Сирота! Вот кем чувствовал себя Том, вот кем он и был на самом деле. Когда ему исполнилось десять, мама ослепла и умерла, а отец стал пить так, что потерял человеческий облик. Естественно, мальчика отправили в приют, откуда он сбежал и жил на улице, пока не встретил Санни Корлеоне, который потребовал, чтобы Тома приняли в семью. Как ни странно, Вито согласился. В то время Том не испытывал ничего, кроме благодарности, вопросы появились потом. В самом деле, зачем Корлеоне это сделал? Ведь мать мальчика умерла от венерической болезни, а отец был буйным алкоголиком. Том рос маленьким дипломатом, умел не задавать лишних вопросов и выбрасывать из головы ненужные мысли раньше, чем Вито отполировал эти умения до блеска и начал использовать.
И только в эту ночь, первую одинокую ночь в Вашингтоне, Хейген все понял. Вито сам был сиротой, которого семья Аббандандо приютила примерно в том же возрасте, что и он Тома. Выходит, Вито вырос в одном доме со своим будущим consigliere, а повзрослев, принял маленького оборвыша, который стал советником сначала ему самому, затем Санни и, наконец, Майклу.
Том стоял, раскинув руки, словно крылья, а потом начал медленно кружиться, пытаясь вобрать в себя как можно больше, запомнить этот миг навсегда. Мемориал Линкольна, Мемориал Джефферсона, памятник Вашингтону, Капитолийский холм, звездное небо над столицей его страны. Том так и стоял у западной оконечности Зеркального пруда, наблюдая за собственным отражением на его поверхности. Реалист и рационалист до мозга костей, Том не верил в бога и загробную жизнь, но в этот момент все обстояло совсем иначе. Ему казалось, что со дна пруда и с высоты звездного неба за ним наблюдают мертвые: Вашингтон, Джефферсон, Линкольн, умерший от рака конгрессмен, Санни и Вито Корлеоне, Бриджит и Марти Хейген, его родители. Тысячи неизвестных ему людей, которые погибли, защищая честь своей страны. Все они погибли и ради него, ради того, чтобы он выполнил свой долг и из голодного оборвыша превратился в конгрессмена Томаса Ф. Хейгена.
Позднее, во время заседаний Конгресса, Том часто вспоминал первый вечер и охватившую его эйфорию, особенно когда видел огонь в глазах своих новых коллег, искренне заинтересованных в том, чтобы всем американцам жилось лучше. В отличие от тех, кто, попав в Вашингтон, испытывает горькое разочарование, Хейген ничего подобного не чувствовал. Его искренне забавляло, что конгрессмены, которым он не раз давал взятки, притворяются, будто видят его впервые, когда Тома представляли им в новом амплуа. С другой стороны, за долгие годы работы у Корлеоне перед ним прошло огромное число просителей, и их лиц он тоже не помнил. Куда важнее другое - заседающим на Капитолийском холме зачастую не хватает добродетели и альтруизма, а у человека, умеющего быть самим собой, такого дефицита не возникнет.
В памятную ночь не обошлось без приключений - почувствовав, как в ребра упирается дуло пистолета, Том быстро вернулся с небес на землю. Перед ним стоял негр в ковбойской шляпе, надвинутой низко на глаза. Налетчик носил туфли на каучуковой подошве и подошел совсем неслышно.
- Надеюсь, часы тебе не слишком дороги! - нагло проговорил грабитель.
- Вовсе нет, - соврал Том. Их подарила Тереза на день свадьбы, - самые обычные часы.
- Часы просто отличные!
- Спасибо, расскажи об этом в ломбарде, куда их будешь сдавать! Кстати, мне нравится твоя шляпа.
- Мне тоже! Слушай, да ты богач! - радостно проговорил негр, возвращая Тому пустой бумажник.
- Теперь уже нет! - отозвался Том, у которого с собой было двести долларов.
- Знаешь, мне очень жаль, - сказал на прощание негр. - Но ничего не поделаешь, бизнес!
- Прекрасно тебя понимаю, - прокричал ему вслед Том. Наверное, это было самое необычное ограбление за всю историю Вашингтона. - Удачи тебе, парень!
Со свойственной ему пунктуальностью Том, направляясь на съезд партии в Атлантик-Сити, выехал от родителей Терезы в Эшбери-парк с большим запасом. Лишь в самом Атлантик-Сити с его бесконечными пробками Хейген решил взглянуть на часы. После ограбления в тот памятный вечер пришлось купить новые, точно такие же, чтобы не расстраивать жену. Черт, он забыл их на ночном столике! Вместе с удостоверением участника съезда! От досады Том сильно хлопнул ладонью по рулю.
Наверняка стоило приехать заранее и забронировать отель, но Хейген хотел привезти с собой Терезу и провести как можно больше времени с детьми. Даже мальчики очень ему обрадовались и без умолку трещали о машинах, подружках и жуткой музыке, которую оба слушали часами. Все прошло отлично! Тереза собиралась вернуться домой в конце лета (Том страшно боялся, что она откажется) и даже пообещала посещать с ним политические мероприятия при условии, что муж устроит ее в вашингтонскую галерею современного искусства.
Однако десять часов пути не проходят бесследно, и по закону подлости именно в этот день на дорогах были пробки. И вот теперь оказалось, что в спешке он забыл удостоверение! Если бы Том, как и планировалось, поехал вместе с председателем своего штаба, довольно неприятным, но очень старательным выпускником Гарварда, то Ральф (так звали умника) точно проследил бы, чтобы шеф ничего не забыл. Даже если бы в самый последний момент побежал купаться с дочерью!
Как долго он в раздражении лупил руль, Том не знал. Случайно увидев в зеркале заднего обзора свое разгоряченное лицо, он понял, что так и до инфаркта недалеко. Сделав глубокий вдох, Хейген приказал себе успокоиться.
Без удостоверения участника съезда припарковаться возле штаб-квартиры партии ему не разрешат. Машину пришлось оставить на соседней улице, и пока Том добирался к месту проведения съезда, успел вспотеть и запыхаться. Уговорить охранников не удалось, и приветственную речь губернатора Джеймса Кавано Ши он пропустил. Судя по бурным и продолжительным аплодисментам, она имела огромный успех.
Только тогда Хейген заметил, что на белом фасаде здания выгравированы слова: "Consiglio et prudential", что в переводе с латинского означало "благоразумие и мудрость".
Consiglio. Prudenza.
Если так пойдет и дальше, то Хейген не удивится, если подобное здание станет местом сбора криминальных семей. Возможно, он будет шокирован, но нисколько не удивлен. Если бы Том по-прежнему был consigliere, он предупредил бы Майка, что собрания семей - свадьбы, похороны, боксерские поединки, презентации ночных клубов - стали чересчур частыми, открытыми и помпезными. Хейген слышал, что Собрание в Нью-Йорке ратифицировало мирный договор. Что будет дальше? Доны выпустят собственные акции? На Собрания будут пускать телерепортеров?
Тем временем аплодисменты в зале перешли в овации.
Хейген тяжело вздохнул и, войдя в зал через общий вход, занял место в последнем ряду.
Совсем рядом рабочие сооружали сцену для концерта Джонни Фонтейна, который должен был состояться вечером. Вокруг будущей сцены суетились операторы с камерами в руках. Похоже, концерт будут снимать, но неизвестно, покажут ли где-нибудь, кроме киностудии Фонтейна. А оборудование для концерта, судя по всему, взято напрокат у семьи Страччи.
Какая разница, что Том пропустил речь губернатора? Разве кто-то об этом узнает? Какая разница, что, если бы не старания Тома, съезд состоялся бы в Чикаго? Пусть эту заслугу припишут кому-нибудь другому. Такое положение вещей вполне устраивало Хейгена. Он не любил привлекать внимание к своей персоне. Лучше быть "серым кардиналом" и играть тонко, чтобы убеждать в своей правоте олухов, которые верят, что в Америке царит демократия.
Том промокнул лоб. Переговоры вел он, а план разработал Майкл Корлеоне. Проведение съезда в Атлантик-Сити было ловким завершающим штрихом, от которого выигрывали все. В Нью-Джерси политика контролировалась кланом Страччи, но за пределами штата Черный Тони (с десяти лет красивший волосы в черный цвет) не обладал достаточным влиянием и был благодарен Корлеоне за поддержку купленных ими политиков. К тому же Страччи принадлежали швейная и перерабатывающая фабрика непосредственно в Атлантик-Сити и сеть подпольных казино на побережье. Все это укрепило дружественные отношения между кланами Корлеоне и Страччи, а заодно открыло порты Джерси для контрабандных операций Эйса Джерачи.
Проведение съезда в Нью-Джерси и все сопутствующие экономические привилегии для штата губернатор Джимми Ши искренне считал своей заслугой. Его речь транслировалась по всем каналам телевидения в прямом эфире, что позволило донести политическую программу до рекордного числа телезрителей. В качестве ответной услуги Дэнни Ши (не подозревавший, чьи интересы выражает отец) помог закрыть дела, связанные с недавним кровопролитием в Нью-Йорке. К тому же Джимми Ши (опять по ходатайству отца) обещал легализовать игорный бизнес в Атлантик-Сити. Таким образом, блистательная речь Джимми, знал он это или нет, давала ему отличные шансы стать первым президентом США, который обязан своим успехом итальянской мафии.
Естественно, со временем он все узнает.
Участники съезда снова разразились аплодисментами, а оркестр заиграл бравурный марш.
В тот вечер было произнесено много красивых и напыщенных фраз. Том Хейген, один из творцов этого съезда, просидел в заднем ряду, вытягивая шею, чтобы увидеть губернатора Ши. Он так и не сумел осмотреть великолепный зал, где проводился съезд. Ему говорили, что там находится один из самых больших органов на свете и ежегодно проводится конкурс "Мисс Алабама". Но ведь единственное различие между программой и приветственной речью мисс Алабама и губернатора Ши - семейные ценности, образование в массы, мир во всем мире - заключалось в том, что длинноногая красавица была в бикини и на высоких каблуках.
Ну и цирк! Хотя какая Тому разница?
Хейген решил отправиться в отель, в главном зале которого стараниями посла был организован торжественный прием. Скорее всего, еще рано, зато он придет первым и успеет выпить коктейль. Делегатов съезда приветствовало голубое знамя партии, хотя прием проводился целиком на средства посла. К удивлению Тома, в зале было уже довольно много народа. Прослушав зажигательную речь Джимми Ши, делегаты плавно переходили к следующему номеру программы. Они радостно приветствовали друг друга, выражая бурный восторг от красноречия губернатора, и жалели лишь о том, что Джимми Ши - умница, красавец, герой войны, не может представлять партию уже на ближайших выборах вместо старого хрыча из Огайо, не имеющего ни малейших шансов на успех.
Том понимал, что в зале немало подставных лиц, которым заплатили за то, чтобы они хвалили речь губернатора, какой бы она ни была. Он знал, что во время войны Джимми Ши действительно проявил себя с лучшей стороны, но его героизм был многократно преувеличен в глазах общества стараниями самого Тома и семьи Корлеоне. В Конгрессе он встречался со "старым хрычом из Огайо", который оказался весьма достойным и уважаемым человеком. А как красота и молодость могут помочь стать президентом США, Хейген не понимал. Он выпил двойной виски со льдом и стал внимательно разглядывать собравшихся, чтобы решить, кого стоит поприветствовать лично. Делегаты шумно встречали очередного гостя, а на плечо Тома легла рука.
- Господин конгрессмен! - закричал Фредо Корлеоне, одетый в белый смокинг безупречного покроя. - Обещаю голосовать только за тебя! Можно автограф?
Том приложил палец к губам.
- Что ты здесь делаешь? Как мама?
Сильно пьяный Фредо показал в сторону двери.
Пришел вовсе не Ши, как предполагал Хейген, а Джонни Фонтейн с многочисленной свитой.
- Я приехал с Джонни!
- А как мама?
Две недели назад Кармела Корлеоне попала в больницу с кровоизлиянием в мозг. Все предполагали худшее, но она выкарабкалась. Когда Том навещал ее в последний раз, то взял с Фредо слово, что тот останется в Нью-Йорке и позаботится о маме, однако он все-таки приехал.
- С ней все в порядке, - бодро сказал Корлеоне. - Мать дома.
- Знаю, что она дома. А ты почему не с ней?
- Не беспокойся, о ней есть кому Позаботиться!
Чистой воды ложь! Конни Корлеоне бросила Эда Федеричи и улетела в Европу с каким-то пьяным плейбоем. В последний раз телеграмма и цветы прибыли из Парижа. Бабушка Ангелина умерла весной. Майк и Кей были рядом с мамой в самое тяжелое время, но потом вернулись в Неваду. Естественно, возле Кармелы были профессиональные сиделки, и все же из родных людей - только Кэтти, дочка Санни, студентка медицинской школы Барнарда.
Том кивнул в сторону свиты Фонтейна. К своему удивлению, он заметил Гасси Чичеро, владельца лос-анджелесского клуба, и еще двоих из клана Руссо.
- А эти что здесь забыли?
- Их привез Джонни!
- С какой радости?
- Гасси был первым мужем Марго Эштон, а Джонни - вторым, помнишь? Они мои друзья. Да расслабься ты, Томми! Это же прием, ничего официального! Лучше скажи, ты слышал речь Джимми?
Фредо - делегат съезда? Ничего себе!
- Ты был в зале?
- Нет, смотрел по телевизору в пентхаусе, где остановились Джонни и Гасси. Вчера мы устраивали вечеринку, Джимми и Дэнни тоже приходили. Боже, как мы напились! Жаль, что тебя не было!
Тома, собственно, никто и не звал.
- Джимми и Дэнни Ши?
- Конечно, они самые!
Хейген понимал, что беседа несколько затянулась. После назначения конгрессменом в его жизни стало слишком много светских приемов, встреч и коктейлей! Тратить время на пустую болтовню с Фредо явно не стоит.
- Слушай, где ты остановился?
- Это самые большие буфера на свете! - Фредо кивнул в сторону Энни Магауан и ее легендарного бюста. Пышногрудая блондинка выступала в шоу Фонтейна вместо комика Недотепы, который, однако, не исчез из свиты Джонни. Прекрасная Энни постепенно вытесняла стареющую Мей Уэст в шутках о женщинах с большой грудью.
- Мне пора, Фредо.
- Ты с ней знаком?
- Мы встречались, но она, скорее всего, меня не помнит.
Наконец в зал вошел Джимми Ши в сопровождении отца и брата. Из стереоколонок полился гимн США.
- Ши и Хейген на выборы 1960 года! - заорал Фредо.
Боже, он не понимает, что говорит!
Воспользовавшись всеобщим замешательством, Хейген ускользнул от пьяного Фредо. Но народ все прибывал, и пожимать руки нужным людям с каждой минутой становилось труднее. Том старался вовсю, и все-таки несколько раз, когда ему казалось, что он узнал сенатора или конгрессмена, это оказывался совершенно незнакомый человек. Он попытался найти делегатов из Невады, они-то наверняка заметили, что конгрессмен Хейген отсутствовал на официальной части съезда. Единственной, кого он нашел, была учительница из Битти, крошечного городка в провинциальной глуши.
- Наш город называют "Воротами в Долину Смерти", - пыталась перекричать шум учительница.
- Да, я слышал, - отозвался Том. "Захолустью хоть есть чем похвастаться".
- У нас ведь шахтерский город, хотя почти все шахты уже закрыты или закрываются.
- Поэтому нам нужно выкурить подонков из правительства! - ни с того ни с сего ляпнул Хейген.
Учительница нахмурилась. Возможно, ей не понравилось слово "подонки", возможно, она считала подонком самого Хейгена и мечтала выкурить его из Конгресса. Том собирался извиниться, но тут лицо учительницы просветлело.
- Вы просто чудо! - восторженно воскликнула она.
В следующую секунду Хейген понял, что к нему приближается губернатор Ши, используя широкую улыбку наподобие плуга, расчищающего толпу. Вот он направил улыбку на учительницу и поднял вверх большой палец.
- Спасибо, что приехали, мне понадобится ваш голос! - проговорил Ши и похлопал учительницу по плечу. Затем настала очередь Хейгена, с которым Ши никогда не встречался. Он пожимал руку Тома, а улыбался уже следующему. Ну и ну, просто конвейерное производство, а не человек! Довольная улыбка на лице учительницы позволила Тому усвоить очень важный урок: красота и молодость - далеко не самые важные качества для кандидата в президенты, зато очень помогают в предвыборной гонке.
- Вы видели, как выступал губернатор Ши? - шепотом спросил он.
- Речь обычно слушают, а не смотрят! - снова нахмурилась учительница.
- Совершенно верно! - поспешно сказал Хейген.
- Хочу кое в чем признаться, - доверительно зашептала учительница. - Никогда в жизни не поступала вразрез с интересами партии, но в ноябре собираюсь голосовать против вас.
Учительница отстранилась и заговорщицки подмигнула Хейгену.
Что он мог ответить? "Леди, мой оппонент скончался от рака"?
- Отлично! - сказал Том, бессознательно копируя Ши. - Спасибо, что приехали!
Хейген ловко пробирался сквозь толпу, ухитряясь никого не задеть. Странно, в зале столько народа, а в баре - никого. Значит, все глазеют на знаменитостей.
Фонтейн, Ши и Энни Магауан взобрались на столик - Фонтейн и Ши стояли обнявшись, а Энни - чуть в стороне, целомудренно сложив руки на груди. Посол, стоявший рядом с ними, но на полу, громко свистнул. Глядя на него, Том не мог не вспомнить, как он, нагой и загорелый, приглашал искупаться в бассейне. Фонтейн объявил, что сейчас споет песню "Земля отцов", и пригласил всех подпевать. Несколько лет назад Том брал младшего сына Эндрю в кукольный театр на одно из первых представлений с участием Энни Магауан. В прошлом году Энни рассталась с Дэнни Ши (давно и счастливо женатым), оставила телевизионное шоу и занялась сольной карьерой.
Губернатор слез со стола и помахал рукой собравшимся. Фонтейн и Энни остались, упиваясь вниманием публики, они запели песню, которая первоначально посвящалась другому штату, но сегодня в их вольной интерпретации восхваляла достоинства Нью-Джерси.
Хейген вытащил из кармана небольшую карточку, на которой бисерным почерком его помощника были написаны фамилии и имена людей, с которыми следует встретиться, их слабые и сильные стороны и даже примерные темы для разговора. Ну, уж нет! С него хватит! Он возвращается в Эшбери-парк, к семье.
В коридоре Том заметил Фредо в компании двух парней из Чикаго и типа в клетчатой куртке из Майами.
- Том, уже уходишь? - спросил Фредо.
Хейген махнул рукой:
- Поговорим позже.
- Нет, подожди! - прокричал Корлеоне и бросил приятелям: - Ребята, я сейчас!
Том шел так быстро, что Фредо едва за ним поспевал.
- Хочу кое о чем спросить, - начал Корлеоне.
- Все давно улажено, - быстро ответил Хейген, предполагая, что речь пойдет о прошлогоднем инциденте в Сан-Франциско. - Не будем об этом, ладно?
- Слушай, Майкл тебе не говорил о моей идее? Что, если принять закон, запрещающий хоронить людей во всех пяти районах Нью-Йорка, включая Лонг-Айленд?
- На полтона тише, Фредо! - попросил Том, испуганно озираясь по сторонам.
- Я имею в виду не разборки, а обычные похороны, - пояснил Фредо. - Можно ввести ограничение, чтобы…
- Нет, - отрезал Хейген, - это не в моей компетенции. Слушай, мне действительно пора. Передай Дине привет!
В глазах Фредо читалось искреннее недоумение.
- Дина, твоя жена, припоминаешь?
Фредо кивнул:
- Скажи Терезе и детям, что я их люблю. Не забудешь?
Развязный тон Хейгену определенно не понравился. Схватив Фредо за шкирку, он поволок его на улицу.
- Слушай, Фредо, ты что, последние мозги пропил?
Корлеоне смотрел на него с вызовом, совсем как сыновья Тома, когда нашкодят.
- Хочешь поговорить о том, что случилось в Сан-Франциско?