Прежде чем ответить, Кеньон сплюнул в камин за письменным столом.
- Не пойдет, - усмехнулся он. - Все двери были заперты изнутри, кроме парадной. То же самое касается и окон.
- Мы зря тратим время.
Хьюм подошел к столу и поднял покрытый засохшей кровью нож для бумаг.
- Вы узнаете этот нож, Кармайкл?
- Да, это нож сенатора. Он всегда лежал на его столе, мистер Хьюм. - Кармайкл посмотрел на оружие и отвел взгляд. - У вас есть еще вопросы? Я немного расстроен…
Расстроен! У этого человека было не больше нервов, чем у микроба.
Окружной прокурор бросил нож на стол.
- У вас есть какие-нибудь предположения относительно происшедшего?
Секретарь выглядел искренне огорченным.
- Никаких, мистер Хьюм. Конечно, вы знаете, что сенатор нажил себе немало врагов за свою политическую карьеру…
- Что вы имеете в виду?
- Только то, что сказал. Сенатора многие ненавидели. Возможно, десятки мужчин и женщин можно представить в роли его потенциальных убийц…
- Понятно, - пробормотал Хьюм. - Ну, пока это все. Пожалуйста, подождите снаружи.
Кармайкл кивнул, улыбнулся и вышел из комнаты.
* * *
Отец отвел в сторону окружного прокурора, и я слышала, как он засыпает его вопросами о друзьях и врагах сенатора Фосетта, а также о Кармайкле.
Шеф Кеньон продолжал бродить по комнате, тупо разглядывая потолок и стены.
Во время допроса Кармайкла я спрашивала себя, осмелюсь ли я встать со стула и подойти к столу. Мне казалось, что многое там просто напрашивается на обследование. Я не могла понять, почему отец, окружной прокурор и Кеньон не изучают различные предметы на его деревянной поверхности.
Оглядевшись, я убедилась, что никто за мной не наблюдает.
Джереми усмехнулся, когда я потихоньку встала, быстро пересекла комнату и склонилась над столом.
Прямо перед стулом, где ранее сидел сенатор Фосетт, лежала зеленая книга для записей, занимавшая половину крышки стола, а на ней блокнот плотной кремовой бумаги. Верхний лист блокнота был пустым и чистым. Я осторожно подняла блокнот и обнаружила любопытную вещь.
Сенатор сидел, прижимаясь к краю стола, и кровь из ран в груди брызнула не на брюки, как я помнила, и не на стул, как я видела сейчас, а на книгу для записей. Подняв блокнот, я заметила прямоугольный чистый участок обложки книги, указывающий место, где находился угол блокнота.
Все казалось очевидным. Я огляделась вокруг. Отец и Хьюм все еще разговаривали вполголоса, а Кеньон мерил шагами пол. Но Джереми и несколько полицейских наблюдали за мной, поэтому я заколебалась. Возможно, это было неразумно… Но теория молила о проверке. Приняв решение, я склонилась над столом и начала пересчитывать листы в блокноте. Был ли он абсолютно новым? По виду да. И все же… Блокнот содержал девяносто восемь листов. Если я не ошибаюсь, на обложке должно быть указано число…
Я оказалась права. Обложка информировала, что в неиспользованном блокноте должно быть сто листов.
Я положила блокнот на книгу в том положении, в каком его обнаружила. Мое сердце колотилось в груди, как собачий хвост по полу. Не наткнулась ли я на нечто важное? В тот момент казалось, что моя теория никуда не ведет. Но она предполагала ряд возможностей…
Я почувствовала прикосновение отца к своему плечу.
- Вынюхиваешь, Пэтти? - ворчливо осведомился он, но его глаза устремились на блокнот, который я только что положила, и задумчиво прищурились.
Хьюм посмотрел на меня с покровительственной улыбкой и отвернулся. Я решила сбить с него спесь при первом же удобном случае.
- Давайте-ка взглянем на эту штуковину, Кеньон, - сказал окружной прокурор. - Хочу услышать, что думает о ней инспектор Тамм.
Кеньон сунул руку в карман и извлек очень странный предмет.
* * *
Он походил на игрушечную черную коробочку. Она была сделана из дешевого мягкого дерева, вроде сосны, и снабжена декоративными металлическими скобами в углах, словно миниатюрная копия чемодана. Но мне она казалась скорее похожей на сундучок. Высотой коробочка была не более трех дюймов.
Но самой примечательной чертой была та, что предмет представлял собой только часть миниатюрного сундучка. Правая сторона была аккуратно спилена, а то, что Кеньон держал в грязной руке с черными ногтями, имело в ширину всего два дюйма. Я произвела быстрый расчет. В соответствии с высотой целый сундучок должен был иметь около шести дюймов в ширину. Следовательно, наличествовала только треть изделия.
- Засуньте это себе в трубку и выкурите, - сказал Кеньон отцу, скверно ухмыльнувшись. - Ну, что скажет коп из большого города?
- Где вы это нашли?
- На столе, когда прибыли сюда. За блокнотом - лицом к трупу.
- Странно, - пробормотал отец и взял у Кеньона коробочку.
Крышка - вернее, оставшаяся ее часть, лежащая на куске сундучка после того, как остальное было спилено, - прикреплялась к сундучку одной крохотной петелькой. Внутри ничего не было - внутренняя деревянная поверхность выглядела девственно-чистой.
Спереди на черной краске виднелись две выведенные позолотой буквы: "НЕ".
- Что, черт возьми, это означает? - Отец недоуменно посмотрел на меня. - Кто "он"?
- Загадочно, не так ли? - улыбнулся Хьюм с видом человека, представившего на рассмотрение всего лишь симпатичную маленькую проблему.
- Конечно, - задумчиво промолвила я, - это может вовсе не означать "он".
- Почему вы так говорите, мисс Тамм?
- Я думала, мистер Хьюм, - отозвалась я сладеньким тоном, - что человек вашей проницательности должен с ходу видеть все возможные варианты. Будучи всего лишь женщиной…
- Вряд ли это важно, - прервал Хьюм, перестав улыбаться. - Кеньон тоже так не считает. Тем не менее нельзя упускать возможный ключ. Что скажете, инспектор?
- Моя дочь уже все сказала, - отозвался отец. - Это может быть всего лишь частью слова - первыми двумя буквами - и в таком случае не означать "он". Или же первым словом короткой фразы.
Кеньон насмешливо фыркнул.
- Вы проверили отпечатки пальцев?
Хьюм кивнул - он выглядел озабоченным.
- На коробочке только отпечатки Фосетта.
- А она была на столе, когда Кармайкл вечером уходил из дому?
Хьюм поднял брови.
- Вообще-то мне это не казалось настолько важным, чтобы спрашивать. Давайте позовем Кармайкла и выясним это.
Он послал подчиненного за секретарем, который появился с вежливым вопросительным взглядом и тут же уставился на деревянную вещицу в руке отца.
- Вижу, вы это нашли, - пробормотал он. - Интересно, а?
- Вы так думаете? - осведомился Хьюм. - Что вы об этом знаете?
- Это любопытная история, мистер Хьюм. Я не имел возможности рассказать вам или мистеру Кеньону…
- Одну минуту, - вмешался отец. - Эта штуковина была на столе сенатора, когда вы выходили из кабинета вечером?
- Нет, - улыбнулся Кармайкл.
- В таком случае, - продолжал отец, - вещица значила достаточно много для Фосетта или его убийцы, чтобы кто-то из них оставил ее на столе. Вам это не кажется чертовски важным, Хьюм?
- Возможно, вы правы. Мне это не пришло в голову.
- Конечно, мы не можем исключить, что сенатор достал вещицу, когда был один, чтобы взглянуть на нее. Тогда она, вероятно, не имеет отношения к убийству. Хотя я знаю по опыту, что, когда человек, которого прикончили, застав в одиночестве, что-то делает, это, как правило, связано с убийством. Мне кажется, безделушкой стоит заняться.
- Может быть, джентльмены, - вежливо предложил Кармайкл, - вы выслушаете меня, прежде чем делать выводы? Фрагмент деревянной коробочки неделями лежал в столе сенатора - в этом ящике.
Он обогнул стол и открыл верхний ящик. Содержимое было в беспорядке.
- Здесь кто-то рылся!
- О чем вы? - быстро спросил окружной прокурор.
- Сенатор Фосетт был фанатично аккуратен. К примеру, мне точно известно, что вчера ящик был в полном порядке. А теперь бумаги перемешаны. Он никогда не оставил бы их в таком виде. Говорю вам, кто-то рылся в этом ящике!
- Кто-нибудь из вас, олухи, шарил в столе? - рявкнул Кеньон на подчиненных.
Послышался хор отрицаний.
- Странно, - пробормотал он. - Я сам велел им не прикасаться к столу. Кто же…
- Похоже, что убийца, Кеньон, - отозвался отец. - Мы понемногу прогрессируем. Ну, Кармайкл, что же скрывается за этой нелепой вещицей?
- Хотел бы я знать, инспектор, - с сожалением ответил секретарь. - Но для меня это такая же тайна, как для вас. В том числе каким образом она сюда попала. Недели три назад коробочка прибыла в… Нет, пожалуй, лучше начать с начала.
- Только покороче.
Кармайкл вздохнул:
- Сенатор понимал, что ему предстоит серьезная предвыборная борьба, мистер Хьюм…
- Вот как? - Хьюм мрачно усмехнулся. - И что же он собирался предпринять?
- Ну, сенатор Фосетт думал, что ему как кандидату прибавит популярности, если он представит себя защитником местной бедноты. Ему пришла в голову идея устроить благотворительный базар, где плоды труда заключенных тюрьмы Алгонкин продавали бы в пользу безработных округа.
- Это уже разоблачила "Лидс икзэминер", - сухо прервал Хьюм. - Отбросьте несущественное. Какое отношение коробочка имеет к базару?
- Сенатор заручился согласием тюремного совета штата и начальника тюрьмы Магнуса, после чего посетил Алгонкин с инспекцией, - продолжал Кармайкл. - Это было примерно месяц назад. Он договорился с начальником, что ему пришлют сюда образцы тюремного производства для предварительной рекламы. - Секретарь сделал паузу, и его глаза блеснули. - Так вот в ящике с игрушками, изготовленными в тюремной мастерской, был этот кусочек сундучка!
- Откуда вы об этом знаете? - спросил отец.
- Я открывал ящики.
- И эта штуковина лежала среди остальных вещиц?
- Не совсем, инспектор. Она была завернута в грязную бумагу и адресована сенатору. В пакете лежала записка в конверте, также адресованном ему.
- Записка! - воскликнул Хьюм. - Но ведь это крайне важно! Почему вы не рассказали нам раньше? Где эта записка? Вы читали ее? Что в ней говорилось?
Кармайкл выглядел удрученным.
- Простите, инспектор, но, так как коробочка и записка были адресованы сенатору Фосетту, я не мог… Понимаете, когда я нашел пакет, то передал его сенатору, который сидел за столом и осматривал вещи, пока я открывал другие ящики. Я не знал, что было в пакете, покуда он не открыл его. Мне удалось заметить только адрес. При виде коробочки сенатор смертельно побледнел и вскрыл конверт дрожащими пальцами. Потом он велел мне выйти и остальные ящики открывал сам.
- Скверно, - сказал Хьюм. - Значит, вы понятия не имеете, где записка и не уничтожил ли ее Фосетт?
- Когда я отправлял ящики в городской офис благотворительного базара, то заметил, что в ящике с игрушками не было фрагмента сундучка. А потом, через неделю или позже, я случайно увидел его в верхнем ящике стола. Что касается записки, то я больше ни разу ее не видел.
- Подождите минуту, Кармайкл. - Хьюм шепнул что-то Кеньону, который с недовольным видом пробормотал какой-то приказ троим полицейским. Один из них тут же подошел к столу, присел на корточки и начал шарить в ящиках. Двое других вышли.
Отец задумчиво изучал кончик своей сигары.
- Скажите, Кармайкл, кто доставил этот ящик с игрушками? Вы, кажется, начали говорить об этом.
- Разве? Заключенные, которые пользуются доверием начальства. Естественно, я их не знаю.
- Ящик с игрушками был запечатан, когда заключенный передал его вам?
Кармайкл уставился на него:
- О, понимаю! Вы думаете, что посыльный мог открыть ящик и положить в него пакет по дороге сюда. Едва ли, инспектор. Печати выглядели нетронутыми - я бы заметил, если бы их ломали.
- Ха! - Отец чмокнул губами. - Это становится интересным, Хьюм. Тюрьма, а? Кажется, вы говорили, что эта штуковина не имеет значения.
- Я был не прав, - признался Хьюм; его темные глаза блестели по-мальчишески возбужденно. - А вы, мисс Тамм, тоже считаете это важным?
Снисходительность в его тоне заставила меня внутренне закипеть. Я выпятила подбородок и язвительно отозвалась:
- Уверена, мистер Хьюм, что мое мнение не имеет никакого значения.
- Ну-ну, я не хотел вас обидеть. А действительно, что вы думаете об этой истории с деревянным сундучком?
- Я думаю, - огрызнулась я, - что вы все абсолютно слепы!
Глава 4
ПЯТОЕ ПИСЬМО
Первые летние дни в Нью-Йорке после моего возвращения из-за границы я провела много времени постигая американскую культуру. Со временем я прочитала много популярных журналов и нашла особенно интересными те образцы американской предприимчивости, которые обращались ко мне со страниц рекламных разделов. По их рекламе узнаете их! Больше всего меня очаровывали фразы типа "Надо мной смеялись, когда я садилась за фортепиано" и "Все улыбались, когда я подзывала французского официанта", предваряющие повествование о жизни новоявленных эстетов, удивляющих друзей внезапными проявлениями таланта и широты кругозора, о которых никто не подозревал в их пролетарском прошлом.
Сейчас я завидовала этим nouveaux dilettantes. Ибо Джон Хьюм усмехнулся, Кеньон фыркнул, полицейские захихикали, и даже Джереми Клей улыбнулся, услышав мое заявление… Одним словом, они смеялись, когда я назвала их слепыми.
К сожалению, в тот момент я была не в состоянии продемонстрировать им всю степень их слепоты и тупости, поэтому я всего лишь скорчила гримасу, пообещав себе удовольствие увидеть в будущем их отвисшие от изумления челюсти. Когда я вспоминаю этот инцидент, он кажется мне чистой воды ребячеством. Я часто чувствовала подобное в детстве, когда моя компаньонка отказывалась выполнять мой очередной каприз и я придумывала для бедной старушки жуткие наказания. Но сейчас дело было куда серьезнее, и я повернулась к столу, кипя от злости.
Бедный отец испытывал унижение - он покраснел до ушей и бросил на меня свирепый взгляд.
Чтобы скрыть смущение, я начала изучать угол стола, где лежали аккуратные стопки запечатанных конвертов без марок, с адресами, напечатанными на машинке. Прошло некоторое время, прежде чем пелена гнева рассеялась перед моими глазами и я смогла сфокусировать их.
Джон Хьюм - полагаю, сожалея, что смутил меня, - сказал Кармайклу:
- Да, эти письма. Рад, что вы привлекли к ним мое внимание, мисс Тамм. Вы отпечатывали их, старина?
- А? - Кармайкл вздрогнул, - казалось, он был поглощен своими мыслями. - Конечно, я. Сенатор продиктовал мне письма сегодня после обеда, а я отпечатал их на своей машинке, прежде чем уйти из дому. Мой "офис" - вон та каморка, смежная с кабинетом.
- В письмах есть что-нибудь интересное?
- Уверен, ничего, что могло бы помочь вам найти убийцу сенатора. - Кармайкл печально улыбнулся. - Мне кажется, ничего в них не может иметь отношения к посетителю, которого он ожидал. Я сужу по его поведению. Когда я закончил печатать и положил письма перед ним, он быстро их прочел, подписал, сложил вдвое, спрятал в конверты и запечатал, делая все небрежно и рассеянно. Его пальцы дрожали. У меня сложилось впечатление, что в тот момент ему хотелось только поскорее избавиться от меня.
Хьюм кивнул:
- Полагаю, вы делали экземпляры под копирку. Нам лучше просмотреть их, инспектор. Вдруг что-то в письмах окажется ключом.
Кармайкл подошел к столу и достал из проволочной корзины для документов несколько розовых глянцевых листов бумаги. Хьюм внимательно прочитал копии, покачал головой и передал их отцу. Мы изучали их вместе.
Я с удивлением обнаружила, что верхний лист был письмом, адресованным Илайхью Клею. Мы с отцом обменялись взглядами и склонились над посланием. Оно гласило:
"Дорогой Илай!
Сообщаю Вам кое-какую информацию, источник и содержание которой, я надеюсь, останется между нами, как бывало в прошлом.
По всей вероятности, новый бюджет на следующий год будет включать миллион долларов на сооружение здания суда округа Тилден. Старое здание, как Вам известно, рассыпается на куски, и некоторые из нас в бюджетном комитете добиваются одобрения постройки нового. Избиратели Джоэла Фосетта никогда не скажут, что он пренебрегает нуждами местных жителей!
Нам кажется, нужно не жалеть расходов на подобное сооружение и использовать самый лучший мрамор.
Думаю, последнее может Вас заинтересовать.
Джо Фосетт".
- Кое-какая информация, а? - проворчал отец. - Ничего себе! Неудивительно, что вы охотились за его шкурой. - Он понизил голос и бросил осторожный взгляд на Джереми, который все еще стоял в углу, разглядывая кончик пятнадцатой сигареты. - Думаете, это соответствует действительности?
Хьюм мрачно усмехнулся:
- Нет, не думаю. Это всего лишь один из трюков, к которым снисходил покойный сенатор. Старый Илай Клей абсолютно честен. Пусть письмо не вводит вас в заблуждение - Клей был не так близок с почтенным сенатором, чтобы они называли друг друга по именам. Если бы махинации сенатора выплыли наружу, эта копия доказывала бы, что Илайхью Клей - активный сообщник в приобретении контракта на мрамор для своей фирмы. Его "друг", сенатор Фосетт, брат партнера Клея, передал информацию, намекая, что нечто подобное происходило и в прошлом. Клей выглядел бы таким же виновным, как все остальные, если бы грязный бизнес был разоблачен.
- Ну, я рад за него. Каким же негодяем был этот орангутанг!.. Давай взглянем на второе письмо, Пэтти. Я каждую минуту узнаю что-то новое.
Следующей была копия письма, адресованного главному редактору "Лидс икзэминер".
- Это единственная газета в городе, - объяснил окружной прокурор, - которой хватало духу противодействовать Фосетту и компании.
Послание было изложено в весьма сильных выражениях:
"Сегодняшний выпуск вашей жалкой и наглой газетенки намеренно искажает некоторые факты моей политической карьеры.
Я требую опровержения, в котором вы известите жителей Лидса и округа Тилден, что ваши грязные инсинуации по моему адресу ни на чем не основаны!"
- Обычная чушь, - буркнул отец, отбрасывая копию. - Давай посмотрим следующее послание, Пэтти.
Третий розовый лист был адресован начальнику тюрьмы Алгонкин Магнусу и содержал краткую просьбу:
"Дорогой господин начальник!
Пожалуйста, найдите основания для моих официальных рекомендаций тюремному совету штата, касающихся повышения в должности служащих тюрьмы Алгонкин в будущем году.
Искренне Ваш,
Джоэл Фосетт".
- Господи, неужели этот тип сунул палец и в тюремный пирог? - воскликнул отец.