Не могу сказать, назвали бы ее сейчас британские газеты красивейшей женщиной страны, но я, глядя на нее через одностороннее стекло, был готов стать членом жюри конкурса красоты хотя бы для того, чтобы увидеть, кто посмеет конкурировать с Одри Макларен. Здесь мы имеем дело с красотой мирового класса. Исследования Сола утверждают, что ей сорок один год. Но если она не пребывает в анабиозе, остается поверить в то, что обнаружен источник вечной молодости.
- Вы, очевидно, Одри Макларен, - произнес я, распахивая дверь и отступая в сторону, чтобы дать ей возможность пройти.
- А вы, очевидно, легендарный Арчи Гудвин, - ответила она с улыбкой, залившей ослепительным сиянием нашу не очень светлую прихожую.
Когда-нибудь я, может быть, и научусь владеть собой. Но в тот момент она могла делать со мной все, что пожелает. Я начал резко менять свои планы на будущее, вычеркивая из них Лили Роуэн. Хочу сообщить для справки, что на женщине, которой я только что отдал свое сердце, был туалет изумрудно-зеленого цвета, подчеркивающий, но вовсе не навязчиво, ее совершенные формы. Кожа - великолепная. Волосы - цвета ирландского сеттера; и если у нее и ее куафера есть какой-то секрет, то я не желаю его знать. На меня взирали глаза такого небесного цвета, что я был в силах только жестом показать в сторону кабинета. Да, остаются еще ножки. В этом отношении можно сказать одно: они, несомненно, привлекут внимание хозяина дома из бурого известняка.
- Это Ниро Вульф, - без всякой на то необходимости пробулькал я, подводя ее к креслу из красной кожи. Затем, обратившись к боссу, я представил ему Одри.
- Мадам, - произнес он, откладывая книгу и опуская подбородок на четверть дюйма.
- Мистер Вульф, - проговорила она голосом, способным даже ангела сбить с пути истинного. - Я знаю, что вы не пожимаете рук, и это совершенно правильно. Никогда не знаешь, какие бактерии могут на них оказаться.
Вульф широко открыл глаза. Она сумела привлечь его внимание. Проглотив готовое сорваться с губ "Браво!", я занял свое место за столом. Однако гений быстро сумел взять себя в руки.
- Рукопожатие стало использоваться настолько часто, что безнадежно утратило свое первоначальное значение, превратившись в тривиальный, бессмысленный жест, - назидательно произнес он. - Я предпочитаю слова в качестве средства выражения мыслей и чувств.
- Полностью с вами согласна, - сказала она, пуская в дело улыбку и закидывая ногу на ногу. - Правила этикета иногда просто абсурдны. Они требуют, чтобы мы придерживались устарелых и давно вышедших из моды традиций.
- Я никогда не был рабом этикета, - проворчал он. - Мадам, нам обоим прекрасно известно, что вы явились сюда не для того, чтобы обсуждать племенные обычаи и ритуалы.
- Конечно, не для этого, - сказала Одри, снова улыбаясь. Она делала это мастерски, хотя на Вульфа никакие улыбки, как правило, не действуют. - Боюсь, у меня есть склонность уводить разговор от главной темы. Прошу извинить. Я очень обрадовалась, прочитав во вчерашнем номере "Газетт" заметку о том, что вы утверждаете, будто миссис Хаверхилл была убита. Я уже говорила мистеру Гудвину по телефону, что готова прибегнуть к вашим услугам для того, чтобы разоблачить убийцу.
- Вы также сообщили мистеру Гудвину о том, что вам известно имя преступника.
- Да, известно, - спокойно ответила она, обратив свои голубые глаза на Вульфа в ожидании его реакции. Когда таковой не последовало, Одри продолжила: - Вне всяких сомнений, это Ян.
- Вот как? И у вас имеются доказательства?
- О нет! Доказательств у меня нет. Именно поэтому я и пришла к вам. Однако внутренне я абсолютно убеждена в том, что преступление совершил он. Или он заплатил кому-то. Второе более реально. Это в его стиле - швырнуть деньги, чтобы устранить препятствие.
На липе Вульфа появилась гримаса недовольства.
- Мадам, прежде чем мы продолжим тратить наше с вами время, я хочу ознакомить вас с догматом, исповедуемым в данном кабинете: мистер Гудвин и я не принимаем к ведению дел, связанных с матримониальными коллизиями, будь то развод, разъезд или обыкновенная вражда.
Настал черед Одри широко распахнуть глаза.
- О нет! - воскликнула она, энергично мотая головой. - Матримониальные коллизии, как вы выразились, в этом деле полностью отсутствуют. Мой брак с Яном Маклареном распался много лет тому назад, задолго до формального развода. Однако важно то, что я знаю его лучше всех остальных, и мне известно, на что он способен.
- Перестаньте, - сказал Вульф, чуть подвинувшись в кресле. - Мне совершенно ясно, что у вас нет ничего, что могло бы свидетельствовать о прямой причастности вашего бывшего супруга к кончине миссис Хаверхилл.
Улыбку на ее лице сменило недовольное выражение и надутые губы, что заставило меня приступить к критическому анализу моего страстного чувства к этой даме.
- Позвольте мне рассказать вам кое-что о Яне, - произнесла она, чуть ли не шепотом, наклонившись вперед в кресле. - Он одержим стремлением к успеху, и это для него означает, что он постоянно должен двигаться вперед. Он жаждет приобретать новые газеты, получать как можно больше могущества и влияния. Я не верю в то, что он когда-нибудь успокоится. Я скажу вам, почему он убил эту несчастную женщину, - напряжение, которое до этого было заметно лишь в голосе, теперь проявилось и на лице. - Однажды, года четыре тому назад, а может быть, и раньше, он рассказывал мне о своих жизненных планах. Я все прекрасно помню, это было в нашей лондонской квартире. Кончив ужинать, мы прошли в кабинет, чтобы выпить по рюмке бренди. Он начал с того, что перечислил все купленные им газеты и припомнил обстоятельства приобретения. В этом не было ничего необычного, так как он обожал рассказывать о своих победах, а я оставалась хорошей слушательницей, даже зная все его истории наизусть. Неожиданно он заговорил о покупке нью-йоркской газеты, вы, уверена, знаете, что это была его очень старая цель. Взглянув на книжный шкаф, он произнес: "Ничто не сможет остановить меня. И никто. Если потребуется, я пойду на убийство". Это его подлинные слова, мистер Вульф. Я не могу их забыть - такими пугающими они были.
Закончив речь, она триумфально посмотрела на Вульфа.
- Всего лишь бравада, - фыркнул тот. - Он хотел произвести на вас впечатление.
- Не думаю, - ответила Одри, выдвигая вперед подбородок. - К тому времени он уже перестал стремиться производить на меня впечатление. В тот вечер, уверяю вас, я увидела лицо убийцы и заглянула в его душу. Это было ужасно. Но при всем этом я и представить не могла, что его страшные идеи смогут воплотиться в жизнь.
Вульф по-прежнему не был удовлетворен.
- Вы и ваш бывший супруг расстались весьма недружелюбно, - сказал он. - Насколько мне известно, вы уже много лет не общаетесь друг с другом.
- Неужели перед встречей со мной вы провели предварительное расследование? - негромко спросила она с изумлением в голосе.
- Обычно я нахожу полезным, навести справки о потенциальном клиенте, - ответил он, протягивая руку под стол. - Не желаете ли что-нибудь выпить?
Она покачала головой и, проведя ладонью по волосам цвета ирландского сеттера, произнесла с напряженным лицом:
- Очевидно, вы не желаете воспринимать меня серьезно.
Вульф набрал полную грудь воздуха и с шумом выдохнул его.
- Напротив, мадам, я воспринимаю вас крайне серьезно. Но взгляните на все моими глазами: появляется потенциальная клиентка, желающая расследовать убийство. Бывший супруг клиентки, к которому она, вне всякого сомнения, питает враждебные чувства, является одним из подозреваемых. Клиентка во время убийства находилась далеко и, не будучи даже знакомой с жертвой, не испытывает ни привязанности, ни иных чувств к несчастной. Далее, полиция в слепой уверенности настаивает на том, что произошло не убийство, а самоубийство. Теперь скажите, как я могу оценить мотивы, побудившие вас обратиться ко мне?
- Какое значение имеют для вас мои мотивы?
- Мадам, они могут иметь огромное значение в зависимости от того, к чему вы стремитесь. К мести или к истине. Если ваша цель - обнаружение истины, вы останетесь довольны моей работой, когда я найду убийцу, будь то ваш бывший супруг или иной человек. Но если вам нужна месть, то вы удовлетворитесь только в том случае, если следы приведут к вашему бывшему супругу.
- В данном случае стремление к истине и жажда мести совпадают, - стояла она на своем.
- Не могу согласиться, - ответил Вульф, покачивая головой. - Пока еще невозможно назвать убийцу, но у меня нет никаких оснований подозревать мистера Макларена больше чем остальных.
- Чепуха! - Ее глаза сердито сверкнули. - Единственная причина, по которой полиция не желает признавать этот случай убийством, - политическое могущество Яна. Вы не представляете, как широко он раскинул свои щупальца и насколько глубоко они проникли. Он припугнул их, и они испугались. Газетные бароны могут творить все, что им угодно. Но я не верю, что ему удастся запугать вас, мистер Вульф.
- Мне не нужна ваша лесть, - недовольно произнес он, - и я категорически отметаю ваше возмутительное предположение. Полицейское управление Нью-Йорка, каковы бы ни были его недостатки, запугать невозможно. Этого не сделать даже, пользуясь вашим выражением, "газетным баронам" и особенно тем, которым в городе не принадлежит ни одной газеты. У него здесь нет опоры для власти.
Одри судорожно сглотнула, но взгляд Вульфа выдержала.
- Пусть так, - кивнула она, - но я все же хочу рискнуть и воспользоваться вашими услугами.
Остановив на ней внимательный взгляд, Вульф сказал:
- Рискнуть? Вы, конечно, понимаете, что я продолжу расследование, будет у меня клиент или нет. Поэтому, оставшись наблюдателем, вы, сэкономив деньги, получите тот же результат.
- Я не желаю оставаться наблюдателем, - заявила она, несколько повысив голос. - Я хочу вас нанять. Я достаточно много знаю о вас, мне известно, насколько высоки ваши гонорары, поэтому я плачу вам пятьдесят тысяч долларов немедленно, и еще пятьдесят тысяч после того, как будет названо имя убийцы. Такие условия вас устроят? Вот заверенный чек на ваше имя в качестве первого платежа, - она открыла сумочку, извлекла из нее чек и положила его на край стола.
- Прекрасно, - ответил Вульф, - я согласен взяться за работу при соблюдении вами следующего условия: второй чек я получу независимо от того, кто окажется убийцей. При этом второй платеж необязательно осуществлять до тех пор, пока названное мною лицо не будет признано виновным в судебном порядке.
- Что же, это справедливо, - сказала Одри, возвращая на лицо свою умопомрачительную улыбку. - Теперь, если можно, я попросила бы еще об одной услуге: нельзя ли сохранить наш договор в тайне? Мой бывший муж - человек чрезвычайно мстительный. Если он узнает, что я стала вашей клиенткой, то может каким-то образом навредить детям.
Или сократить твои алименты, глядя на нее, подумал я. Как быстро иногда проходит любовь.
- У меня нет оснований афишировать наше соглашение. Если в этом возникнет настоятельная потребность, то я не премину проинформировать вас о новых обстоятельствах.
Поняв, что время аудиенции истекло, она обратила ко мне свое улыбающееся лицо и поднялась с кресла. Я проводил ее к выходу, любуясь ее восхитительным профилем. Но магия образа почему-то исчезла и не вернулась, даже когда она заглянула в мои глаза и сердечно произнесла:
- Мистер Гудвин, я вам очень, очень признательна. Надеюсь, что мы скоро снова увидимся.
Наблюдая за тем, как она порхает по нашим ступеням, изящно переступая ножками в обувке от Шарля Журдена, я тоже в глубине души надеялся, что скоро снова встречусь с ней. Впрочем, я вполне мог и подождать.
Когда я вернулся в кабинет, Вульф вертел в руках чек, внимательно изучая его.
- Подозрительный? - поинтересовался я.
- Спросите у наших друзей из "Метрополитен траст", - пробормотал он, передвигая чек по крышке стола ко мне. - Ха! И она еще смеет называть мстительным своего бывшего супруга!
- Ну и что? Где это записано, что клиент должен вам по-человечески нравиться? - спросил я.
В ответ он лишь пожал плечами, что было гораздо больше, чем я мог ожидать.
Глава 16
Через несколько минут после ухода Одри Вульф тоже покинул кабинет, чтобы вознестись к своим орхидеям. Я изучил выписанный ею чек и, признав его подлинным, положил в сейф, где ему предстояло оставаться до того времени, когда я отправлюсь в банк. Это должно было произойти не ранее следующего утра.
Теперь, когда у нас появился клиент, мне следовало пошевеливаться, пока Вульф не утратил интереса к делу, что для него является чем-то вроде профессионального заболевания. Набрав по памяти номер, я после второго гудка услышал голос Лона.
- Боже, что еще? - со вздохом спросил он тоном давно и безнадежно страдающего человека.
- Незначительная услуга, которую можешь поставить в наш счет, - ответил я. - Ваши охранники заносят в журнал всех, кто входит и выходит, не так ли? Включая сотрудников?
- Да, так.
- Мы, то есть мистер Вульф, желаем знать, в котором часу в пятницу покинули здание следующие лица: Бишоп, Дин, Макларен и четыре мушкетера по фамилии Хаверхилл.
- Ага! Значит, вы их подозреваете?
- Спроси у человека, который платит мне жалованье, - нахально ответил я. - Ты знаешь меня, верного пса, который, не задавая вопросов хозяину, каждое утро отправляется, чтобы извлечь свежую газету из кустов, луж или других мест, куда их забрасывают мальчишки-разносчики.
- Избавь меня от своих излияний, - простонал Лон. - Я сделаю все хотя бы для того, чтобы ты заткнулся. И умоляю, больше не напоминай мне о тех якобы милостях, что вы нам оказали.
Он пообещал перезвонить во второй половине дня, а я сердечно поблагодарил его, поклявшись больше не упоминать о наших заслугах.
Затем я позвонил в юридическую контору Эллиота Дина. Ответила мне женщина с такой дикцией, как будто ее рот был набит морской галькой. Она соединила меня с Дином с явным неудовольствием, хотя я и сказал, что ее босс ждет моего звонка. Меня попросили подождать, и после девяноста пяти секунд ожидания, если верить моим часам, я вновь услышал доносящееся сквозь камешки в пасти бормотание:
- Мистер Дин сейчас будет с вами говорить.
- Да? - Настроение у него, насколько я понял, было совсем не праздничным.
- Говорит Арчи Гудвин по поручению Ниро Вульфа, - сказал я. - Я звоню, чтобы договориться о времени завтрашней встречи. Как мне известно, мистер Бишоп толковал с вами о ней.
Я услышал глубокий вздох, за которым последовал кашель.
- Да, он говорил, - хрипло ответил Дин и после очередного вздоха добавил: - Как вы знаете, завтра состоится отпевание Хэрриет.
- В десять тридцать, не так ли?
- Да, так.
Последовала короткая пауза. Дин, очевидно, надеялся, что я позволю ему сорваться с крючка и нырнуть в глубину на весь следующий день. Но я не позволил, промолчав. Молчание затянулось секунд на пятнадцать, и он нарушил его первым:
- Ну хорошо, скорее всего я смогу быть у вас во второй половине дня, хотя не вижу никакого смысла в этом визите.
- В два тридцать вас устроит?
Последовала новая пауза и серия тяжких вздохов. Наконец он согласился, добавив, что зайдет совсем ненадолго и только потому, что об этом просил мистер Бишоп.
- Думаю, что предположение об убийстве - глупость. Даже больше чем глупость. Оно создает атмосферу скандала вокруг трагического для всех нас события.
Голос Дина сорвался, и я подумал, что адвокат сейчас зарыдает. Но он все-таки сумел взять себя в руки. Опасаясь, что он передумает и отменит встречу, я ничего не сказал, а всего лишь поблагодарил собеседника. Кроме того, Дин, видимо, обожал, чтобы последнее слово оставалось за ним. Поэтому я ограничился словами:
- До завтра.
Едва я успел положить трубку, как телефон зазвонил.
- О'кей, Арчи, получай, что ты просил, - сказал Лон. - В пятницу первым в шесть тридцать покинул здание Макларен. Остальные, когда было обнаружено тело Хэрриет, еще находились в редакции. Они там оставались допоздна из-за разговоров с полицией и всего такого. Скотт ушел в девять двадцать. Дин - в девять пятьдесят одну, Карл - в десять четырнадцать, Дэвид, Донна и Кэролайн ушли все вместе в десять пятьдесят четыре. Если у тебя есть для меня еще какие-то поручения, умоляю, скажи сейчас, чтобы я сам мог уйти в пристойное время и иметь возможность переодеться.
Я напомнил, что в ближайшем будущем ему светит поужинать у нас, и разрешил отправиться домой, забросить там ноги на стол и принять пару порций шотландского виски. Он ответил весьма кратко, единственным словом, которое я опущу, так как оно не имеет права появляться на этих страницах.
Когда Вульф в шесть вечера спустился из оранжереи, я находился на своем рабочем месте, перепечатывая то, что он надиктовал мне накануне. Поскольку стук машинки раздражает гения, когда тот читает, пьет пиво, сердится или производит иные действия, я стараюсь разделаться с этой работой, пока он нянчится с орхидеями. Бросив печатать на половине письма, я повернулся к Вульфу. Он в это время давил на звонок, требуя пива.
- Мистер Дин во время нашей беседы был несколько сердит, но тем не менее он прибудет завтра в два тридцать, - доложил я. - Кроме того, вы желали узнать, в котором часу указанные вами лица покинули здание "Газетт" в пятницу вечером. Вот расписание.
Я перечислил всех по памяти, хотя на всякий случай время ухода каждого было занесено в записную книжку.
Закончив, я взглянул на Вульфа. Тот успел отпить пива и уже раскрывал книгу.
- Надеюсь, не отрываю вас от чтения? - поинтересовался я.
- Нет, не отрываете, - ответил он, несколько перемещая свой фундамент в сиденье специально сконструированного для него кресла.
- Хвала Господу, - пробормотал я, отвернулся и с энтузиазмом набросился на клавиши пишущей машинки.
Я был бы рад сообщить, что дело оказалось раскрытым в течение последующих двадцати одного с половиной часа. Но подобное заявление было бы громадным преувеличением. Начать с того, что моя трескотня на машинке перед ужином вывела Вульфа из себя и он отыгрался тем, что, пока мы поглощали биточки с соусом карри и пирог с персиками, прочитал лекцию, почему, по его мнению, "Демократия в Америке" Токвилла является лучшей книгой о США из всех написанных иностранцами. Я вежливо слушал, но молчал, рассерженный его невниманием ко мне.
После ужина я позвонил Лили: оказалось, что у нее как раз выдался свободный вечер, и мы отправились потанцевать в "Черчилл". Один из многих приятных аспектов наших взаимоотношений состоит в том, что Лили не дуется, когда я выступаю с неожиданным приглашением. Мы знаем друг друга слишком хорошо, чтобы позволять правилам хорошего тона осложнять нашу жизнь. Как и Вульф, мы относимся к этикету без всякого почтения.
Так или иначе, но мы прекрасно провели время, и для меня вечер казался особенно замечательным, потому что, оставшись дома, я мог бы схлестнуться с Вульфом и быть уволенным или сам подать в отставку.