С помощью увеличительного стекла он нашел в толпе молодого красивого человека. Он широко улыбался.
- Доктор Корралес? - спросил Маркс.
- Да, он, - ответил Андерсон.
Маркс еще раз внимательно посмотрел на фотографию.
- Вот это да! - вдруг воскликнул он.
- Отлично. Вы наблюдательный человек, Маркс.
Рядом с Корралесом он увидел лицо, удивительно похожее на фоторобота, созданного по описанию Эрика Мазера.
- Что за демонстрация? - спросил Маркс.
- Приезд в США первого посла президента Кастро. Снимок сделан на ООН-Плаза.
- Тогда Корралес был за Кастро или против?
- Против, и, предполагаю, что и сейчас он тоже против. - Андерсон посмотрел на Конноли, вертевшего в руках сигару. - Нам надо срочно получить от вас любые сведения об этом типе. Очень многое зависит от того, кто он, этот джентльмен. - Он указал на фото и на человека с темными бровями, подозреваемого в убийстве Бредли.
- У вас ничего на него нет?
- Вы даже не узнали для нас его имя? - сказал Андерсон в свойственной ему манере грубой прямоты, которая была столь же обидной, как и сарказм Фицджеральда. - Однако мистер Конноли уверяет меня, что из всех… сколько их там на фото, Том?
- Тридцать семь.
- …тридцати семи присутствующих на фото, о которых мы знаем все, только он один к ним не имеет отношения.
- Я хотел бы тоже добавить, - вмешался Конноли. - Мне не кажется, что он связан с кубинскими делами.
- Эрик Мазер сказал мне, что этот человек напоминает ему одного русского дипломата.
- Интересно, - пробормотал Андерсон, вновь взяв в руки фотографию. - Этот Эрик Мазер, он ваш объект, не так ли, Маркс?
- Уже сутки, как я не общаюсь с ним. Но велел следить за его домом.
- Вы надеетесь, что он туда вернется?
Маркс выдержал взгляд Андерсона.
- Да, - твердо ответил он. - Надеюсь.
Андерсон кивнул и принялся укладывать в портфель фотографии. Маркс заметил коробку, в которой Бредли привез фильм. Это порядком его удивило. Андерсон улыбнулся.
- Я не украл ее, Маркс. Капитан Редмонд все вам объяснит. - Закрыв портфель, он стал прощаться.
- Я сожалею, что мы больше ничем не можем вам помочь в дальнейшем расследовании. Но вы и без нас удивительно хорошо справляетесь. - Марксу он дружески бросил: - Желаю успеха.
У того сразу же мелькнула мысль, что теперь Мазер уже под надзором на федеральном уровне.
- Не понимаю, - сказал Маркс, когда они с Редмондом остались одни. - Они хотят, чтобы мы оставили в покое доктора Корралеса?
Редмонд выбил табак из трубки в корзинку для бумаг.
- Я вижу лишь две возможности, Дэйв. Они будут темнить до тех пор, пока сами все не узнают. Бредли действительно что-то привез в этой коробке - микрофильм, спрятанный наипростейшим способом под двойным дном, и вполне легальные куски пленки. - Он начертил четыре линии на листке бумаги. - Вот дно коробки, вот микрофильм, вот другое, фальшивое дно и легальные куски пленки. Как я уже сказал, они или еще не знают всего и готовы сотрудничать с нами, или уже знают больше, чем мы, и надеются, что мы своими действиями не разрушим их систему международных связей. Конноли, кстати, из Отдела уголовных расследований.
- Какова же теперь наша задача, капитан?
- Завтра с утра полным ходом вперед. Позвони, прежде чем приходить сюда, Дэйв. Если Корралес в городе, мы заедем за тобой.
Глава 21
Открыв дверь своего номера спустя десять минут после звонка Джанет, Мазер оставил ее открытой, и каждый раз, когда останавливался лифт, он выглядывал и, убедившись, что это не Джанет, чувствовал временное облегчение. В нем неудержимо росло желание оставить на кровати исписанный блокнот, - дверь все равно уже открыта, - а самому убежать куда глаза глядят. Он не мог представить Джанет в этой комнате, сидящую с блокнотом в руках под дешевыми репродукциями осенних пейзажей в Браун-кантри и пытающуюся разобраться в его каракулях.
Но факт остается фактам, он не убивал Питера. После всех поправок, вычеркиваний и вымарываний, неожиданная правда, очищенная от всего в результате беспощадного самоанализа, убедила его в том, что человек, которого он убил, был он сам, Эрик Мазер… и теперь он будет умирать медленно и долго-долго. Агамемнон умер сегодня ночью. Каким своевременным и высокопарным был этот вопль виноватой совести!
Джанет вошла неожиданно. Погруженный в безрадостные мысли, он прозевал, как остановился лифт. Она стояла в дверях в расстегнутом пальто, держа в руках сумочку и перчатки, похожая на юную девушку, сбежавшую из родительского дома. Мазер вскочил, пересек комнату и приблизился к ней. Они стояли друг перед другом так, будто невидимая стена разделяла их. Мазер раскрыл руки, и Джанет упала ему на грудь. Одной рукой прижимая ее к себе, он другой закрыл дверь. Губы его легонько коснулись ее лба. Кожа у нее пахла свежестью и чистотой.
- Я жива, - промолвила Джанет и вновь повторила это несколько раз. - Жива и хочу жить.
Наконец она легонько отстранилась от него и пристально посмотрела ему в лицо. Он тоже молча глядел на нее. От синих кругов под глазами, говоривших об усталости и печали, голубизна ее глаз казалась еще чище и пронзительней.
- Вы тоже страдали, - сказала она, легонько коснувшись пальцем его щеки. - Надеюсь, Питер не мучился. - Говоря это, она отвернула лицо. - Он не выносил боли. Иногда мне казалось, что вам боль нравится.
- Она помогала мне - за неимением иного. - Мазер повернулся и сделал нерешительное движение к стулу в углу. - Не хотите ли выпить чего-нибудь?
- Нет.
- Я ничего не ел, - признался он. - Но это неважно.
Джанет села на край постели.
- Зачем вы здесь, Эрик?
Покачав головой, он слабо улыбнулся.
- А зачем я здесь, в этом номере? - Она спрашивала самою себя. - Родственники все улеглись спать, кроме Джона. Его вызвали к пациенту. Он довез меня до отеля.
- Не задав никаких вопросов?
- В семье Бредли таких вопросов не задают, - ответила Джанет.
- Из гордости?
- Полагаю, из своей особой гордости.
Мазер сел на пол у ее ног и положил руку на постель так, чтобы Джанет могла дотянуться до нее.
- Мне всегда хочется задавать вам вопросы, Джанет, узнавать вас все больше и больше.
Она улыбнулась, и щеки ее чуть порозовели.
- Мне нужна была такая любовь, - тихо сказала она.
- Я боготворю вас, Джанет. Я не достоин вашего чувства, не имею на него права, но я хочу боготворить вас. Я слишком безволен и слаб, чтобы признаться вам в этом сейчас.
- Не надо боготворить меня, Эрик. Я боготворила Питера… и это была плохая замена любви. - Она откинулась назад и провела рукой по постели. - Я не хотела причинять ему боль, поэтому боролась с собой всеми способами, какие только знала. Я просила его не оставлять меня в тот вечер, когда он вернулся из Афин. Но в глубине души знала, что лгу. Я хотела, чтобы он ушел, а вы остались. Если бы вы вернулись, Эрик… - Она посмотрела на Мазера как будто сквозь него, представляя потерянный момент и все, что могло случиться потом. - Ужасней всего было то, что я до сих пор не уверена, что он не знал этого.
- Теперь понятно, почему он так быстро согласился уйти в тот вечер, черт бы его побрал! - вскричал Мазер, представив то, что она мысленно вообразила, и разрывая путы вины, которыми сам связал себя.
- Эрик, Эрик! - Она пыталась дотянуться до него, но он отпрянул от ее протянутой руки.
- Он не смеялся вам в лицо?
- Он был слишком добр, чтобы сделать это, слишком культурен.
- Но он хотел, не так ли? Ему нечего было бояться своего друга Эрика, калеку Эрика!
Ее неожиданный гнев был так же силен, как и его. Она наотмашь ударила Мазера по лицу. Казалось, звук пощечины так и остался висеть в воздухе.
- Я никогда никому не позволяла говорить о вас такое в моем присутствии и не позволю этого и вам тоже.
Мазер почувствовал, как уходит гнев, и он опять ищет оправдания там, где его не может быть. Твоя вина всегда остается с тобой, и ничто не определит ее цену.
- О, Джанет, дорогая моя. Если бы вера могла сделать человека цельной личностью. - Он положил голову на кровать. Джанет легонько гладила его по волосам. Ее прохладные пальцы касались его лба и щеки; от пальцев Джанет слабо пахло духами.
- Никто из нас никогда не был цельной личностью, Эрик. Только в любви мы достигаем этого, по для единого целого всегда нужны две половинки.
- Мне кажется, прежде я никогда не любил, - признался Мазер.
- Вы этого боитесь?
- Нет. Только не сейчас.
- Значит, страха больше не будет?
- Этого никто не знает, - тихо промолвил он. - Как бы мне хотелось, чтобы вы никогда этого не испытали.
- Такого со мной не будет. Я из тех, кто ничего не начинает сначала. Видимо, фотография научала меня тому, что слово "сейчас" включает в себя и наше прошлое, которое способно ответить на все вопросы. - Джанет приложила палец к его виску. Ему казалось, что он слышит биение своего пульса, ток собственной крови.
Они какое-то время молчали. Потом она спросила:
- Вы возвращаетесь завтра?
- Да.
- Можем мы вернуться вместе?
- Нет. Думаю, нет. Я должен улететь один и первым же рейсом.
- Вы навестите меня, или мне лучше прийти к вам?
- Я сам приду… как только смогу.
- Эрик?
Он поднял голову и посмотрел на нее.
- Вы хотите… не так ли?
- Всей своей душой.
Джанет улыбнулась.
- А теперь не двигайтесь, пока я не уйду. - Наклонившись, подняв его лицо за подбородок, она коснулась его губ долгим нежным поцелуем.
Глава 22
Редмонд, Херринг и Перерро заехали за Марксом утром, чуть позднее девяти. За рулем был Перерро.
- Кто остался за старшего? - спросил Маркс. Редмонд в прекрасном настроении и ясный, как утреннее небо над ним, ответил:
- Сам начальник. Пришел, чтобы подбодрить нас.
- Да, - промолвил Маркс, - он меня тоже подбодрил утром, ни свет, ни заря. Я не представил ему вчера рапорт. Но в одном он прав. С Мазером я дал промашку. Он бы сломался, если бы мы раньше взялись за него.
- А сейчас давайте сосредоточим наше внимание на Корралесе, - предложил Редмонд. - В самом худшем случае Мазер всего лишь соучастник убийства, не так ли?
- Да. Если отдавать должное и противнику тоже, тогда согласен. Он не ожидал, что Бредли будет убит. Я потратил полночи, составляя его досье. Оно похоже на курсовую работу по психологии. Не дождусь, когда его прочитает инспектор Фицджеральд.
Редмонд рассмеялся.
Они ехали в северную часть города через Центральный парк, Седьмую авеню и пересекли Ленокс, минуя мрачные и затаившиеся трущобы.
- Крысы и рахит, - вспомнил Херринг. - Дядюшка Сэм, не пора ли с этим покончить? No hablo Espanol.
- Я об этом не подумал, - вдруг сказал Редмонд. Замечание Херринга что-то ему напомнило. - Из своих личных соображении Корралес может не говорить по-английски.
- Он отлично объяснялся на английском на складе со старым сторожем Болардо, только свое имя забыл ему назвать, - заметил Херринг, - если он действительно тот доктор, кого мы ищем. - А потом добавил: - Черт побери, это должен быть все-таки он.
Как только они остановились, один из полицейских, ведущих наблюдение, указал им окно на втором этаже дома, где был кабинет Корралеса. Дом из красного кирпича делили между собой лавки на первом этаже, конторы и жилые квартиры на втором, судя по бутылкам с молоком, банкам с пивом и белью из прачечной, украшавшими подоконники.
- У него есть пациенты? - справился у полицейского Редмонд.
- Нет, сэр. В утренние часы их не бывает. Его обычно вызывают по телефону на дом.
- Его кабинет прослушивается?
- Да, сэр, но не нами.
- Скажите мне то, чего я еще не знаю, - сердито проворчал Редмонд.
- Или чего не знает Корралес, - добавил Маркс. - Где его машина?
- Черный седан припаркован там, где не разрешена парковка. - Полицейский указал на угол.
- Надо вызвать машину технической помощи, - сказал Маркс. - Это важно. Осколки стекла могли остаться на подошвах его обуви. Осколки от разбитой электрической лампочки. Они могут прилипнуть к педалям тормозов.
Доктор выглядел не на шутку испуганным, когда в его бедно обставленную приемную вошли четыре полицейских детектива. Он увидел их в открытую дверь своего кабинета. Прекратив разговор по телефону, он улыбнулся им. Видимо, он делал это часто, и тогда его лицо становилось красивым. Но исчезала улыбка, и с нею исчезала былая красота, подумал Маркс. Доктор встал, встречая их.
- Джентльмены из полиции, я полагаю?
Редмонд вынул свое удостоверение.
- Вы нас ждали, доктор?
- Я знаком с американской полицией, иногда они оказывают мне честь своим посещением, иногда наказывают. Что меня ждет нынешним утром?
Немудрено, что старик Болардо не очень хорошо понимал его: доктор говорил на слишком хорошем для сторожа английском языке.
Корралес, указав на желтые деревянные стулья, пригласил их сесть.
Маркс не помнил, чтобы ему когда-нибудь доводилось встречаться с революционерами, но по живому пронзительному взгляду доктора понял, что перед ним незаурядный их представитель. Он был крепким и мускулистым, несмотря на кажущуюся худобу, и лет ему было сорок, не больше.
- Мы хотели бы знать, доктор, где вы были в понедельник вечером, начиная с шести часов.
- Понедельник, двадцать четвертого. - Корралес полистал свой настольный календарь хорошо ухоженными руками. Эти руки не имели никакого отношения к крысам и рахиту нью-йоркских трущоб. - Вы знаете, что временами я работаю в клинике на Одиннадцатой улице?
- Да.
- Я был там до шести и после, возможно, до восьми. Затем я взял машину и поехал в город поужинать в моем любимом ресторане - "Лас Палмас" на Четырнадцатой улице. Иногда я там встречаюсь с друзьями. Сделал два звонка, да, вот еще - пневмония у ребенка, я перевез его из приюта в больницу на Ленокс-авеню.
- Вы сами перевезли ребенка?
- Конечно, нет. Я вызвал карету скорой помощи.
- В котором часу это было, доктор?
- Было уже далеко за десять, когда пришла карета. Я опаздывал на собрание.
- Давайте вернемся назад, доктор. Вы отправились ужинать, скажем, в восемь пятнадцать.
- Примерно.
- Сколько времени вы провели в ресторане? Мы должны это проверить.
- Час, или около того. Это мой единственный отдых.
- А когда вы приехали в больницу?
- Без четверти десять. Чтобы попасть в город, мне нужно не менее получаса.
- Хорошо, доктор. А второй ваш звонок? Вы сказали, что сделали два звонка.
- Я остановился на несколько минут в похоронном бюро на Сто восемнадцатой улице в Лексингтоне, чтобы отдать должное семье моего друга.
- В котором часу, доктор?
- В десять тридцать.
- А начало собрания в котором часу и где оно происходило?
Впервые Корралес проявил раздражительность.
- В старом Испанском зале на Восточной девятнадцатой улице. Мое выступление было последним, к несчастью, я должен был выступить раньше, чем было намечено. Они потеряли деньги из-за изменений в программе. Пострадал и сбор средств тоже. Надеюсь, вы знаете причину собрания, джентльмены? Освобождение Кубы.
Херринг все записывал.
Теперь допрос повел Маркс.
- Доктор Корралес, у вас черный седан. Шевроле 1959 года?
- Да.
- Можете дать нам ключи?
- Зачем, можно спросить?
- Чтобы осмотреть.
- Я вас понимаю. Но, возможно, уже пришло время объяснить мне цель вашего визита? Мне кажется, я должен вызвать своего адвоката, если вы собираетесь продолжать.
- Решайте это сами, доктор. Был убит известный человек, недалеко от вашей клиники.
- Да, конечно, - промолвил Корралес, медленно откидываясь на стуле. У него был вид человека, который только сейчас понял, что все гораздо серьезней, чем он думал. - И совсем близко к тому месту, где я договорился оставлять свою машину. - Он вынул ключи из кармана и отдал их.
Перерро, взяв ключи, ушел.
- Немного необычная договоренность, вам не кажется? - продолжал Маркс.
- Совсем нет. Мне не повезло. Мою машину взломали.
- Пропало что-нибудь ценное, доктор?
Корралес заколебался.
- Да, лейтенант, хирургические инструменты.
Маркс услышал, как Редмонд хмыкнул: он предсказывал, что доктор обязательно придумает для них какую-нибудь историю. Маркс не сводил с доктора глаз и, склонившись над столом, придвинулся поближе.
- А носовой платок, доктор.
- Их было несколько - два или три в чемоданчике с инструментами.
- Вы сообщили полиции о краже?
- Я не сделал этого, и это меня тревожит. Физик был убит ножом, не так ли?
- Все было сделано со знанием дела.
Доктор посмотрел на свои руки.
- Я очень… встревожен, - повторил он.
Маркс бросил взгляд на Херринга: их самые дикие предположения, навеянные одной из фотографий Джанет Бредли, оправдались. Круг замкнулся.
- Почему вы не сообщили в полицию о такой серьезной пропаже, доктор?
Корралес провел языком по пересохшим губам.
- У меня нет лицензии на врачебную практику хирурга в США, лейтенант. Я боялся расследования в связи с этим.
- Когда у вас украли хирургические инструменты, доктор? - спросил Редмонд.
- Это было две или три недели назад.
- Вы заменили их новыми?
- Нет еще.
- Зачем же такие предосторожности с парковкой машины?
- Потому что в моей другой, патриотической деятельности… Вы не знаете, сэр, что такое быть патриотом-профессионалом. Я часто вынужден что-то хранить, чего нельзя носить с собой. Я буду откровенен, потому что ваши люди все равно узнают. Если бы вандалы, разбившие окно в машине в тот вечер, влезли в багажник, они обнаружили бы там целый арсенал.
Детективы какое-то время осмысливали эту неожиданную информацию. Тонкий ход, вспомнил Маркс. О том же подумал, видимо, и Редмонд, сказав:
- Не боитесь, что у вас в связи с подобным багажом будут неприятности, доктор?
Но не в связи с убийством, подумал Маркс. Кажется, построенная ими теория может рассыпаться. Придется вернуться к началу - на улицу, где Фицджеральд потребовал от них прежде всего найти банду, напавшую на Бредли, когда тот начал приходить в себя после удара по голове. Два разных преступления. Но как быть с показаниями мамы Фернандес: кто-то звал доктора. Однако Питера Бредли многие тоже называли доктором?
Впервые в допрос включился Херринг:
- Доктор Корралес, после понедельника вы покидали город?
Маркс увидел замешательство на лице доктора, в его взгляде что-то изменилось, но Корралес быстро взял себя в руки.