул назад ворот своей сорочки и проводил рукой по своим густым волосам.
- Профессор Мазер?
Салли утвердительно кивнула, а у Маркса появилась пища для новых размышлений. Он вспомнил последнюю запись в дневнике доктора Бредли: эпизод, когда, разыскивая в Афинах памятник Байрону, Бредли объяснял русскому коллеге, кто такой поэт Байрон. Как странно, что в тот вечер или, может быть, даже в тот же час, когда был убит Бредли, его друг Мазер читал в таверне стихи Байрона.
- Салли, вы не познакомите меня с вашей компанией? Или вы предпочитаете, чтобы я познакомился с ними сам?
Она кивнула, склоняясь к тому, чтобы он сделал это сам. Маркс, оставляя Салли, дал знак бармену подать даме еще стаканчик.
- Простите, джентльмены, - обратился он к молодежи, стараясь, чтобы в его тоне не было и намека на иронию. Это были совсем юнцы, и они все дружно повернули к нему свои розовощекие лица. - Я лейтенант Маркс из полиции. - Он заметил, как один из них бросил опасливый взгляд на стоявшую перед ним кружку пива. Несовершеннолетний, догадался Маркс. Джони не мешает следить за этим. - Это обычная проверка фактов. Вы ведь слышали о вчерашнем убийстве? - Ребята дружно закивали. - Мистер Мазер виделся с доктором Бредли до того, как зашел к вам. Кто-нибудь из вас помнит, в котором часу это было?
Судьба Мазера зависела от того, есть ли чувство времени у этих юнцов. Для Маркса это было началом игры. - О чем вы тогда говорили?
- О Т. С. Элиоте.
Кто-то из них фыркнул, найдя забавным, что с полицейским можно говорить об Элиоте.
- В мои дни мы Элиота не проходили, а вот "Полые люди" снова дают о себе знать.
- Вчера вечером мы обсуждали стихи о Суини, сэр. - Маркс расценил это, как согласие принять его в свой круг.
- "Суини среди соловьев", - пробормотал он как бы про себя и тут же подумал, что ему более не следует хвастаться своей эрудицией.
- Скажите, мистер Мазер действительно почитатель Байрона?
- Нет, сэр. Насколько я знаю, он терпеть не может Байрона. Я хожу на его лекции английской поэзии и очень хорошо знаю это. Он считает, что Байрон из тех, кто любит выставлять напоказ свои переживания, и к тому же он фальшив, бабник и вообще плохой поэт.
- А последнее просто непростительно для мистера Мазера, не так ли?
Молодые люди дружно рассмеялись.
- Как вы думаете, почему он вам вчера читал Байрона?
Все переглянулись. Один из них, взяв на себя инициативу в этом разговоре, высказал, должно быть, их общее мнение:
- Мы и сами удивились этому. Мы думали, - "Суини" он тоже ни во что не ставит, - может, он хотел сказать нам, что в его время Байрон был для них тем, чем стал для нас сегодня Элиот.
- Элиот и Байрон? - удивленно произнес Маркс.
Их сердечная поддержка его недоумения заставила всех заговорить сразу. Маркса удивила смесь эрудированности и самоуверенности. Нет зрелища более печального, чем напыщенный самоуверенный юнец.
Неожиданно для него в разговор вступил подросток, чье несовершеннолетие так верно угадал Маркс.
- Его иногда заносит и тогда он импровизирует, сэр, чтобы нарочно сбить нас с толку. Иногда он просто разыгрывает нас с помощью какой-нибудь мистификации.
Маркс признал, что подобная характеристика весьма удачна.
- Например, слова, которые он произнес вчера, уходя…
- Ну это чертовски непорядочно, - возразил кто-то. - Вне контекста они могут означать для каждого все, что кому заблагорассудится.
- Они были сказаны без контекста, не так ли? "Агамемнон умер сегодня вечером". Что это для тебя значит?
- Он сказал: "Помните слова Живи, Суини. Агамемнон умер сегодня вечером". Для меня это означает, что мы живем в раю, созданном Суини, в обществе обезьяноподобных с толстыми от излишка денег шеями. Герой, личность, раздавлена ими, уничтожена. - Юное лицо говорившего зарделось румянцем волнения от собственного красноречия.
- Мой дорогой друг, ты кривишь душой, - возразил ему его оппонент. - Совсем не это говорил Элиот.
- Разве не это он имел в виду? - обратился к друзьям за поддержкой взволнованный юноша.
Маркс воспользовался неожиданной паузой и уступил свое место Салли, которая появилась рядом с пустым стаканом в руке.
- Бедняга Суини, - промолвил Маркс и кивком стал прощаться со всеми. - Счастливого вечера и спасибо.
Он поспешил к бару, расплатился, а затем, примерно в то же время, что и Мазер вчера, покинул таверну "Красная лампа". Напротив через улицу открылись двери театра "Треугольник". Наступил антракт.
Он сидел в машине еще несколько минут, размышляя. Агамемнон умер. Это что? Пророчество? Чувство вины? Или просто нелепость, не имеющая отношения к Бредли? Пришло время повидаться с тем, кто объяснит ему, что все это значит. Или же что-либо придумает? Так или иначе, но ботинки все равно надо вернуть.
Он позвонил по радиотелефону на пункт связи и узнал, что ему звонила Анна Руссо и оставила свой номер телефона.
Маркс позвонил ей из ближайшей телефонной будки. Она сообщила, что Эрик Мазер видел у дома Бредли человека, похожего на того, которого она встретила в вестибюле своего дома.
Глава 14
- Мой дорогой лейтенант, пока я не узнал, что Анна пыталась обрисовать вам этого типа, мне и в голову не пришло, что здесь может быть какая-то связь.
Сегодня он опять переигрывал, стараясь казаться невозмутимым. Облачившись в бархатный смокинг, Мазер решил и это использовать. Вытянув длинные ноги в домашних туфлях, он лениво положил руку на спинку дивана. Как бы Мазер себя ни подавал ему, он был не по вкусу Марксу.
- Как палец?
Мазер, описав ногой круг, поджал пальцы. Следовательно, все зажило.
- В котором часу, профессор, вы поняли, что полицию может интересовать этот человек?
- Анни и я во второй половине дня решили выпить что-нибудь. Это было что-то ближе к шести часам вечера.
- Она не сказала вам, насколько это может оказаться важным для нас?
- Если бы это было настолько важным, лейтенант, вы бы сами могли мне это сказать. Я прождал вас весь вечер. Я знал, что вы придете.
- Интуиция?
- Называйте это так.
- Вам ваша интуиция вчера вечером не подсказала, что Питера Бредли могут убить, скажем, в девять тридцать?
На высоких скулах Мазера, чуть подрагивая, натянулась кожа.
- Нет, клянусь Богом, у меня не было никаких предчувствий!
Ответ был слишком эмоциональным для человека, не причастного к событиям того вечера.
- Вы чего-то ждали? Это бесспорно, судя по вашему поведению. Упростите наш разговор и расскажите мне все.
Мазер покачал головой и пожал плечами.
- Я все равно узнаю, рано или поздно. Можете быть в этом уверены, - сказал Маркс.
- В таком случае проинформируйте и меня тоже, - ответил Мазер, явно бравируя. В присутствии Маркса ему хотелось - и тем сильнее, чем больше он этому сопротивлялся, - выставить себя паршивеньким, слабым человечком, хлыщом, который уже противен самому себе. - Как я уже сказал сегодня Анне, никто из нас не может сказать, что он полностью невиновен.
Что бы это значило, подумал Маркс. Он не собирался позволить этому лжецу и притворщику водить себя за нос. Откинувшись на стуле и сложив руки, он почувствовал всей спиной неприятную жесткость спинки, впившейся в позвоночник. Маркс улыбнулся, чтобы не выдать себя.
- Я невежда, - сказал он Мазеру. - Объясните мне, кто такой Агамемнон?
Мазер сразу догадался, откуда Марксу это известно.
- Согласно легенде, он был предводителем греков в Троянской войне. Вернувшись, был убит женой и ее любовником… - Он умолк, увидев по лицу Маркса, что это произвело на него впечатление, столь же сильное, как от неожиданного удара.
- О, Господи! - невольно воскликнул Мазер.
Маркс молча смотрел на него и ждал.
- Я не любовник Джанет Бредли, - очень тихо промолвил Мазер.
Впервые Маркс уловил что-то человеческое в нем и был взволнован.
- Что вы имели в виду, когда в таверне сказали: "Агамемнон умер сегодня вечером".
- Это слова из поэмы Элиота…
- Я знаю это, - оборвал его Маркс. С него хватит поэзии на сегодня, подумал он. - Я спрашиваю вас, что вы имели в виду?