Врачебное искусство оказалось бессильно против астмы мисс Пинк. От промозглой погоды хворь разыгралась не на шутку и грозила в самый ответственный день продержать бедную старушку в постели. Пришли ответы на приглашения Гардимана; некоторые гости ответили отказом, другие сообщили, что сами они будут, но жены их, к сожалению, приехать не смогут. Старший брат Гардимана извинился как за свою жену, так и за себя. Феликс Суитсэр написал: "С радостью, дорогой Альфред, если только здоровье позволит мне выбраться из дому". Леди Лидьяр, включенная в число гостей по настоянию мисс Пинк, не ответила вовсе. Единственным утешением было молчание родителей Альфреда: ведь пока от них не поступало никаких вестей, оставалась надежда, что лорд Ротерфилд позволит своей супруге присутствовать на обеде, тем самым как бы благословляя сына на женитьбу.
Своему августейшему корреспонденту Гардиман сообщил, что постарается выехать на континент в самое ближайшее время, но высказаться определеннее пока не может в связи с домашними делами, которые еще требуется завершить. Если не будет времени предупредить о прибытии письмом, он обещал перед отъездом непременно телеграфировать.
Много позже Гардиман вспоминал дурные предчувствия, тревожившие его во время составления этого письма. В черновике он писал, что не может пока назвать точную дату выезда, так как вот-вот должна состояться его свадьба. Переписывая набело, он вдруг почувствовал смутное беспокойство, заставившее его вымарать фразу о намечающейся свадьбе и заменить ее расплывчатыми "домашними делами".
Глава 13
Настал день званого обеда. Дождя не было, но воздух был тяжел, и по небу плыли низкие, тяжелые облака.
За несколько часов до ожидаемого прибытия гостей Изабелла приехала на ферму одна, с извинениями от мисс Пинк, которая со своей астмой все еще не выходила из спальни. Из-за охватившей дом предгостевой суматохи Гардиману пришлось отвести Изабеллу в курительную - единственную комнату, где никто не путался под ногами и не мешал беседовать. Изабелла была сдержанна и молчалива и, видимо, еще не пришла в себя после недавней хандры.
- Если кто-то из гостей явится раньше времени, скажите, что я занят на конюшне! - крикнул Гардиман лакею. - Мне нужно хотя бы час с тобой спокойно поговорить, - продолжал он, обернувшись к Изабелле, - иначе я просто не смогу изобразить вежливость при встрече гостей. Такая морока с этим обедом! Ей-богу, надо было познакомить тебя с матушкой, а всех остальных послать к черту!
Прошло полчаса, и у ворот появился первый гость - неизвестный слугам Гардимана человек средних лет. Он не пожелал беспокоить мистера Гардимана.
- Ничего, ничего, я подожду в саду, - сказал он.
Гостя, который повел себя так скромно, звали Роберт Моуди.
Через пять минут к воротам подъехала карета. Из нее вышла пожилая дама в сопровождении раскормленного белого шотландского терьера, свирепо рычавшего на каждого встречного. Читатель уже догадался, что это прибыли леди Лидьяр и Тобби.
Узнав от лакея, что мистер Гардиман на конюшне, леди Лидьяр подала свою карточку.
- Отнесите это хозяину и передайте, что дольше пяти минут я его не задержу.
С этими словами леди Лидьяр неторопливо направилась в сад. Она с интересом оглядывалась. Заметив на лужайке раскинутый к приему гостей шатер, она тотчас в него вошла, по-хозяйски осмотрела стол и хлопочущих вокруг него слуг. Выйдя обратно, отметила, что лужайка мистера Гардимана сильно запущена. Выжженная солнцем трава и растрескавшаяся за лето земля свидетельствовали о том, что состояние лужайки, равно как и прочего хозяйства, никого на ферме не заботит: все подчинено интересам одних лишь лошадей. Дойдя до обсаженной кустарником дорожки посередине сада, ее милость увидела шагающего навстречу ей человека, по всей видимости погруженного в себя. Человек подошел поближе, и, наведя лорнет, леди Лидьяр узнала в нем… Моуди.
Столь поразительная встреча не смутила ни вдову, ни ее бывшего дворецкого. Дело в том, что как раз недавно леди Лидьяр через посыльного пригласила Моуди нанести ей визит. Она чистосердечно сожалела о том, что они так нехорошо расстались, и желала извиниться за резкости, которые в запальчивости наговорила ему на прощание. Во время дружеской беседы, последовавшей за примирением, леди Лидьяр не только узнала о нечаянном наследстве Моуди, но, заметив, как он осунулся, вытянула из него и рассказ о его несчастной любви. Тем более она удивилась, встретив Моуди после всех его признаний здесь, в садике Гардимана.
- Боже правый! - громогласно воскликнула она. - Вы-то как тут очутились?
- Когда я имел честь быть у вас в гостях, вы между прочим упоминали сегодняшний званый обед у мистера Гардимана, - отвечал Моуди. - Позже, припомнив ваши слова, я решил, что это самый подходящий случай преподнести мисс Изабелле маленький свадебный подарок. Как вы считаете, миледи, удобно ли, с позволения мистера Гардимана, положить подарок на тарелку невесты, чтобы она увидела его, садясь за стол? Скажете "нет" - я сейчас же уйду и отправлю подарок по почте.
Леди Лидьяр внимательно взглянула на него.
- Вы что же, совсем не презираете Изабеллу за то, что она продалась за титул и деньги? - спросила она. - Лично я могу сказать вам прямо: я ее презираю!
На бледном лице Моуди выступил легкий румянец.
- Зачем вы так говорите, миледи! - возразил он. - Изабелла ни за что не дала бы согласия мистеру Гардиману, когда бы не чувствовала к нему влечения, какое я сам когда-то надеялся ей внушить. Хоть это и нелегко, но будем справедливы к бедной девушке, храни ее Господь!
Душа леди Лидьяр живо откликнулась на благородство этих простых слов.
- Дайте мне вашу руку, - сказала она, и глаза ее тоже засветились благородством. - У вас большое сердце, Моуди. Изабелла просто дура, что не вышла за вас. Когда-нибудь она об этом пожалеет!
Не успел Моуди что-либо ответить, как со стороны дома послышался раздраженный голос Гардимана: хозяин приказывал лакею разыскать леди Лидьяр.
Моуди двинулся по дорожке в дальний конец сада, а леди Лидьяр повернула на голос и вскоре, у входа в аллею, столкнулась с Гардиманом. Сухо поклонившись, он осведомился, чем обязан чести видеть ее милость у себя.
- В последнее время я неважно себя чувствовала, мистер Гардиман, иначе вы увидели бы меня раньше, - не обращая внимания на нелюбезность хозяина, отвечала она. - Я приехала, чтобы лично извиниться за высказанные в моем письме сомнения в вашей порядочности. Я была несправедлива к вам и прошу меня простить.
- Полно, леди Лидьяр, довольно об этом, - не уступая гостье в великодушии, отвечал Гардиман. - Надеюсь, коль скоро вы уже здесь, вы почтите общество своим присутствием?
Но леди Лидьяр твердо отклонила приглашение.
- Я так осуждаю неравные браки, - сказала она, направляясь к дому, - что остаться сейчас было бы лицемерием с моей стороны. Но я искренне желаю счастья Изабелле Миллер и, поверьте, буду только рада, если ваш брак опровергнет мои старомодные предрассудки. Благодарю за приглашение; надеюсь, моя прямота не обидела вас?
Она поклонилась и, собираясь вернуться к оставленной у ворот карете, поискала глазами Тобби. Неожиданная встреча с Моуди так удивила леди Лидьяр, что, войдя в аллею, она забыла посмотреть, где ее питомец. Теперь она звала, свистела в свисток, который всегда носила с собою на цепочке от часов, но Тобби не показывался. Гардиман тотчас велел людям осмотреть все, в том числе и дом. Слуги исполнили поручение в меру старательно и проворно, но пса не нашли. Тобби как сквозь землю провалился.
Гардиман заверил леди Лидьяр, что прикажет обыскать всю ферму и, как только пес найдется, отошлет его домой с кем-нибудь из слуг. Ее милости пришлось довольствоваться этим любезным обещанием, и с тяжелым сердцем она уехала. "Сперва Изабелла, теперь Тобби, - думала она. - Так вот и теряются все, кто делал жизнь более или менее сносной".
Проводив гостью до ворот, Гардиман встретил по дороге к дому лакея со стопкой свежих писем. Медленно ступая по траве, он вскрывал и прочитывал их одно за другим. Все они были от друзей, которые ранее приняли приглашение, а теперь с сожалениями извещали, что быть на обеде не смогут. Гардиман как раз заталкивал письма в карман, когда за спиной у него послышались чьи-то шаги. Обернувшись, он увидел Моуди.
- Вы что, приехали пообедать? - грубо спросил Гардиман.
- Я приехал с маленьким подношением для мисс Изабеллы в честь ее бракосочетания, сэр, - тихо ответил Моуди. - Если позволите, я хотел бы положить свой подарок на ее тарелку - и она увидит его, когда гости станут рассаживаться.
С этими словами он открыл небольшой футляр, в котором лежал простой и изящный золотой браслет с надписью по внутренней стороне: "Мисс Изабелле Миллер с самыми добрыми пожеланиями - от Роберта Моуди".
Браслет при всей простоте его формы был, несомненно, превосходной работы. Надобно сказать, что Гардиман заметил волнение Моуди в тот день, когда они с Изабеллой повстречались ему на дороге, и сделал для себя кое-какие выводы. При взгляде на браслет лицо его разом потемнело от ревности.
- Ну-ну, дружище! - с презрительной фамильярностью усмехнулся он. - Не скромничайте! Подождите немного - и вручите свой подарок собственными руками.
- Нет-нет, сэр, - сказал Моуди. - Если вы не возражаете, я бы предпочел его оставить.
Гардиман понял, что слова эти продиктованы деликатностью, и, сам не зная почему, почувствовал еще больший прилив гнева. Он собрался уже ответить что-то резкое и недостойное, когда от дома послышался голос Изабеллы: она звала Гардимана.
Моуди тоже узнал этот голос. Лицо его неожиданно исказилось, как от боли.
- Не стану вас задерживать, сэр, - грустно сказал он. - Всего хорошего.
Гардиман развернулся и ушел, не прощаясь. Моуди медленно двинулся в ту же сторону и вскоре подошел к шатру. Внутри никого не было: приготовления к обеду уже завершились. Против каждого места стояла карточка с именем гостя. Моуди нашел карточку невесты и вложил футляр с браслетом в свернутую салфетку на ее тарелке. Он постоял немного, опершись рукою о стол. Ему нестерпимо хотелось получить от Изабеллы хоть коротенькую весточку - пока она еще не потеряна для него навсегда. Искушение было так сильно, что он не устоял. "Попросить ее черкнуть несколько слов - нравится ей браслет или нет, - думал он. - Ее записка будет мне утешением в одиночестве".
Вырвав из блокнота листок, он написал на нем: "Всего два слова: принимаете ли Вы мой подарок и мои пожелания? Положите ответ под сиденье Вашего стула - я найду его, когда гости разойдутся". Он положил листок в футляр и, вместо того чтобы уйти, как намеревался, снова вернулся под сень густого кустарника.
Глава 14
Гардиман подошел к дому. На пороге стояла обеспокоенная Изабелла. Рядом с нею, опасливо следя за Гардиманом, словно в ожидании пинка, помахивал хвостом пропавший Тобби.
- Уехала леди Лидьяр? - тревожно спросила Изабелла.
- Да, - сказал Гардиман. - Где ты его нашла?
Однако так уж вышло, что Тобби нашел Изабеллу сам. Случилось это следующим образом.
Появление в курительной комнате лакея с карточкой леди Лидьяр сильно смутило приемную дочь почтенной вдовы. Она чувствовала себя виноватой оттого, что не ответила на записку леди Лидьяр, вложенную в письмо мисс Пинк, и оттого, что, не послушавшись ее совета, поддалась на уговоры Гардимана. Когда он поднялся идти в сад встречать гостью, Изабелла попросила его не говорить, что она здесь, - разве только ее милость сама смягчится и спросит о ней. Едва он ушел, из коридора вдруг послышался лай, показавшийся девушке знакомым. Она отворила дверь - и в курительную с восторженным визгом ворвался Тобби! Забравшись в дом из любопытства, он услышал за дверью голоса, узнал в одном из них голос Изабеллы и со свойственной ему хитростью и недоверием к чужакам ждал, пока Гардиман куда-нибудь исчезнет. Изабелла поцеловала, обласкала пса, а затем вывела его обратно на лужайку, зная, что леди Лидьяр станет его искать. Вернувшись в курительную, она стояла у окна и высматривала Гардимана. Заглянувшим в комнату слугам она могла лишь сообщить, что в последний раз видела Тобби на лужайке около дома. А когда тщетные поиски были прекращены и карета отъехала от ворот - кто выполз из-за шкафа, заставленного пустыми старыми корзинами? Конечно же, Тобби! Как он ухитрился пробраться обратно в курительную, осталось загадкой - разве только Изабелла, вернувшись, неплотно затворила за собою дверь. Так или иначе, но на сей раз он твердо решил остаться с Изабеллой, а потому тихонько сидел в своем укрытии, покуда не услышал за воротами стук колес, возвестивший об отъезде его законной хозяйки. Изабелла сейчас же кликнула Гардимана - на случай, если карету леди Лидьяр еще можно догнать. Но карета уже скрылась из виду, и, по которой из двух дорог, ведущих в Лондон, она поехала, никто не проследил. Не зная, как быть, Изабелла в растерянности глядела на Гардимана.
- Теперь, пока не выпроводим гостей, все слуги будут заняты, - сказал он. - Придется привязать его на конюшне.
Изабелла замотала головой. Тобби не привык сидеть на привязи. Он поднимет шум, растревожит всех лошадей, и конюхи его побьют.
- Пусть останется со мной, - попросила она. - Я за ним посмотрю.
- Нам и без собак найдется за чем посмотреть, - желчно возразил Гардиман. - Вот хотя бы письма от тех, кто называл себя моими друзьями! - Он вытащил письма из кармана. - И таких не меньше семи. Экие хамы! Сначала приняли приглашение, а теперь, в самый день званого обеда, шлют свои извинения. И знаешь почему? Они все боятся моего отца. Забыл тебе сказать, что он не только лорд, но и министр - член кабинета. Трусы! Узнали, что его не будет на обеде, и решили на всякий случай выслужиться и тоже не приезжать. Пойдем, Изабелла! Уберем со стола их карточки. Ни один из них не переступит больше порога моего дома!..
- Это я во всем виновата, - печально промолвила Изабелла. - Из-за меня друзья уже отворачиваются от тебя. Альфред, еще есть время передумать и отказаться от женитьбы!
Он с грубоватой нежностью притянул ее к себе.
- Скорее я откажусь от всех друзей до единого, чем соглашусь потерять тебя! Идем!
Они направились на лужайку. Возле самого шатра Гардиман заметил трусившего за Изабеллой Тобби и, как это часто бывает среди мужской половины человечества, выместил досаду на первом попавшемся безобидном существе.
- Пшел вон, дворняга беспородная! - крикнул он.
Хвост Тобби, всегда упругим колечком торчавший вверх, разом обмяк и жалобно подогнулся между лап, а лапы во весь опор понесли бедного Тобби прочь, в знакомое укрытие - за шкаф в курительной комнате. Женщины, как правило, серьезно относятся к такого рода незначительным эпизодам. Изабелла ничего не сказала, но подумала про себя: "Как жаль, что он сразу не выказал свой нрав!"
Они вошли под навес.
- Я буду читать имена, - сказал Гардиман, - а ты отыскивай и рви карточки… Хотя нет! Карточки я сохраню. Я знаю своего отца: ты совершенно в его вкусе. После свадьбы, как только он тебя увидит, мы с ним помиримся. И ежели кто из этих невеж когда-нибудь - пусть даже через несколько лет - вздумает просить у него места, я уж позабочусь, чтобы им было отказано. Вот, держи карандаш; на каждой карточке, что я буду называть, ставь крест и обводи его кружком. Таким значком я всегда отмечаю в своих записях лошадей, которые мне не нравятся.
Он достал из кармана записную книжку. Пока он листал ее на столе и подавал Изабелле карандаш, руки его тряслись от гнева. Только он успел зачитать имя первого вероломного друга, а Изабелла найти его карточку, как под навесом появился лакей с докладом:
- Приехала миссис Драмблейд, сэр, и желает вас видеть по делу чрезвычайной важности.
Гардиман неохотно поднялся.
- Подожди здесь, - сказал он Изабелле. - Я скоро вернусь.
В этот момент девушка как раз стояла рядом с собственной карточкой. Моуди постарался положить свой подарок так, чтобы угол футляра выглядывал из салфетки. Тотчас же браслет и записка оказались в руках Изабеллы. Прочитав записку, она бессильно опустилась на стул, охваченная противоречивыми чувствами. Голова ее поникла, к глазам подступили слезы. "Неужели все женщины на свете так же слепы, как и я, и не умеют ценить благородства тех, кто по-настоящему предан им? - печально думала она. - Ну что ж, так даже лучше, - заключила она с горестным вздохом. - Я его недостойна".
Когда она взяла карандаш, чтобы на оборотной стороне собственной карточки написать ответ для Моуди, у входа снова, появился лакей.
- Мисс, хозяин просит вас немедленно пройти в дом.
Изабелла встала и спрятала браслет и записку в висевший на поясе кожаный кошелек с серебряной окантовкой - подарок Гардимана. Торопясь выйти из-за стола, она незаметно для себя задела подолом край записной книжки Гардимана. Книжка упала в землю и застряла торчком в одной из тех самых трещин, на обилие которых обратила внимание леди Лидьяр.
- Вот послушай только, какие новости принесла мне сестра, - заговорил Гардиман, едва Изабелла ступила в гостиную. - Миссис Драмблейд из самых достоверных источников узнала, что мать не приедет на обед!
- Не может быть, чтобы она не приехала без причины, - добавила миссис Драмблейд. - Милая Изабелла, вы не знаете, что за причина? Сама я матушку не видела, а все мои расспросы ни к чему не привели.
И она ожидающе взглянула на Изабеллу. Маска сочувствия на ее лице была безукоризненна. Лишь самые близкие могли бы догадаться, какое тайное наслаждение доставляет сейчас миссис Драмблейд замешательство брата. Но бессознательно Изабелла все же усомнилась в искренности ее сожаления, а потому сдержанно ответила, что она вовсе не знакома с леди Ротерфилд и не берется судить о причинах ее отсутствия. Пока она говорила, один за другим стали подъезжать гости, и начатый разговор на этом прервался.
Собравшееся общество никак нельзя было называть веселым. Предстоящая женитьба Гардимана сделалась в Лондоне предметом злословия. Об Изабелле, как всегда в таких случаях, распускались самые вздорные небылицы, на какие только способны были самые отъявленные лондонские сплетники. Отсутствие леди Ротерфилд укрепило гостей в мнении, что этой женитьбой Гардиман позорит свой род. Мужчины испытывали заметную неловкость. Женщин особенно раздражало то, что в Изабелле трудно было сразу найти, к чему бы придраться; посему ее красоту сочли "просто неприличной", а скромность и благовоспитанность тотчас объявили притворством. "И как это гадко, милочка, в такой молодой девушке!" Генерал Драмблейд - грузный, дряхлеющий служака, умудренный опытом собственного супружества, - никак не мог прийти в себя оттого, что Гардиман вообще имеет глупость на ком-то жениться, и ходил с самым скорбным видом, сея вокруг себя смертельную тоску. Его милейшая супруга, напротив, с преувеличенным оживлением порхала среди гостей и своей веселостью только подчеркивала всеобщее уныние. Прождав полчаса, Гардиман потерял последнюю надежду на приезд матери и повел гостей в шатер. "Чем скорее они набьют животы и уберутся, тем лучше", - думал он со злостью.