Она повернулась к нему лицом, сбросила платье с плеч и наклонилась, чтобы снять черные туфли на высоком каблуке. Изящным, профессиональным движением она переступила через платье, упавшее на пол, потом подняла его и аккуратно повесила на заднюю спинку кровати. Затем она всем телом повернулась к нему, и он вдруг почувствовал, что не может больше ждать. Но она все еще медлила, и он подумал о немилосердных муках Тантала.
- Может, хочешь еще немного выпить?
И снова Брауни-Смит в каком-то исступленном ожидании наблюдал за тем, как она подошла к шкафчику, как налила виски в оба бокала, как вернулась к постели, высоко неся свою обольстительную грудь.
- Полежи здесь еще одну минутку, - сказала она. - Ты получишь меня очень скоро.
Она опять вышла, но уже через другую дверь. Судя по звуку текущей воды, это была ванная комната. А он так и остался лежать на желтых простынях как был, почти полностью одетый, удивленно и отстраненно наблюдая за всем, что происходило. Хотя во рту у него было сухо, как в пустыне, он не стал пить из своего бокала, а поставил его на столик, что стоял в изголовье. Внезапно его сознание прояснилось, и он подумал, почему она налила ему из второй бутылки? Может быть... может быть, ее содержимое было разбавлено водой? Все это очень точно напоминало ситуацию на ежегодном обеде в честь бывших студентов, когда казначей каждый раз говорил: "Пусть сначала попробуют хорошего".
Ему показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она вернулась. Он немного приподнялся на локте и развернулся вправо, чтобы было удобнее наблюдать за ней. Неожиданно он обратился к ней с просьбой, которая была, пожалуй, самой странной из всех, какие она когда-либо слышала.
- У тебя найдется какой-нибудь крем или что-нибудь в этом роде? У меня почему-то страшно пересохли губы.
Она принесла свою сумочку, что лежала па диване, открыла ее и, поискав немного, вытащила из нее круглую баночку. Отвернув крышку, она протянула ему крем, при этом ее грудь проплыла в каких-нибудь нескольких дюймах от его глаз, и смазала его сухие губы.
- Теперь лучше, нет? Выпей, дорогой!
Она слегка распустила галстук у него на шее и занялась рубашкой, расстегивая одну за другой верхние пуговицы и каждый раз нежно касаясь пальцами его груди.
Брауни-Смит испытывал при этом почти невыносимое эротическое наслаждение, но он понимал, что скоро все это кончится. Совершенно неожиданно он снова обратился к ней с довольно необычной просьбой.
- Ты не могла бы приоткрыть шторы, хотя бы немного?
Женщина направилась к окну, чтобы выполнить его просьбу. Когда она вернулась, то увидела, что его пиджак, до сих пор аккуратно висевший па спинке кровати, съехал на постель. Взглянув на его неподвижное тело, она заметила предательское пятно, проступившее впереди на его темно-синих брюках. Глаза его были закрыты, дыхание ровное, правая рука свободно свисала с кровати вниз. Ей бросилось в глаза, что на указательном пальце не хватает одной фаланги. Стакан, что стоил рядом на столике, теперь был пуст. Она осторожно взяла его правую руку и положила ее вдоль тела, внезапно испытав острый прилив нежности к этому человеку. Затем она торопливо оделась, отперла дверь и шепотом сказала что-то человеку, стоявшему в соседней комнате. Это был тот самый мужчина, который читал книгу "Я знаю твои номера, Кехель".
Она сделала свое дело.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Пятница, 11 июля
Женщина с сомнительной репутацией пытается снять напряжение, но она устроена так, что часто размышляет о том, что ей хорошо платят за то, чтобы она выполняла свои обязанности.
В тот же день, когда имели место события, описанные в предыдущей главе, ближе к вечеру, в своей квартире в одиночестве сидела женщина. Это была однокомнатная квартира на верхнем этаже, с ванной комнатой и кухней, в доме, расположенном на одной из улиц к югу от Ричмонд-Роуд. С тех нор как она вышла из метро на станции "Ист-Патни", прошло лишь полчаса, и она чувствовала себя усталой. Как часто проделывала она это утомительное путешествие! От "Площади Пиккадилли" до "Олс Корг", пересадка и через Темзу до "Патни". Было бы гораздо удобнее и проще жить в Сохо. Она вполне могла бы пойти на это! Но ей нравилась ее двойная жизнь, две практически не пересекающиеся сферы существования. Здесь, в респектабельном буржуазном районе, она была для всех женщиной среднего возраста, которая работала где-то в городе. Здесь она жила в основном только для себя, тихо, комфортно, с удовольствием. Она выплачивала арендную плату и налоги, оформляла квартирные счета и обставляла свою квартиру с расточительной роскошью. Кроме того, ей действительно нравилось, что она живет здесь уединенной жизнью и что здесь никто никогда не бывает, кроме женщины, которая приходит убираться на два часа в неделю. И еще конечно же не считая того мужчины, который был здесь четыре дня назад.
Женщина, о которой идет речь, выглядела лет на сорок, хотя на самом деле ей было около пятидесяти, что, впрочем, не бросалось в глаза. У нее была красивая пышная грудь, а бедра немного раздались лишь в последние несколько лет. Кроме того, у нее были по-прежнему стройные ноги с тонкими щиколотками. Конечно, можно было наметить несколько предательских морщинок вокруг губ и в уголках глаз, но сам рот не утратил еще своей прелестной чувственности, и сами глаза тоже были чистыми и ясными, как летний полдень в предгорных районах Швеции.
И все же в тот вечер в ее глазах отражались лишь грусть и печаль. Она устроилась в кресле и долго сидела совершенно неподвижно, вытянув ноги и уронив светловолосую голову набок, глядя застывшим взглядом на уилтонский ковер, богато украшенный узорами. Чувство удовлетворения и даже триумфа все еще не покидало ее, но одновременно к этому примешивалось какое-то напряжение и ощущение подавленности. Это состояние в последние несколько часов начало неумолимо перерастать в раскаяние, вызванное ощущением собственной вины.
Вся эта история началась ранним утром в прошлый понедельник, почти сразу после того, как сауна на Бруэр-Стрит открыла свои двери для мужчин, столь часто посещавших это заведение. Впрочем, справедливости ради нужно сказать, что в этом не было ничего необычного и непорядочного. Просто все джентльмены и леди понимали, что после некоторого приятного возбуждения за хорошую плату им станет доступна вся полнота утонченных эротических наслаждений.
Среди постоянных, но не самых желанных гостей встречались мужчины среднего и даже совсем, если можно так выразиться, зрелого возраста. Некоторые из них были окончательно и безнадежно стары, однако могли компенсировать это своим богатством, что, собственно, было самым важным. Благодаря щедрости этих клиентов дирекция могла позволить себе выплачивать своим очаровательным дамам столь сказочное жалованье, о чем хозяйка квартиры часто напоминала себе. Ведь здесь она действительно получала гораздо больше, чем прежде, когда она занималась стриптизом в одном из клубов Сохо, кочуя от одного помоста к другому с огромным чемоданом костюмов. Было около половины одиннадцатого, когда тот самый мужчина пришел к ним в сауну. Он сказал, что его интересует только сауна, и - ничего больше. Она прекрасно знала, что сначала так говорили все, но впоследствии влажность и жар постепенно начинали оказывать на них расслабляющее действие, которое почти всегда вело к другим желаниям. Что же касается мужчины, о котором идет речь, то он в течение нескольких минут смущенно и в то же время придирчиво разглядывал их фигуры, внешность, глаза и после тщательного осмотра остановил свой выбор на ней. Его проводили сначала в парную, а оттуда в один из отдельных массажных кабинетов, где за дополнительную плату в размере двадцати фунтов полуголые девочки с опытными пальчиками демонстрировали свое мастерство.
Сидя на диване, он обильно потел, укутанный в белую махровую простыню, доходившую ему до бедер. Она же, прохладная и элегантная, была одета в обыкновенный белый халатик в виде туники, под которым был лишь тоненький прозрачный бюстгальтер и легкие трусики.
- Думаю, вам будет приятнее, сэр, если вы ляжете на диван. Ложитесь на спину, - произнесла она.
Не сказав ни слова, он машинально подчинился ей, лег на спину и закрыл глаза, а она встала позади него и принялась нежно массировать его грудь и шею.
- Так хорошо? - спросила она.
- Прекрасно.
- Расслабьтесь немного, - снова сказала она и, просунув руки под полотенце, нежно и чувственно стала массировать его плечи своими сильными ухоженными пальцами с маникюром, двигаясь от шеи к подмышкам. Затем она подошла к дивану сбоку, как делала это уже тысячи раз, и наклонилась к нему. Две верхние пуговицы на ее тунике были уже расстегнуты. - Если хотите, я могу раздеться, пока массирую вас.
Это был беспроигрышный вопрос: почти всегда такого рода предложения принимались, даже тогда, когда стоимость этой необязательной услуги называлась заранее.
Женщина была чрезвычайно удивлена, обнаружив, что ее покладистый и уступчивый клиент медленно сел, протянул к ней руки и спокойно застегнул пуговицы на ее тунике. Потом он снова натянул свою белую простыню на плечи и сказал;
- Нет, не надо.
Но то, что он произнес дальше, удивило ее еще больше.
- Думается мне, что мы с вами когда-то встречались. Во всяком случае, я знал вашего отца. Мы можем поговорить здесь?
Ее отца! Да, она еще помнила его. Помнила те бесконечные скандалы, которые она слышала из своей спальни, когда этот пьяница приходил домой из местного трактира, скандалы, забывавшиеся по утрам, как только начинались обычные хозяйственные дела.
Наступил 1939 год, и отца призвали в армию. Ей было тогда всего восемь лет. Когда спустя три года в их дом пришло известие о его смерти, она восприняла это как продолжение его и без того длительного отсутствия. Конечно, у нее сохранилось много воспоминаний о нем: фотографии, письма, одежда и даже обувь. И все же смерть отца не стала для нее трагедией. Что же касается ее матери, которая долго горевала и плакала в разлуке с мужем, его смерть потрясла ее. Пытаясь облегчить, насколько это было возможно, горе матери, девочка прилагала огромные усилия, чтобы лучше учиться, и регулярно помогала по дому. Она никогда не позволяла себе быть грубой с матерью и сознательно гасила в себе все проявления подросткового упрямства.
Прошло несколько лет, и она постепенно взяла все хозяйство в свои руки, избавив свою невротичную и беспомощную мать от всех забот. А та в свои пятьдесят с небольшим лет преждевременно состарилась и спустя еще несколько лет, не дожив даже до шестидесяти, сошла в могилу.
Пока мужчина застегивал пуговицы на ее халатике, все эти воспоминания пронеслись перед ее мысленным взором, ей стало не по себе, и она почувствовала себя маленькой и несчастной. Но, в то же время, она была заинтригована.
- Да, здесь вполне можно поговорить, - ответила, наконец, она.
- Никаких микрофонов или двухсторонних зеркал?
Она отрицательно покачала головой:
- Вы говорили что-то о моем отце...
- Вы, должно быть, не помните меня? Она внимательно посмотрела на него. Ему было, скорее всего, за шестьдесят, однако для своих лет он выглядел довольно молодо. В то же время темя у него облысело, зубы были прокуренные, на шее торчал голубой кадык, а подбородок был немного скошен. Зато в твердой еще линии рта проступала одновременно и некоторая чувственность. Нет, она совершенно не помнила его.
- Я заходил однажды к вам домой, через год после окончания войны, впрочем, с тех пор прошло столько лет! Вам было тогда пятнадцать или шестнадцать, не больше, во всяком случае, вы еще учились в школе, потому что ваша мать попросила вас в тот раз пойти делать уроки на кухню. Я знал вашею отца - мы воевали вместе. Собственно говоря, я как раз был с ним, когда он погиб.
Внезапно она напряглась и спросила:
- Чего вы хотите?
- Я хочу попросить вас кое-что сделать, за это вам заплатят, причем заплатят очень хорошо.
- Что же я должна делать?
Но тут он поднял обе руки вверх.
- Нет, не сейчас! Вы живете на Колборн-Роуд, в доме 23. А, верно?
-Да.
- Нам было бы лучше встретиться там, если вы не против.
Он пришел на следующий день под вечер и долго уговаривал ее. Когда она наконец согласилась, сделка была заключена, и ей выплатили часть денег вперед. А сегодня она сыграла ту самую роль, которую он предложил ей, и получила остальное. Теперь у нее была куча денег, заработанных достаточно легко, и все же...
Да, было маленькое "все же", которое беспокоило ее и заставляло мучиться угрызениями совести все время, пока она сидела и пила маленькими глотками китайский чай. Конечно, ей было довольно много известно теперь об этом деле, причем она сама настояла на том, чтобы знать все подробности. Но, вероятно, ей следовало спросить еще о чем-то, выяснить, какие последствия будет иметь драма, разыгранная с ее участием. А что, если все же не надо было... убивать его? Она вдруг почувствовала, что губы у нее пересохли, взяла свою сумочку, расстегнула ее и вынула из нее круглую баночку - второй раз за сегодняшний день.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Среда, 16 июля
В которой ректор Лонсдейл-колледжа ведет себя несколько неосмотрительно с инспектором полиции, а также рассказывает ему о своих подозрениях в связи с исчезновением одного из своих коллег и обсуждает с ним тонкости английской грамматики.
Пять дней спустя после описываемых событий детектив из управления полиции "Темз-Вэлли" главный инспектор Морс сидел в своем офисе в Кидлингтоне. Душа его была неспокойна, он испытывал некоторую раздвоенность. С одной стороны, он был не вполне доволен своим нынешним состоянием, с другой стороны, он почти впал в депрессию. Дело в том, что как раз сегодня утром он дал себе торжественную клятву начать новую жизнь и провести день совершенно иначе. Его потребление пищи, табака и алкоголя в последнее время отличалось только все большей степенью неумеренности - вот почему в возрасте пятидесяти двух лет он еще раз пришел к заключению, что несколько дней добродетельного, причем полного воздержания не повредят ни его желудку, ни легким, ни печени.
Таким образом, он явился к себе в офис, не имея с вечера и маковой росинки во рту. Утром он выбросил полпачки сигарет, а также оставил свой полупустой бумажник на столике возле кровати, сказав про себя: "Изыди, сатана!" Сначала все шло на удивление хорошо, но примерно в половине двенадцатого в управление полиции позвонил ректор Лонсдейл-колледжа и пригласил Морса к себе на ленч.
- Встретимся у меня в половине первого, согласны? Выпьем сначала чего-нибудь, а потом пойдем подкрепимся.
- С удовольствием, - ответил Морс, вслушиваясь в свои слова.
Направляясь к первому дворику, где находилась квартира ректора, Морс прошел мимо двух молоденьких студенток, которые стояли и оживленно болтали о чем-то.
- Первое место, скорее всего, займет Розмари, как ты считаешь? Если она не...
- Что ты! Она сказала мне, что жутко напутала в своей письменной работе.
- И я тоже написала там, Бог знает что!
- И я!
- Она будет страшно разочарована, хотя...
Да, жизнь, без сомнения, была полна разочарований. Морсу это было известно лучше многих других. Он обернулся: две юные очаровательные леди входили в домик привратника. Должно быть, они были студентками Лонсдейл-колледжа - два существа, олицетворявшие собой коренные изменения, благодаря которым женщинам было позволено войти и этот до сей поры исключительно мужской мир. Да, вот когда он учился и Сент-Джон-колледже... Но он не позволил себе углубиться в воспоминания о тех печальных днях.
- Так, посмотрим, что же у нас тут есть в наличии. Пива, к сожалению, нет. Морс. Зато можно выпить джин с тоником или джин с "Френчем". Что вам предложить?
- Джин с "Френчем" - это как раз то, что нужно! - Морс наклонился к столу и взял сигарету из открытой пачки, что лежала на столе.
Ректор, сияя благодушием, опытной рукой налил смесь в его стакан. Морс подумал, как мало он изменился за те десять или немногим более лет, что они знали друг друга. Разве что немного пополнел. В целом же этот высокий представительный мужчина в свои пятьдесят с лишним лет выглядел почти так же, как в сорок с небольшим. Пышные седые волосы по-прежнему красиво о6рамляли его массивную голову. Одежда (известная во всем университете) была, как и прежде, цветастой. А сегодня она привлекала взгляд зеленым цветом вельветового жилета. Можно было смело сказать, что он выглядел как преуспевший и вполне довольный собой человек. Глава колледжа.
- Я заметил, что у вас теперь учатся и женщины, - сказал Морс.
- Да, старина, мы были одним из последних мужских колледжей, теперь с этим покончено. Я думаю, что это было правильное решение. Девушки показали себя совсем неплохо, особенно некоторые из них.
- Вы имеете в виду хорошеньких?
Ректор рассмеялся:
- Да, попадаются и хорошенькие.
- И они, конечно, согласны на постель?
- Есть и такие. В общем-то, всегда были такие, кто шел на это, не правда ли?
- Видимо, да, - ответил Морс.
Его мысли перенеслись в те далекие послевоенные дни, когда он вместе с одной из средних школ Мидленда приехал в Оксфорд на конкурс по классическим языкам.
- Я думаю, пара первых мест и этом году по праву достанется девушкам. Одно по классической филологии, другое по географии. Неплохо, а? Собственно говоря, одна из этих девушек, которая специализируется на классических языках, Джейн... - Ректор вдруг резко оборвал себя на полуслове, неловко теребя на мизинце левой руки большое красивое кольцо с ониксом. - Видите ли, Морс, мне не следовало говорить вам то, что я сейчас сказал. Собственно, дело вот в чем... Списки по результатам экзаменов должны быть вывешены не позднее чем через неделю, самое большее, через десять дней...
Морс взмахнул рукой перед глазами, словно отогнал какое-то досадное воспоминание.
- Простите, господин ректор, я отвлекся и не слышал, что вы сказали.
- Да?
- Стало быть, ей будет присуждено первое место по университету и вслед за этим ее торжественно пригласят на устный экзамен... Я правильно понял?
Ректор молча кивнул:
- Это потрясающая девушка! К тому же обладает немалым обаянием. Знаете, Морс, она бы вам понравилась, не сомневаюсь.
- Что же, я не стал бы с этим спорить.
В глазах ректора зажглись озорные искорки, ему доставляло удовольствие беседовать с Морсом.
- Скорее всего, выйдет потом замуж за какого-нибудь дебильного гомика, - продолжал Морс, - и обзаведется, в конце концов, пятью-шестью орущими младенцами.
- Вы что-то слишком мрачно смотрите, на вещи, Морс.
- Просто завидую. Но вообще в жизни существует множество более важных вещей, чем первое место в университете.
- Например?
Морс в течение нескольких секунд обдумывал этот вопрос и, наконец, покачал головой:
- Ну, не знаю...